Как пленные турки устроили резню в Белгороде. 1812 г.

        "По шеям их! Рви с них красные ермолки!" - послышался клич. Весь базар засуетился, забурлил. Но даже прямые угрозы расправы не имели успеха. Мало того, некоторых из турок игра возбудила настолько, что они стали демонстрировать женщинам и девушкам непристойные жесты и телодвижения.
         Это обстоятельство переполнило чашу терпения белгородских мужиков, и они набросились на бесстыжих иностранцев. В одно мгновение вспыхнула рукопашная. И хотя пленных было больше, горожане и крестьяне не уступали, активно работая кулаками и подсобным инвентарём.
         Тогда турки достали свои кинжалы (дело в том, что добровольно сдавшиеся в плен враги не лишались холодного оружия, так как никто не мог им гарантировать безопасность во время этапирования по России), и потасовка превратилась в кровавое побоище.
        Душераздирающие крики, брань, стоны раненых, вопли женщин и детей огласили город. Перепуганные полицейские бросились за городничим. Когда он прибыл на место бойни, то понял, что без посторонней помощи не обойтись.
        На счастье, в армейских казармах находились два отряда рекрутов из Курска под командованием поручика Заговорского, следовавшие в Николаев в резерв действующей армии. Куряне-новобранцы, подобно запасному полку поля Куликова, без труда пресекли резню, хотя и им досталось тоже.

        Никто не считал, сколько было убитых и раненых в том бою среди мирных жителей: турки безвозвратных потерь не понесли. Семерых головорезов, скрученных курскими молодцами, городничий посадил под арест и отправил курьера к начальнику конвоя с сообщением о чрезвычайном происшествии и приглашением пожаловать к нему для объяснения.
       Но капитан Резанов спокойно воспринял весть о трагедии, а на приглашение ответил отказом, сославшись на нехватку времени. Тогда городничий лично отправился к нему. В ходе встречи стороны договорились о том, что пленные вплоть до исхода из города будут безотлучно находиться в своих "квартирах", хотя полной тишины капитан гарантировать не мог.
       А 13 июля белгородский городничий получил от Резанова послание, в котором сообщалось, что у турок во время побоища пропали 103 червонца голландских, 2 червонца турецких, 10 рублей серебром, 260 ефимков, 14 шалей стоимостью 637 рублей, 11 кисетов и многие другие, но менее ценные вещи.
       Попытка разыскать потерянное, естественно, ни к чему не привела. Пробыв в городе 10 дней, 14 июля конвой вывел пленных вкупе с отпущенными на волю турками-арестантами на Воронежский тракт.
       Следствия никто не проводил, уголовных дел никто не возбуждал. В столице губернии Курске решили не беспокоить Петербург подобными мелочами, видимо, буквально истолковывая априорное положение христианской морали: "Не судите, да не судимы будете".

10 июля 1812 г. Белгородскому городничему было доложено, что около 15 турок, из партии пленных, имевших в городе дневку на пути в Воронежскую губернию, "войдя в питейный дом Новоселова, делают озорничество, вылив из тига горячее вино (т.е. водку) и разбив два полштофа с вином же".
      Проверка полученной информации показала, что действия пленных, вероятнее всего, явились местью за то, что незадолго до этого события "турка Сали Агу, Новоселовского питейного дома служительница заманила к себе в питейный дом и вместе с мужем своим отняли у него двадцать пять червонцев".
      Похоже, что городничий не сделал из этого инцидента никаких серьезных выводов, и спустя двое суток в Белгороде произошло куда более драматическое событие. Правда, поскольку никакого следствия по указанному событию не проводилось, судить о нем сегодня можно разве что по рапорту городничего Курскому губернатору, из которого следует, что:
      "Сего июля 11 дня вступили в Белгород пленные турки, из коих состояло чиновников 320, простых турок 822 за препровождением Харьковского внутреннего гарнизонного батальона капитана Резанова с конвойною командою унтер-офицером одним, рядовыми двенадцатью человеками, следующие из города Харькова в город Воронеж, имели в Белгороде роздых и сего июля 12 числа поутру во время базара стеклось множественное число турок на площадь.
      Между приехавшими поселянами для продажи съестных припасов, наипервее производя женщинам наглость, которую им чинить воспрещали, а потом начали по обыкновению их играть в ремешек, стесняя тем бывших на базаре поселян, и то им воспрещено, но оне озлобясь за сие собравшись более двухсот человек, приступили к поселянам начали их бить немилосердно".

          Прибыв на базарную площадь и лично убедившись в том, что "турки во множественном числе бьют кого ни попадя поселян", городничий обратился за помощью к начальнику случайно оказавшейся на базаре партии рекрут, следовавших из Курска в Николаев, которые "более ста человек кинулись к пленным туркам и удержали их от драки, но из них, один турок, рекрутской партии унтер-офицера Изюмова ударил сильным образом так, что свалил с ног".
       В итоге семь пленных были задержаны (правда, лишь до утра), "отнято у них из рук два ножа, прочие ж турки разбежались к своим квартирам".
       Эту достаточно ясную картину несколько "подпортил" начальник конвоя, заявивший в тот же день городничему, что на базаре у вверенных ему турок (по их собственным словам) было "сорвано" 14 поясов с деньгами, 14 накидок, 1 куртка, 1 подсумок, а также иное имущество и деньги, всего на сумму 1166 руб.
        Хотя последняя информация всеми инстанциями, вплоть до Комитета Министров, была расценена как сомнительная, городничий принял некоторые меры к ее проверке и в своем рапорте указал, что "о сих пропащих у пленных турок якобы денег и вещах мною в Белгороде публикация была учинена, но не оказалось оных ни у кого ни денег, ни вещей".

       В конечном итоге городничий всю ответственность за происшествие возложил на начальника конвоя и, естественно, на турок. Курский губернатор А.И. Нелидов, соглашаясь, в целом, с такими выводами, тем не менее подчеркнул, что не только турки вели себя "предерзостно", но и белгородцы "неуступчиво" и потребовал в этой связи от городничего "внушить жителям, что надобно сострадать о них как о пленниках и елико можно снисходить им, тем более, что по заключенному ныне с Портою Оттоманскою миру уже не есть они враги наши".
        Одновременно А.И. Нелидов дал понять, что не исключает наличия у этого конфликта более глубинных корней, указав городничему не необходимость обратить внимание на людей, "кои бы нарочно старались внушением ли или самими действиями, давать повод к таковым взаимным неудовольствиям, имея на то свои виды".
        В целом же, как губернатор, так и Курское губернское правление отреагировали на данное происшествие достаточно жестко, разослав в уезды и города, через которые пролегали маршруты пленных, циркулярное письмо, требующее, чтобы во время дневок турки "не были из квартир своих распущены по улицам и площадям, а находились в оных под надзором конвойных чиновников и надзирались неотступно".
        Одновременно "градским и земским полициям" было предписано в такие дни "усугублять свое бдение взятием приличных мер к предупреждению неистовств и насилия городских жителей".

       14 октября 1812 г. этот инцидент был рассмотрен Комитетом Министров, который лишь подтвердил уже ранее сделанные выводы, возложив всю ответственность за происшедшее на начальника конвоя, не обеспечившего должного контроля за пленными и поручил "поступок его рассмотреть Управляющему Военным Министерством".
       Вина начальника конвоя, конечно же, выглядит бесспорной...Хотя, если обратить внимание на то, что 1142 пленных сопровождали лишь 14 человек (вместе с их начальником), такой вывод уже не кажется столь категоричным. Особенно если учесть, что приказ бывшего Военного министра - А.А. Аракчеева о том, чтобы партии пленных турок не превышали 100-150 человек, при 20-25 конвойных, к тому времени никем не отменялся.
       Нельзя также обойти молчанием и того факта, что еще накануне выхода турок из Харькова командир Харьковского гарнизонного батальона обращал внимание Слободско-Украинского губернатора И.И. Бахтина на то, что в виду острой нехватки людей он способен выделить для сопровождения пленных лишь 1 унтер-офицера и 12 рядовых. Однако, судя по резолюции И.И. Бахтина на рапорте командира батальона, тот предпочел эту тревожную информацию просто не заметить.
       Одновременно Петербург дал указание губернаторам (в т.ч. и Курскому), чтобы в процессе репатриации "пленным оказываемы были всевозможные пособия как в отводе квартир, так и в даче по требованиям конвоирующих подвод и снабжении продовольствием.
       Для лучшего же порядка и чтобы пленным нигде никаких озлоблений и притеснений ни от кого чинимо не было, встречали бы их исправники или заседатели нижнего земского суда на меже своего уезда и препровождали до соседственного".

ТУРЕЦКИЕ ВОЕННОПЛЕННЫЕ В КУРСКОЙ ГУБЕРНИИ В ПЕРИОД РУССКО-ТУРЕЦКОЙ ВОЙНЫ 1806-1812 ГГ.

          Во время Крымской вйны первая партия пленных турок вступила на территорию Курской губернии со стороны г. Сумы в середине февраля 1854 г. В массе своей, это были моряки (как собственно "турки", так и "арабы-египтяне") в количестве свыше двухсот человек, плененные на Черном море в результате Синопского сражения и иных боевых столкновений сил флота с кораблями противника.
        Небезынтересно отметить, что 18 февраля 1854 г. указанные пленные имели дневку в г. Судже одновременно с Рижским драгунским полком, следовавшим на театр военных действий. Для драгун судженцы приготовили на городской площади столы, накрытые подобающим такому случаю образом.
       То, что происходило далее, очевидец описал следующими словами: "бывши на площади они (турки) вмешались в толпу русских солдат и жителей, где происходило веселье. Пленных турок жители пригласили к общему столу - они пили водку сколько хотели и кричали "Ура НИКОЛАЙ!". Когда песенники начали петь плясовые песни, то некоторые турки пустились и в пляс".

ТУРЕЦКИЕ ВОЕННОПЛЕННЫЕ В КУРСКОЙ ГУБЕРНИИ В ПЕРИОД КРЫМСКОЙ ВОЙНЫ 1853-1856 ГГ.

         Весной 1881 г. в Мелитопольском уезде Таврической губернии полицией был задержан человек без документов. Последний назвался рядовым 4-го кавалерийского полка турецкой армии Ибрагимом Сале, взятым в плен в Плевне, находившимся "на жительстве" в Курске и почему-то не репатриированным по прибытии в Севастополь.
       Более того, Ибрагим Сале пояснил, что в момент своего задержания возвращался в Курск, где живет его родной брат Ахмет, также бывший военнопленный, который "кажется выкрестился и женился на русской".
       И хотя в ходе проверки эта информация не получила подтверждения, категорически и полностью опровергнуть ее также не удалось в силу неполноты учетных данных о пленных, отсутствия у турок фамилий и многочисленных искажений турецких имен неискушенными в них русскими писарями.

ТУРЕЦКИЕ ВОЕННОПЛЕННЫЕ В КУРСКОЙ ГУБЕРНИИ В ПЕРИОД РУССКО-ТУРЕЦКОЙ ВОЙНЫ 1877-1878 ГГ.

спасибо

• Комментарии  (0)