Первая встреча "гордости германской нации" Лени Рифеншталь с Адольфом Гитлером. 18-го мая 1932 года она написала письмо тогда ещё только начинающему Гитлеру с просьбой лично познакомиться. Её поразили энтузиазм и порыв в выступлениях будущего фюрера. Адъютант письмо прочитал и организовал ту встречу...
"...Недалеко от пляжа машина остановилась. Гитлер пошёл мне навстречу и вежливо поздоровался. Из группы стоящих сзади людей выскочил мужчина, который явно собирался сфотографировать сцену приветствия. Но Гитлер махнул рукой:
— Оставьте, Хоффманн это может навредить фройляйн.
Я не поняла. Почему это должно было навредить мне?
Гитлер был в штатском. Темно-синий костюм, белая сорочка и скромный галстук. Непокрытая голова. Он казался естественным и раскованным, как совершенно обычный человек, ни в коем случае не как будущий диктатор. Этого я не ожидала. С тем, кого я видела во Дворце спорта, этот Гитлер, кажется, не имел ничего общего.
Мы стали прогуливаться вдоль пляжа. Море было спокойным, а воздух для этого времени года — тёплым. Немного поодаль за нами следовали Брюкнер и Шауб. У Гитлера был с собой бинокль, и он рассматривал корабли, еле виднеющиеся на горизонте, при этом подробно рассказывая о типе каждого судна.
Вскоре зашел разговор о кино. Фюрер с восторгом отозвался о «Танце к морю» и сказал, что видел все фильмы с моим участием.
— Наиболее сильное впечатление, — сказал он, — на меня произвел ваш фильм «Голубой свет», не в последнюю очередь потому, что молодая женщина смогла противостоять сопротивлению и вкусам продюсера и режиссёра.
Лёд был сломан. Гитлер задавал много вопросов. Было ясно, что он хорошо информирован о фильмах текущего репертуара.
Неожиданно фюрер без обиняков заявил:
— Если нам доведётся когда-то прийти к власти, вы будете снимать фильмы обо мне.
— Этого я не могу сделать, — ответила я импульсивно.
Гитлер спокойно посмотрел на меня.
— Но я действительно не могу, — продолжила я теперь уже почти умоляющим голосом, — всего два дня тому назад я отклонила очень почётное предложение католической Церкви. Никогда не смогу сделать фильм по заказу, у меня должно быть свое видение темы.
Гитлер всё ещё продолжал молчать. Ободрённая, я продолжила после некоторой паузы:
— Пожалуйста, не поймите мой визит превратно, я вообще не интересуюсь политикой и никогда не смогла бы стать членом вашей партии.
Гитлер удивленно взглянул на меня:
— Я никого не стал бы принуждать вступать в мою партию, — сказал он. — Когда вы станете постарше и наберётесь опыта, то, может быть, поймёте мои идеи.
Не без колебаний я заметила:
— Родись я индианкой или еврейкой, вы вообще не стали бы разговаривать со мной. Как я могу понять точку зрения человека, который разделяет людей на полноценные и неполноценные расы?
Гитлер сказал:
— Очень хотелось бы, чтобы в моем окружении мне отвечали с такой же непосредственностью, как вы.
Между тем Брюкнер и Шауб уже несколько раз подходили и напоминали Гитлеру, что пора ехать на предвыборное собрание. Да и мне нужно было прощаться: ещё ночью я хотела отправиться в Гамбург. Но Гитлер сказал:
— Останьтесь, пожалуйста, ещё ненадолго. Мне так редко случается разговаривать с настоящей артисткой.
— Сожалею, но завтра мне нужно вовремя быть на судне.
— Не беспокойтесь, — прервал он, — вы будете там завтра утром. Я организую для вас самолёт.
Он поручил Шаубу позаботиться о номере в гостинице. Не успела я возразить, как подъехали машины, и все стали торопливо рассаживаться. Время отъезда на предвыборное собрание было давно просрочено.
В небольшом рыбацком поселке Хорумерзиль имелась одна гостиница. В ней остановился Гитлер со своими людьми. Внизу был общий зал, на верхнем этаже располагались номера. Поскольку свободного номера Шауб не нашёл, то отдал мне свой.
Гитлер со своей свитой возвратился еще до наступления темноты, автомобили были доверху набиты цветами. За ужином царило прекрасное настроение. Гитлер сказал, что приятно быть не всегда окружённым одними мужчинами.
После ужина большинство направилось прогуляться к морю. Гитлер подождал немного, потом предложил мне сопровождать его. За нами вновь на некотором отдалении следовали оба адъютанта. У меня было как-то странно на душе, но и отказываться от прогулки не хотелось. Гитлер совершенно свободно рассказывал о своей личной жизни и о том, что его особенно интересовало. Прежде всего об архитектуре и музыке — он говорил о Вагнере, о короле Людвиге и о Байройте. Потом у него вдруг изменилось выражение лица и голос. Он проговорил со страстью:
— Но больше, чем всё это, меня занимает моя политическая миссия. Я чувствую в себе призвание спасти Германию — не хочу и не имею права уклоняться от неё.
Это другой Гитлер, подумала я, не тот, которого я видела и слышала во Дворце спорта. Стемнело. Мы молча шли рядом.
После затянувшейся паузы он остановился, долго взволнованно смотрел на меня, затем медленно обнял и притянул к себе. Я была ошеломлена, ибо вовсе не ожидала такого поворота событий. Заметив мою защитную реакцию, он тотчас разжал объятия, отвернулся, воздел вверх руки и воскликнул:
— Мне нельзя любить женщину до тех пор, пока не завершу дело своей жизни.
Потом, не обменявшись ни единой фразой, мы вернулись в гостиницу. Там несколько отстраненно Гитлер пожелал мне спокойной ночи.
Я чувствовала, что задела его, и пожалела, что приехала сюда.
На следующее утро мы все вместе завтракали в гостиной. Гитлер справился о том, как мне спалось, но в сравнении со вчерашним днём был молчалив. Взгляд у него был отсутствующий. Затем он спросил у Брюкнера, готов ли самолёт. Брюкнер ответил утвердительно, и Гитлер проводил меня до дверей. Там, поцеловав мне руку, сказал:
— Возвращайтесь здоровой. Расскажете мне потом о ваших приключениях в Гренландии.
— После возвращения я дам о себе знать, — сказала я. — Берегите себя от покушения.
Он ответил:
— В меня никогда не попадет пуля негодяя.
Голос его при этом был пронзительным.
Мы отправились в путь. Когда я ещё раз оглянулась — до того как машина стала поворачивать, — Гитлер все ещё стоял на прежнем месте и смотрел вслед"...
(Лени Рифеншталь "Мемуары")
Комментарии
RSS лента комментариев этой записи