Как советские генералы помогали Вермахту

ТЕКСТ ДЛИННЫЙ, НО ТАКУЮ ТЕМУ В ДВУХ АБЗАЦАХ НЕ ПЕРЕТРЕШЬ. 17 августа 1941 г. появился знаменитый Приказ № 270 Ставки Верховного Главного Командования Красной Армии, в соответствие с которым сдача в плен приравнивалась к измене, семьи сдавшихся командиров подлежали аресту, а семьи красноармейцев лишались государственного пособия. В качестве наглядного примера предательства были представлены деяния командующего 12-ой армии Южного фронта генерал-лейтенанта Павла Григорьевича Понеделина, который "попав в окружение противника, имел полную возможность пробиться к своим, как это сделало подавляющее большинство частей его армии. Но Понеделин не проявил необходимой настойчивости и воли к победе, поддался панике, струсил и сдался в плен врагу, дезертировал к врагу, совершив таким образом преступление перед Родиной как нарушитель военной присяги". Под раздачу попал и командир 13-го стрелкового корпуса этой армии генерал-лейтенант Николай Кузьмич Кириллов, которому вменялся аналогичный проступок. 13 октября 1941 г. Понеделин и Кириллов были заочно приговорены к высшей мере.
        Пресса взахлеб верещит о жестокости кровавого тирана Сталина, который таким образом свалил на честных и преданных генералов свои же собственные ошибки. То, что вернувшиеся после войны из плена генералы были-таки "безвинно" поставлены к стенке "Новая газета" объявила "наглядным примером деспотизма и жестокости, отличавших сталинский режим".
        Но так ли уж безвинны были "жертвы сталинского режима"? Недавно мне попалась на глаза статья С. Г. Покровского "Измена 1941 года", где он приводит многочисленные факты изменнической деятельности командующего и некоторых нижестоящих командиров 12-ой армии. Статья откровенно безграмотная, она кишит громадным количеством грубейших ошибок и натяжек, а "факты" настолько неуклюже высосаны из пальца, что вызывают разве что улыбку. Например, доказательством предательства командира 192-й горно-стрелковой дивизии 13-го стрелкового корпуса 12-ой армии генерал-майора Привалова автор считает то, что дав приказ уничтожить склад авиабензина, он не выдал интенданту взрывчатку. Вообще-то для выполнения данного приказа достаточно было прострелить несколько бочек из нагана и чиркнуть спичкой. К тому же, если бы Привалов так уж хотел сдать склад горючего немцам, то он должен был запретить его уничтожать под предлогом необходимости вывоза запасов или просто затянуть с распоряжением.
        Однако проследив боевой путь 12-ой армии, к генерал-лейтенанту Понеделину и его подчиненному Кириллову возникает достаточное количество претензий, чтобы считать обвинение в их адрес  справедливым, а смертный приговор вполне обоснованным. Заодно по ходу дела в порядке продолжения этой темы коснусь вопроса приведения РККА в боевую готовность накануне германского вторжения и "нестандартного" поведения командующего Юго-Западным фронтом Кирпоноса в ходе боевых действий.
         Генерал армии Павлов сделал немцам подарок, позволивший им разгромить советский Западный фронт в течение нескольких дней - НЕ ПРИВЕЛ ВОЙСКА В БОЕВУЮ ГОТОВНОСТЬ. Войска, не развернутые после директив Генштаба от 13 и 18 июня в боевые порядки, оказались в Белостокском и Минском котлах. Нигде кроме как в Белоруссии немцам в июне-июле мешки организовать не удалось.
        Формально вроде как Павлов начал 20 июня приводить войска в боевую готовность, однако почему-то "не успел". В Киевском особом военном округе имел место подобный саботаж. Однако двух суток, оказывается, вполне достаточно, чтобы изготовиться к обороне. Результат по словам генерал-лейтенанта (в 1941 г. генерал-майор) Баграта Исааковича Арушаняна, начальника штаба 12-армии КОВО, следующий: "На левом фланге [12-ой армии]гитлеровцы начали наступление главными силами двумя днями позже (после вступления Румынии в войну - А. К.). К этому времени наши войска заняли оборону и оказали врагу организованное сопротивление. Правда, создав огромное превосходство в силах, ему удалось были ценой больших потерь вклиниться в нашу главную полосу на хотинском и сторожинецком направлениях. Однако решительными контратаками резервов 17-го корпуса и частей второго эшелона армии противник был разгромлен, а остатки отброшены на исходные позиции. В ходе нанесения контратак некоторые наши части перешли государственную границу, но вскоре были возвращены, поскольку приказ Наркома обороны переход границы запрещал. К исходу четвертого дня войны соединения армии продолжали прочно удерживать занимаемые полосы".
        Чувствуете, какой контраст с ситуацией в Белоруссии? На правом фланге КОВО немцы ударили 22 июня по войскам, не приведенным полностью в боевую готовность (значительная часть войск находилась на марше). Но и там кризисная ситуация создалась лишь на пятый день боев. Арушанян пишет:: "Главный удар фашисты наносили по левому флангу 5-й и правому флангу 6-й армий, т.е. на стыке в общем направлении Сокаль, Дубно, Житомир, Киев. 24 июня гитлеровцы захватили Берестечко, Радехов, а 25 вышли в район Дубно. Создавалась реальная угроза глубокому тылу и коммуникациям 6-й, 26-й и нашей [12-ой] армий.
        26 июня был, пожалуй, самый напряженный день. С утра в районе Луцк, Ровно, Дубно наши мехкорпуса нанесли контрудар по 1-й танковой группе врага… На всех участках развернулись ожесточенные бои".
        Здесь описано начало танкового сражения под Дубно (крупнейшего в мировой истории), продолжавшегося до 30 июня. Контратака мехкорпусов была организована безобразно. Точнее, организация как таковая отсутствовала. Поскольку они в это время еще находились на марше к местам сосредоточения, то подвергались изматывающим ударам авиации, в бой вводились, понеся большие потери, по частям, с полупустыми баками, не имея возможности пополнить боезапас, зачастую без артподдержки, без прикрытия с воздуха, связь между соединениями практически отсутствовала, координации никакой не было. Фактически основные бронетанковые силы Юго-Западного фронта (около 2500 танков) были перемолоты немцами в течение недели. Однако этой даже столь плохо организованной контратакой была сорвана попытка окружения основных сил фронта и предотвращен прорыв 1-ой танковой группы Клейста к Киеву.
        Есть ли основания утверждать, что командующий фронтом генерал-полковник Кирпонос сознательно сдал немцам мехкорпуса? Это довольно смелое утверждение, требующее убедительных доказательств. Впрочем, кое-какие подозрения вовсе не беспочвенны. Например, 8-й мехкорпус, отобранный у 26-й армии, ведущий тяжелые бои, был почти разгромлен командованием фронта и 6-й армии, которые в течение 22-26 июня гоняли его туда-сюда по забитым войскам дорогам. Корпус прошел 500 км, бессмысленно потратив горюче, выработав значительную часть моторесурса и 50% танков потеряв вследствие поломок еще до вступления в бой. Пытались замучить маршами и части 4-го мехкорпуса. Например, 23 июня 32-й танковой дивизии была поставлена задача на уничтожение прорвавшейся пехоты и 300 танков противника в районе Каменка. Части дивизии стали выполнять и этот приказ, однако, никакого противника в том районе не оказалось. Может быть, 300 немецких танков почудились командованию? Что-то я не верю в столь масштабную галлюцинацию. Скорее всего, маневр производился по приказу штаба фронта, а не командарма-6 Музыченко, которому было подчинено соединение, а вот почему при этом не озаботились проведением элементарных разведмероприятий, объяснить трудно. Вроде как авиация в распоряжении командующего ЮЗФ Кирпоноса была, и рассмотреть с воздуха такую массу танков было нетрудно.
        Непонятно и то, почему 4-й мехкорпус, защищающий Львов, бездействовал против немцев, прорвавшихся к городу от Перемышля. Ведь сдача Львова означала потерю главной базы снабжения бронетанковых сил ЮЗФ и трех армий - склады боеприпасов, горючего, запчастей. Удивительно, но мощнейшему в РККА бронетанковому соединению (к началу войны корпус имел 414 только новейших Т-34 и КВ) противостояла … 1-я горно-стрелковая (то есть легковооруженная) дивизия Вермахта, которая, тем не менее, атаковала заслоны 32-й танковой дивизии и ранним утром 30 июня ворвалась в город.  Командование фронта вместо того, чтобы отсечь прорвавшегося противника мощнейшим танковым ударом и зачистить город превосходящими силами пехоты, дало приказ отступать.
        Бездарное управление войсками можно списать на непрофессионализм, растерянность и хаос. Вот только случайно ли возник жуткий хаос с бессмысленной и изматывающей переброской навстречу друг другу(!) мехкорпусов? Случайно ли Кирпонос отдал Львов? Предпосылки для хаоса начали создаваться еще до начала войны. Генерал армии М.А. Пуркаев после войны сообщил на запрос Военно-научного управления Генерального штаба следующее: "13 или 14 июня я внес предложение вывести стрелковые дивизии на рубеж Владимир-Волынского укрепрайона, не имеющего в оборонительных сооружениях вооружения. Военный совет округа принял эти соображения и дал соответствующие указания командующему 5-й армией.
        Однако на следующее утро генерал-полковник М.П. Кирпонос в присутствии члена военного совета обвинил меня в том, что я хочу спровоцировать войну. Тут же из кабинета я позвонил начальнику Генерального штаба и доложил принятое решение. Г.К. Жуков приказал выводить войска на рубеж УРа, соблюдая меры маскировки".
        Занятие УРов предусмотрено планом прикрытия границы. Соответственно, из этого эпизода видно, что Генштаб ориентировал командование округа на развертывание войск согласно плана прикрытия, а Кирпонос препятствовал этому. Следует отметить, что недостроенный и невооруженный Владимир-Волынский УР находился в месте ГЛАВНОГО удара немцев по силам КОВО! Если бы стрелковых дивизий там не оказалось, то у мехкорпусов не было бы и тех 3-4 суток, чтобы подготовиться к боевым действиям, и они закончили свою боевую карьеру так же бесславно, как мехкорпуса Павлова в Белоруссии.
        Правда, тихого саботажа, как в ЗапОВО, не вышло.  Пуркаев, как видно, не собирался плясать под дудку Кирпоноса и имел смелость напрямую обращаться в Москву. В результате хоть и со скрипом, но развертывание войск происходило. Но то, что скрипа было больше, чем развертывания, привело к тому, что мехкорпуса к началу войны оказались не способны осуществлять контрудары, парируя прорыв немцами сил первого эшелона, состоявшего из стрелковых корпусов. То есть главную причина поражения советских войск в приграничном сражении на Украине кроется не в неумении воевать (на левом фланге войска продемонстрировали это умение), а в том, что развертывание сил по плану прикрытия границы не было выполнено в полной мере.
        Видимо после конфликта Кирпоноса с Пуркаевым, Генштаб начал контролировать ситуацию более детально, вплоть до уровня дивизий. Генерал-майор П.И. Абрамидзе свидетельствует: "20 июня 1941 года я получил такую шифровку Генерального штаба: "Все подразделения и части Вашего соединения, расположенные на самой границе, отвести назад на несколько километров, то есть на рубеж подготовленных позиций. Ни на какие провокации со стороны немецких частей не отвечать, пока таковые не нарушат государственную границу. Все части дивизии должны быть приведены в боевую готовность. Исполнение донести к 24 часам 21 июня 1941 года". 20 июня командующий 6-й армией генерал-майор Музыченко поднял по тревоге 8-ю танковую и 81-ю моторизованную дивизии (4-й мехкорпус), отозвав из лагерей зенитные дивизионы, 32-я танковая дивизия этого же корпуса, дислоцированная на восточной окраине  Львова, была поднята по тревоге за два часа до начала войны.
        Как ни крути, а противодействие Кирпоноса в проведении подготовки к отражению агрессии нуждается в каком-то логическом объяснении. Сам он погиб, однако последние дни его жизни дотошно проанализировал Юрий Мухин. И после этого анализа совершенно отчетливо вырисовывается ОТКРОВЕННОЕ НЕЖЕЛАНИЕ комфронта исполнять свои прямые должностные обязанности. А когда командующий уклоняется от командования, то разгром сил Юго-Западного фронта в Киевском котле не выглядит столь уж удивительным. Вопрос лишь в мотивах Кирпоноса.
        В общем, от сказок историков о том, что бяка-Сталин запрещал генералам приводить свои войска в боевую готовность, не остается камня на камне. Но как на местах исполнялись приказы из Москвы? Если 26-я и 6-я приграничные армии получили приказ изготовиться к бою как минимум 20 июня (непонятно, почему Кирпонос тянул 2 дня после получения соответствующей директивы ГШ от 18 июня), то почему-то примыкающая к ней правым флангом 12-я армия Понеделина, если верить Арушаняну, приказа о приведении в боеготовность не получала, что никакому здравому объяснению не поддается. Тут он совершенно откровенно врет. Как вспоминает генерал, ночью 22 июня он и командарм были срочно вызваны в штаб армии для разговора с Кирпоносом. Однако Понеделин почему-то "потерялся" и командующий имел счастье слышать только начальника штаба армии:
         "Возьмите бумагу, карандаш и записывайте. Немецко-фашистская авиация, - диктует Кирпонос, - сегодня в 3.00 бомбила Киев, Одессу, Севастополь и другие города. С 3 часов 30 минут артиллерия ведет сильный огонь по нашим пограничным заставам и укрепленным районам. Приказываю:
1. Немедленно поднять войска по тревоге, рассредоточить их и держать боевой готовности; авиацию рассредоточить по полевым аэродромам.
2. Огневые точки УР занять частями укрепрайонов.
3. Полевые войска к границе не подводить, на провокации не поддаваться.
Я повторил записанное распоряжение.
- Выполняйте, - сказал Кирпонос. Пусть командарм позвонит мне. Положив трубку, я приказал оперативному дежурному по боевой тревоге поднять личный состав штаба. Затем начал передавать по "ВЧ" связи командирам корпусов и армейским частям полученный приказ. В это время прибыли генерал П.Г. Понеделин и член Военного совета бригадный комиссар И.П. Куликов. Я доложил им о приказе и принятых мерах. Вскоре собрался и весь состав штаба. Ознакомившись с обстановкой, офицеры приступили к работе.
        Примерно через час генерал М.А. Пуркаев вызвал меня к аппарату "Бодо" и передал условный сигнал для ввода в действие плана прикрытия государственной границы - "КОВО 1941". Я сразу же доложил командарму, в кабинете которого находился и член Военного совета. Мы немедленно оповестили соединения и части".
        Зачем Кирпонос вместо того, чтобы немедленно поднять 12-ю армию по тревоге, ведет с начштаба беседы об обстановке на границе и надиктовывает довольно странный приказ? Какое может быть "на провокации не поддаваться", если война уже идет полным ходом? И если война идет, то УРы занимаются не только частями укрепрайонов, но и полевыми войсками, которые надо для этого подвести к границе. И уж совсем не поддается осмыслению, почему только под утро 22 июня план прикрытия границы был введен в действие условным сигналом, хотя это следовало сделать самое позднее после получения в ночь на 22 июня директивы №1.
        В общем, становится ясно, что тот приказ, который Арушанян якобы получил от Кирпоноса по телефону ПОСЛЕ начала войны, мог быть отдан только ДО начала вторжения в период с 13 по, самое позднее, 20 июня, а сдвигает его на 22 июня автор мемуаров  для того, чтобы его сочинение соответствовало "правильной", т. е. хрущевско-жуковской версии начала войны, по которой Сталин все проспал, и лишь он один виноват.
        Вернемся к 12-ой армии. В боевое соприкосновение с противником армия Понеделина вошли только в июле, не считая 192 горно-стрелковой, которая оказалась на периферии сковывающего удара гитлеровцев по советской группировке в львовском выступе (17-й корпус был передан в 18-ю армию). Венгры перешли границу только 26 июня. Между тем командир 13-го стрелкового корпуса Кириллов самовольно дал приказ на оставление позиций уже 24 июня, хотя штаб фронта санкционировал отход лишь на следующий день (и тот был вскоре отменен, как преждевременный, поскольку части армии не были атакованы). Понеделин на следующий день докладывал в штаб фронта, что не имеет связи с 13-м корпусом. Как можно в мирной обстановке утерять связь со своим корпусом, находящимся буквально под боком - не понятно. Скорее всего, командарм просто покрывал паникерство Кириллова.
        В ночь на 1 июля командование фронта приказывает армии отойти на линию старой государственной границы (а комкор-13 Кириллов норовил драпануть без приказа еще 24 июня!). К этому времени 16-й мехкорпус был передан в состав 18-ой армии Южного фронта так же как и 17-й стрелковый корпус, в составе армии остался только корпус Кириллова, который взрывал собственные склады на границе вместо того, чтобы эвакуировать их по исправно функционирующей железнодорожной ветке на Станиславов. В период отступления армии были переданы из состава 26-й армии 8-й стрелковый корпус и остатки 24-го мехкорпуса, насчитывавшего всего 15 танков (через неделю их число довели до сотни).
        На старой границе армия простояла со 2 до 17 июля. 15 июля Летичевский УР, обороняемый 13-м стрелковым корпусом, 24-м мехорпусом  и 96-й стрелковой дивизией, был в течение одного дня порван всего двумя полками германской 4-ой горно-стрелковой дивизии при отличной артиллерийской поддержке. На следующий день командарм Понеделин отправляет Кирпоносу предельно странную депешу, прося помощи в виде одной стрелковой и одной танковой дивизий: "Ознакомился с Летичевским УР, потеря которого ставит под прямую угрозу весь ваш фронт. УР невероятно слаб. Из 354 боевых сооружений артиллерийских имеет только 11, на общее протяжение фронта 122 км. Остальные - пулеметные ДОТы. Для вооружения пулеметных ДОТ не хватает 162 станковых пулемета. УР рассчитан на 8 пульбатов, имеется 4 только что сформированных и необученных. Предполья нет. <...>Между соседним правым УР имеется неподготовленный участок протяжением 12 км."
        Это что же получается - две недели командарм знакомился с УРом,  имеющим столь важное значение, однако соизволил доложить о его слабости только после того, как рубеж был потерян!!!. Что ему мешало за столь большой срок оборудовать предполье и закрыть бершь на правом фланге? Надо полагать, этой писулькой Понеделин просто прикрывал свою задницу - мол, я не виноват в столь позорно быстром поражении, у меня четырех пулеметных батальонов не хватило.  Попыток контратаковать противника 12-я армия не предприняла, хотя имела достаточно резервов, а 13-и корпус был самым укомплектованным на всем фронте, имея численность 44-й и 192-й гсд почти по полному штату в 11 тысяч человек, в то время как уже потрепанные в боях дивизии других армий имели 3-6 тысяч бойцов. Да и 24-й мехкорпус, находящийся во втором эшелоне вряд ли мог потерять сотню своих танков, не вступая в бой. Так что силы для контрудара имелись. Воспользовавшись пассивностью противника, 17 июля немцы выбили части 58-й дивизии, которой удалось удержать позиции УРа на крайнем левом фланге у Бара. 12-я армия начала отход на восток. При этом ни Понеделин, ни Кирпонос не почесались поставить в известность об этом 18-ю армию Южного фронта, которая продолжала занимать рубежи на старой границе, оставшись с совершенно открытым правым флангом.
        Кстати, уже цитированный выше генерал Арушанян пишет о каких-то боях 9 июля: "Наступление противника началось 9 июля. Вновь развернулись ожесточенные бои. К полудню врагу удалось на нашем левом фланге (на стыке с 18-й армией) вклиниться в оборону, однако согласованной контратакой второго эшелона 13-го корпуса и соединений соседа гитлеровцы были разгромлены, положение восстановлено". 
        По-моему, это 100%-ное вранье: на левом фланге Понеделин имел разрыв с 18-ой армией, никакого взаимодействия с ней в эти дни не было, к тому же другие источники почему-то ничего не сообщают об успешных боях 13-го стрелкового корпуса в этот день.  Выбитые в чистое поле с укрепленной линии Сталина (система УРов на старой границе) 12-я и 6-я армии были бы, конечно, тут же окружены и разгромлены, однако ударные силы немцев были скованы очень успешными оборонительными действия ми 5-ой армии и контрударами 26-й армии. Выскользнуть из наметившегося мешка удалось благодаря хорошо организованным оборонительным боям 12-ой армии за Винницу с целью прикрытия переправы через Буг.
        Тем не менее войска ЮЗФ оказались расчленененными, 6-я и 12-я армии были отсечены от основных сил фронта и не могли снабжаться с его баз. Осуществить их отход в северо-восточном направлении не удалось, армии стали откатываться к югу. Это вынудило Ставку передать их 25 июля Южному фронту.  Но соединиться с силами ЮФ армии так и не смогли, 1 августа противник окончательно замкнул кольцо окружения вокруг них.
        Командарм-6 Музыченко предпринимает со 2 августа яростные попытки пробиться на юг на соединение с 18-ой армией ЮФ, до которой было всего 15-20 км, однако был остановлен во встречном сражении у села Подвысокого. Понеделин же пытался выполнить довольно нереалистичный приказ штаба фронта о прорыве на восток у реки Синюха, однако делал это нерасторопно и бездумно. 5 августа он, столкнувшись на востоке с сильной немецкой обороной, наконец, решил действовать совместно с Музыченко и на следующий день войска, сгрудившиеся на небольшом пятачке у Подвысокого, предприняли попытку прорыва на юг, хотя 18-я армия уже отошла за Южный Буг и соединиться с ней едва ли представлялось возможным. Алексей Исаев в книге "От Дубно до Ростова"  подводит итог разгрома под Уманью: "К вечеру 7 августа окруженные войска стали неуправляемыми. Оба командарма, генерал Музыченко и генерал Понеделин, попали в плен; начальникам штаба 12-й и 6-й армий генералам Арушаняну и Иванову (без штабов) удалось выйти к своим войскам. По данным Южного фронта (оперативная сводка № 098), только за период с 1 по 8 августа из окружения вышло до 11 000 человек и 1015 автомашин с боевым имуществом".
        Как видим, даже разрозненные группы смогли вырваться из кольца и пробиться к своим, находящимся за десятки километров. То есть утверждать, что окруженные находились в безвыходной ситуации, никак нельзя. Да, войска вели напряженные бои, да, было мало боеприпасов, но 6-я и 12-я армии имели еще достаточно сил для борьбы - в их распоряжении имелось до 200 танков (немцы заявили о трофеях в виде 314 танков, но, возможно, они сосчитали не только захваченные, но и подбитые машины). Да, скорее всего, армии уже не смогли бы вырваться из окружения, но это не значит, что они должны были прекратить сопротивление. Советские уставы и воинские законы не предусматривали возможности сдачи в плен. Всякий красноармеец, командир и военачальник должен ДО КОНЦА ИСЧЕРПАТЬ ВОЗМОЖНОСТЬ К СОПРОТИВЛЕНИЮ. Возможности у окруженных были, а то, что они не были использованы - в этом есть прямая вина командования. Музыченко хотя бы пытался действовать сообразно складывающейся крайне хреновой обстановке, проявлял инициативу, твердость, а вот о Понеделине, который формально (а после ранения Музыченко и фактически) возглавлял группу армий, такого сказать никак нельзя.
        Весьма мутная история и с его "фотосессией" в плену (см. фото). Немцы широко использовали факт сдачи в плен двух высокопоставленных генералов в пропаганде, растиражировов представленное изображение (и не только его). Это было расценено Сталиным, как факт сотрудничества с врагом и соответствующая оценка была дана Верховным главнокомандующим в приказе №270.  Как видим, оценка была вполне адекватной: во-первых, Поенеделин и Кириллов позорно сдали врагу УРы на так называемой линии Сталина и НЕ ПРЕДПРИНЯЛИ никаких мер для исправления ситуации, обладая весьма внушительными силами. Во-вторых,  столь же пассивно они вели себя, попав в котел под Уманью. В-третьих, сдались в плен. Наконец, это фотографирование для немецких агиток. Почему-то других плененных генералов, того же Музыченко, мы здесь не видим.
        Да, вопрос со сдачей уже переходит из чисто юридической сферы в область морали. А мораль тут предельно проста: генерал распоряжается жизнью своих солдат, он имеет полное право, если это нужно для дела, пожертвовать тысячами жизней. И потому военачальник НЕ ИМЕЕТ ПРАВО относиться к своей жизни более трепетно, нежели к жизням своих подчиненных. В данном случае интересы дела требовали от Понеделина и Кириллова застрелиться, чтобы самим фактом сдачи в плен не нанести ущерб своей стране. Они этого не сделали. Поэтому никакого сочувствия к "жертвам сталинского режима" у меня нет. Ни капельки.
        Пропагандисты из кожи вон лезут, чтобы представить послевоенные репрессии против генералов, вернувшихся из плена, как акт безжалостной мести кремлевского карлика, желающего поскорее избавиться от свидетелей и жертв своих ошибок. Но факты гооворят об обратном.  Из 37 генералов, освобожденных из плена, к концу 1945 г. 25 после тщательной проверки были восстановлены в звании и направлены в распоряжение НКО. Конечно, видных постов они не занимали и были первыми кандидатами на увольнение из армии. Но что поделать - не повезло, у заслуженных военачальников, прошедших всю войну, разумеется, были куда лучшие карьерные позиции. Собственно репрессиям подверглись всего 11 возвращенцев, из которых шестеро были расстреляны, а один получил 25-летний срок.  В большинстве своем расстрелянные генералы откровенно скомпрометировали себя в плену. Например, комбриг Лазутин занимал должность коменданта лагеря для военнопленных, такую же должность при немцах занимал генерал-майор авиации Белешов.
        В отношении Понеделина всплыло следующее: "В период пребывания в плену немцы изъяли у Понеделина дневник, в котором он излагал свои антисоветские взгляды по вопросам политики ВКП(б) и Советского правительства". Понеделин резко критиковал коллективизацию, писал, что обнищавшее колхозное крестьянство к советскому правительству относится недоброжелательно и поддерживать его в войне с немцами не будет. Не смотря на то, что он отрицал свою ответственность за разгром двух советских армий в Уманском котле, суд эти протесты оставило без внимания. Кстати, его дневничок с откровенными записями многое объясняет. Если столь высокопоставленный военачальник является идеологическим противником советской власти и не верит в то, что его солдаты будут честно воевать за Родину, то разве это не объясняет его как бы "нерешительность" в ситуациях, в которых требуется смелость и твердость? К тому же генерал-лейтенанту Музыченко у органов после возвращения из плена никаких претензий не возникло, хотя он, по идее, должен нести равную с Понеделиным долю вины за разгром своей 6-ой армии. Да и сдачу Львова ему при желании могли бы пришить легко. Но у особистов не возникло никаких сомнений в преданности Ивана Николаевича, а раз нет мотивов для измены, то и саму измену в его действиях искать бессмысленно. А вот у Понеделина мотив, как видим, был. И потому позирование с германскими офицерами в плену уже нельзя рассматривать как акт принуждения.
        В общем, мораль сей басни такова: нечего лепить из генералов-саботажников жертв сталинизма. Носишь две звезды в петлицах - будь готов, что и спрос с тебя будет построже, чем с рядового ваньки.

Источник