Кровь на гусеницах.

Из дневника советского солдата Григория Пигарева. Черкасская область, 1944.

В часть поступало пополнение. Каждый день машины привозили новых по двадцать бойцов. В основном это были совсем молодые ребята с Украины, пережившие оккупацию. В последних числах месяца, 27 февраля был митинг.На митинге было объявлено о присвоении нашей бригаде, за мужество и героизм, названия Корсунской. Теперь она называется Сталинградско-Корсуньская 7 мсбр. После выступал Новобранец из нашего батальона, молодой совсем мальчишка. Он рассказывал о зверствах фашистской нечестии на нашей территории.

Я потом с ним разговорился, и он мне рассказал, что он сам с села БЕРИЗАНКИ у города Яготин. В селе немцев отродясь не было. Они дальше Яготина не совались. А тут на железной дороге партизаны появились. И как то он шел домой ночью, ходил сома ловить. И по дороге его останавливают полицаи. Тащат в деревню. А в деревне немцы. Говорят, что он ночью ходил к партизанам, обыскали, раздели донога, стали бить. Бьют полицаи а немцы сидят и смотрят. Он мол стал плакать и крестится, что не к партизанам а рыбу ловить ходил, они еще пуще. Говорят – врешь, какого ляду, ты бог знает куда, рыбу ходил ловить, если река вот - под боком. Но потом спросили – ты верующий он говорит – да. Тогда побожись. 

Он побожился. Они говорят, хорошо, мы тебе верим, но чтоб в следующий раз неповадно было так далеко ходить за рыбой, расстреляем соседей. Взяли и расстреляли. С одной стороны бабку, она уже мужа до войны похоронила, а с другой стороны старуху и женщину. А ребенка не тронули. Говорят односельчанам – заберите, не то с голоду издохнет. Ну, после этого, как немцы уехали, он из деревни ушел и прятался от всех в лесу, пока осенью наши не пришли. А немцы, уходя, угоняли всех кого находили, молодых парней и девушек в германию. А он так в лесу и пересидел. А девушку его, которая ему еду носила – угнали. Как наши пришли, он пришел сам добровольцем. А многие кто тоже прятался от немцев в лесу, так и не вышли, чтоб их в армию не забрали. 
В конце февраля – начале марта растаял почти весь снег. Места тут плодородные, все перепахано еще с осени. Идешь а земля на сапоги налипает. Только по дорогам ходить можно. 

2 марта 1944 года наш ГСМСБ выдвинули во второй эшелон к ЗВЕНИГОРОДКЕ. Определили по землянкам вырытым наспех. В нашей землянке воды на пол сапога. 
3 марта офицеров собрал начальник штаба батальона майор Муханов, и объяснил задачу на завтрашнее большое наступление. Наши соседи – с одной стороны 4я гвардейская с другой 53 армии. Мы должны войти в прорыв и следовать по направлении. ОЗИРНА-ГУСАКОВО-СОКОЛОВИЧИ-ТАЛЬНОЕ-БЕЛАШИ. Ближайшая задача село ОЛЬХОВЕЦ и ОЛЬХОВЕЦ МТС на том берегу реки. 
На следующий день сказали, что наступление откладывается на один день, так как опаздывает из за распутицы артиллерия. 

4 марта 1944 года во второй половине дня стали прибывать боги войны. Они врывали свои гаубицы сзади наших позиций. Я никогда до этого не видел такого количества пушек. Расстояние между ними было метров 5-7, и так, на сколько хватит глаз. Казалось артиллеристам самим тесно бегать вокруг пушек. Подойдя к лейтенанту командиру расчета, спросил, а снаряды есть? Он улыбнулся и показал взглядом на штабеля ящиков. Их надо бы врыть в землю, но стоял туман и немецкие самолеты не предполагаются. Я смотрел на это с восхищением и радостью. Завтра все это разом превратит немецкую оборону в хлам. 

5 марта, утром туман начал рассеиватся. Началась артподготовка. Немцы стали отвечать, в глубине нашей обороны раздались первые взрывы. Но вдруг, откуда-то сзади через наши головы стали стрелять «Катюши» и накрыли немецкую батарею. Она умолкла. Артподготовка длилась час. Потом пошли наши соседи и в конце концов мы. Но случилось, наверное, то, что и должно было случится. Чего все и ждали и опасались. Преодолев триста метров по полю, танки стали садится на брюхо, в полностью раскисшей пашне. Я наблюдал, как пред корпусом нашего танка набирается земляной ком, вот он растет, растет и танк зарывается в землю. Многие остальные танки тоже встали. Мы сиганули с брони вниз. Если сейчас начнут стрелять немецкие противотанковые пушки или появится авиация противника, то мы представляем собой идеальную мишень. 

Прибежал спотыкаясь по глине нач. штаба танкистов майор Алферов, грязный весь в глине, стал кричать и показывать что то. Танки, которые не совсем зарылись стали разворачиваться вперед ходовой частью. И развернув башни в сторону фашистов, продолжили движение вслепую Командиры танков высунулись из люков и так командовали водителями. Наверное танку легче идти задом. Вылез командир нашего танка и стал орать на нас, чтоб мы откапывали машину. Нас пять человек и экипаж, стали разгребать землю, кто чем мог. На всех было только три лопаты, остальные гребли саперными лопатками, руками, кто, чем мог. Бой завязался уже на немецкой линии обороны, и по нам, слава богу, не стреляли. Левее нас была дорога, и там наступление продвинулось быстрее, хоть немцы и собрали напротив дороги всю свою немногочисленную противотанковую артиллерию. Мы видели, как там идет бой, горят наши танки. К обеду туман ушел, и в небе еще появились немецкие самолеты. При этом наших самолетов мы не видели. Единственное то, что Мессершмидты не могли нанести серьезного ущерба нашим Т 34. А наступление там было стремительным. 

Когда мы откопались и двинулись вперед, оборона была уже прорвана и бригада вела бой в самом ОЛЬХОВЦЕ, частично переправившись на противоположный берег. Тут, когда кончился бой, пришло известие что погиб командир нашей бригады полковник Петухов Пантелей Васильевич. Я, правда, его почти не знал. Он вступил в должность, зимой, когда я был в госпитале по ранению. Но друзья говорили, что дельный был командир. С «чутьем» Благодаря ему, ЗВЕНИГОРОДКУ в Феврале удержали, и немцы не вырвались из котла. 

Как только начало сереть, немцы открыли огонь по селу из минометов. А потом попытались пойти в атаку, отбить деревню. Сперва двигались перебежками не большими группами, мы стреляли по ним из винтовок. Стрелять из пулеметов по одиночным мишеням не резонно. Но в какой то момент, они как лавиной пошли в атаку, стреляя на ходу из всего что было, автоматов, пулеметов, винтовок. Мы открыли огонь со всех четырех пулеметов, которые уже смогли подтащить. Немцы не ожидали и залегли. В это время на дороге за селом сзади развернулась батарея катюш и дала несколько залпов по немецким тылам. У них началась паника, и они стали отползать к промоине с лева. Я старался им этого не давать, но часть ушла.И К исходу дня фашисты оставили последние позиции в селе и стали драпать на запад, пользуясь наступившей темнотой.

После боя, утром, возникла ссора, между экипажем танка, который нас "катал" и моими солдатами. Суть ссоры была в том, что они наотрез отказывались чистить танкам тапки. -Выковыривать останки человеческих тел из танковых гусениц. А танкисты говорили о неписанном правиле, что, они мол, чинят машину и ухаживают за ней с технической стороны, а чистота танка - дело приданных на броню. Еще нам танкисты сказали об этом несколько дней назад, и тогда это не вызвало несогласий, так как все думали лишь о грязи. Я разрешил этот спор приказав своим подчинится уговору. Я бы не стал ссорится с танковым экипажем, так как во время боя, мы все в их власти, к тому же я понимал, что они правы, и их каприз справедлив.

В случае попадания снаряда в танк, у тех кто сидит на броне, спрятавшись за башню шансов выжить много больше. Танкисты спустили танк к большой воронке, с водой, и пехотинцы стали выковыривать из гусениц куски кожи, внутренностей, и ткани формы. И если бы немецкие, а то все больше наши. Кого-то контузило, кого-то ранило, кто-то попал под танк из-за того, что оглох и не услышал рёва приближающегося мотора. Я стоял, смотрел на это и боялся увидать знакомую вещь или часть тела которую мог бы узнать. 

Танкисты тоже потом присоединились с тряпками. Им наверное просто хотелось, чтоб мы первые поняли каково это все...