Ванька Каин, предатель воровских законов

Имя Ваньки Каина, известного московского разбойника, предателя и доносчика, в конце XVIII века и на протяжении XIX века использовалось в качестве нарицательного. Так называли отъявленных мошенников, которые ради сохранения своей шкуры готовы сотрудничать с властями и выдать всех своих подельников. Согласно толковому словарю В.И. Даля прозвище «Ванька-каин» имело браный смысл – так называли «отбойных буянов». Появлению такого прозвища способствовало преувеличенное отражение оригинального образа Ваньки Каина. Его залихватская, разнузданная жизнь поражала современников и впоследствии в народной переработке долго оставалась заметной темой в городском фольклоре. Ему приписывалась популярная автобиография, собравшая истории о его преступной деятельности. О нем писали романы и слагали песни, ставшие народными, например:

По Покровке едут сани,
Кони мчат во весь опор.
Погоняет Ванька-Каин,
Погоняет Ванька-вор.

А у вора чёрный волос,
А у вора острый глаз.
Ванька жалости не знает,
Время к ночи – ванькин час.

Ванька, Ванька, Ванька-Каин –
Не боярин, не холуй.
Ванька, Ванька, Ванька-Каин,
Ванька-Каин, не балуй!

Ванька Каин – не настоящее имя известного разбойника. Его звали Иван Осипов, родом он был из села Ивашево Ростовского уезда Ярославской губернии. Будучи сыном крестьянина, Иван по рождению был подневольным владельца села купца П.Д. Филатьева. Подростком Ваньку отправили прислужничать господину в его московский дом. Прослужив в господском доме четыре года и терпя крутой нрав хозяина, унижения и побои, в один день он вскрыл сундук барина с деньгами и бежал с награбленным. При побеге ему помогал бывалый вор Петр Романович Смирной, известный под прозвищем «Камчатка». Под его надзором Ванька начал свою преступную карьеру.

По сведениям ходившей в народе автобиографии Ваньки Каина, что, однако, документально не подтверждается, свобода беглеца не была долгой. Вскоре люди купца Филатьева схватили его, привели на барский двор и привязали на цепь. Когда его собрались сечь, Ванька закричал условную фразу «Слово и дело». Эта словесная формула широко использовалась в XVII и XVIII веках вплоть до начала царствования Екатерины II. Она означала, что сказавший «Слово и дело» знает о государственном преступлении и готов донести на причастных к нему лиц. Ввиду исключительности важности этих сведений предписывалось незамедлительно доставлять доносчика в канцелярию тайных розыскных дел на допрос.

Филатьеву и его людям ничего не оставалось делать, как передать Ваньку полиции для препровождения в московскую контору тайный розыскных дел. На допросе Ванька рассказал об истории, ставшей ему известной от дворовой девки Филатьева. По ее словам, повторенным Ванькой на допросе, купец или кого-то из его дворни способствовали убийству солдата, тело которого бросили в колодец во дворе купеческого дома. Убийство военного человека расценивалось в качестве тяжкого государственного преступления и жестоко наказывалось. Проведенная по факту данных показаний проверка подтвердила их достоверность. Ванька получил вольную и был выпущен на свободу. На воле его ожидали сотоварищи по кражам и разбоям, разгульная жизнь и воровская деятельность.

По протекции Камчатки Ванька получил доступ в сообщество воров и преступников, собиравшихся в притоне «под Каменным мостом». Под пролетами Всехсвятского (Каменного) моста в то время собирались представители криминального мира, чтобы сокрыть уже награбленное и планировать будущие нападения. Организационной и финансовой жизнью притона заправлял дворянин, опустившийся до уровня вора и скупщика краденого, Степан Болховитинов. Он держал воровскую казну и вел подробные списки краж и разбоев. Когда по доносу Ваньки Болховитинов и его списки попадут в руки властей, такая скрупулезность сослужит плохую службу для многих московских воров и разбойников.

Шайка Камчатки промышляла карманными кражами и мелким разбоем сначала в Москве, а затем в Нижнем Новгороде и далее вниз по Волге в составе ватаг атамана Михаила Зари. Спустя несколько лет Камчатка был арестован по навету своего ученика Ваньки Каина. В протоколе допроса Камчатки так были отражены его воспоминания о тех событиях, когда они вместе с Каином мошенничали в Нижнем Новгороде:

«…и пошел он, Петр [Камчатка – прим. автора], для кражи в торговых банях платья, тако ж и вынятия разных чинов у людей ис карманов денег, в Нижний Новгород, и по приходе в тот город сошелся он, Петр… с крестьянином Савельем Плохим, да… с крестьянином Григорьем Степановым сыном Мазиным, …Большого суконного двора с учениками Иваном Куваевым да Михайлой Денисовым, да по сему делу с приводцем явшим доносителем Иваном Каином, ис которых означенной Каин знаком ему, Петру, по тому, что мошенничал с ним вместе. И потом все пять человек ходили в том городе Нижнем для кражи разных чинов у людей ис карманов денег и платков и для кражи в торговых банях у парелщиков денег и платья и в том городе жили пять дней. И во время де того их житья как в вечеренних, так и в утренних банях, по вся дни крали у бурлаков и разных чинов у людей денги и платье… А потом ис того Нижняго Новагорода пришли все обще на Макарьевскую ж ярмонку…».

В проводимых рейдах и налетах Ванька показывал себя бесстрашным, смекалистым и ловким преступником, способным стать главарем в любом деле. Ванька приобрел авторитет в криминальном мире, его похождения стали широко известны в Москве и прилегающих губерниях. Все изменил 27-й день декабря месяца 1741 года, когда Ванька явился в Сыскной приказ с повинной, раскаялся в совершенных преступлениях, сдался сам и, что самое поразительное, сдал всех своих подельников. Но об этом читайте в следующий раз, следите за нашими публикациями.

Напомним, что в проводимых рейдах и налетах Ванька показывал себя бесстрашным, смекалистым и ловким преступником, способным стать главарем в любом деле. Ванька приобрел авторитет в криминальном мире, его похождения стали широко известны в Москве и прилегающих губерниях. Все изменил 27-й день декабря 1741 года, когда Ванька явился в Сыскной приказ с повинной, раскаялся в совершенных преступлениях, сдался сам и, что самое поразительное, сдал всех своих подельников.

На то время Сыскной приказ являлся центральным органом уголовного сыска Москвы и всей империи. Он занимался расследованием «розыскных дел», т.е. дел о кражах, грабежах, разбое и убийствах. Все пойманные в Москве и ближайшей округе воры и разбойники препровождались в Сыскной приказ для проведения следствия, вынесения решения и назначения наказания. Во время следствия и некоторое время после его окончания заключенных – «колодников» – содержали в казармах, а затем пересылали в другие местности для отбывания наказания. Для этих целей на небольшой территории на месте современного Васильевского Спуска размещались не только присутственные помещения, часовня, пыточная и караульные, но и помещения для содержания многочисленных заключенных.

Именно сюда вечером 27 декабря 1741 года со двора главного судьи Сыскного приказа князя Я.Н. Кропоткина привезли разбойника Ваньку Осипова, покаявшегося в своих преступлениях и охваченного намерением сдать своих бывших соратников по преступному цеху. Причину такого поведения можно обнаружить в указе новоиспеченной императрицы Елизаветы Петровны «о сложении недоимок и штрафов и об отпущении впадшим в преступления вин». В тот день указ был озвучен в Москве и основной его смысл сводился к призыву повиниться и, тем самым, избежать наказания. Возможно, Ванька предполагал предательство со стороны своих подельников, которые могли опередить его и сдать властям. Тем не менее, он немедля объявил доношение, записанное с его слов дежурным копиистом Сыскного приказа.

В доношении на имя императрицы Елизаветы Петровны Ванька признал свою вину в совершенных преступлениях: «… будучи в Москве и в протчих городех, во многих прошедших годех машенничествовал денно и ночно, будучи в церквах и в разных местах, у господ, и у приказных людей, и у купцов, и всякого звания у людей из карманов денги, платки всякие, кошельки, часы, ножи и протчее вынимывал». И здесь же Ванька привел список известных ему преступников: «И дабы высочайшим вашего императорского величества указом повелено было сие мое доношение в Сыскном приказе принять, а для сыску и поимки означенных моих товарыщей по реэстру дать канвой сколко надлежит, дабы оныя мои товарыщи впред как господам афицерам и приказным служителям и купцам, так и всякого чина людем, таких продерзостей и грабежа не чинили, а паче всего опасен я, чтоб от оных моих товарыщей не учинилось смертных убивств, и в том бы мне от того паче не пострадать». Реестр прилагался к доношению и содержал имена 33 «товарищей», включая Петра Камчатку.

Уже на следующий день начались первые аресты мошенников, причем Ванька Каин самолично ездил с отрядом солдат и указывал на дома, где жили его «товарищи». Солдат возглавлял протоколист Сыскного приказа Петр Донской, который в тот день после рейда оставил отчет о произведенных задержаниях – «доезд». Так в доезде была отражена поимка одного из воров Алексея Соловьева и содержателя воровского притона Степана Болховитинова: «Он же, Каин, близ Москворецких ворот указал печуру, а сказал, что в той печуре живет мошенник Казанского полку беглой извозчик Алексей Иванов сын Соловьев. И в той печуре оного Соловьева взяли, у него ж, Соловьева, взяли из кармана доношение, в которой написано рукой ево, что он знает многих мошенников, и при том написан оным мошенником реэстр, да в той же печуре взяли хозяина, Басманой слободы купца Степана Иванова сына Болховитинова…». Интересно, что в реестре Соловьева было имя Ивана Каина, но свое доношение Соловьев не успел подать, Ванька Каин его опередил.

Первые дни Ванька ходил с солдатами по Москве в сопровождении служащих Сыскного приказа, но спустя всего несколько дней его стали отпускать без присмотра лиц сыскного ведомства. Каин во главе группы солдат устраивал облавы на известные ему воровские притоны, ловил мошенников на многолюдной Красной площади посреди торговых рядов. К марту 1742 года по наводке Ваньки Каина были пойманы 117 преступников: воров, мошенников, разбойников и беглых солдат. Такое активное сотрудничество с московскими сыщиками не осталось незамеченным: к концу месяца Каин уже числился доносителем Сыскного приказа.

Перейдя на сторону властей Ванька Каин нарушил неписанные воровские законы, запрещавшие сотрудничать с официальной властью, а тем более доносить на своих подельников. В криминальном мире Ванька стал восприниматься предателем, что особенно подчеркивалось данным ему прозвищем – Каин. По ряду мнений это прозвище он получил задолго до того, как стал сыщиком, но такое добавление к имени попало в точку и ярко подсветило бытовавшее к нему отношение. В это время в народе стали появляться песни, отражавшие деятельность Ваньки Каина на службе в Сыскном приказе:

Ах! Тошным-та мне, доброму молодцу, тошнехонька, 
Что грустным-та мне, доброму молодцу, грустнехонька; 
Мне да не пить-та, ни есть, добру молодцу, не хочется, 
Мне сахарная сладкая ества, братцы, на ум нейдет, 
Мне московское сильное царство, братцы, сума нейдет; 
Побывал бы я, добрый молодец, в каменной Москве, 
Только лих-та на нас, добрых молодцев, новый сыщичек, 
Он по имени, по прозванью Иван Каинов, 
Он не даст нам, добрым молодцам, появитися, 
И он спрашивает пашпортов все печатных, 
А у нас, братцы, пашпорты своеручные, 
Своеручные пашпорты все фальшивые.

В 1744 году позиции Ваньки Каина в деятельности по поимке преступников серьезно усилились. В сентябре его успехи были замечены Правительствующим Сенатом, который своим распоряжением «за прилежное изыскание им воров и разбойников» наградил Каина денежными средствами в размере 50 рублей. Должность доносителя в Сыскном приказе не предполагала жалованья, поэтому денежное вознаграждение было как нельзя кстати. Почувствовав к себе расположение сенаторов, уже через неделю Ванька обратился в Сенат с просьбой подтвердить его возможность общаться с ворами в целях розыска «злодеев». Также Ванька просил предоставить ему неприкосновенность от оговоров и доносов преступников. И сенаторы согласились с его доводами и признали за ним право иметь дела с ворами в розыскных целях и подтвердили его неподверженность воровским наговорам и показаниям.

В ноябре того же 1744 года Каин снова обратился в Сенат, на этот раз с жалобой, что при поиске воров и разбойников различные ведомства чинят ему немалые препятствие. Ванька просил пожаловать ему разрешение («инструкцию») на беспрепятственный розыск преступников и сообщить об этом в московские установления: «…и о том в Москве по командам, как полицейского ведения, так и в протчих смотрениях, о сыске и поимке мною, нижайшим, помянутых воров подтвердить наикрепчайше Ея Императорского Величества ис Правительствующаго Сената указами, дабы в том мне, нижайшему, ни от кого никакого препятствия чинено не было». 8 декабря 1744 года Сенат принял указ, в котором предписал каждому, к кому обратится Каин за помощью в задержании воров, «в поимке тех злодеев чинить всякое вспоможение». Этот указ был отправлен в московские полицейские и военные ведомства для исполнения под страхом жестокого наказания «без всякого упущения». Так Ванька Каин получил неограниченные права по сыску и поимке преступников и стал полностью неподотчетным московским властям.

Успехи Каина в поиске преступников были впечатляющи: к 1748 году число задержанных достигло 774 человека. Среди них числились воры и мошенники, разбойники и фальшивомонетчики («денежные воровские мастера»), «покупщики» и «держатели» краденых вещей, беглые солдаты, крестьяне и ссыльные люди, укрыватели преступников и изготовители поддельных паспортов. При этом наиболее продуктивный с точки зрения задержания опасных воров, мошенников и разбойников период пришелся на первый год его сотрудничества с сыскным ведомством Москвы. Дальнейшая работа Ваньки Каина привела к значительному увеличению доли менее опасных лиц: пойманных беглых солдат, ссыльных и крестьян, укрывателей преступников, «покупщиков» и «держателей» краденых вещей. Среди тех же 774 задержанных человек доля опасных криминальных элементов составила лишь половину, вторую половину образовали менее опасные беглецы, укрыватели и скупщики краденого.

Такая избирательность Ваньки в борьбе с преступностью объясняется тем, что главный московский сыщик начал завязывать новые отношения с криминальным миром. Поначалу Каин завел своих людей среди воров и мошенников, которые докладывали ему о других преступниках, месте их нахождения и их деяниях. Информанты снабжали его сведениями, а Ванька сквозь пальцы смотрел на их преступную деятельность. По доносам своей агентурной сети Каин ловил воров, искал украденные вещи и задерживал беглецов. Так, при монастыре Василия Блаженного служил дьякон Алексей Яковлев, который помимо церковной работы занимался подделкой паспортов. С дьяконом у Каина был уговор, что в случае обращения к нему беглых людей за фальшивыми паспортами и увольнительными письмами тот непременно должен был сообщить об этом Каину.

Опутав Москву агентурной паутиной, Иван Каин начал злоупотреблять предоставленной ему властью. Каин стал заниматься запугиванием московским жителей, вымогательством, захватом людей в заложники и содержании их в своем большом доме в Зарядье до получения выкупа. Первые свидетельства о вовлеченности Каина в преступную деятельность появились в 1745 году. В тот год в Москве была раскрыта община последователей «христовщины» – раскольнического религиозного течения. Выявлением раскольников занималась в течение нескольких лет специальная следственная комиссия под началом Московской конторы тайных розыскных дел.

Воспользовавшись страхом определенной части населения перед угрозой быть схваченными, крестьяне Федор Парыгин и Тарас Федоров под видом сыщиков вымогали у московских жителей деньги. Они угрожали арестами и сдачей в тайную контору, если жертвы вымогательства откажутся от сотрудничества и не откупятся. Одна из жертв преступников крестьянин Еремей Иванов, содержавший торговую лавку в Москве, донес на мошенников в тайную контору. В ходе проверки обнаружилась связь преступников с Иваном Каиным. Со слов Еремея Иванова, после того, как он отказался дать деньги, один из лжесыщиков Парыгин вернулся в его дом с командой солдат во главе с Иваном Каиным. Солдаты избили Иванова, рагромили лавку и Каин взял в заложники племянницу жертвы Афросинью. Заложницу препроводили не в присутственное место, а в дом Каина, где она содержалась до получения выкупа.

По результатам следствия Каин избежал каторги – на судебное решение в значительное степени повлияли его положение и заслуги в сыске воров и разбойников. Судьи Московской конторы тайных розыскных дел ограничились применением наказания кнутом с предупреждением впредь более не совершать преступления: «бить плетьми нещадно, и по учинении того наказания объявить ему под страхом смертныя казни с подпискою: ежели впредь сверх должности своей явитца он, Каин, в каких либо хотя наималейших воровствах и взятках, то уже поступлено с ним будет по силу указов Ея Императорского Величества безо всякого упущения».

Однако этот случай не предотвратил Ивана Каина от последующих злоупотреблений. В 1747 году Сыскной приказ рассматривал челобитную купца второй гильдии Емельяна Юхатова. Он жаловался на то, что его дом был ограблен командой под руководством Ивана Каина. Хозяина в тот момент не было дома. Ворвавшаяся через окно бригада Каина избила находившихся в купеческом доме работников и вынесла из дома ценные вещи и товары. Дело закончилось примирением сторон: Каин обязался компенсировать купцу Юхатову понесенные им в результате разорения дома убытки.

Подозрительным становилось отношение на месте работы доносителя – Сыскном приказе. Теперь перед тем, как выделить Каину команду солдат его надлежало расспросить, куда и для каких целей солдаты будут использоваться, чтобы оградить знатных людей от каиновых облав, сопровождаемых многими страхами и бесчинствами. Офицерам солдатских команд предписывалось доставлять задержанных людей не в дом Каина, а напрямую в Сыскной приказ. Также в ходе рейдов и задержаний офицерам следовало строго следить за порядком и не допускать грабежей и разорения в домах захваченных людей. Недовольство вольностью Каина только увеличивалось.

Гром грянул в 1749 году, когда очередная челобитная дошла до главы полицейского ведомства страны генерал-полицмейстера А.Д. Татищева. Иван Каин обвинялся в сокрытии солдатской дочери и чинении с ней блудного дела. Преступление относилось к разряду тяжких, поэтому незамедлительно последовал арест Каина и его пристрастный допрос. Не будучи вовлеченным в московскую полицейскую жизнь и оставаясь независимым от внешних влияний лицом, Татищеву удалось раскрыть тайную сторону каиновых дел. В ходе допросов Каин все больше и охотнее рассказывал о своих криминальных связях и попустительстве московских властей. Перед глазами следователей открывалась картина масштабной коррупции в сыскном ведомстве первопрестольной столицы.

Исходя из данных Каином показаний, в его преступной деятельности были замешаны сотрудники Сыскного приказа. Секретари, протоколисты и судьи, а также члены их семей получали от Каина различные подарки. По его признанию он угощал приказных работников заграничным вином, одаривал «…шапками, платками, перчатками и шляпами немецкими пуховыми, а протоколисту де и сукна цветом свинцоваго на камзол прошедшим летом в доме ево подарил, да жене ево бархату черного аршин, да об[ъ]яри на болохон и на юпку цветом голубой, а сколько аршин, не упомнит, да в разные времена три или четыре платка италианских…». В свою очередь, работники Сыскного приказа закрывали глаза на поступающие на Каина жалобы и не давали им дальнейший ход: «…когда на него произойдет какая в чем жалоба, чтоб они ему в том помогали и с теми людьми, не допуская в дальнее следствие, мирили, что де и самым делом бывало неоднократно…».

Расследование Татищева завершилось составлением доклада на имя императрицы Елизаветы Петровны. В докладе, датированном 19 марта 1749 года, Татищев подчеркнул двойной характер работы Каина в Сыскном приказе с преобладанием личных преступных целей над общественными: «доноситель Иван Каин под видом искоренения таковых злодеев чинил в Москве многие воровства, и разбои, и многие грабежи, и, сверх того, здешним многим же обывателем только для одних своих прибытков немалые разорении и нападки». Генерал-полицмейстер отмечал вовлеченность в криминальные дела должностных лиц Сыскного приказа. В итоге Татищев предлагал создать специальную комиссию для подробного расследования преступной деятельности бывшего доносителя.

25 июня 1749 года по рассмотрении доклада императрица постановила отстранить названных Каином работников Сыскного приказа, сформировать новый состав Сыскного приказа и создать независимую следственную комиссию по делу Ивана Каина. Расследование двигалось чрезвычайно медленными темпами, главным образом, по причине поиска свидетелей многочисленных эпизодов каиновых злодеяний. 24 июля 1753 года из-за отсутствия результатов указом Правительствующего Сената следственная комиссия была распущена, дело было передано на доследование в обновленный Сыскной приказ. 28 июня 1755 года Юстиц-коллегия, наконец, получила доношение Сыскного приказа об окончании дела, в котором приказные судьи высказали мнение о назначении Каину наказания в виде смертной казни через отсечение головы. Из Юстиц-коллегии дело было передано в Сенат, который постановил изменить санкцию на «наказание кнутом и, вырезав ноздри, поставить на лбу „В“, на щеках на одной „О“ и на другой „Р“ и, по учинении того наказания, заклепав в кандалы, сослать до указу в тяшкую работу в Рогервик».

Приговор был приведен в исполнение. Каин был отправлен на каторгу в эстонский город Рогервик, а затем в Сибирь, где и скончался. Так бесславно закончилась жизнь знаменитого вора и непревзойденного сыщика, в котором воровская натура оказалась сильнее правомерного начала. Как раз наиболее известная песня из «каинова цикла» рассказывает о допросе неуступчивого разбойника и перспективе виселицы:

Не шуми, мати зеленая дубровушка, 
Не мешай мне, доброму молодцу, думу думати. 
Что заутра мне, доброму молодцу, в допрос идти 
Перед грозного судью, самого царя. 
Еще станет государь-царь меня спрашивать: 
«Ты скажи, скажи, детинушка крестьянский сын, 
Уж как с кем ты воровал, с кем разбой держал, 
Еще много ли с тобой было товарищей?» — 
«Я скажу тебе, надежа православный царь, 
Всю правду скажу тебе, всю истину, 
Что товарищей у меня было четверо: 
Еще первый мой товарищ — темная ночь, 
А второй мой товарищ — булатный нож, 
А как третий-то товарищ — то мой добрый конь, 
А четвертый мой товарищ — то тугой лук, 
Что рассыльщики мои — то калены стрелы». 
Что возговорит надежа православный царь: 
«Исполать тебе, детинушка крестьянский сын, 
Что умел ты воровать, умел ответ держать!
Я за то тебя, детинушка, пожалую 
Середи поля хоромами высокими, 
Что двумя ли столбами с перекладиной».

соц. сети.