Бондарков Николай Васильевич. Воспоминания ветерана 53 гв. сд.

(Северо-западный фронт)

В Великую Отечественную войну в 1942 г. на Старорусском направлении Северо-Западного фронта в составе 1 -й ударной армии, будучи помощником начальника артснабжения 130-й стрелковой дивизии (бывшей 3-й Московской коммунистической дивизии, впоследствии преобразованной в 53-ю гвардейскую стрелковую дивизию), я выполнял боевое задание по обеспечению полков дивизии боеприпасами.

В ночь на 29 сентября 1942 г. я получил боевое задание командования обеспечить к полудню 29 сентября доставку боеприпасов на передний край в 371-й, 528-й и 664-й стрелковые полки, которые с 26 сентября вели беспрерывные бои против немецко-фашистских захватчиков, сдерживая их наступление, предпринятое на участках 7-й гвардейской и 130-й стрелковых дивизий.

Все коммуникации от деревни Птицыно (второй эшелон 130-й стрелковой дивизии) до переднего края в указанном районе находились под интенсивным обстрелом вражеской артиллерии и массированной бомбардировкой его авиации большой численности (50— 60 самолетов).

Для выполнения этого боевого задания тогда же, в ночь на 29 сентября, были отобраны и погружены на две трехтонные автомашины подлежащие доставке в полки боеприпасы. Когда погрузка была закончена, в 6 часов утра 29 сентября я выехал с этими боеприпасами в указанный район, имея в своем распоряжении связного — красноармейца Игнатова — и двух шоферов автомашин.

Примерно через час мы подъехали к речке Робья, неподалеку от деревни Козлово, где должны были переправиться по мосту на другой берег к рубежам переднего края, занятого полками нашей дивизии. Но мост через реку был уже разбит вражеской авиацией и непригоден для переправы. Приходилось искать брод.

Мы замаскировали машины боеприпасами недалеко от разрушенного моста, у тенистых деревьев, оставили их под охраной шоферов одной из машин и втроем (я, второй шофер и связной) отправились на поиск брода.

В этот день возобновились неприятельские бомбардировки нашего переднего края, подступов к названной речке, расположенных здесь же соединений первого эшелона 7-й гвардейской стрелковой дивизии, передового медпункта нашей дивизии и основной магистрали коммуникаций.

Исследуя речку Робья от моста вверх по течению, на протяжении до полутора километров, нам удалось найти два места для брода гужевым транспортом. При этом мы дважды попадали в зону бомбардировок.

Сделав отметки мест брода на карте и нанеся кроки намеченной переправы, я направил связного Игнатова в стрелковые полки нашей дивизии с разнарядкой привезенных боеприпасов и распоряжением о высылке за ними подвод и нужного количества красноармейцев для доставки боеприпасов непосредственно в батальоны, роты, к месту боя — по указаниям командиров полков.

Возвращаясь к месту, где были оставлены замаскированные автомашины с боеприпасами, около 9:00, я заметил, что на небольшом участке в районе против разрушенного моста прорвалась группа немецких автоматчиков и пехотинцев численностью около ста человек, окружая, таким образом, часть 664-го стрелкового полка и его первый эшелон.

Добежав до своих машин, я залег в кювете около передней из них и начал обстреливать из автомата ППШ продвигавшихся к речке немцев.

В то же время началась интенсивная бомбардировка вражеской авиацией подступов к реке со стороны, где стояли наши машины с боеприпасами. Вскоре я был выведен из строя, когда взорвавшейся бомбой был отброшен на несколько метров и длительное время находился в бессознательном состоянии. Придя в сознание, когда солнце было уже высоко, я установил, что был ранен осколком в голову и, видимо, сильно контужен, так как, кроме острой боли самой раны я ощущал сильный шум в ушах и блеск в глазах, голова была в крови, кровь шла также из носа и левого уха.

С трудом поднявшись на ноги, я прикрыл рану индивидуальным пакетом и сам завязал ее, так как вокруг никого не оказалось.

Осмотрев машины, установил, что мотор и радиатор ближней машины разбиты, но находящиеся в кузове боеприпасы не повреждены.

В то же время я заметил, что в результате вражеской бомбардировки загорелся сарай, в котором был размещен наш передовой медпункт дивизии. Неподалеку от него, под деревом, стояла большая санитарная палатка. Я знал, что в этом сарае находится около двадцати раненых солдат и офицеров нашей дивизии.

Я нашел в себе силы и побежал к загоревшемуся сараю-медпункту, с целью спасти от огня находившихся там раненых бойцов.

По дороге мне удалось собрать нескольких легкораненых бойцов. Вместе с санитаром медпункта и двумя шоферами санитарных машин нам удалось вынести из огня 16 раненых. Четыре человека были там же убиты разрывом бомбы. От них остались лишь разрозненные куски их тел.

Вынесенных из горевшего сарая раненых людей мы разместили частью в санитарной палатке, а частью на земле, под большим деревом.

Перед нами встала задача: оказать им медицинскую помощь, перевязать открытые раны, вывести в тыл и медсанбат для лечения и эвакуации в госпитали.

Во время бомбардировки почти весь персонал передового медпункта был ранен или контужен (врачи Попова и Камаева, сестры Черных и Козлова, командир хозвзвода Смирнов Г. С. и др.) Мы обнаружили их в щели вблизи сгоревшего медпункта. Им также было необходимо оказать помощь и перевезти в медсанбат дивизии.

Остались невредимыми санитар и два шофера санитарных автомашин медпункта. Их машины стояли под навесом, прямо у сарая, где размещался медпункт, были повреждены при бомбардировке и сгорели вместе с сараем.

Здесь же, по соседству, в крестьянской баньке, располагалась полевая аптека медпункта. Заведующий аптекой, техник-интендант 1-го ранга (фамилии не помню) и при нем сержант Уткин были невредимы, но сильно пьяны и не в состоянии принять участие в спасении раненых из горевшего медпункта.

Санитар медпункта Павел Иванович Колотилин вместе со мной взял в аптеке все оставшиеся перевязочные материалы (бинты, вату, марлю) — примерно полмешка — и необходимые медикаменты и с нашей помощью принялся перевязывать открытые раны вынесенным из медпункта раненым. Следует отметить беспредельную преданность этого добровольца, выполнявшего в трудных условиях обязанности и врача, и санитара, и медсестры.

Он же вместе с шоферами санитарных машин проявил большое мужество при спасении раненых из огня: с опасностью для жизни они вынесли последних раненых за несколько минут до того, как начала обрушиваться крыша.

Кроме вынесенных из горевшего медпункта 16 человек раненых нашей дивизии, были подобраны четверо раненых из 7-й гвардейской дивизии.

Всего оказалось двадцать человек раненых, подлежавших немедленной вывозке во второй эшелон, да еще шесть контуженных и раненых при бомбежке из медицинского персонала передового медпункта. Пострадавший медперсонал нам удалось отправить в медсанбат со случайной машиной интендантства дивизии, примерно в 14—15 часов того же тяжелого дня.

Тогда же вернулся и посланный мной в полки связной красноармеец Игнатов, а с ним представители полков, выделенные для получения боеприпасов. Тут же начали разгружать машины, выдавать боеприпасы представителям полков по имевшейся разнарядке. Получив боеприпасы, они немедленно приступили к их транспортировке по назначению.

Таким образом, задание командования о доставке в полки дивизии боеприпасов, несмотря на большие трудности и непредвиденные помехи, было выполнено своевременно.

После разгрузки боеприпасов машину с разбитым мотором мы привязали в качестве прицепа к неповрежденной автомашине, и на них начали грузить вынесенных из передового медпункта и подобранных невдалеке от него тяжелораненых бойцов и офицеров нашей и 7-й гвардейской дивизии в количестве двадцати человек. Переноску и погрузку на автомашины раненых закончили, когда день уже клонился к вечеру. Перед тем как двинуться с автомашинами в медсанбат нашей дивизии, с тремя легкоранеными красноармейцами, помогавшими в переноске и погрузке раненых на автомашины, направился к санитарной палатке, чтобы снять ее и захватить с собой, а также погрузить медикаменты и другие принадлежности из полевой аптеки медпункта.

Налеты вражеской авиации и артобстрел продолжались, а на другой стороне речки шел ожесточенный бой.

Во время разборки санитарной палатки, после семи часов вечера того же дня, я вторично в этот день был контужен и ранен. Обнаружен и подобран я был шоферами автомашин, которым дано было мною указание ждать меня с санитарной палаткой. Помню лишь момент, когда, разбирая палатку, я зацепился за что-то и упал. В этот момент раздался близкий разрыв и красноармейцы, занятые разборкой палатки, но стоявшие во весь рост, оказались разорванными на куски.

Те же машины отвезли меня во второй эшелон. Во время перевозки возле деревни Птицыно я пришел в сознание. Было уже темно, когда мы встретили заслон заградительного отряда, а после него нас встретили командир медсанбата Цыпкин и инструктор политотдела.

Так, по существу, и были спасены двадцать раненых бойцов и офицеров нашей и 7-й гвардейской дивизии.

Я кратко доложил заместителю командира дивизии по тылу Нестеренко Н. П. о выполнении задания по доставке боеприпасов в полки дивизии. Также сообщил в особый отдел дивизии о недопустимом поведении в боевой обстановке зав. полевой аптекой техника-интенданта 1-го ранга.

Я очень плохо видел, почти ничего не слышал и очень плохо разговаривал. Меня мучили сильные головные боли, а слабость левых конечностей затрудняла возможность передвижения.

На второй день я был отправлен в полевой госпиталь, где был на излечении свыше девяти месяцев и, выйдя из него в июле 1943 г., остался инвалидом Великой Отечественной войны 2-й группы до сих пор.

спасибо