(Дневник.) продолжение. Ноябрь1943 год. Ранение \ И снова на фронт

Я пошел в тыл один. Постепенно мое сознание становилось мутным. Я шел, как шлось, смотря себе под ноги, чтоб не спотыкнутся и не свалится в воронку или окоп. Вокруг меня летели трассеры, хоть я их и видел на фоне черной замершей пашни, я не сразу понял что стреляют по мне. Трассеры шли откуда то сбоку, и только когда фонтанчики грязи ударили передо мной я все это вдруг осознал и очень испугался. Я упал на колени и шлепнулся лицом на землю, в небольшую мелкую воронку. Хотел перевернутся на спину, но стало больно.

Я не смог. Так лежал какое то время. Потом начался немецкий минометный обстрел. Насколько далеко рвались мины, было не понятно, расстояние до них я ощущал своим телом. Земля дрожала, но мне не было страшно. Я вспоминал, что только что я пережил более опасный момент.

Потом обстрел кончился. Нужно было или собираться силами, вставать и двигаться дальше или оставаться здесь в воронке до ночи. Я пожалел, что ушел один. Вдруг наступила тишина, и в этой тишине отчетливо был слышан топот ног и бряцанье амуниции. Мимо меня, полусогнувшись, пробежала толпа красноармейцев. Пот ним ни кто не стрелял. Я сообразил, что сейчас я должен встать и бежать за ними. Одинокая фигура привлечет меньше внимание, чем группа. Я собрал всю свою волю, уперся головой в край воронки, встал на колени, и потом мне удалось подняться. Я побежал за ними. Но они убегали очень быстро, а я понял, что еле ковыляю. Но добрался до сада и прошел его насквозь.

Тут я осознал, что оставил там, на исходной все свое имущество. Понятное дело, что возвращаться не стал. Так добрался до артиллеристского окопа на окраине огородов, увидев, своих, пушку, почувствовал себя в безопасности, и прилег. Но вдруг резко раздалась команда – «подготовить орудие к стрельбе прямой наводкой по танкам». Артиллеристы начали за станину разворачивать пушку в право, но я им мешал. Тогда один из них – мл сержант крепко выругался матом в мою сторону и выгнал из окопа. Поняв, что мне трудно встать, даже поднял меня за шиворот шинели. Обидно было, но ничего не поделаешь. Поковылял дальше в сторону домов хутора. На хуторе никого не было, в одном из сараев у которого сгорела крыша, лежала отрезанная конская нога и убитый человек, голый, одежда сгорела. Потом дорога. Дорога уходила в сторону немцев и хутор просматривался на несколько километров. Под склоном лежал еще один боец, пуля или осколок ему разбили голову. Дорогу переходил долго. Скат был мокрый, а когда таки взобрался на нее, страшно было сделать первый шаг. А вдруг – снайпер. Когда таки перешел, решил идти по той стороне в конец хутора. Там стояло три подбитых танка. Один немецкий и два наших. Мне становилось совсем плохо, кружилась голова и я решил залезть под какой-нибудь танк и отдохнуть. Но походя к ним я увидел убитого солдата, который лежал на спине, с открытыми глазами, все остальное тело было раздавлено танком.

Кровь и останки разбрызганы на несколько метров. Мне сперва расхотелось тут оставаться, но тут я увидел в трех метрах от него, как на земле лежит пайка хлеба, грамм 800. Я набросился было на хлеб, но взять его в руки не могу. Руки после ранения согнуты в разные стороны. Встав на колени я сжимал руки, чтоб взять хлеб. В конце концов взял. Одна сторона немного испачкана кровью, но я ее обломил. Хлеб крошился от вчерашнего дождя. Гляжу чуть дальше свежевырытый окоп, пустой. Я подошел к нему, лег на выброшенную землю и стал есть хлеб. Когда хлеб съел, стало теплей и веселей, но никак не могу встать. Лег обратно. Но как услышал вой далекого снаряда мгновенно пришел в себя, как то сам вскочил на ноги и пошел в сторону огромной скирды стоящей посреди поля. Пошел не по дороге а по зеленому полю озимки. Сперва идти было легко, потом все труднее и труднее. Оглянулся, за мной тянутся две черных борозды. На сапогах грязи полно. Скоро вообще увязнут. Гляжу идут ко мне по полю два солдата. Они сказали, что их послал командир батареи с которй меня прогнали. Они взяли меня подмышки и довели до скирды, где уже лежало несколько десятков раненых. Сделали мне подстилку из соломы. Только я лег, как шальной снаряд, сбил верхушку со скирды, и она упала на нас. Сперва я подумал, ну и пусть. Дышать можно и теплее, потом, рядом в соломе кто то закричал, и я подумал, а вдруг она горит, стал барахтаться, в конце концов нас откопали, ни кто не пострадал. Так мы пролежали у скирды до вечера. Вечером, как стемнело, пришла санитарная машина и нас стали в нее грузить. Когда погрузили всех, я заметил, что на земле осталось лежать неподвижно шесть или семь человек.

Хоть было темно, но машина шла без огней. Потом она остановилась. Слышу разговор. Санитарную машину приказано вернуть за каким то тяжелораненым полковником. Второй говорит – что «и у меня в кузове тяжелораненый» – первый ему отвечает – «у меня в кузове лежат три бочки, на них и положим твоего тяжелораненого» Меня переложили в другую машину на злополучные бочки, и эта машина тронулась в тыл, а та поехала за полковником обратно. По дороге она два раза попадала в воронки и бочки раскатывались, принося мне такие боли, что слезы наворачивались на глаза. Потом кончился бензин, а я потерял сознание. Очнулся когда было светло. Сопровождающий меня санинструктор, сказал, что «вон, уже идет шофер с бензином». Шофер принес ведро бензина, и мы доехали до госпиталя, который оказался в 400 метрах от этого места.
Женщина медработник регистрирующая прибывающих меня узнала, -«Опять в шею» /в боях под Мелитополем /океберфелд/ я уже был ранен в шею. Потом мне передали мой бумажник, который у меня выпал из кармана перед началом наступлений 25 ноября 1943 года. В бумажнике не хватало перочинного ножа и 15 рублей. Бумажник передал в медсанбат легкораненый солдат из нашей роты. Он был из Кобыляк. И отправлялся в отпуск домой.

В одном населенном пункте, мне наложили гипс на голову и до пояса. Шесть рядов марли. Потом нас – раненых в ПЯТИХАТКАХ погрузили в эшелон и отправили в ВЕРХОВЦЕВО. В ВЕРХОВЦЕВО у меня сняли гипс. Военврач ругался, мол кто его в фараона превратил, и мне наложили другой гипс, только на шею и плечи и отправили другим эшелоном за Днепр, через ДНЕПРОДЗЕРЖИНСК в ХАРЬКОВ в эвакогоспиталь №432
Из госпиталя меня выписали 26 января. Лечебная комиссия признала меня годным к строевой службе и выписала в отдел кадров 2го Украинского фронта. Во время всех перипетий я потерял вещмешок с письмами и дневником и полевая сумка с документами и списком взвода. Еще перед выпиской я узнал, что наша бригада в начале декабря сдала свой участок 15 гвардейской дивизии и сейчас находится, а 28 декабря была в МАЛОЕ ВОДЯНАЯ.

спасибо