Подборка.

Согласно декрету «Об уничтожении памятников царям и их слугам» 12 апреля 1918 года начался тотальный снос памятников в России. На их постаментах революционные власти устанавливали памятники «новым героям». 
Слава Богу эти шедевры были такими же никчемными, как и те люди, память о которых они были призваны увековечить. 

Большевики спешили как можно быстрее соорудить новые памятники. Без конца подгоняемые скульпторы не могли тщательно продумать идею каждого монумента и создать интересный образ. Поэтому подавляющее большинство обелисков вскоре было убрано из-за плачевного состояния. Часть из них сняли «по многочисленным просьбам трудящихся» и революционных заказчиков.

По этому принципу быстро исчез памятник двум отцам-основателям марксизма Карлу Марксу и Фридриху Энгельсу, который Владимир Ленин открывал лично. Из-за его нелепости народ даже окрестил монумент — «Двое в ванной».

12 апреля 1945 года. Германия. Американские генералы Джордж Паттон, Омар Брэдли и Дуайт Эйзенхауэр в концлагере Ордруф у кострища, где немцами были сожжены тела узников.
Автор: Мечес

12 апреля 1945 года руководство союзников посетило нацистский концентрационный лагерь Ордруф, находящийся недалеко от города Гота. 

Ордруф был освобождён 4 апреля 1945 года 4-й танковой и 89-й пехотной дивизиями армии США. Ордруф стал первым концентрационным лагерем, освобождённым американцами. 

Из мемуаров командующего 3-й Армией США генерала Дж. Паттона: 

«…После обеда мы, не дождавшись эскорта, который, как потом выяснилось, просто заблудился, полетели в штаб-квартиру 20-го корпуса в Готе, где нашли Мидлтона и Уокера. По совету последнего мы полетели в Ордруф и посетили лагерь устрашения, который никто из нас прежде не видел. 

Там было на что посмотреть. Человек, назвавшийся одним из бывших узников, взял на себя роль гида и показал нам сначала виселицы, на которых вешали тех, кто пытался убежать. Вместо веревки использовалась рояльная струна, а планка находилась всего в полуметре от земли, так что, когда ее выбивали из под ног, человек касался почвы кончиками пальцев и мучался еще минут пятнадцать, прежде чем задохнуться, поскольку высота, с которой он падал, не предоставляла ему счастливой возможности сломать шею. Выбивать планку должны были следующие двое приговоренных к такой же казни. Один из присутствовавших во время нашей экскурсии немцев уверял, что генералы, обвиненные по делу о покушении на Гитлера, были казнены именно таким способом. 

Далее наш гид отвел нас к столу для порки с углублением для тела и высотой примерно по причинное место среднего роста мужчины. Экзекуция проходила крайне просто: наказуемый просто нагибался, два охранника держали его, а один бил по спине и филейным частям. Палка, которой пользовались для таких процедур, была толщиной с рукоять кирки и еще сохранила на себе следы крови. Наш экскурсовод уверял, что однажды получил двадцать пять ударов такой вот дубиной. Чуть позднее, правда, открылось, что он немного приврал, поскольку был не заключенным, а как раз экзекутором. Генерал Эйзенхауэр, кажется, уже тогда заподозрил его, поскольку поинтересовался, отчего же бывший узник выглядит столь упитанным. Утром был найден труп нашего гида, убитого кем-то из настоящих узников. 

За столом для порки находилась гора из сорока мертвых тел, обнаженных или полуобнаженных. Всех людей убили выстрелами в упор в затылок совсем недавно, поскольку кровь еще виднелась на земле. 

В находившемся рядом с той кучей ангаре нам показали еще одну — снова сорок человек, абсолютно голых и в последней стадии истощения. Трупы были присыпаны известью, но не вследствие попытки уничтожить их, а чтобы они не так воняли. Для борьбы с запахом подобное средство не очень-то годилось. По моим прикидкам, ангар мог вместить двести мертвых тел. Как нам сказали, когда ангар наполнялся, тела забирали и сжигали. По словам узников, с начала года в ангаре побывало примерно три тысячи трупов. 

Когда наши войска начали приближаться, немцы задумали уничтожить свидетельства своих злодеяний. Они заставили заключенных выкопать из земли недавно захороненные тела, изготовить огромную решетку из железнодорожных рельсов, положить ее на кирпичный фундамент в огромной яме и, свалив тела сверху, попытались сжечь их. Попытка не удалась. Поневоле начинает казаться, что некое племя людоедов готовило здесь гигантскую трапезу. Из наполовину наполнявшей яму зеленой воды торчали руки, ноги и другие части полусгнивших тел. 

Генерал Уокер и генерал Мидлтон приняли мудрое решение показать лагерь как можно большему количеству солдат. Меня это натолкнуло на мысль устроить сюда экскурсию для местного населения. Я высказал свои соображения Уокеру, и оказалось, что тот уже приглашал сюда мэра города и его жену. Придя домой, эти двое покончили с собой. Позднее мы заставили жителей Веймара посетить «достопримечательности» еще большего концлагеря, Бухенвальда, расположенного к северу от города.»

Майор Джорж Предди по прозвищу Расти позирует в кабине своего Мустанга P-51D-5-NA 44-13321 HO-P, "Cripes A' Mighty 3rd" после боя 6 августа 1944 года, сделавшего его самым удачливым американским асом Мустангов. Еще никому из пилотов Мустангов не удавалось сбить в одном бою 6 истребителей противника.
Характерно, что в тот день Предди был откровенно пьян и был отстранен от полетов, однако дневную миссию по сопровождению Крепостей отменили, а к вечеру, когда все же вылет состоялся, Предди все же удалось убедить начальство, что он в форме.
На высоте 30000 футов, сопровождая "коробку" Крепостей он заметил группу из 30 Bf-109, быстро атаковал из слепой зоны сзади и в одной атаке сбил три из них. Вскоре в бой ввязались еще четыре Мустанга и на виражах Предди завалил еще два Мессера. Преследуя оставшихся, он спустился ниже 5000 фунтов и оказавшись один на один с противником, отправил вниз еще одного "худого", шестого за несколько минут.
После посадки слегка зеленый Предди поклялся никогда больше не летать с похмелья. Он прокомментировал:« Я просто стрелял, и они просто продолжали падать».

Карьера блестящего летчика оборвалась глупо 26 декабря 1944 года. Будучи командиром 328 эскадрильи, Предди вел группу из 10 Мустангов, патрулируя окрестности бельгийского Ашера. В кратком бою с группой Bf-109 он одержал свои последние две победы, зафиксировав личный счет на числе 26.83. В этот момент по рации поступил запрос на прикрытие наземных войск от штурмовавших неподалеку американские позиции группы Фокке Вульфов. Около Льежа Предди в паре с ведомым, лейтенантом Джеймсом Карти начали преследовать пару FW-190 на высоте верхушек деревьев, когда внезапно выскочили на американскую зенитную батарею счетверенных Браунингов. В горячке зенитчики пропустили Фоккеры и весь огонь обрушился на Мустанги. 
Самолет аса был поражен очередью прямо в кабину. Видимо Предди был убит сразу, его Мустанг врезался в землю под острым углом.

В ночь с 7 на 8 ноября 1869 года исчез Николай Фон-Зон, отставной надворный советник, состоятельный пожилой холостяк. Вечером 7 ноября его видели в клубе Благородного собрания, откуда он отправился в ночное увеселительное заведение «Эльдорадо», пользующееся сомнительной репутацией... После этого о нем не было никаких известий. 
20 декабря того же года в отделение сыскной полиции, что на Гороховой улице, явился молодой мещанин Александр Иванов, проживающий в Спасском переулке, у Сенной площади, и заявил, что полтора месяца назад они с соучастниками убили Фон-Зона, тело же убитого поместили в чемодан и отправили железнодорожным багажом в Москву. Полиция немедленно провела обыск на указанной квартире. Там были найдены следы преступления: пятна крови, яд, которым, по рассказу Иванова, пытались отравить Фон-Зона, а также утюги, которыми его били по голове. Очень скоро нашлись и торговцы, которым участники убийства сбыли вещи жертвы. Тогда же командированные в Москву полицейские обнаружили в багажном отделении вокзала Николаевской железной дороги чемодан, соответствовавший описаниям Иванова. Чемодан вскрыли. В нем лежал завернутый в тряпье полуразложившийся труп. По седым волосам, усам, эспаньолке, деталям одежды в нем удалось опознать исчезнувшего Фон-Зона.

Подозреваемые в убийстве — семь человек — были арестованы. На следствии выявилась следующая картина преступления. Квартира, где произошла трагедия, была не чем иным, как мини-борделем. Таких «интимных уголков» много действовало в окрестностях Сенной площади. Из прихожей дверь вела вправо на кухню, а прямо — в большую комнату с диваном, креслами и фортепьяно. За этой комнатой скрывалась еще одна, темная длинная спальня. Хозяином квартиры был молодой мещанин Максим Иванов; тут же жили его сожительница Дарья Турбина, брат Александр Иванов, слуги Антон Грачев и Иван Федоров, проститутки Александра Авдеева и Александра Семенова (Саша Большая и Саша Маленькая), а также некая Елена Дмитриева, которую, судя по всему, Максим Иванов готовил к тому же промыслу. Проститутки зарабатывали деньги, но Максиму все казалось мало. Постепенно им овладела одна мысль — заманить богатого клиента, убить его и ограбить. Наилучшее средство для этого — яд; Иванов приобрел ляпис и цианид и при помощи слуг и Саши Большой начал экспериментировать — ловить и травить котов и собак. Вскоре техника убийства была отработана, оставалось выбрать жертву. Фон-Зон вполне подходил на эту роль. Одинокий пожилой сластолюбец с капитальцем, он почти еженощно после вечера, проведенного в Благородном собрании, приезжал развлекаться в «Эльдорадо», где крутились проститутки на всякий вкус и карман. Здесь он и познакомился с Ивановым и его «барышнями». На роковую квартиру он стал захаживать ради Саши Маленькой...

В ночь с 7 на 8 ноября, приехав в «Эльдорадо», он повстречал Максима вместе с обеими Сашами; те стали зазывать его в свой притон... Но Фон-Зону на этот раз не хотелось ехать: он уже изрядно подвыпил, и его тянуло домой, на отдых. Максим нашел чем соблазнить старика: у него, Максима, дома есть девочка тринадцати лет, невинная, она согласна отдаться за 30 рублей. Против такого предложения отставной надворный советник устоять не мог. Вся компания отправилась в Спасский переулок На квартире их действительно ждала несовершеннолетняя Елена Дмитриева. Принесли водку. Зон, и без того пьяненький, выпил еще... Но дело не ладилось: Елена почувствовала к пьяному старцу отвращение и убежала. Зон стал собираться восвояси, а тем временем Саша Большая вытащила у него из кармана бумажник. Эту пропажу Зон обнаружил уже на улице и, на свою беду, решил вернуться. Теперь уже Максим не мог выпустить жертву. Зона уговорили выпить еще. В рюмку всыпали цианид... Что произошло дальше, не совсем понятно: яд не подействовал; Фон-Зона начали душить, повалили на пол. Кто-то накинул ему на голову плед, кто-то притащил утюг, стали бить по голове. Оба Иванова, Грачев и Федоров давили и били старика, а Саша Большая колотила в это время по клавишам рояля, чтобы заглушить крики и шум борьбы. Тело спрятали до утра под кровать в спальне, а наутро запихали в чемодан и от правили в Москву посылкой на вымышленное имя. Вещи продали и деньги поделили. На каждого пришлось круглым счетом по 10 рублей...
Дело разбиралось в суде в марте 1870 года. Интерес к делу был огромный, о нем писали все газеты. В зале яблоку негде было упасть. Среди публики присутствовали несколько великих князей, министр юстиции граф К. И. Пален, министр иностранных дел князь А. М. Горчаков (лицейский товарищ Пушкина). Защищали подсудимых известные адвокаты: К. К. Арсеньев, В. Д. Спасович, К. Ф. Хартулари, В. И. Герард, А. И. Языков, П. А. Потехин. Впрочем, даже они не подвергали сомнению виновность своих подзащитных. Главным организатором убийства был признан Максим Иванов, он получил 12 лет каторги. А. Иванов и Федоров — по 4 года. Сашу Авдееву приговорили к ссылке в отдаленные места Сибири на поселение. Грачеву дали 3 года тюрьмы, а Турбиной, которая в убийстве не участвовала и была признана виновной лишь в недонесении, — 8 месяцев. Саша Маленькая и «невинная» Дмитриева, якобы мирно проспавшие ночь убийства в темной комнате за стенкой, к суду привлечены не были.

Иллюстрация: единственное известное сейчас фото С.Н. де Боде.

13 апреля (31 марта) 1918 года во время атаки конной бригады генерала Эрдели при штурме Екатеринодара пала смертью храбрых Софья Николаевна де Боде (1897—1918) — доброволица, прапорщик, одна из первых женщин-офицеров Русской Армии, с начала октябрьского переворота принявшая участие в вооружённой борьбе с большевиками – в Москве, затем на Дону, в дни 1-го Кубанского (Ледяного) похода.

Константин Фролов
"Белая валькирия" (фрагмент баллады):

В 17-м – зарево переворота!
У храма Спасителя – площадь в штыках.
И вдруг – одинокая дробь пулемета,
И легкий румянец на женских щеках.

В упор по толпе разномастного сброда –
За девичью честь, за поруганный кров,
За будущий мрак «ледяного» похода,
За небо в застывших глазах юнкеров.

Когда белый свет оккупируют бесы,
Когда повсеместно бесчинствует зло –
Безропотно бальный наряд баронессы
Меняется на сапоги и седло.

Отбросив условностей тяжкие гири,
Летят ваши кони в прогорклом дыму.
И танец неистовых Белых Валькирий
Пощады, увы, не сулит никому...

По воспоминаниям добровольцев, в конной атаке под ней была убита лошадь, она смогла встать и побежала догонять атакующих, скакавших впереди, в этот момент она упала сражённая пулей. В августе 1918 года после занятия Екатеринодара Добровольческой армией останки её и некоторых других добровольцев были найдены и похоронены в Екатеринодаре. Место погребения неизвестно... 

Из воспоминаний Н.Н.Львова 
"Свет во тьме. Очерки Ледяного похода":

"Я хорошо помню её. Молоденькая, красивая девушка с круглым лицом, с круглыми голубыми глазами в своём военном мундире прапорщика казалась нарядным и стройным мальчиком. Дочь русского генерала, воспитанная в военной среде, она не подделывалась под офицера, а усвоила себе все военные приёмы естественно, как если бы она была мужчиной. В круглой меховой шапке, надетой немного набекрень, в высоких лакированных сапогах и в хорошо сшитой военной поддёвке, она не могла не нравиться".

Софья Николаевна запомнилась всем своей невероятной храбростью, талантом прирождённого кавалериста и беспощадностью к большевицкой нечисти. Её образ запечатлён Петром Николаевичем Красновым в романе-эпопее "От Двуглавого Орла к красному знамени", там Софья Николаевна выведена под именем баронессы Борстен. 

Из романа П.Н.Краснова
"От Двуглавого Орла к красному знамени" (часть V, глава 16-я):

"По улице красивым галопом, на хорошей кровной лошади скакала одетая в мужское платье молоденькая девушка. Её бледное лицо с большими серыми, узко поставленными глазами было ненормально оживлено. Это была баронесса Борстен. Два месяца тому назад на её глазах солдаты-де­зертиры сожгли её имение, привязали её отца к доске и бросали на землю доску с привязанным бароном до тех пор, пока он не умер и глаза не выле­тели из орбит. На её глазах солдаты насиловали её мать и её двенадцатилетнюю сестру. Ей грозила та же участь. Но вдали показались германские войска, и солдаты, бросив её, разбежались. 

Она поклялась отомстить. Она пробралась на Дон и поступила рядовым в Добровольческую Армию. Ли­хая, красивая, отличная наездница, она скоро снискала себе общее ува­жение. Мало кто знал её историю. Её считали ненормальной за её суро­вую ненависть к большевикам, но добровольцы преклонялись перед её сверххладнокровием в опасности. 

Когда она видела серые шинели без погон, задранные на затылке папахи, чёлки неопрятных волос, по-жен­ски выпущенные на лоб, наглые еврейские фигуры в офицерских френ­чах с алыми повязками на руках, странная усмешка кривила её нежные, ещё пухлые губы, и зубы хищно показывались из-за них. В серых глазах загорался огонь. Страшные воспоминания бороздили её мозг. Сверхчело­веческая страсть загоралась в глазах, и редкий доброволец мог тогда пря­мо смотреть в эти мечущие искры прекрасные глаза. Зрачок почти исче­зал в сером стальном райке, и тем острее горел из него жестокий внутрен­ний огонь. В эти минуты её руки становились железными. Даже лошадь под нею, чувствуя напряжение ее воли, становилась покорной и, казалось, понимала, без указания мундштука, её желания. Баронесса Борстен в такие минуты видела что-то, чего другие видеть не могли.

Она подскакала широким галопом к группе комиссаров и круто оста­новила коня. Караульные её знали.

– Это что за звери? – спросила она.
– Комиссары, – отвечал высокий худощавый кадет.
– Отчего же они не расстреляны?
– Не могу знать, - хмуро сказал кадет. – Видно, некому.
– Вы слыхали приказ Корнилова? Война идёт на истребление. Или они нас, или мы их должны истребить.
– Слыхали, – потупляя глаза, проговорил кадет.

Лицо баронессы озарилось восторгом. Улыбка скривила прекрасные губы. Она медленным, отчётливым движением отстегнула большой тяжёлый маузер, висевший у нее на боку, прикрепила его к футляру, обратив в ружье, и бросила поводья лошади.

Комиссары смотрели на неё, и животный ужас выступил на лицах. Но никто не шевельнулся под её мрачным взглядом. В нём эти слуги интернационала, ещё вчера разрезавшие в этом самом селе живот священнику, вытянувшие оттуда кишку, прибившие её гвоздём к телеграфному столбу и гонявшие и волочившие священника кругом столба до тех пор, пока он не вымотал всех своих кишок и не упал мёртвый, – прочли свой приго­вор. В страшном блеске внезапно сузившегося зрачка они увидали выс­шую силу.

– Отойдите, господа, – тихо сказала баронесса караульным. – Не мешайте совершиться суду Бога.

На большой площади, в углу которой гомонила толпа пленных солдат-большевиков, в селе, по которому ещё там и тут гремели выстрелы, её сло­ва прозвучали глубоко и чётко.

Баронесса медленно, гибким женственным движением приложилась и, не сходя с коня, вдруг ставшего неподвижно, как статуя, выстрелила. Без стона рухнул стоявший дальше всех солдат, с идиотски напряженным лицом смотревший прямо на баронессу и не понимавший ничего.

Неторопливо следовали один выстрел за другим, пока не упали все двенадцать.

Баронесса, не спеша, сложила свой маузер, повесила его на бок, с ти­хим вздохом, подобным вздоху удовлетворенной страсти, подобрала по­водья и, ещё раз окинув потухшим, усталым взглядом убитых ею больше­виков, шагом поехала по селу...".

Пронзительную балладу "Белая валькирия" посвятил Софье де Боде
современный поэт и автор-исполнитель песен Константин Фролов.

Корпус "девятки" U-64 после подъема в 1957 году. 13 апреля 1940 года лодка была потоплена британским "Свордфишем" в Херьянгсфиорде. 07 августа 1957 года была поднята и сдана на слом.

Сергей Королев

По легенде, Сергей Королев (1907 – 1966) лично распорядился дать Гагарину в космос пистолет и бутылку коньяка. Хотя конструктор руководил и организацией полета 12 апреля 1961 года, и запуском первого искусственного спутника Земли, его имя при жизни в советской прессе не упоминалось. Должное памяти Королева было отдано только после его смерти.

В 1938 – 1944 гг. обвиненный во вредительстве ученый находился в заключении. Он работал в закрытых конструкторских бюро, побывал на Колыме. По воспоминаниям Леонида Кербера, Королев часто повторял фразу: «хлопнут без некролога». Возвращаясь с Колымы в Москву, он не попал в Магадане на пароход «Индигирка», который в том же плавании затонул в Японском море. Позже Королев первым в мире запустил с подводной лодки баллистическую ракету.

Луиджи Брольо

«Итальянский фон Браун» – так называют инженера Луиджи Брольо (1911 – 2001). В 1960-х – 1980-х гг. он возглавлял программу «Сан-Марко» – целью которой был запуск искусственного спутника. Благодаря Брольо Италия в 1964-м стала третьей страной в мире после СССР и США, добившейся этого достижения.

В честь Брольо назвали итальянский космодром вблизи Кении (первый в мире, запущенный прямо на воде). Космодром создали из двух переоборудованных нефтяных платформ. В 1988 году Луиджи Брольо возглавил Итальянское космическое агентство.

Вернер фон Браун

Вернер фон Браун (1912 – 1977) заинтересовался космосом в школе, когда ему в руки попалась «Ракета для межпланетного пространства» – книга Германа Оберта, которого, кстати, часто называют «немецким Циолковским». Веймарская республика не могла заниматься военными разработками по условиям Версальского договора. Но после Первой мировой никто всерьез не задумывался о ракетах, поэтому немцы с максимальной пользой воспользовались этой лазейкой. Именно она помогла фон Брауну реализовать свой талант.

После прихода к власти нацистов ученый продолжил работать над ракетами, хотя многие его коллеги покинули страну. Конструктор создал «оружие возмездия» – первую в мире баллистическую ракету дальнего действия Фау-2. Когда Третий рейх потерпел поражение, фон Браун сдался США. В Штатах он возглавил лунную программу и стал отцом американской космонавтики.

Константин Циолковский

Ученый-самоучка и основоположник теоретической космонавтики Константин Циолковский (1857 – 1935) в детстве переболел скарлатиной, из-за чего всю оставшуюся жизнь страдал глухотой. Он был отчислен из гимназии и не смог поступить в техническое училище, но восполнял пробелы в образовании в публичных библиотеках. Когда Циолковский все-таки стал уездным учителем, он начал писать свои первые теоретические работы.

Ученый оставил после 130 научных трудов, посвященных воздухоплаванию, аэродинамике, астрономии и философии. Многие современники считали его если не сумасшедшим, то чудаком. Идеи Циолковского значительно опережали свое время. Теоретик доказал необходимость использования ракет в полетах в космос. Им пропагандировались смелые идеи покорения межзвездного пространства. «Планета есть колыбель разума, но нельзя вечно жить в колыбели», – писал Циолковский. Пионеры советской космонавтики Сергей Королев, Михаил Тихонравов и Фридрих Цандер считали Константина Эдуардовича своим главным учителем и поддерживали с ним плодотворные контакты.

Повреждённый в предыдущих боевых столкновениях эсминец «Эрих Кёльнер» на позиции у Дьюпвика утром 13 апреля 1940. Хорошо заметен крен на левый борт.

Немецкий миноносец "Келльнер" (Z-13 «Erich Koellner», 1939г.в. Киль, Германия, 2270 брт, 325 чел, 38 уз, 5х1- 127мм, 2х2 - 37мм, 6х1 - 20мм, 2х4 - 533мм ТА, 70 мин, 18 ГБ). 10 апреля 1940 участвовал в первом бою у Нарвика. 11 апреля 1940 тяжело поврежден в результате навигационной аварии в Балланген-фьорде — мог развивать не более 7 узлов, вследствие чего командир немецкого отряда капитан цур зее Эрих Бей (Erich Bey) решил использовать его в качестве плавучей батареи у входа во фьорд. 13 апреля 1940 "Келльнер" вступил во второй бой у Нарвика. Немецкий эсминец был замечен с бортового самолета "Уорспайта" (потопившего кстати незадолго до этого подлодку U-64)? который оповестил британские корабли о затаившемся у берега противнике. 
Несмотря на безнадёжное положение, «Эрих Кёльнер» под командованием фрегаттен-капитана Альфреда Шульце-Хинрихса (Alfred Schulze-Hinrichs) оказал превосходящему противнику упорное сопротивление.Эсминцы обменялись первыми выстрелами практически одновременно, в 14:09, с дистанции 18 кабельтовых. Немцы успели выпустить обе остававшиеся у них торпеды, но успеха не имели. «Панджаби» сразу открыл плотный огонь как из 120-мм орудий, так и из «пом-помов». «Бедуин» выпустил по неподвижной цели одну, а «Панджаби» и «Эскимо» – по две торпеды. В течение 10 минут «Кёльнер» получил торпедное попадание в носовую часть и был поражён множеством снарядов, вызвавших сильные разрушения и пожар. 

По приказу командира экипаж оставил обречённый корабль, но расчёт одного 127-мм орудия продолжал стрельбу. Тогда «Уорспайт» ввёл в действие свой главный калибр. Бронебойные 15-дюймовые снаряды прошивали тонкие борта «Кёльнера» навылет, круша всё на своём пути, не успевая разорваться. При каждом таком попадании корпус эсминца сильно раскачивался. После шестого залпа «Уорспайта» всё было кончено. Потери экипажа «Кёльнера» составили 31 убитого и 39 раненых. Оказавшиеся на берегу немецкие моряки во главе с Шульце-Хинрихсом попали в плен к норвежцам и были освобождены только в июне