fly

Войти Регистрация

Вход в аккаунт

Логин *
Пароль *
Запомнить меня

Создайте аккаунт

Пля, отмеченные звёздочкой (*) являются обязательными.
Имя *
Логин *
Пароль *
повторите пароль *
E-mail *
Повторите e-mail *
Captcha *
1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 Рейтинг 4.63 (12 Голосов)

Долина смерти

(автор: Алексей Сухановский)

Первое поколение следопытов. Одеты как партизаны — кто во что горазд. Жрали то, что было сэкономлено от талонного довольствия (было такое время, что мыло, водка, сахар, тушенка, стиральный порошок давали по талонам. 1 банка тушняка — на месяц. Нешто не помните?) Минаки были считанными: один на сотню рыл, а то и на полтыщи, не вру. Сам королем похаживал с ИМП–2! Ходили в район пешком — 5 км для бешеной собаки не крюк. На ГТТ катались уже позже, но и то было западло: наши люди к мертвецам на такси не ездют. Жили в брезентовых палатках (6 кг весом). Спали в ватных спальниках (11 кг весом). На фото мы собрались на поле у Мостков попеть песен, пообщаться после работы. Никто еще толком не знал друг друга. Но родней людей для меня не было. Каждый готов был отдать товарищу последнюю сухую рубашку (без иронии). Козлов гнали ржавой лопатой… Сегодня то время кажется чистейшей идиллией, а тогда — просто жизнь, не особо обеспеченная, но очень свободная. Мы никого не боялись и никого ни о чем не просили.

Долина смерти

Гробы нам поставляла местная власть. Как–то на одно из первых захоронений, когда клали в братскую могилу сразу восемьсот мужиков, гробишек не хватило. Следопытские вожди закатили с пол–оборота страшнейшую истерику, вогнав сельсоветчиков в ступор: а–а–а, мат–перемать, даже гробов на героев нету! А откуда у тихой деревенской власти сразу пятьдесят, сто или более того гробов?

Тогда горячая ситуация разрядилась сама собой. Пошли к останкам, не влезшим в гробы битком набитые костями, и сложили в скудельню–времянку целую колхозную телегу бедолаг. Следующей весной еще одной братской могилой на кладбище Мясного бора стало больше. Их там никогда и не становилось меньше. Просто некоторые закатаны в асфальт. А памятник, которому сигналили шоферюги с шоссе, снесли для того, чтобы некий банкир поставил аляповатую скульптуру своего деда — красного командира в фураньке и со знаменем. Омерзительней метода самоутверждения я в жизни не встречал.

Долина смерти

Мясноборская идиллия 1989 года. Эх, и жили мы тогда душа в душу! Новгородцы, татары, башкиры, питерцы, москвичи, архангелы — первопроходцы Долины смерти. Потом вся Расея подтянулась, навалилась со щупом, лопатой и минаком… Поколение в стране сменилось. СССР развалился. Начинали копать в одной стране, теперь копаем в другой державе и в других государствиях. А солдаты все еще подымаются из земли. Безмерна была народная погибель…

Долина смерти

Копали мы тогда по нынешним понятиям варварски. Археологию практически не делали. Кости подо мхом и травой лежали коврами. Людей подымали тысячами за вахту.

Долина смерти

В сотне метров от солдатского мемориала в Мясном Бору, август 1989 года. Эту гору останков свезли к концу вахты со всех поисковых лагерей, разбросанных по Долине смерти. Солдаты из-под Мостков, Лесопункта, с высоты 40,5, с Госпитальной поляны, с Глушицы, с "перекрестка ЛЭП", с "острова" у "афганца"... ГТТ подходили один за другим. Останки с сухим деревяшечным звуком из разномастных мешков ссыпались в почти верещагинский "апофеоз войны". Помню, что продернуло восхищением перед огромностью проделанной работы - десятки и сотни кубометров земли перевернули в поисках недлинного списка почти утраченных имен. Не дали мужикам сгинуть в безвестье.

Долина смерти

Сначала нас было как-то немного - народ из лесу подтягивался медленно. Какая-то невнятная организационная затыка была с раскладкой останков по гробам. Но архангелы и казанцы с новгородчиками постепенно подтянулись к делу. Вымотались за эти восемь часов перебирания костей, словно целый день отпахали на воронке. Здоровых мужиков и то вывернуло в кустах не по разу...

Долина смерти

Останки мы тогда считали грубо и просто - по берцовым костям: они, как самые крупные, менее всего были подвержены бесследному разрушению. Трупная арифметика давала сбой только когда на поле боя находили отдельные конечности... Не морочились - земля всех примет. Гробы тогда заполнялись примерно так... В среднем одна домовина на десять человек.

Долина смерти

Одно из крупнейших захоронений в Мясном Бору. В ту вахту упокоили более 4 тысяч солдат и командиров РККА. Ныне эта братская могила закатана в асфальт при реконструкции военного мемориала в середине 90–х годов. Был я там в 2009 году проездом. Такое чувство, что побывал на сиротском дивизионном кладбище через пять лет после бойни — казенщина, запустение, небрежение. Мерзостно стало на душе. Впервые пожалел о том, что пошел следопытской дорогой. Она привела к разочарованию. Пожалуй, не этого мы хотели, загребая грязь Долины смерти. Не ходите, ребята, по патриотической дорожке — заминирована.

Долина смерти

Так выглядел Мясной Бор в те годы. То, что видел сейчас — профанация, кич, убожество. Для меня лично — надругательство над тем, чем дорожил.

Долина смерти

Таких железных кучек в 80-е годы в районе Мясного и Мостков было много. По ним, бывало, ориентировались. Оштыкованные трехлинейки часто ежами торчали из матерых осин. Небось, не заплутаешь…

Долина смерти

Пропуская через руки сотни убитых людей, наизусть выучили весь скелет, до косточки, ни разу не глянув в анатомический атлас, умея отличить пол по характерным чертам останков. Переломы, огнестрелы и колотые, рубленые… Вся жестокость войны шла перед глазами непрерывным конвейером смерти. Работать в перчатках большинство не считало нужным — слишком привыкли, чтобы придавать какое–то физиологическое значение. Когда кто–то из посторонних сдуру поинтересовался, мол, куда вы, робята, эти кости денете, кто–то мрачно отрубил, досадуя на нелепость вопроса: "На холодец…" Реакция на праздный интерес зачастую была именно такой. Как–то на раскоп у перекрестка ЛЭП и Южной дороги приехал старый сапер, генерал–майор инженерных войск из ЛенВО, чувствовал себя не в своей тарелке, не особо представляя, как разговаривать с обступившей его гражданской молодежью. Браво, как с солдатами, звучало фальшиво. А другой ноты генерал, к сожалению, не нашел, хотя был искренне ошеломлен тем, что видел, и хотел как–то помочь. На очередной бодряческий вопрос вроде "как настроение, бойцы?!", кто–то молча уронил себе под ноги корпус 82–мм минометного выстрела: "Хлеба нет". Старик в погонах онемел, быстро засобирался дальше. Вечером в лагеря "хлеб шел эшелонами".

Я не о нечаянной грубости и дерзости напрасной. Я о том, что в это короткое время вахт были ознобные моменты, когда я чувствовал, что мы — одна нация, которая может и хочет, что мы — единый народ, который не позволит и если надо, то заставит кого угодно подчиниться своей воле. Что у нас есть Память, что у нас есть неизбывное единство, способное спокойно встретить любой вызов времени. На маленьком пятачке Долины смерти я, парень из архангельского медвежьего угла, увидел огромную страну.

Долина смерти

Девчонка из Северодвинска и найденный ею солдат. Без имени.

Долина смерти

Жалкие сокровища из воронки подо Мгой (ст. Погостье), 1989 год.

Долина смерти

Самой неблагодарной работой была переборка отвалов из варварски взятых бомбовых воронок. Все перемешано, разрознено… Тупая копня и тщательное просеивание многих центнеров и тонн грунта, глины и жижи. Справедливости ради надо сказать, медальоны с именами Фронт отдавал часто. И лучше награды для нас не было. Вот на таком отвале я нашел и навсегда сохранил солдатский ремень, задернутый на последнюю дырку. Хозяин так и ушел из него в никуда, в память… Не поднялась рука распустить тот ремень и у меня.

Долина смерти

На захоронения после вахт иногда успевали приехать родственники найденных солдат. Даже при тех технологиях успевали прочитать имя павшего, созвониться с РВК и сообщить. Люди бросали все и ехали. Вот такой момент запечатлен на захоронении в Мясном Бору. В огромной братской могиле — сын солдата. А гробы все таскают и таскают… Непередаваемые минуты, вершившие дни и ночи тяжелой работы сотен и сотен ребят.

Заросли колючей проволоки "намертво вжились" в древесную плоть. Эти деревья в войну были тонкими стволиками, вокруг которых саперы по–быстрому намотали злой проволочины. Сегодня она струной натянулась так, что под рукой издает глухой басовитый гуд. Голос войны, нота бойни… Можно взять аккорд, но песни не выйдет. Местами война проглядывала из природы как–то очень реально. Нужно было немного воображения, чтобы представить себе развороченную и обожженную землю с чернолесьем, разнесенным артогнем и бомбами на зубочистки.

Долина смерти

Школьник Ваня Привалов. Как-то смог уговорить его родителей отпустить сына в Долину. Ездили нормально. Ванька, уже учась в Архангельске в университете, даже свою команду сколотил. Сейчас - отец Иоанн, настоятель сельского храма в Заостровье, в архангельском подгородье. Повлиял ли на него Лес не знаю. Мы как-то не лезли друг другу в душу с дурацкими вопросами "зачем тебе это нужно?" Нас так воспитали: у нормальных людей в нормальной стране мертвецы по лесам и болотам не валяются.

Долина смерти

Так мы складировали останки рядом с палатками лагеря. Солнце припечет — и понесло с груд мертвечиной. Несильно так, но внятно. Когда разбирали целый день по гробам эту скорбь, понемногу принимали на грудь, чтоб не выворачивало наизнанку каждые пять минут. Сейчас думаю об этом — с ума сойти! А тогда — так надо, обычная работа, скучноватая, правда… Воронь долбить тяжелей, но — интересней!

Долина смерти

В 1989 году мы заканчивали ЛГУ и перед защитой диплома, оголодав на студенческих харчах заочников, ездили в июньскую Долину, где в пору трав и комарья отгремела вахта, прозванная нами Вечный май с ее поляной Непочатый край и стоянием в Теремце Курляндском. Из Питера добирались до Чудова электричкой, а там нас за рассказы подвозили дальнобои. И обратно, до Питера отвозили они же, развесив на всю дорогу уши под наши байки Долины. Расплачивались гильзами на память! На Фронт приезжали с парой пакетов супа и пачкой соли, а возвращались с откуда–то взявшейся едой. Попутно помогали в Мясном Бору нашей поисковой маме — тете Вале Бородачевой на огороде, по хозяйству, топили баню и купались в бомбовой воронке за ней. Лето стрекотало кузнецами под рассказы тети Вали о том, как девчонкой она встретила здесь войну и что с Мясным Бором случилось потом…

Вот такие девчонки были у нас на Фронте! Снимок сделан в белую ночь на речке Полисть, на биваке у Северной дороги: банка сгущенки внутри и ППШ в руках — счастье возможно!

Долина смерти

Типичная картина поискового лагеря конца 80-х годов в Долине смерти. Сейчас вспоминаю, что приходя с работы, мы складывали кости с одной стороны палатки, а железяки - с другой. А сапоги развешивали на колья. Мыли руки в ближайшей воронке и садились ужинать, равнодушно наблюдая гору человечьих костей. Отупение от усталости и привычка отбивали всякую брезгливость. Жратва сама прыгала в рот, едва ложка поспевала вертеться!

Долина смерти

В конце 80-х братские могилы в Мясном Бору копали руками, под лопатку беря полновесные кубы грунта. Дело солдатское! Потом, когда к делу пришел комсомол, скудельни воинские стали рыть экскаваторами. Ими же и зарывали. Помню, что этот момент всегда царапал по живому — оскорбительно быстро ковш замахнул гробы и — все свободны. Народ возмущался этим, как, впрочем, и многими другими рабочими моментами, но этот ропот прошелестел впустую, так как альтернативы никто не предлагал. Пылить–то всякий может… А когда комсомол зарулил процессом не по–детски, с деньгами, то следопыты и вовсе превратились в рабочую скотинку. Каковой и остаются поныне. Чего с нее, похоронной команды взять: найдут, закопают, а на помин души сами найдут чего плеснуть… Так нас и держат в узде стереотипов 90-х годов. А любительская археология в России уже давно живет своим умом и своей жизнью.

Еще один момент раскладки мужиков по домовинам. А пацанам весело. Им это дело привычное. Солдаты дали фуражку поносить по очереди! До обидного мало снимал быт, лица, панорамы и прочее, что сегодня дало бы простор воспоминаниям и новому взгляду на былое. То руки в грязи, то от работы не отцепиться, то камера на дне рюкзака. Словом, и руки в тесте, и ребенок обос…ался.

Парни неизвестной мне следопытской команды выходят из Долины через поле у деревни Мостки. Именно на этом поле я в одну благую и святую для меня минуту выбрал нашу "поисковую веру", а крестными при этом были Валера и Александр Иванович Орловы. Не судите строго за некоторую пафосность, но это так. 17 мая 1987 года с Орловыми я поехал под Мостки, чтобы впервые своими глазами увидеть то, что оставила в лесах и болотах Великая Отечественная. Бродили по лесу, по кустам, поковыривали крюками ворони. Сзади волочилась экскурсия новгородских пионеров (полноценных пионеров, а не молодых следопытов, которых в Долине и называли "пионерами"). Ничем особым лес не поражал, если не считать множества русских и немецких касок, винтовочных стволов, куч ржавого военного железа, громоздившегося в щедром беспорядке. "Голые моси" даже с затворами никого тогда не интересовали... Но в каждой встречной мелкой воронки на щуп и крюк отзывались останки. Тогда сразу ухватил этот особенный звук - нечто среднее между отзвуком дерева и металла. Солдатские кости лежали в каждой тухлой яме. К раннему вечеру мы выбрались ближе к полю и пошли по опушке. Валера все также зондировал воронки, которые на чистом месте виднелись в поразительном множестве. В войну поле было издолбано снарядами и минами в лунный пейзаж. И в каждой дыре - позабытые люди, солдаты, сброшенные по 10-15 человек, как павший скот, в небытие и забвения в двух шагах от спасенной ими жизни. Я словно увидел всю огромность этого страшного поля, густо усаженного братскими могилами. Как же так?! Никто не забыт и ничто не забыто! Это вдалбливали со школы. А здесь все было совершенно наоборот, и сваливать вину за омерзительное отношение к павшим за Родину было не на кого. Да и неверно это: честь гражданина своей страны - в деятельной позиции, а не в обличении...

Впечатление от масштабности картины, открывшейся внутреннему взору, вспыхнуло настолько сильное, что меня словно пробило: "Вот дело, которому можно посвятить всю жизнь!" Честное слово, я подумал именно так торжественно и помню эту решительную секунду, когда в глазах стояло и проклятое это поле, и домишки Мостков на горизонте, и суета автомобилей на шоссе... У каждого в судьбе случаются такие мгновения, которые определяют будущее. И я после этого поля уже никогда не стал прежним, заболев Памятью, Фронтом, прошлым.

Долина смерти

За большую удачу всегда считал снять почему-то всяческие железяки. Вроде вот этой, издырявленной кем-то ради баловства то ли в войну, то ли после. Железяка эта немецкая. По-моему что-то насосно-траншейное, типа альвейера. Наверное, уже утащили. Тогда валялось на мясноборье много всякого хлама. Но по рассказам Александра Ивановича Орлова и по рукописи его брата Николая Ивановича Орлова уяснил, что все это крошки после богатого пира. Окрестные мужики в 50-х годах, когда шло площадное разминирование местности, по тропкам и дорожкам пробирались в Долину, где резали на куски танки, автотехнику и собирали на сдачу в чермет прочий металл войны. Заработанный рубль тащили в дом и честно пропивали. Машины в лесу стояли колоннами. В железе было все - уставлено, усеяло, набросано: леса цвели ржавой броней. В Глушице Н.И., по рассказу сына Валеры Орлова, как-то раз один за другим выдернул из воды за ручки четыре Максима подряд, а топая по тропе, наступил на приклад трехлинейки, и та, приподнявшись оштыкованным стволом из земли пробила Валере (или Саньке-младшому) острием ногу… Железо там было: соржавело да сплыло.

Долина смерти

Валера Орлов, человек-легенда Долины, сын коменданта Долины смерти Николая Ивановича Орлова, искавшего без вести павших солдат с 50-х годов. Орел умер несколько лет назад обычной русской смертью. Эх, Валера Николаич, поторопился… Внешне грубоватый, с грохочущим кашляющим смехом, словно, фронтовой ворон, он был замечательно добрым другом, щедрым и теплым. ("Алексей кха-кха, хочешь я тебе "максим" подарю, он тут недалеко в воронке прибран? И "северок" тоже, нахрен не нужен, забери…"). Все, что у него было в жизни - Долина смерти. А остальное складывалось как-то само по себе, как у других людей. Мы тогда вообще мало интересовались личными делами друг друга, которые оставались вне Фронта. Они не имели отношения к тому, что нас объединяло.

Снимок этот сделан тоже в белую ночь июня 1989 года на речке Полисть. Справа от Валерки под бочок на корни дерева мостится дремать у костра Игорь Макарыч. Чай выпит. Каша съедена. Папироска докурена. Взрывня пущена в распыл. Комары распуганы "дихлофосом". Можно и баеньки… Невозвратимая ночь, невозвратимые люди.

Долина смерти

Солдатики салютуют павшим героям. Пацаны с удовольствием всегда собирали в траве гильзы. В лесу бы они их собирали не штучками, а килограммами. В немецких пулеметных точках настрел грудился слежавшимися кучами. И это было верным признаком свирепых атак советской пехоты. Щуп и лопата на бывшей "нейтралке" давали точное подтверждение. Среди воронок, растяжек Ф1, чугуняк ПОМЗ-2 и стаканов шрапнельных SMi35 лежали они, солдаты выкошенного поколения.

Долина смерти

ИМП-2 в работе. Миноискатель этот честно отслужил нам с 1988 года по 2007 год. Сейчас весь исцарапанный, потрепанный, потертый на заслуженном отдыхе в моей музее. В 2006 году под Любанью я еще шарахался с ним. Мимо шел отряд молодежи. Я удивился больше, чем они, вытаращившиеся на прибор: "И что, это РАБОТАЕТ???" Тут я впервые понял, насколько необратимо сдвинулось время! Мое "шуршало" исправно работало, очень точно выцеливая мельчайшие железки, и, за исключением его армейского происхождения, никаких вопросов к минаку не возникало. Да, часто с бивался снастройки, не адаптировался к минерализации грунта, разламывал писком всю черепушку через два часа брожений, выламывал руку до онемения конечности, не дискриминировался от колючей проволоки и прочего хлама, не мог и десятой доли того, что позволяют современные пискуны-искуны. Но: это была честная, тяжелая, надежная и неприхотливая машина. Других тогда не было. В 80-х те поисковые команды, у которых на вооружении были армейские минаки, чувствовали себя куда уверенней: они землю видели насквозь! У нас в отряде из шести человек было аж два ИМП-2. Но один мы проеферили в Вечном мае, когда уснули в ГТТ во время возвращения с работы, а потом в суматохе сразу не хватились потеряшки. В итоге один из новгородских отрядов маленько приподнялся. Узнали об этом позже, года через два, и по доброте сердечной на возвращении не настаивали: на здоровье, ребята!

Словом, отслужили нам "шуршала" по полной программе - столько не живут. Но "скелет в шкафу" вот в чем: недавно выяснилось, что райвоенкомат, выдавший нам 20 лет назад две единицы армейских миноискателей ИМП-2 выпуска 1983 года, ныне оные ищет! Оказалось, все еще числятся…

Долина смерти

Новгородчики разбирают блиндаж, устроенный в бомбовой ворони, на нейтральной полосе у Мостков. Если кто помнит эти согбенные спины и откляченные зады, то наверняка выудит из памяти и господина Комацу, японца из японской же фирмы "Искра", который приезжал в Долину смерти на рубеже 80-90-х. Господин Комацу бульдозерски рыл глину, экскаваторски метал наверх ведра с жижей и беспрерывно прыскался репеллентом, подозревая, что в стылом апрельском воздухе могут появиться комары. Простодушных ребят больше всего убили зеленые бродни японца с раздвоенной ступней: эка страховидная диковина! Они еще не видели фирменных носков Комацу, похожих на перчатки для ног: для каждого пальчика - карманчик. Многих поразило, что после чистки блиндажа японец не поленился выдолбить саперкой шурфец полуметровой глубины и бросил туда грязные резиновые перчатки. Экология, сказал он. Дол...еб, подумали мы. Время показало, кто прав: наши лагеря да и все остальное стало как-то более цивильными... 
Кстати говоря, страсть Комацу к ковырянию блиндажей объяснилась просто. Он спросил у меня, куда тут в лесу можно сходить в туалет. Я, как в анекдоте про советского офицера, повел рукой: "Вам - везде!" Но японец замялся: "В лесу есть такие мины, на которые наступишь - и они выпрыгивают. Как быть?" 
До сих пор надеюсь, что в двупалых японских броднях не захлюпало...

Долина смерти

Эта немецкая горная пушка долго стояла у речки Полисть на северной дороге 2-й ударной армии. На ней я и снял Валеру Орлова, нашего "сталкера" Долины, грубоватого и честного друга. Чистая и бескорыстная душа. Вечная Орлу память.

Долина смерти

Фронтовой лес в дни вахты оживал: гудели моторы, бабахали саперы, чавкали грязью группы на марше, с раскопов остро и печально доносились протяжные песни наших девчонок, собирающих солдатские кости…

Больше двухсот гробов, а в каждом больше десятка солдат. Арифметика неуместна. В Долине их осталось еще больше… 1989 год.

Погрузка на боевого коня. ГТТ и ГТС были главными возильщиками Долины. Вывозили останки с Госпитальной поляны, забрасывали туда жратву и прибывшие отряды. Выносливые эти машины впервые появились на вахте мая 1989 года. А в августе 1988 года в Долине смерти им предшествовали шустрые ГТС-ки. На тех и на других мы любили ездить верхами. Ветер в харю, мягкое покачивание на разъезженных ухабах, хлопающий рокот безмерных лошадей в стальном сердце вездехода. Лихо мчались по чистым трассам ЛЭП, мягко крались по дебрям неезженных с войны просек и проселков, в брызгах и со свистом переправлялись через реки, вышибая из патрубков синие клубы дыма. ГТТхи были неубиваемыми лошадями. Водители-"партизаны" охотно ездили на вахты в Долину, чувствуя искреннюю нужность общему делу, а не формализм военной лямки. Низкий поклон танкам Долины!

Жаль, что не видна цветовая гамма, но на окраине Замошского болота в октябре 1990 года мы повесили славный светофор из немецких TMi35. Теллермины мы вскрыли саперной лопаткой и топором, аккуратно очистив красиво окрашенные корпуса. Получились отличные экспонаты - красный, желтый в зеленую змейку и темно–зеленый. А взрыватели выкрутили и выжгли. Спустя год, прочесывая это же самое место нашли еще столько же "тарелок". До сих пор не могу понять - почему так порционно? Мы же чесали этот пятак почти как кабаны, рылом?! В итоге сняли с места десяток противотанковых "колесиков". А у одной латунный диск на взрывателе был побит осколком. Все стояли на "зихере". Видать, с телеги сковырнули барахло.

Самое массовое захоронение в Мясном Бору. Такого столпотворения, пожалуй, больше не было. Недаром весна 1989 года стала среди следопытов известна как Вечный май. Восемьсот человек собралось со всего СССР, количество поднятых останков исчислялось тысячами (не очень много, так как в следопытскую среду в ту вахту попало много "пассажиров", если память не изменяет, то на каждый рот пришлось всего по 1,5-2 найденных солдата). Мне же запомнилось, как открыли Поляну Непочатый край. Весь день я метался, как угорелый, по небольшому пятачку в лесу на щуп находя одного солдата за другим. 10-15-20-30! Ставил ребят на раскоп и бежал дальше. К концу дня оказалось, что убитые лежали сплошным ковром, едва ли не в два слоя, один на другом. И это было только начало Непочатого края. Название места родилось в тот же вечер.

А эти гробы были неимоверно тяжелыми — набивали плотно. Долго ходила легенда, что когда укладывали останки в домовины, из костей вдруг выпал солдатский медальон с заполненным вкладышем. Сам не видел. Но рассказывал всегда охотно — такие эпизоды дают молодым следопытам хороший настрой.

Походно-полевая кухня, брошенная тылами 2-й Ударной армии при отступлении из "волховского котла". Каждый раз, когда проходили мимо, кто-нибудь обязательно заглядывал внутрь под крышку, словно там еще осталось немного армейской каши 1942 года. Солдат всегда голоден, а следопыт алчен до тайн.

Август 1988 года. Сводная разведка отрядов Казани, Питера, Новгорода и Архангельска идет от Мостков на Госпитальные поляны. Топали по заброшенным просекам, ориентируясь по топографической карте-двухверстке, которая тогда была страшной редкостью. Сейчас GPSов у народа больше, чем тогда карт. По прямой до брошеных госпиталей 2-й Ударной армии было что-то около 10-12 км. Выйдя утром, пришли на место крепко за полдень. На месте на углу просек сразу увидели смятую танком "эмку". Она потом долго была приметным ориентиром. А потом в лесочке ковром пошли кости раненых, перебитых немцами. Фронтовики рассказывали, что калеченый народ тысячами лежал по всему лесу на носилках, в палатках, на земле. Немцы методично зачищали территорию автоматами и гранатами. Не вошкались. Доктора госпитальные, не бросившие своих пациентов, тоже пошли под нож. Это рассказывал человек, которому повезло уцелеть в той мясорубке. Бойня была бесчеловечная. Понять и простить ее невозможно до сих пор. Так погибло 8-12 тысяч человек...

Край этой погибели мы и зацепили августовским днем двадцать лет назад. Останки валялись подо мхом и листьями вперемешку с эмалированными мисками. Даже после открытия пулеметно-минометного ужаса поляны Непочатый край меж Мясным бором и Мостками эта проклятая Госпиталка просто завораживала своим безотчетным ужасом от картины массовой гибели беспомощных людей. Вот сейчас мы докурим папироски, еще раз глянем в карту и пойдем навстречу этому госпитальному кошмару, о котором пока не подозреваем.

Погрузка заполненных гробов. В одну домовину клали по 10-15 человек. Без имен и званий. Опознанных солдат стали откладывать в сторонку годом-двумя позже. И родственники стали забирать своих "дорогуш", чтобы похоронить на родине. Или мы привозили. А тысячи легли вот так - вровень с краями своих последних лодок. Мы руками по одной отталкивали их в темноту могильного Стикса.

На захоронении в Мясном Бору. Шел страшенный дождь. Заливало трубы духового оркестра. А гробы все не кончались — плыли и плыли на наших плечах…

Самая черная пахота — в воронке. Но и самая интересная. Ворони мы тогда брали, честно говоря, грубо. Настоящая военная археология как культура деятельности снизошла гораздо позже. Но — научились! А ловля медальона в несусветной грязище, в многотонной жиже осталась все такой же увлекательной. Нашедшему обычно полагалась стандартная премия — банка сгущенки и всеобщий почет именинника.

Этот пулемет ДП выпуска 1941 года нашли на останках солдата, рубившего из ручника с бедра. Здоровенный же был дядя! Лежал навзничь. Пулемет с откинутой сошкой, за которую при стрельбе держался длиннорукий солдат, лежал поперек тела. Позже я примеривался взяться этак же за орудию — куда там коротколапому да низкоср…кому! Статный был тот солдатище, крестьянской пошивы мужик! Да, прочитали мы тогда по земле и костям все, кроме имени. Так жаль, парни, так жаль…

Гансовскую тряхомудию цеплять на себя мы тогда брезговали, хотя советская амуниция была по-сельски простовата. Двадцать лет назад слово "фашист" было не просто ругательным, но больше - серьезным оскорблением.

Башня танка Т-26, утопленного в болоте экипажем, попавшем под неожиданный артобстрел у Земтицкого болота. Мужики выпрыгнули из братской бронемогилы и сиганули в вечность. А танка упорола в болото, свалилась в бомбовую воронку и, опрокинувшись, утопла.

Пятеро в одной каске... Война и время оставили совсем немного свидетельств о существовании этих людей. Истлевшие останки, казенные каски. Но самый убедительный и неопровержимый факт их бытия - этот мир, каким они оставили его нам, вложив в эту огромность живого полотна свои маленькие судьбы, стертые беспощадным временем. Пять солдат, изрубленных одним минометным выстрелом.

Лицо войны... Порой не требовалось напрягать воображение, чтобы за безгласными останками увидеть живых людей, нашедших свою гибель в новгородских лесоболотах Долины смерти.

Война стояла в Мясном Бору - реальнее некуда: немецкие колючие заграждения в районе высоты 40,5 у отметки Лесопункт под Мостками. Ложились ребята тут дивизиями. Колючие заграждения в древесных стволах нейтральной полосы под Мостками. Внатяг они звенят, как струны. Звук - могильный...

На краю Замошского болота довелось и вот так славно порыбачить. Натаскали крюком стайку немецких ротных мин в бодрой красной окраске и советских 50-мм с разнообразными головами. Под орловским надзором потом учились дезактиву. Хорошие получились трофеи: приятно вспомнить - приятно потрогать! Спустя время этот процесс навеял песенку "Поисковая инструкция по безопасности № 1". Тоже была в ходу вокруг костра, начинаясь со строки: "Потные ладони вытри о рюкзак: свежая воронка позади, чудак! Видно рановато ставить в ноги крест — коль стукач не выдаст, так свинья не съест!" Жаль, что северодвинцы через десять лет в Карелии сделали все поперек этой песенки: двое убитых, четверо раненых. И ведь если б не знали ее.

Август 1987 года. Мясноборская окраина. Колея ведет в Долину смерти. Вот так когда–то из лесу вывозили к Мясному Бору останки солдат. ТЕЛЕГАМИ. Я — про объемы: тогда — нормально, а сейчас смотрю на снимок и жуть берет. Неужели все это было с нами. Фото сделано с борта другой телеги. Груз — тот же: "четырехсотые".

На окраине поляны Непочатый край посчастливилось наткнуться на останки бойца. Прямым попаданием мины его разорвало в лохмы. Мелкорубленные кости, отломок предплечья и почти целый вещмешок, в котором уцелела стеклянная кружка и мыльница. Фаянсовую посудину мы тут же помыли и напились из солдатской - домашней! - кружки чаю. А в мыльнице оказалась промокшая махорка. Аккуратно рассыпали ее по бумажному листу и, пока шел полевой обед, просушили на солнышке. На верхосытку свернули себе по самокрутке из моршанской махры образца 1942 года и пустили дым во фронтовое небо. Вкуса не было. Одна горечь… А что же еще?

Иногда (да и зачастую) хоронить успевали не всех, найденных в вахту. Как–то уже после скорбного часа на Мясноборском мемориале мы перебрались поработать под Мостки в район урочища Лесопункт, где когда-то пехотная рубка перемалывала полк за полком нещадно. Поставили свой караван-сарай ("запорожец" входил запросто вместе с ушами-воздухозаборниками), переночевали, а утром в беготне и сборах кто–то в палатке споткнулся и из земли выпало человечье предплечье. Ночь спали с солдатиком бок о бок. Пришлось свою крышу перетащить в более подходящее место. А там еще троих нашли, рядком положены были на бережку Полисти.

На этом снимке - могила-времянка "дорогуш". Я оставался дежурным по лагерю и, справив все хозяйственно–кулинарные дела, подсаживался к бугорку с гитарой, словно без вести павшие могли услышать меня через вечность. Смешно? Мне так не казалось: я всегда верил в незримые, нематериальные связи времен. Не в ту байду про серого следопыта,которую сам когда–то запустил с "наркомовского перебора" у костра. Не в бредовую мистику полусумасшедших "исследователей", которые выдают желаемое за действительное. А в то, что на самом деле связывает нас с предками, которые головы свои положили за нас, детей малых и внуков-правнуков-прапотомков, еще нечаянных ни в каком виде. Не костям безымянным я песенки пел -думать, мыслить, прислушиваясь к себе, можно по-разному. Все сошлось у того бугорка и со следопытской тропы я не сошел, как бы жизнь ни выкручивала руки. Особенно если они растут, откуда им положено в районе головы.

Вот так идешь Долиной, на затылке кепи, как Есенин, поругиваешь бобров, которые своими плотинами свели с ума Полисть и она затопила лес, погрузив его во вреющие воды. И тут на сухом островке под щупом звенит пулеметная броня, и сталь каски и спустя минуту понимаешь, что нашел место последнего подвига безымянного человека. Лежишь на передыхе, пуская табачную струю, смотришь в бездонное небо, в которое смотрели умирая и они, пускаешь в порезанного пальца кровь в стылую вешнюю воду, как истекали жизнью в проклятом лесу и они, никогда не узнавшие по–настоящему, что такое на самом деле счастье жить… А плотину бобровую Валера Орлов потом взорвал, закатив на нее пяток "теллермин": бобер хитер, да не понял, на кого попер — посильней бобра сапёр!

Могила-времянка немецких зольдатенов, сделанная первыми копарями из Германии в начале 1990-х годов у деревни Мостки. Кресты простояли до первой весны. Гневный новгородский народ смел эту нечисть с лица земли, а горшки распинал по лесу. Вот те и вечный покой!

Кучки железного хлама в те времена буквально устилали Долину, служа немыми сигналами жестоких боев. Это сегодня, прежде чем вынести каску из лесу, надо крепко подумать и еще лучше поискать ее хозяина вокруг. А тогда волокли в музеи мешками. Я во всяком случае с Фронта без 5-6 СШ не возвращался, хотя немецкие брал редко. Уж если только особо "расписанные" пулями и осколками. Кое-кто мою "железную радость" не очень понимал, но я таскал, аж спина трещала. И сегодня собрание - на загляденье! А где ты теперь всю эту красоту отыщешь? Здесь же, что ни железяка, то быль. Тем мне и дороги...

Утраченный вид на Мясноборский мемориал. Столь же кардинальный вид претерпел и памятный знак 18 артполка РГК на северной окраине Мясного Бора. Только в лучшую сторону. Сейчас там высится броский и масштабный памятный комплекс (вблизи не оценивал - ничего не скажу, но - заметен!). А когда-то там был скромный обелиск, поставленный ветеранами артполка в честь своих павших товарищей. И вечно этот несчастный обелиск был жертвой окружных вандалов. То гранату в него кинут, то из ружья засадят, а то из пулемета (!) как-то под самое 9 Мая буквы пересчитали! К митингу пришлось срочно все мазать-замазывать-ремонтировать, чтобы не вышло стыдухи перед дедами... И такое помнится. А из мясноборского кладбища как-то вышел тот святой дух, который вложен был трудами следопытов. Перед памятью солдат преклоняюсь, а на кладбище, изуродованное архитектурными изысками, смотрел недавно, скрепя сердце: убожество.

Двадцать лет назад душевный трепет и преклонение мы испытывали перед свежими холмами, грубо оглаженными лопатами. И ржавые каски не красили, и вместо роскошных венков клали полевые цветы. И слеза накатывала крупная и жгучая, крутая, от сердца - всего раз. Не стыдились. Стыдно было не заплакать в минуту прощания с теми, кто лег за и ради тебя: без их смертей твои отец и мать никогда бы не нашли друг друга. Так устроены миросвязи. Да, мы были романтиками, верившими и верящими в святость гражданского долга перед павшими предками и живыми стариками. Трудно оставаться романтиком, трезво глядя на кладбищенское сиротство тех, кого ты поднял из небытия. Посмертный лоск ухоженной могилы - не про них..

Еще одна фотография с раскладки останков. Характерно, что народ тогда (не знаю, как сейчас) от работы не бегал. Надо дежурить в лагере - возились с дровами, ведрами, котлами и помоями. Надо идти пехом за пять верст с бивака в Мясной Бор за хлебом - топали себе за плюшками по жиже. Грязной работы не было - делали все. Но особенно любили - раскоп или вольную разведку, где являлся высший класс искательства. Среди ничем не приметного внешне леса вскрывались убойные поляны, заваленные трупами траншеи, вровень засыпанные землей, братские могилы, ставшие ничем не приметными ямками. А раскладка "четырехсотых" по гробам была особой работой. К ней надо было быть готовым душой. Потому что никто не говорил нам, как надо сортировать кости, как обмывать останки, укладывать в домовины. Инстинкт памяти да ратные гены подсказывали. Может, глаза и боялись, а руки - делали.

Слов нет, организация Вахты Памяти тогда была на высоте, ведь дело вела высшая комсомольская инстанция - ЦК ВЛКСМ. Первый секретарь лично перед строем, как на фронте, вручал отличившимся следопытам награды молодежного союза. Достался и мне знак "Трудовая доблесть". Как ни ко двору была эта награда, а следопытство, в моем понимании, сравняли с точиловом гаек на заводе, поэтому медаль носил на пузе, потом на колене, откуда значок благополучно канул в землю Долины смерти. Кто-нито потом найдет...

Но в целом организация была уникальная по масштабам, уровню и цельности - от еды до транспорта, от снабжения до захоронения. Правду говорят, не всякое лыко в строку. Так и здесь: было так здорово, что с гордостью помнится до сих пор. Вот на снимке сядем мы сейчас в автобусы, все 800 человек, и разъедемся, чтобы вряд ли встретиться вновь. Но память и двадцать лет спустя держит нас в своем крепком кулаке... Так крепко, что слеза вот-вот навернется.

Обломки двенадцати взорванных "катюш", оставленных 2-й Ударной армией в окружении. Вся дюжина машин так и стояла в лесу, разбросав по округе свои железяки. Думаю, сейчас их уж верняком пустили в металлолом. Целей "катюхи" точно не стали!

Урожай "ничейной земли"... В Европе эту территорию в годы Первой мировой войны назвали точно и интернационально: NO MANS LAND. Земля без людей. Земля не для людей. Земля без людей... По-русски говоря, "живым здесь не место". Квадрат за квадратом зачищая сырой лесок в углу "второй" ЛЭП и Южной дороги, мы собирали солдат одного за другим, снимали гранатные растяжки и противопехотные мины, выгребали пачки патронов в бумажных обертках на перевязи вощеной бечевкой. Всего в 50 метрах были немецкие позиции. Но эти полсотни метров многим из тех, кто стал нам навеки ровесниками, так и не суждено было пройти. Мы же, аукаясь, мотались туда-сюда по лесу, прыгая через оплывшие блюдца воронок, пересекая давно остывшие сектора обстрела, ушедшие в вечность веера пулеметных трасс среди тиши заткнутых смертью голосов...

Переборка трофейных отвалов. Здесь были найдены останки двенадцати солдат и два медальона, один из которых прочитали полностью. До сих пор помню фамилию солдата: Макаров из Ивановской области... Они, эти солдатские имена из медальонов, с котелков, из касок, с ложек и портсигаров, долго-долго, десятками сидели в памяти и через много лет я могу припомнить, когда и кого нашли. Каждое имя словно навсегда врезалось в память. Помню и ложку, найденную татарами в одном из первых моих походов под Мостками "Жилин Глеб, Усть-Ваеньга, Архбумстрой". Этот солдат не числится ни в какой ОБД, ни в какой картотеке ЦАМО, ни в каком РВК, вообще - нигде. Словно и не было такого человека со сложной, изломанной судьбой, кончившейся в новгородском чернолесье Долины смерти.

Каждый поход давал скорбный результат - солдаты лежали почти в каждой воронке в лесу между Мясным Бором и Мостками. Иногда мы проходили по глуховатым местам, где миноискатели вообще молчали - война здесь не уронила ни грамма смертельного железа. Но однажды под "шваброй" ИМПа пискнуло - противогаз, "карандаши" гранатных взрывателей, четыре обоймы, пол-каски и все, что осталось от человека. Сколько ни шарили вокруг, не нашли больше ничего. Сколько их, бедолаг, загинуло так в одиночестве и безвестье. Кто он был? Вестовой-посыльный, связист, "язык", взятый на шнелль-допрос немецкой разведгруппой, дезертир, заплутавший парняга, впервые оказавшийся в лесном бою? Никто уже не ответит. Время смыло человека, забросив его костье в палую листву.

https://feldgrau.info

Такие "апофеозы войны" как манера временного складирования останков в поисковых лагерях родились стихийно. Часто не прикрывали даже полиэтиленом или ветками. Солдат не раскладывали по человечку, пожалуй, из-за большого количества без вести павших, найденных на поле боя, а стереотип "братская могила" работал тоже. Господь всех разберет - ему фамилии ни к чему: знает каждого... Вечером свет следопытского костра на поляне, достигая опушки, дрожал на темных скулах мертвых.

https://feldgrau.info

 

Следопыты 80-х. На этой фотографии - моментальный срез, запечатленный образ, в светотенях монументализированный портрет нашего поколения, с чистой душой и открытым сердцем пришедшего на Фронт сделать то, что обязана сделать нация: достойно похоронить павших за Родину и за то, чтобы на свет появились мы, ныне живущие. Впрочем, тогда мы думали о том, что не сделали в свое время армия и власть, полные негодования и стыда. Трудно было подняться до стратегического понимания всей остроты проблемы: страна попросту не могла заняться этой скорбной работой во время войны и после нее.

Не было сил, времени, опыта да и понимания. Мертвые солдаты, оставленные на поле боя, не виделись слишком большой проблемой, чтобы заслонить разорение, нищету, голодуху и обморочность страны, измученной четырехлетней бойней на выживание. Ближние заботы на грани жизни и смерти были в то время куда важнее, чем поиски павших в заминированных лесах, полях и болотах. Не сытым нам судить теперь голодных тех... Потому что Россия взялась за своих без вести павших героев только тогда, когда в ней проснулась ожившая душа, гражданская совесть и духовное зрение.

Время выбрало нас. Прозревших, как зерна доброго сева. Вот этих парней, девчонок и взрослых мужиков, поющих на смертном поле под Мостками...

https://feldgrau.info

Эти материалы публиковались на форуме ww2.ru с августа 2009-го. Также часть из них, под названием «Третий фронт», можно сейчас найти на сайте «Поисковой экспедиции «Долина» памяти Н.И. Орлова» (http://www.poisk-dolina.ru/dolina-pamyati). За тридцать лет работы только поисковики «Долины» нашли и захоронили останки более 120 тысяч бойцов и командиров Красной Армии. Ими установлены имена более 22 тысяч солдат, погибших на новгородской земле.

соц. сети.


Комментарии   

# High-Jack 2019-05-23 08:28
Очень хорошая дельная историческая статья. Спасибо.

Комментарии могут оставлять, только зарегистрированные пользователи.