Прохоровка

Сергей Андреевич Отрощенков:

Я со своим взводом стоял на левом фланге, ближе к железной дороге. 12 июня, около шести утра, пошла команда "вперед!", и мы двинулись. Перед нами была траншея, в которой держали оборону мотострелки. Мы окоп проскочили, смотрим, а в нём уже немцы сидят. Они выбили нашу пехоту, и те рассредоточились по ближним оврагам. Немцы в этих окопах пехоту долго не пускали за нами. Пришлось даже отдельные машины разворачивать и выдавливать их оттуда.

Спереди слева от нас был небольшая роща. На нас из-за края рощицы выскочил Т-4, видимо, опешил, сразу увидев такую массу танков. Я подбил его в лоб первым выстрелом, в упор. Метров сто пятьдесят до него было. И начался страшный встречный бой.

Немцы атаковали, в основном, "Тиграми" и Т-4, но были и Т-3, и самоходки "Фердинанд", 220 мм лобовая броня, чем ты ее пробьешь? У нас 76-миллиметровые орудия тогда были. Мой товарищ, командир второго взвода нашей роты Алексей Дроздов, новороссийский парень, вырвался со своим танком вперед. Его танк тут же подожгли. Леша, раненый двумя осколками в ногу, успел выскочить, но идти не может, лежит. Тут немецкая пехота стала отходить из траншеи, заметили его. Фашист затвор передернул и в голову ему выстрелил. Леша закрыл голову рукой, пуля попала скользом в лоб, пробила щеку и раздробила мизинец на руке. Лицо в крови, немец, думая, что тот убит, плюнул и пошел дальше. А с Алексеем мы потом в госпитале встретились, он мне и рассказал об этом.



Я стрелял, и по мне стреляли, в танк уже было несколько попаданий, но он не горел. В пылу боя попадания по своему танку не всегда даже замечаешь. Разве что разорвется мощная мина рядом с танком, а болванка только свистнет по броне. Большую опасность для экипажа представляли осколки брони. Причем сама броня довольно вязкая, надежная, но грубо сваренные стыки броневых листов, окалина на внутренней отделке от попадания снаряда давали много мелких осколков, часто губительных для экипажа. Но, скажу прямо, танк Т-34 был сделан на совесть, с душой. Экипаж чувствовал себя защищенным. Другое дело, что артиллерия постоянно совершенствовалась, и неуязвимых танков не существовало.

В этом бою мне удалось подбить еще один немецкий танк, "Тигр". Он встал бортом ко мне, стреляя вдоль нашей линии атаки по другим танкам. Я по нему засадил двумя подкалиберными снарядами, потом двумя бронебойными, только после этого он загорелся. Когда экипаж стал выскакивать, дал ещё по башне осколочным. Распластались они.

Все перемешалось, немцы и наши были спереди и сзади. Германцы вояки серьезные. Увидел, как в пяти метрах сидит фриц, раненый, на наш танк - ноль внимания. Бьет из карабина по пехоте. Я его достать не могу, он в мертвой зоне, пулеметчик его не видит. Пришлось разворачивать танк, давить гусеницами. Вот в кино показывают, как наши и немецкие танкисты из сожженных танков выпрыгивают горящие, дерутся и тушат себя в реке. Это реальная вещь, так и было.

Поле все заволокло дымом и пылью, видимость была отвратительная. Давно потерял танки моего взвода, связь не работает. Каждый экипаж сам за себя. Я приоткрыл люк и высунулся, чтобы оглядеться. Недалеко разорвалась мина, и осколком меня ранило в шею справа. Рука сразу перестала нормально действовать. Очередным попаданием в наш танк оторвало руку механику, башнер получил ранение в пах осколками брони. Разбило бензопровод, на боеукладке огромная лужа газойля. Выпрыгиваем из танка, гляжу, метрах в 60-ти немец, тоже раненый, перевязанный бинтами, стоит в окопе и в нашу сторону стреляет из винтовки. Я на башне на ларингофонах завис, штекер застрял в разьеме, а у танка полку сорвало, ногами до гусеницы не достаю. Пули по броне рядом стучат. Достал из комбинезона пистолет, и из положения "на весу", что называется, в него пальнул. Убил с первого выстрела. Потом подошел, посмотрел, точно в лоб пуля вошла. Сейчас бы, наверное, так не попал, а там получилось.

Наш танк так и не загорелся. Техник потом подъехал, посмотрел, двигатель исправный, несмотря на семь серьезных попаданий в танк. Его потихоньку вытащили из боя, в ремонт, а нас, всех раненых отправили в госпиталь. Было это около 16 часов дня, и бой еще продолжался.

В лесном госпитале, в Чернянке, признали, что ранение касательное, с повреждением плечевого сплетения правой руки. Рука не работала. Гораздо позже, после войны, выяснилось, что осколок все-таки сидел во мне, в полутора миллиметрах возле сонной артерии. Профессор Шеффер, нейрохирург, обследовавший меня, сказал: - тебя должны были уволить из армии еще тогда, в 43-м. А если бы осколок продвинулся на полтора миллиметра, то и врачи тебе не нужны были бы. Железку размером сантиметр на 0,8 на 0,2 удалили только в 1968 году. До сих пор рентгеновский снимок у меня хранится. Двенадцатого числа мне не везло. В сорок первом, в августе ранило, под Прохоровкой ранило, тоже 12-го, и еще раз потом 12-го получил ранение.

В батальоне после боя осталось 4 или 5 танков, и те все подбитые, требовали ремонта. От остальных остался дым, все сгорело. Через месяц, возвращаясь с Алексеем из госпиталя, мы побывали на месте боя. Всё поле - сплошная полоса горелых танков. В основном, тридцатьчетверки. Наших больше сожгли, надо это признать. Много людей погибло. Но и немцы тоже, горелые, кучами стояли.

Нашел я и танки, подбитые моим экипажем: Т-4 и "Тигр". Плюнули на них и поехали дальше. Добирались до бригады на попутках четыре дня. Потом встретили танк нашей бригады, возвращающийся из ремонта, на нем добрались до места. Приехали под Богодухов. В госпитале, когда выписывали, написали: "две недели отпуска при части". Модно тогда так было писать. Ну а какой на фронте отпуск, комбриг Казаков говорит: - Во-первых, мы сейчас все в отпуску. Во-вторых, вам обоим присвоено звание старших лейтенантов. Без всяких построений, выдал нам погоны, Лёне вручил Орден Красного знамени, а мне Орден Отечественной войны первой степени. Поздравил и отправил пока в обоз.

Какое-то время мы с Алексеем ездили пассажирами на трофейном тягаче "Ганомаг". В тягаче было два передних сидения и заднее, широкое. Так мы и катались втроем неделю, один сидит спереди с водителем, второй спит на заднем диванчике. Водителем на "Ганомаге" был Сережа Иванов, трудолюбивый, добросовестный парень. Служил в бригаде со дня основания. Очень любил технику и прекрасно в ней разбирался. Позже, во время Корсунь-Шевченковской операции Сергей погиб. В деревенском дворе ремонтировал трофейную машину, тут прилетел шальной снаряд, и Сергея не стало.

iremember