1929 год. 22 ноября. В Лавре снимают колокола, и тот в 4000 пудов, единственный в мире, тоже пойдет в переливку. Чистое злодейство, и заступиться нельзя никому и как-то неприлично: слишком много жизней губят ежедневно, чтобы можно было отстаивать колокол …
1930 год. Сергиев Посад. 8 января. ...Говорят, старый звонарь пришел сюда, приложился к колоколу, простился с ним: «Прощай, мой друг!» и ушел, как пьяный. Был какой-то еще старик, как увидел, ни на кого не посмотрел, сказал: «Сукины дети!» Везде шныряет уполномоченный ГПУ. Его бесстрастие. И вообще намечается тип такого чисто государственного человека: ему до тебя, как человека, нет никакого дела. Холодное неумолимое существо.
24 Января. Иной совестливый человек ныне содрогается от мысли, которая навязывается ему теперь повседневно: что самое невероятное преступление, ложь, обманы самые наглые, систематическое насилие над личностью человека — все это может не только оставаться безнаказанным, но даже быть неплохим рычагом истории, будущего.
26 Января. Смешанное. Плохо у нас, много хуже, чем у птиц, там птицы мирные и хищники так резко отличаются, издали видно, где ястреб летит, какой голубь сидит наверху дерева, у нас все смешано, и хищники-люди, домогатели власти вид имеют совершенно такой же, как и мирные люди.
3 Февраля. ...Страшно в этом некое принципиальное равнодушие к форме личного бытия: служила медь колоколам, а теперь потребовалось — и будет подшипником. И самое страшное, когда переведешь на себя: «Ты, скажут, писатель Пришвин, сказками занимаешься, приказываем тебе писать о колхозах».
Серия фотографий Михаила Пришвина «Колокола. Сергиев Посад»
Государственный Литературный музей https://russiainphoto.ru
Комментарии
RSS лента комментариев этой записи