Распутица, мороз и прочие враги генерала хейнрици

По случаю выхода второго тиража книги "Заметки о войне на уничтожение" впервые публикуется письмо генерала Хейнрици о его участии во второй мировой войне. Рассказ выдержан вполне в духе мемуаров генералов вермахта об "утерянных победах": В нем лишь распутица и мороз не пускают немецкие войска в Москву. (Игорь Петров в соавторстве с Олегом Бэйдой.)

Готхард Хейнрици
Генерал-полковник в отставке

705 Вайблинген
Ленауштрассе 6

Вайблинген, 28.11.66

Глубокоуважаемый господин Боргман!
Как приложение пересылаю Вам мою фотографию 1938 года, когда я был командиром дивизии в Мюнстере. Это редкая и потому ценная фотография. Поэтому прошу вернуть ее мне неповрежденной. Вторая фотография запечатлела меня командующим первой танковой армией в Словакии и Венгрии, за месяц до того, как я получил мечи к дубовым листьям.
В дополнение данных обо мне и пережитых мной событиях второй мировой войны я могу сообщить следующее:
Как замещающий командующего корпуса (сам командующий был болен) я с 12 мая по июнь 1940 года прорвал французские укрепления к югу от Саарбрюкена и стал единственным кто со своим корпусом преодолел линию Мажино к северо-востоку от Пютлингена. Затем меня поставили во главе XXXXIII корпуса, командир которого погиб. Корпус как раз вышел к Луаре. После форсирования реки мой корпус ворвался в город Бурж и захватил в качестве трофеев 146 новехоньких американских самолетов, по 12 тысяч тонн меди и латуни, кроме того ртуть, мешки с серебром, золото и примерно 2-3 тысячи орудий калибра от 38 см до 2 см, а также миллионы снарядов всех видов.

После окончания французской кампании корпус был переброшен на побережье Ла-Манша и охранял там территорию от устья Сены до Мон-Сен-Мишель. В апреле корпус был переброшен в Польшу. В день начала русской кампании он в составе трех дивизий форсировал Буг. У Беловежской пущи ему во фланг внезапно ударили восемь русских дивизий, пытавшихся вырваться из котла. В ходе тяжелых боев этот прорыв удалось частично пресечь, несколько тысяч человек было взято в плен. Также захвачено около 50 русских танков старого образца. Затем корпус вышел у Бобруйска на Березину. Там ему во фланг из припятских болот ударили два русских корпуса: пехотный и кавалерийский, в то же время в нашем тылу развили большую активность партизаны. Все эти удары были отражены. Противостоявший мне командир был смещен Сталиным, как следовало из захваченного нами документа. Мы пересекли место слияния двух рек — Березины и Днепра — и окружили еще один русский корпус, командира которого взяли в плен. Я получил рыцарский крест. При дальнейшем продвижении в сторону Москвы наша техника застряла в грязи, так как начался период дождей. После начала заморозков мы пересекли реку Ока и вышли в район к западу от Тулы, предпринимая одну атаку за другой, прорвались до железной дороги между Алексиным и Тулой. При попытке дальнейшего наступления — против нашей воли по приказу генерала Гудериана — мы были ошарашены наступлением тридцатипятиградусных холодов. Наши неподготовленные к зиме солдаты замерзли и мы вынуждены были отступить на прежние позиции, на которых нас застигло большое контрнаступление русских, использовавших прореху в 40 км на нашем правом фланге, чтобы напасть на нас с тыла. После тяжелейших боев, все время под угрозой обходящего нас с фланга противника, мы наконец достигли района Юхнова. Там в ходе тяжелейших боев — тем временем я принял под свое начало 4 армию, которой до тех пор командовал фельдмаршал Клюге – мы до весны удерживали 120-километровый фланг, отражая атаки противника. Все это время в нашем тылу находился кавалерийский корпус противника, несколько дивизий, а также тысячи партизан. Неделями наши батареи вели огонь так: два орудия на противника, атакующего линию фронта и одно орудие на противника в тылу. Лишь в мае удалось устранить эту угрозу с тыла. Весной следующего года по приказу верховного командования нам пришлось оставить большой выступ у Вязьмы. Этот маневр проходил под моим началом. Последовавший за нами противник понес большие потери при наступлении. Летом 1943 года моя 4 армия, состоявшая из пяти корпусов, была в результате поражения под Курском атакована превосходящими силами противника. Мы сражались на пяти разъединенных плацдармах. У меня постоянно отнимали дивизии, перебрасывая их на южный фронт. Тем не менее противнику понадобилось 6 недель, чтобы пробиться до находившегося в 120 км крупного опорного пункта Смоленск. Я крайне резко выступил против тыловых частей, которые во исполнение приказа Гитлера хотели все сжечь и уничтожить. Так мне удалось спасти знаменитый Смоленский собор. Однако рейхсмаршал Геринг пожаловался на меня Гитлеру и обвинил меня в том, что я, запретив разрушения, ускорил отступление группы армий Центр. Это необоснованное обвинение потом пришлось снять.

Осенью 1943 года я стоял со своей 4 армией к востоку от Орши и Могилева, наш участок фронта был наиболее выпирающим на восток из всех. Там моя армия в пяти больших битвах, в которых русские, пытаясь прорваться, в итоге задействовали 36 дивизий, отразил все атаки, потеряв лишь два километра территории. После этого я получил дубовые листья к рыцарскому кресту. Следующей весной я заболел русской желтухой и был вынужден уехать лечиться в Германию. В этот период русские предприняли большое наступление против группы армий Центр, в ходе которого моя прежняя бравая 4 армия оказалась зажата с двух сторон и уничтожена. Затем в августе 1944 года я принял под свое начало первую танковую армию в Словакии, она обороняла перевалы в Бескидах и имела в подчинении первую венгерскую армию. В тяжелейших боях первая танковая армия защитила карпатские перевалы, в то время как Венгрия 15 октября 1944 г. предприняла попытку перейти на сторону русских. В итоге венгерскому командующему со своим начальником штаба пришлось в одиночку бежать к русским, войска остались на нашей стороне, но с этого дня потеряли всякое желание сражаться. Наступление русских на Будапешт вынудило нас отойти в район к востоку от Высоких Татр, но и из него пришлось отступить после большого успеха русских, которые нанесли удар с плацдарма у Вислы у югу от Варшавы, в результате чего была потеряна вся Польша. В это время моя 4 армия удерживала от советского наступления моравско-остравский угольный бассейн, последний энергетический источник, которым владел рейх после потери Рура. За мои оборонительные операции в тешинском угольном районе я получил мечи к дубовым листьям.

20 марта меня вызвали в Берлин, где я должен был защитить Гитлера от наступления русских через Одер. Очень быстро начались серьезные трения с ним и его советниками, так как их требования никоим образом не соответствовали реальному положению дел. Это в итоге привело к тому, что я резко воспротивился желанию фельдмаршала Кейтеля и генерал-полковника Йодля оставить в Свинемюнде дивизию из 8000 рекрутов без надлежащего вооружения и тем самым дать ее окружить и уничтожить. Я отказался выполнять этот приказ. Когда фельдмаршала Кейтель пригрозил мне приговором военного суда за невыполнение приказов перед лицом врага, я заявил, что ему придется найти кого-то другого для выполнения таких приказов и подал в отставку. После этого я получил приказ отправиться в Плён в штаб гросс-адмирала Деница. Там должна была решиться моя судьба. Рейхсляйтер Борман послал телеграмму с требованием судить меня за измену Родине. Когда Гитлер застрелился, все это положили под сукно. Позднее я поехал к гросс-адмиралу Деницу, пожаловался на свое неправомерное увольнение со службы и объяснил причину своих действий. Он и прежде всего генерал-полковник Йодль объявили, что согласны с моими распоряжениями. Извиняло невыполнимые приказы для них то, что все эти приказы якобы поступали от Гитлера. Однако, им пришлось признать, что его не всегда полностью информировали о положении дел. До 28 мая я жил под Фленсбургом, затем был арестован там англичанами и отправлен в Великобританию. Оттуда я как свидетель попал на процесс главных военных преступников, а годом спустя сам угодил в Нюрнберге под допрос, когда меня хотели приговорить вместе с другими генералами. Но так как допрашивающие меня американцы не нашли достаточных обвинений против меня, меня выпустили из нюрнбергской тюрьмы, отвезли обратно в Англию, пока в мае 1948 года я не вернулся из плена. Освободили меня 19 мая 1948 года в артиллерийской казарме на Греверштрассе в Мюнстере. От дома, в котором я жил до войны, остались лишь подвал и одна стена.

С товарищеским приветом.

Спасибо