Арктический конвой.
Расскажите немного о себе, где Вы родились, как стали военным моряком?
Я родился в Шотландии в 1927 году и получил образование в Эдинбурге. В начале войны нас эвакуировали в городок Купар. Когда обстановка стала получше, я вернулся домой и окончил школу, затем поступил в морской колледж, получил квалификацию и поступил на работу в компанию «Хендерсон Лайн» в Глазго. В мирное время она действовала на линиях между Соединенным Королевством и Бирмой, но из-за военных действий стала работать где придется. В мое первое плавание я ушел кадетом на судне «Ocean Viceroy» американской постройки, на которое поступил в Глазго, затем мы отправились в Ливерпуль, а потом, в составе конвоя, - во Фритаун. Из Фритауна мы в одиночку дошли до Буэнос-Айреса, добравшись до цели вполне успешно, но после того, как мы покинули конвой, некоторые суда (например «Hensada») были торпедированы.
Для второго плавания мы загрузились в Ливерпуле и Глазго, а затем ушли в Лох-Ю в Шотландии с тем, чтобы присоединиться к конвою. Мне тогда было 16 лет. Мы отплыли в Россию, и больше никогда на протяжении моей морской карьеры я не видел такой погоды. В канун Рождества мы шли в составе конвоя, и мой вахтенный пост сигнальщика был на мостике. Флажки замерзли, и нам приходилось использовать сигнальный фонарь.
Наш кок старался приготовить рождественский ужин, и у него в плите загорелись индейки и цыплята. Огонь стал вырываться из камбузной трубы, и капитан МакФадиан отправил меня на камбуз, сказав: «Скажи коку, чтобы он притушил огонь, а то нас видит вся Норвегия.» Я спустился вниз. Пол камбуза был залит забортной водой на три дюйма, прямо за дверью там был титан с кипятком... Кок выплеснул полное ведро кипящей воды в огонь, пламя вырвалось из плиты, и прожгло на нем всю одежду до кожи. На мне были парка, балаклава, перчатки, кожаные башмаки – я был одет по погоде (было около -20), и мне обожгло только лицо. У кока хватило сообразительности развернуть меня и вытолкнуть на свежий воздух, затем он вслед за мной выбрался на ледяной ветер. Я отвел его на медицинский пункт, растер мазью от ожогов, но ее было явно недостаточно. Затем я отвел его в кубрик, который был по соседству с моим, Не помню, что случилось сразу за этим, но я, по-видимому, по меньшей мере, на 2-3 дня выбыл из строя. Мне приказали не волноваться и присматривать за коком: больше людей для этого не было.
В день, когда вручают рождественские подарки, нас атаковал немецкий тяжелый крейсер Scharnhorst. Около 10 часов утра он начал обстрел со стороны левого борта. До этого я ни разу не слышал шума пролетающих снарядов. Они издают звук, похожий на б-р-р-р-р... Что-то, похожее на грохот. До этого мне приходилось слышать свист бомб пикирующего бомбардировщика, но ни разу – рева снарядов, а их было много. Бой продолжался весь день, его финальная часть происходила справа по борту. Scharnhorst продолжал вести огонь, но не думаю, что он целился в нас – он просто оборонялся, но эта задача была ему не по силам. У нас в эскорте было 32 эсминца, затем к ним присоединились Duke of York, Belfast и Glasgow (первый из них – линкор, остальные два – крейсера. Glasgow в этом бою не участвовал – ВК)). У них был прекрасно работающий радар, у немцев он толком не действовал, вероятно, все, что у них было – это радиопеленгатор. Как они (немцы – ВК) вели бой, я не знаю. В конце концов, Scharnhorst был потоплен.
Мы проследовали в Мурманск, к этому времени я уже был в строю. [Это происшествие] было самым тяжелым испытанием в моей жизни. Между прочим, еще до боя с «Шарнхорстом» и происшествия с ожогом меня отрядили стрелять из Эрликона – 20-мм зенитной пушки, которых у нас было шесть. Я стрелял из пушки, расположенной на правой стороне мостика. Мне было всего 16 лет, и артиллерист из меня был никакой. Но в воздухе в светлое время дня (между 10 утра и 2 часами дня) были немецкие бомбардировщики, которые постоянно атаковали конвой. Нам повезло, что мы шли в колонне, ближайшей к норвежскому побережью: самолеты проскакивали над нами. Всего в конвое было семь колонн, так что они не атаковали нас – доставалось остальным. Видимость была никудышной, погода – чудовищной...
У Эрликона два магазина, в каждом по 60 снарядов: трассирующие, бронебойные и разрывные – в таком порядке мы их укладывали. Рядом был ящик со стальной крышкой, один магазин был заряжен в Эрликон, другой находился в ящике под рукой. Лично у меня на то, чтобы выпустить весь магазин, уходило три с половиной секунды. После этого его нужно было менять. Однажды во время стрельбы один снаряд заклинил другой, и я страшно запаниковал... У нас на корабле был сержант морской пехоты, который командовал строевой командой из 24 человек. Он вел огонь из 4.7-дюймового многоцелевого кормового орудия, над которым располагалась одна 12-тифунтовка, вторая из них была на баке. Короче, он был на корме. Я спустился на полуют, затем вскарабкался по лестнице. Взрывная волна снаряда 4.7-миллиметровки ударила меня в лицо, и я чуть не свалился с лестницы! Я рассказал ему, что случилось, он дал мне пощечину и сказал: «Заткнись!», затем отвел меня обратно к Эрликону, устранил неисправность и сказал: «Заряжай и веди огонь!» Я сказал: «Есть!» и так приобрел мой единственный в жизни артиллерийский опыт.
Мы провели в Мурманске довольно много времени – примерно с 29 декабря 1943 года по 3 февраля 1944 года. Было очень холодно, мы не могли уйти из порта, так как у выхода из него дежурили немецкие подводные лодки… Они, кажется, особенно не беспокоились о том, было судно загружено или нет, но, разумеется, груженый транспорт был для них более привлекательной целью. Нам пришлось ждать, пока не пришло сообщение о том, что путь открыт. Каждый день в светлое время суток нас бомбили высотные бомбардировщики Ю-88.
Страшно было?
Да, было страшно. Но наихудшим в той ситуации было то, что делали американцы. Если выстрелить в американца, он откроет огонь изо всего, что только возможно. Просто как в вестерне! Стрелять по Ю-88 из Эрликона бессмысленно: все равно не достанешь... Но янки палили из всех видов оружия , включая 9-миллиметровые пистолеты. Это было паникерство - много шума, который вовсе не отпугивал немцев.
В конце концов, мы добрались до Pentland Firth (акватория между Оркнейскими островами и Шотландией). К сожалению, вместо того, чтобы отправить к западному побережью, нас повели к восточному, где действовали немецкие скоростные торпедные катера. Они достигали скорости около 40 узлов, едва касаясь воды. Немцы были мастерами в изготовлении техники. В нас они, правда, ни разу не попали. Мы дошли до места под названием Хартлпул, и на этом мой единственный поход в составе русского конвоя завершился.
А Вы сами сбивали Штуки?
Нет, не думаю (Джордж смеется – ВК).
Пожалуйста, расскажите о Ваших чувствах по отношению к немцам в начале войны. Было у Вас только желание защитить свою страну от врага, или какие-то идеологические антинацистские чувства?
Гитлер захватил всю Европу, и мы его ненавидели. У меня был также опыт общения с немецкими евреями. Немцы убивали евреев, и некоторым из их детей удалось бежать из Германии. Мы были немилосердны по отношению к ним – знаете, дети вообще жестоки по отношению друг к другу. Мы дразнили их кличками «Фриц» и «Гунн». Они носили чулки с кисточками – все как в Германии. Я учился в частной школе в Эдинбурге в 1940-41 годах. В городе жили евреи, у них была синагога, и они заботились об этих детях-беженцах. Не думаю, что они снова увидели своих родителей... Из-за этого у меня не было никакой симпатии к немцам: они жестоко обращались с детьми того же возраста, что и мы.
Вы помните Битву за Британию и бомбежки?
Да, и эдинбургские дети были эвакуированы, но потом мы вернулись. Немцы тогда пытались разбомбить мост Форт и нарушить коммуникации (между городом и остальной частью страны – ВК).
Вы видели, как люди погибают под немецкими бомбами?
Нет, потому что у нас были бомбоубежища...
В начале войны немецкие моряки вели себя так же, как Королевский Флот - по-джентельменски. Если они топили судно, то подбирали парней и передавали их на суда для военнопленных. Потом они начали расстреливать спасшихся. Недалеко от Фритауна они потопили судно “The Empress of Canada” и оставили спасшихся там, где море кишело акулами. Это была одна из самых страшных трагедий, о которой я когда-либо слышал. Я плавал с человеком, который оказался одним из немногих уцелевших. Он не сошел с ума, но так никогда и не оправился от пережитого потрясения...
Пожалуйста, расскажите по-подробнее, что вы думали о России до войны, затем в период действия пакта о ненападении между Гитлером и Сталиным и после немецкого вторжения в СССР? Как Ваши чувства менялись во время войны?
Я ничего не знал о России до войны кроме того, что это была самая большая страна в мире – в три раза больше чем Америка. Я мало знаю о ней и сейчас. Пакт между Сталиным и Гитлером немедленно сделал Россию нашим врагом, поскольку нашим врагом была Германия!
А когда вы услышали о том, что Гитлер вторгся в Россию, что Вы почувствовали?
Это было самым лучшим для Британии из того, что могло произойти. Мы стали союзниками! Россия сопротивлялась, и то как они сражались в Сталинграде было замечательно...
Вы были в курсе событий на Восточном фронте?
Конечно. После войны я плавал в Финляндию, так там остались одни женщины – просто рай для моряка! Это была единственная страна, которая объявила войну России вместе с Гитлером (явная ошибка – ВК), и было видно, как много их мужчин погибло на фронте...
Какое впечатление у Вас оставил СССР во время посещения Мурманска? Встречались ли вы с русскими, и, если да, как прошли эти встречи?
Мурманск был разрушен до основания. Те, кто работал в порту были то ли дезертирами, то ли людьми, совершившими какие-то проступки: их водили строем под вооруженной охраной.
Я был на берегу пару раз, хотя делать там мне было нечего – я был тогда ребенком. Мы ходили в бар «Интурист», где после стояния в длинной очереди можно было купить водки и кофе. Вместе с этим давали свечу, так как в баре было темно! Мне не пришлось пообщаться с русскими: я был всего лишь кадетом и делал то, что мне говорили.
В Мурманске было плохо с едой. У нас на твиндеке был продовольственный склад, и мне с еще одним парнем приказали охранять его, чтобы предотвратить воровство. В то время, как судно было под разгрузкой, наши ребята и русские рабочие видели все это богатство, поэтому нам пришлось возводить что-то вроде баррикады (вокруг штабелей с продуктами – ВК), чтобы не дать кому-то стащить наши продукты...
Вы что-нибудь слышали о борделях для торговых моряков в Мурманске?
Нет, я ничего об этом не знал. Может быть, я был слишком молод, чтобы интересоваться этим. Там было совсем мало женщин, мы очень редко видели их, и было крайне трудно отличить мужчину от женщины, так как все были одеты одинаково...
Какими были бытовые условия на торговых судах по сравнению с военными кораблями, скажем, с эсминцами? Было ли у Вас получше?
Конечно, в смысле комфорта намного лучше. У них (военых моряков – ВК) условия были тяжелейшими! Наш мостик был в 50 футах над водой, а на эсминцах – всего в 12. Их все время захлестывала вода, они мерзли и мокли... И потом, они никуда не могли уйти с военных кораблей. А если бы мне не нравилось на судне, я мог бы уйти, не так ли?
Но в этом случае Вас бы забрали в армию...
Конечно, и отправили бы в Североафриканские пустыни (Джордж смеется – ВК).
[После Арктики] мы приняли участие в первом конвое в Рангун – везли пшеницу из Воллару (Южная Австралия – ВК). Японцы тогда еще были в окрестностях [Рангуна], но, верите или нет, в Бенгальском заливе были немецкие подводные лодки, и там находилась так называемая “U-boat Alley”.
Вас атаковали подводные лодки?
Мы все время были под угрозой их атак.
Атаковала ли Вас японская авиация?
Да. У нашего судна был систершип под названием “Sagain”. Его потопили бомбардировщики прямо у причала в гавани Тринкомали. Я в то время служил на госпитальном судне “Amarapoora”, и мы занимались перевозкой раненых.
Какой день войны Вам запомнился больше всего?
Бой с крейсером Scharnhorst. Этого я никогда не забуду – я видел бои, но тот бой был особенным.
Полагаю, Вы читали книги “The Cruel Sea” (Жестокое Море) и “HMS Ulysses” (Корабль Его Величества Улисс). Понравились ли они Вам? Насколько они реалистичны?
Я читал “The Cruel Sea” Николаса Монсаррата и «Улисса»… Описание погоды в «Улиссе» было реалистичным...
Я вижу еще одну книгу Монсаррата у Вас на книжной полке...
О да (Джордж улыбается – ВК). Книга «The Cruel Sea» очень реалистична. Никто не верит тому, что он написал про океан, но я скажу Вам – у мыса Нордкап погода была именно такой! Нам, в принципе, так сказали: «Если упадете за борт, можете не беспокоиться – искать вас не будут. У вас останется три с половиной минуты...»
Была ли оправдана атака на подводную лодку, когда в воде оставались моряки с торпедированного транспорта?
Очень тяжелый момент, но могли предпочесть атаку на подводную лодку. Капитан выполнял приказ. Он вел бой с противником...
Все так, но в воде могли оказаться и Вы... Встречали ли Вы бывших врагов или союзников после войны? Если да, то в какой атмосфере прошли эти встречи?
Да, я ходил в Гамбург вскоре после войны. Он был опустошен. За пять сигарет можно было купить все, что угодно. Второй помощник учил меня жизни – он был постарше (Джордж смеется – ВК). У нас были пропуска на берег, и он повел меня в отель «Атлантик». Это было шикарное место типа «Шератона». Великолепный отель, по две большие кровати на спальню... И за пять сигарет можно было купить бутылку лучшего французского шампанского! А у девушек – молоденьких красивых голубоглазых немецких блондинок – из еды был только отвратительный ржаной хлеб и ничего больше...
Я переехал в Западную Австралию из Квинсленда, чтобы работать во фримантлском порту. У меня были прямые контакты с капитанами всех иностранных судов, приходящих в порт, в том числе, и с русскими.
А Вы говорили им, что бывали в России во время войны?
Вероятно, но я не помню (Джордж смеется – ВК).
…Я плавал в Эстонию, Латвию и Литву после войны – возможно, в начале 1950-х, - первым помощником капитана, и нашим грузом были лесоматериалы. Я учился лесоперевозкам – это непростая работа, так как возникает проблема остойчивости. Дерево плавает, но для судна это плохо. Мы довольно часто сходили на берег, и я близко познакомился с одним латышским парнем, который был суперкарго в порту. Он увлекался коллекционированием марок, и я отдал ему все марки, которые смог найти, и пару журналов. Думаю, что им не разрешалось брать те журналы... У нас [в порту] забрали даже радиоприемники! Это были времена Холодной Войны. Меня это особенно не волновало, но они отключили даже судовую радиостанцию. Вообще у нас забрали все журналы, чтобы мы не могли никому их передать, но я припрятал парочку для того парня...
Плавание в балтийских водах и Финском заливе было изумительным, особенно зимой. Вода черная, острова и деревья белые от снега! Чудесно, действительно, очень красиво...
Пожалуйста, скажите о войне то, что Вам хотелось бы сказать.
Война была страшно долгой. В конце концов, любая война бессмысленна, потому что страдают не те, кто заслужил это. Может быть, война хороша для политиков, но в ней нет ничего хорошего для простого парня с улицы. Страшно много людей погибло, и я потерял многих из тех, кого знал. Я рад, что мы победили. Мне жалко нецев, потому что их одурачили, и ими руководили дурные люди. Я чувствую огромную симпатию к потерявшим все жителям Лондона, Ковентри, Ливерпуля... Теперь я живу в лучшей в мире стране и мне не на что жаловаться, и я радуюсь тому, что мы свободны.
Спасибо автору публикации предложившему свой материал Владимиру Крупнику. Источник
2024
Подробнее
Возврат
Подробнее
Возврат
Подробнее
БОИ ЗА БАСТОНЬ ГЛАЗАМИ НЕМЦЕВ
Подробнее
За что командир советской подлодки "Щ-408" получил орден Британской империи
Подробнее
За что командир советской подлодки "Щ-408" получил орден Британской империи
Подробнее
Германо-советский договор о дружбе и границе между СССР и Германией
Подробнее
Германо-советский договор о дружбе и границе между СССР и Германией
Подробнее
О пророчествах весны 1941-го.
Подробнее
Подборка
Подробнее