"Трепещущие сполохи горевшего за моей спиной американского танка освещали сцену, которая в другое время могла сойти за пастораль: зимний хвойно-лиственный лес, широко раскинувшийся на увенчанном гребнем пологом склоне всего менее чем в 100 метрах от нас. Не стихавшая метель быстро увеличивала глубину снега,приглушая звуки и создавая иллюзию безмятежности.
За языками пламени горящей машины едва угадывался лес, скрытый темнотой или, скорее, не темнотой, а тем неясным полумраком, что возникает из отраженного лунного света и подшучивает над нами, заставляя вздрагивать при виде каждой тени и скрывая от нас истинные опасности.
Было еще рано, около 7.00 утра. Вражеский танк мы взорвали всего минуту назад, бросив в открытый люк последнюю гранату с длинной ручкой. Я находился в авангарде З-го батальона нашего 12-го полка горнопехотной дивизии СС "Норд", прорывавшегося из плотного кольца окружения.
С батальоном выходили остатки 11-й роты, от которой осталось всего семь человек, сумевших пробиться из Вингена-на-Модере. Я выбрал эту роту, чтобы находиться в голове нашего скрытного просачивания из вражеского кольца. Остальные силы батальона, насчитывавшие всего 11О человек, двигались примерно в 300 метрах позади нас.
Силуэт американского танка мы различили только. за поворотом лесной горной дороги, по которой мы взбирались с командовавшим ротой обершарфюрером. Внезапно из темноты возник "Шерман", заняв собой всю дорогу сразу.
Издали мы почему-то не заметили темную громадину. Судя по белой пятиконечной звезде, это был американский танк, развернувшийся в противоположном от нас направлении.
Впереди, в каком-то десятке метров, мимо танка только что проскользнули шестеро наших солдат - то ли они не заметили махины, то ли им было на нее наплевать. Подкравшись к танку поближе, мы с обершарфюрером услышали разговор, доносившийся из открытого люка.
Конечно, экипаж заметил, что мимо танка из тыла к передовой прошли люди. Мы видели, как танковый пулемет повел стволом, взяв на прицел наших горных стрелков, медленно уходивших в темноту.
Едва в танке разорвалась брошенная нами граната, я, перескочив через придорожную канаву, бросился в лес, надеясь отыскать дерево потолще, чтобы укрыться за ним: боекомплект мог рвануть в любую секунду.
Должно быть, мой напарник бросился в другую сторону;теперь я был один. И, что было хуже всего, я умудрился обронить где-то американский карабин, которым запасся еще в Вингене, в дополнение к висевшему на поясе пистолету.
В лесу было подозрительно тихо, и я не слышал ничего,кроме треска бушевавшего внутри танка пламени (огонь еще не добрался до боезапаса!). На самом деле это было затишье перед бурей. Раздался ружейный выстрел,и мою правую икру навылет пробила пуля 30 калибра (7,62 мм). Этот одиночный выстрел послужил прелюдией адской какофонии.
В свете горящего танка я сумел разглядеть меткого стрелка, сгорбившегося в стрелковой ячейке, расположенной метрах в пятнадцати от меня чуть выше по склону. Он целился, намереваясь выстрелить еще раз.
Выхватить пистолет не оставалось времени, поэтому я, повинуясь интуиции, решил ошеломить противника, бросившись прямо на него. Но он все же успел выстрелить, однако чудом промазал. Рухнув на него, я слегка оглушил солдата, двинув кулаком по каске.
Тем временем противник опомнился, и американцы стали отбивать атаку с тыла. К нарастающим звукам оружейной пальбы добавилось отрывистое стаккато автоматных очередей. Теперь уже точно надо было искать,где укрыться, и я втиснул "джи-ай" еще глубже в нору, которую теперь пришлось поделить на двоих.
Вытянув раненую ногу, я почувствовал что-то мягкое, поначалу приняв это за собаку, свернувшуюся в теплом закутке.Но, нет, оказалось - это еще один "джи-ай", так и не сумевший выбраться из спального мешка! Отбросив их винтовки за бруствер, я, пригрозив американцам "вальтером", объявил их своими пленниками.
Стащив с головы лыжную шапку (с эдельвейсом, "мертвой головой" и орлом - ничего подобного у американцев, надо понимать, не было), я осторожно поднял голову и осмотрелся.
Подтвердилось то, чего я больше всего опасался: соседние стрелковые ячейки расположились менее чем в полутора десятках метров по обе стороны от меня. Но пока что в предрассветной мгле меня за врага не принимали.
После этой краткой стычки наш батальон собрался с силами, и мои товарищи внезапно атаковали позицию американцев, на которой теперь по воле случая оказался и я.
Во время атаки едва ли не вплотную ко мне промелькнули силуэты наших - им ничего не стоило швырнуть гранату в мою нору. Надо же! Спастись, укрывшись в американском окопе, чтобы через полчаса погибнуть от руки своих!
Размахивая форменной лыжной шапкой, я отчаянно закричал: "Сюда! Сюда!" Но ,крики были напрасны. Мои мольбы тут же потонули в грохоте пулеметных и автоматных очередей, треске винтовочной пальбы и еще более ужасающих звуках от плюхавшихся кругом американских мин.
Не сумев привлечь внимания, я оставил эти попытки,так как заранее знал, что предпринятый нами штурм скоро придет к концу. Всего за два часа до этого я занимался сбором и распределением оставшегося в батальоне оружия и боеприпасов. Мы имели в наличии не более 90 выстрелов на пулемет - капля в море, учитывая возможности наших новых скорострельных MG-42.
Как и следовало ожидать, наши отступили под натиском явно превосходящих сил американцев. В конце концов, обходя опорные пункты противника, уцелевшие солдаты двух наших батальонов небольшими группами просочились сквозь американские оборонительные линии,чтобы позднее благополучно соединиться с нашей оперативной группой "Шрайбер" в долине ручья Ротбах.
В то время как мои бойцы, сопровождаемые слепыми разрывами американских мин, исчезали в лесу, я продолжал сидеть в окопе вместе с двумя американскими солдатами. Мы начали негромко переговариваться на английском. Тут оказалось, что долгое отсутствие практики сильно навредило моим скудным школьным познаниям.
Это не могло пригодиться в березовых лесах Северной Карелии, где наша часть провела всю войну - всю, кроме последней недели боевых действий!
В конце концов, я сообразил, что американец, верхом на котором я сидел, был родом из Бостона, а его приятель - из Техаса. Насколько я смог уловить, они не служили в этой части, а были прикомандированы из стоявшего в прикрытии противотанкового взвода.
Наконец у меня появилось время, чтобы перебинтовать раненую ногу. Вскрыв сухой паек, мои пленники поделились со мной. Подкрепившись, мы выкурили несколько американских сигарет, которыми я предусмотрительно запасся в Вингене.
Затем я приступил к делу,возможно, самому важному в этой ситуации, и достал из планшета карту - ту самую, где была ясно обозначена наша запасная позиция. Выдрав нужный кусок, я сжег его.
Я лихорадочно раздумывал, пытаясь выработать некий реальный план выбраться из этой нелепой ситуации и уйти к своим. Слава богу, я хорошо ориентировался на местности и ни минуты не сомневался, что смогу их отыскать. Однако из этого ничего не вышло. Я оставил свою затею, молясь о скором наступлении ранней зимней ночи.
Впрочем, ночь миновала всего час-другой назад. Еще раз высунувшись из ячейки, я увидел, что при свете дня американские солдаты с опаской покидают позиции,чтобы осмотреть поле боя перед - или, точнее, за линией своей обороны. Похоже, они подбирали раненых на этом участке обороны - сначала своих, может, и наших тоже подберут.
Скрипя снегом, в мою сторону двинулась небольшая группа с сержантом во главе. В последний момент мне удалось накинуть на себя одеяло одного из моих пленников. Из-под одеяла я слышал, как сержант подошел к брустверу и сказал парню из Бостона, чтобы тот вместе с его группой отправлялся собирать раненых.
Второй джи-ай остался лежать в укрытой части стрелковой ячейки, куда не мог проникнуть взгляд сержанта. Под прикрытием одеяла я ткнул ему под ребра дулом "вальтера", намекая подыскать внятное оправдание и остаться на месте, чтобы не выдать моего присутствия.
Я услышал, как под аккуратным нажимом моего пистолета он промямлил в ответ что-то вроде: "Плохо себя чувствую". В целом, он не кривил душой. Сержант что-то недовольно проворчал в ответ. Впрочем, у него не было ни желания, ни времени на препирательства, поэтому он направился к следующей стрелковой ячейке.
Однако я рано радовался. Минут через пятнадцать все тот же сержант вернулся в сопровождении группы своих людей и, обращаясь к американцу, прорычал: "Если уж ты так обленился, что не хочешь выползти из окопа,хотя бы отдай это чертово одеяло". Видимо, одеяло потребовалось для переноски раненых. Недолго думая,сержант ухватил за край одеяла и рванул его на себя.
Тут на несколько долгих секунд все онемели. Я снизу вверх смотрел на собравшихся у окопа американцев, а они, не веря глазам, уставились на меня.
Я первый очнулся от ступора; вытащив из "вальтера" обойму, я отбросил пистолет к деревьям. Только после этого группа пришла в себя, все вокруг завопили во всю глотку, пытаясь выгнать меня из окопа.
Впервые за несколько часов встав на ноги, я попросил сержанта отвести меня "к командиру". Меня сразу же поволокли куда-то в южном направлении, а двоим моим бывшим "военнопленным" тут же крепко влетело за трусость от своих же товарищей.
По прошествии тысячи с лишним дней боев у Полярного круга с Красной Армией, после долгих трех недель отступления по территории Финляндии и перестрелок с финнами - бывшими товарищами по оружию - мое противостояние с американской армией ограничилось всего неделей боев в январе 1945 года." - из воспоминаний унтертштурмфюрера Вольфа Цопфа батальонного адъютанта в 6-й горнострелковой дивизии СС "Норд".
Комментарии
RSS лента комментариев этой записи