Feldgrau.info

Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь.
------------------Forma vhoda, nizje----------------
Расширенный поиск  

Новости:

Пожелания по работе сайта и форума пишем здесь.
http://feldgrau.info/forum/index.php?board=1.0

Автор Тема: С Роммелем в пустыне.  (Прочитано 46590 раз)

0 Пользователей и 1 Гость просматривают эту тему.

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне. Глава 31
« Ответ #50 : 21 Февраль 2012, 10:16:49 »

    Но к концу  месяца Окинлеку пришлось снизить свой напор из-за нехватки резервов. Так что  Роммель не стал отступать. Но даже если бы он сделал это, сомнительно, чтобы у  8-й армии нашлись силы для наступления. Вероятно, последовал бы период затишья  в боевых действиях на границе и обе стороны вернулись бы на позиции, которые  они занимали год назад.

В начале августа  мы узнали о значительных изменениях в командном составе 8-й армии. Эль-Аламейн  посетил Черчилль, и Окинлек доложил ему обстановку и изложил свои планы на  будущее. Черчилль также встретился с Готтом, которого прочили в командующие 8-й  армией, командующим которой со дня ухода Ричи был Окинлек. Но судьба решила  по-другому – транспортный самолет Готта, на котором он возвращался в Каир, был  сбит нашим истребителем. Если бы не это, мы никогда бы не услышали о  Монтгомери.
В Африку прибыл  также генерал Александер, и премьер-министр сообщил Окинлеку, что военный  кабинет решил заменить его Александером. Новый командующий противника получил  от Черчилля простую директиву: «Вашей первостепенной задачей будет при первой  же возможности уничтожить или захватить германо-итальянскую армию под  командованием Роммеля в Египте вместе со всеми запасами и снаряжением».

Как мы поняли,  Александер принял командование от Окинлека 15 августа.
И хотя какое-то  время после 6 августа никаких активных действий под Эль-Аламейном не было,  Монтгомери одержал победу над Роммелем еще до того, как был назначен  командующим. Визит премьер-министра был подтверждением того, что союзники  решили приложить большие усилия на этом театре военных действий. Ничего  подобного с нашей стороны не намечалось. В Берлине Северную Африку  рассматривали как второстепенный театр. Главным была Россия. И все же от  Роммеля ждали нечеловеческих свершений, несмотря на крайний недостаток  подкреплений и снаряжения.

Моим новым  начальником, командиром спецгруппы 288, был полковник Ментон. Я знал, что они с  Роммелем были закадычными друзьями еще с Первой мировой войны. Они оба были  швабами и называли друг друга по имени.
Когда я явился к  нему в первый раз, мы сразу же заговорили о нашем знакомстве с фельдмаршалом.

– Штаб, –  заметил Ментон, – расположен на побережье около Эль-Дабы.

Я не видел Лиса  Пустыни со времени штурма Тобрука, еще до моего отпуска, поэтому, пользуясь  моментом, я спросил Ментона, не могу ли я отложить принятие батальона на день,  чтобы лично навестить фельдмаршала.

– Обязательно  поезжайте, – произнес Ментон со своим сильным швабским акцентом. – Ваш батальон  займет свои позиции не раньше, чем через восемь дней. Мы ожидаем подкрепления,  а они еще на Крите.

На следующий  день я ехал по прибрежной дороге, пока не увидел черно-бело-красный флажок  командующего армейской группой и свернул в дюны, где находился штаб Роммеля.  Бронированные командные машины были наполовину врыты в землю для защиты от  авиации противника; все было замаскировано сеткой, утыканной верблюжьей  колючкой. Часовой видел, как я припарковал машину на некотором расстоянии,  развернув ее так, чтобы следы колес не выдали местоположение штаба.

Мне были  незнакомы лица офицеров, которых я там встретил. С тех пор, когда я служил в  штабе, его состав поменялся. Я впервые увидел там начальника штаба Байерляйна.

– Что он за  человек? – спросил я молодого офицера, указавшего мне на него.
– Отличный  парень! – ответил он. Это был высочайший комплимент в устах немецкого солдата.

Затем я увидел  Берндта, единственного знакомого среди всех. Я рад был его видеть, но меня  поразило то, что его реакция была немного сдержанной. Я не мог избавиться от  мысли, что Берндт побаивается, что я собираюсь вернуться в штаб Роммеля и стану  его соперником. Если это так, он искренне заблуждался, мне было хорошо в  войсках. Но я, естественно, хотел повидать своего бывшего шефа. Я так и сказал  ему.

– Не повезло  тебе, Шмидт, – пробормотал Берндт. – Командующий не сможет поговорить с тобой  ни сегодня, ни завтра.
– Почему? –  спросил я.
Берндт принял  таинственный вид. Я не стал расспрашивать его дальше.
– Давно ли ты  вернулся в штаб? – спросил я, чтобы поддержать разговор.
– Я работаю с  Роммелем уже несколько месяцев, – ответил он с некоторым самодовольством. – Моя  командировка по вызову доктора (он имел в виду Геббельса) закончилась в марте.  Я занимался там важными делами, но вернулся вовремя. Я был в самой гуще  событий, старина.
– А что ты  делаешь в штабе? – спросил я. – Ты снова стал адъютантом?
– Нет-нет, –  сказал Берндт. – Я командую штабной ротой охраны, которую скоро увеличат до  батальона. Кроме того, я поддерживаю контакты с министерством пропаганды, поэтому  ежедневно общаюсь с фельдмаршалом.

Мне стало  интересно, считает ли Берндт себя ответственным за славу Роммеля в Фатерлянде.

И опять Берндт  сказал мне, что я не смогу увидеть Роммеля, и шепотом добавил, что фельдмаршал  болен и лежит в своем грузовике.
Я уехал назад  одинокий и подавленный. Штабисты были мне незнакомы, я чувствовал себя там  чужим. Мне даже не предоставили возможность попрощаться с человеком, чьим  адъютантом я был много месяцев. И мой единственный старый друг постарался  поскорее избавиться от меня, боясь, что я высижу его с его должности.
Но неожиданно я  оказался среди обслуживающего персонала штаба, который раньше знал – водителей,  поваров, денщиков. Они так тепло приняли меня, что я понял – у меня остались  здесь друзья.

Один из  водителей заметил:
– Господин  обер-лейтенант, мы, водители, помним вас как понимающего офицера, который  вызывал нас к машине только в самый последний момент, когда шеф уже к ней  направлялся. Ох уж эти приказы! Ваши преемники заставляют нас приходить заранее,  и мы по часу ждем выезда.


Я вновь встретил  Роммеля раньше, чем ожидал. В некотором удалении от настоящей линии фронта, в  соответствии с тайными планами Роммеля, наши саперы возводили макеты опорных  пунктов. Командиры и другие офицеры ежедневно посещали эти макеты и изучали их  преимущества, конструкцию, сектора огня, размещение вооружения, ходы сообщения  и т. д. Они также смотрели показательные атаки пехоты, демонстрирующие  наилучшие способы взятия различных типов опорных пунктов.
Я был в группе  офицеров на одном из таких учений, когда неожиданно появился Роммель. Он  выглядел похудевшим с лица, но я бы и не подумал, если бы не знал от Берндта,  что он болен. Старший из присутствующих офицер, полковник, «докладывал», когда  фельдмаршал увидел меня. Он кратко поблагодарил полковника, подошел ко мне,  пожал мне руку и спросил напрямую:

– Как дела,  Шмидт?

Молчаливое  рукопожатие и приветствие Роммеля значили для меня больше, чем подробные  расспросы любого другого человека. Больше он никого так не приветствовал, и,  когда он уехал, я чувствовал на себе много любопытных взглядов. Офицеры старше  меня по званию были озадачены тем, что генерал выделил из всех присутствующих  одного меня.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне. Глава 32
« Ответ #51 : 25 Февраль 2012, 14:45:26 »

   
Глава 32

Последняя попытка Роммеля

     В те дни под Эль-Аламейном мы не знали  покоя. Днем и ночью вражеские летчики не сходили с тропы войны. Британские и  южноафриканские самолеты не давали нам покоя, особенно по ночам. Над путями  снабжения почти непрерывно висели осветительные бомбы. Нескончаемые разрывы  бомб не давали нам спать.

Несмотря на  строжайший запрет, мы каждый вечер слушали по радио новости и музыку из Каира.  Находившаяся там британская пропагандистская станция довольно объективно  освещала события дня. Пленные англичане рассказывали, что они тоже слушали  «врага», особенно когда из Белграда или Афин передавали «Лили Марлен».  Сентиментальная мелодия напоминала обеим сторонам, что в жизни есть и другие  вещи, помимо разрывов авиационных бомб в пустыне.

Роммель получил  подкрепление, хотя не в том количестве, в каком ему хотелось. В дополнение к  парашютистам Рамке с Крита прибыла 164-я пехотная дивизия. У этой дивизии не  было собственных транспортных средств, и ее предполагалось использовать в  качестве «ребер корсета» для укрепления итальянских позиций. Итальянские  подкрепления включали в себя парашютистов дивизии «Фольгоре», о которых я уже  говорил. В то время я удивлялся, почему, когда наше наступление под  Эль-Аламейном захлебнулось, командование не прислало нам с Крита этих  парашютистов и не сбросило их на Эль-Аламейн. Теперь я понимаю, что при полном  господстве англичан в воздухе это было неосуществимо.
Время работало  против нас. Разведка принесла неприятные новости: большое число новых  американских танков «шерман» ожидается к прибытию в египетские порты в  сентябре. Печатное издание южноафриканской армии, выходившее в Каире,  опубликовало приглашение заказывать рождественские открытки. На нем был четко  изображен танк, который, как мы и думали, оказался «шерманом», и наша  техническая разведка принялась с интересом изучать основные тактико-технические  характеристики новой пушки, установленной на нем.

Как только  Роммель заручился твердым обещанием, что получит нужное ему количество  горючего, он решил рискнуть и нанести Монтгомери решающий удар.
На мой 26-й день  рождения Королевские ВВС без какого-либо особого умысла, но, тем не менее,  совершенно неучтиво сбросили бомбу на батальонный грузовик снабжения с нашим  трехдневным рационом. Я оплакивал потерю такого количества пайков, какими бы  скудными они ни были, когда узнал об атаке, запланированной на ночь с 30 на 31  августа.

Как и под  Газалой, мы должны были прорваться через минные поля и позиции 8-й армии и  двинуться на север к прибрежной дороге.
В зоне  ответственности 90-й легкой дивизии наша спецгруппа 288 численностью до полка  занимала резервную позицию к западу от центральной точки центрального сектора  всего фронта.
В боевых  приказах Роммеля четко указывалось, что эта атака должна стать последним этапом  перед битвой за Александрию.

Атака началась в  запланированную ночь. Минные поля были обезврежены, и, как только поднялась  луна, немецкие дивизии под артиллерийским огнем противника прошли через них. До  полудня 31 августа они достигли точки, расположенной восточнее минного поля.
На нашей  резервной позиции было спокойно, за исключением непрекращавшихся воздушных  налетов, которые заставили наших солдат окопаться и врыть технику глубже в  каменистую почву. От атакующих частей поступали регулярные доклады. Первые  доклады оказались более оптимистическими, чем мы ожидали. По дошедшим до нас  сведениям, наши войска в двух-трех местах прорвали фронт и, пройдя вперед,  оказались в нескольких милях от прибрежной дороги и железнодорожного полотна.  Роммель, проходя мимо, сказал:
– Все идет  хорошо.

Но у нас не было  точной информации об обстановке и приказов, и нам ничего другого не оставалось,  как только ждать и терпеть воздушные налеты.
Так что же  произошло? На исходе первого дня наступления танки Роммеля подошли к гребню  Алам-эль-Халфа – ключевой позиции всего эль-аламейнского фронта (как позже  отметил генерал Александер). Но неожиданно их встретил плотный огонь артиллерии  и глубоко врытых противотанковых орудий, а также необычайно мощные налеты  средних бомбардировщиков. Истребители на бреющем полете атаковали грузовики с  бензином и боеприпасами. Свобода движения атакующих дивизий была скована и  ограничена.

Стало ясно, что  Монтгомери при полном превосходстве в воздухе, обеспеченном маршалом авиации  Теддером, максимально использует артиллерию и выгодное расположение линии  обороны, чтобы отрезать атакующих, не вводя в бой танки. Роммель понимал в тот  первый день, что эффекта внезапности достичь не удалось. Противник был готов к  обороне. Роммель не смог, как собирался, с налета захватить хребет  Алам-эль-Халфа. Он хотел прекратить наступление, но начальник штаба убедил его  продолжать сражение.
Как потом  выяснилось, Александер и Монтгомери ожидали нашего прорыва еще с 5 августа.  Когда Африканский корпус не сделал попытки обойти хребет Алам-эль-Халфа с  северо-востока – то есть в направлении Александрии, – сражение стало  развиваться так, как планировал Монтгомери. Он хотел, чтобы наши танки вышли на  сильно укрепленные позиции на хребте, который удерживали 44-я дивизия и две  танковые бригады.


Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне. Глава 32
« Ответ #52 : 25 Февраль 2012, 14:47:02 »

    На третий день  сражения наша спецгруппа все еще находилась в резерве. Доклады с передовой  становились все более неопределенными. Мы начали ощущать, что «последний  выстрел» перед Александрией в цель не попал. Я сначала с сожалением думал, что  в дельте Нила мне будет не хватать тех трех белых мундиров, которые остались в  отеле в Асмаре, когда я улетал из Эритреи; теперь мои сожаления стали угасать.  У меня появились сильные сомнения, что я, будучи солдатом, смогу увидеть  египетские пирамиды.
Наши танки  остановились. Как выяснилось позже, противник недоумевал – было ли это  обдуманным шагом со стороны Роммеля, предпринятым для того, чтобы выманить  танки 8-й армии на контратаку? А правда состояла в том, что наши танки  выдохлись в буквальном смысле слова. Горючее, обещанное Роммелю Кессельрингом и  Кавальеро, так и не поступило. Королевские ВВС не только влияли на ход событий  непосредственно на передовой, но и добились значительного тактического успеха,  потопив в Средиземном море три танкера и сбив большое количество наших  транспортных самолетов «Юнкерс-52». Командующий Африканским корпусом был ранен,  и его сменил фон Тома.

Ночью 3 сентября  Роммель оставил попытки прорвать фронт противника. В последующие дни он отошел  на свои исходные позиции. Наша спецгруппа не была никоим образом задействована.  А тем временем 500 танков «шерман» были уже в Суэцком канале. Роммелю не суждено  было покорить Египет.
Я получил две  недели на переформирование и интенсивную подготовку своего батальона к  дальнейшим боевым действиям. Мы занимались этим к северу от прибрежной дороги  между Эль-Аламейном и Эль-Дабой.

Из Германии мы  получили подкрепления, состоявшие частично из ветеранов французского  Иностранного легиона в Северной Африке и бывших моряков торгового флота,  оставшихся без кораблей. И те и другие не имели никакого понятия о дисциплине,  но в умелых руках могли стать отменными бойцами. Я с удовольствием поменял бы  на них некоторых своих обученных солдат.
Недавно мы  получили новые противотанковые орудия. Это были трофейные русские орудия  калибра 76,2 мм. Своих легионеров и моряков я обучал на этих орудиях.

Теперь наша  разведка докладывала, что британцы планируют высадку с моря между Эль-Дабой и  Мерса-Матруком. После этого мой батальон наконец-то получил задание. Мне было  приказано занять оборону вдоль берега. Это задание фактически приравнивалось к  отпуску. Мы за два дня заняли и оборудовали наиболее важные позиции. Связь  между опорными пунктами осуществлялась сетью хорошо замаскированных  радиостанций.
Пока одни  находились на посту, другие купались в Средиземном море. В лучшую сторону  изменилось и наше меню. Мой водитель покупал финики, яйца и птицу у местного  бедуина. Но я искоса смотрел на арабов, мирно проезжавших мимо нас на своих  ишаках, и на их женщин, семенивших сзади с тяжелой поклажей на плечах. Их  острый взгляд, закаленный пустыней, не упускал ничего. Здесь, как и везде, я  был убежден, что многие из них были шпионами. Две великие нации упорно  сражались в этой ненаселенной и негодной для жилья пустыне, а местные жители,  как и прежде, кочевали с места на место в самой гуще сражений, не обращая  внимания на войну, считая, очевидно, что она их никак не касается, что это  неверные сошли с ума и убивают друг друга (по большому счету так оно и было).  Они не носили британских флагов или свастики на своей одежде, и невозможно было  понять, на чьей они стороне – на нашей или противника. А может быть, они  шпионили за теми и за другими.

А тем временем  наши собственные агенты доставляли сведения, из которых становилось ясно, что  Монтгомери готовится к величайшей битве, когда-либо происходившей в Африке. Он,  как и Роммель, пускался на хитрость и блефовал. Но его способы обмана  отличались от роммелевских. Если Роммель маскировал обычные машины под танки,  чтобы скрыть свою слабость, то Монтгомери при помощи реек, брезента и мешковины  превращал новые мощные американские танки в безобидные с виду транспортные  машины, чтобы скрыть свою силу. В пустыне появился новый Лис.
Он также ввел  нас в заблуждение прокладкой нового трубопровода с насосными станциями далеко  на юге. Завершение его строительства намеренно затягивалось, создавая  впечатление, что армия еще не скоро сможет начать запланированное наступление в  южном секторе рубежа Эль-Аламейна. Воздушная разведка не смогла распознать, что  трубопровод представлял собой всего лишь макет, сооруженный из пустых бочек  из-под бензина.

Постепенно  психологическое преимущество переходило на сторону Монтгомери. 8-я армия  регулярно получала подкрепления в людях и материалах. И его войска знали об  этом: он оповещал своих солдат об их прибытии. Пред ним стояла благородная  задача – разгромить Роммеля, освободить Египет от угрозы оккупации и тем самым  завоевать славу.
Роммелевские же  «двухнациональные» войска не получали подкреплений и знали об этом. Он был  загнан в тупик; добившись долгожданного триумфа под Тобруком, он не имел сил  продвинуться к Александрии; Ближний Восток считался второстепенным фронтом, и  Роммель чувствовал, что не сможет стать хозяином Египта.

Кроме того, он  был болен. С каждым разом его худоба все больше бросалась в глаза. Кроме  осознания своего боевого долга он в течение двадцати месяцев боев в пустыне испытывал  постоянные умственные и физические перегрузки. Более года он страдал от  повторяющихся приступов желтухи. И сейчас Роммель чувствовал себя измотанным.
Единственным  выходом для него было пройти курс лечения в Германии. И Роммель вылетел на  родину. Но прежде чем лечь в госпиталь в Земмерлинге (Нижняя Австрия к  юго-западу от Вены), он имел беседу с Гитлером. Он не скрывал опасности,  нависшей над нами в Африке, которая с каждым днем все возрастала из-за  отсутствия танковых пополнений на эль-аламейнском фронте. Он настаивал также на  том, чтобы была решена проблема регулярного снабжения войск в Африке. Гитлер  обещал сделать все, что нужно. Но он не собирался возвращать Роммеля в Африку.  После выздоровления ему предстояло принять командование армейской группой на  Украине. Командование танковой группой в Африке было передано генералу Штумме.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне. Глава 33
« Ответ #53 : 25 Февраль 2012, 14:49:53 »

   
Глава  33

Разгром  под Эль-Аламейном


Операция «Факел»  – наступление Монтгомери под Эль-Аламейном – началась ночью 23 октября.

Подготовка к  этому массированному наступлению проводилась в строжайшей тайне, и оно  оказалось для нас полной неожиданностью, несмотря на то, что сведения о  готовящемся ударе были получены и проанализированы Генштабом за 24 часа до  начала боевых действий.
С 1 августа все  силы противника собирались в мощный кулак, 8-я армия получила подкрепления в  количестве 41 000 человек, более 1000 танков и 9000 различного вида  транспортных средств.

Звезды  содрогнулись на небесах, когда ночью тысячи орудий одновременно изрыгнули огонь  в нашу сторону. Никогда до сего дня не слышала эта древняя земля грохота  подобной силы. Содрогнулась земля от низины Каттара до Средиземного моря.  Далеко позади линии фронта солдат трясло так, что у них клацали зубы.
Четверть часа  спустя пушки смолкли на пять минут. Но это было лишь затишье перед штормом.  Ровно в десять вечера та же масса орудий, подкрепленная тысячами танковых  пушек, а также стрелковым оружием, сосредоточила огонь на наших передовых  позициях. Солдаты противника – большей частью австралийцы, но также и  англичане, шотландцы, новозеландцы и южноафриканцы поднялись в атаку. Их  главной целью был хребет Митейрьек. Он был захвачен в первый же день сражения,  но Монтгомери смог полностью овладеть им только после двухдневных ожесточенных  боев.

На севере и на  юге недалеко от передовой линии располагались, соответственно, наши 15-я и 21-я  танковые дивизии. Из них сформировали две боевые группы, в соответствии с  оборонительными планами, разработанными Роммелем до его отъезда на лечение в  Германию. Это было нашим серьезным промахом. Роммель планировал независимое  существование этих групп только на период, предшествующий предполагаемому удару  противника. После нападения, когда станет ясным направление главного удара  противника, они должны были немедленно объединиться, поскольку только  объединенные танковые силы могли противостоять мощному танковому кулаку,  созданному Монтгомери. Роммель никогда не позволил бы своим танковым дивизиям  встретить врага и быть разгромленными поодиночке, ведь он сам уничтожал  подобным образом танковые части противника.
Байерляйн,  начальник штаба, был в отпуске. Роммелю пришлось срочно вернуться, чтобы спасти  положение. В первый же день наступления Монтгомери у генерала Штумме случился  сердечный приступ, когда часть, в которой он находился, подверглась атаке с  воздуха. Водитель Штумме даже не заметил, как тот вывалился из машины на песок.  Его тело было найдено позже.



Разведывательные  сводки из Берлина сообщали нам, что британцы не начнут наступление раньше конца  месяца…
В полдень  второго дня битвы Гитлер позвонил Роммелю в госпиталь в Германии и попросил его  немедленно вернуться в Африку. Положение было отчаянным. Роммель прошел всего  трехнедельный курс лечения, и до выздоровления было далеко, но он и не подумал  сказать «нет». Он вылетел в ту же ночь еще до рассвета, сделав остановку только  в Италии, чтобы получить информацию о том, как складываются события, и в  особенности выяснить, получают ли его войска достаточно горючего, прибывают ли  танковые подкрепления и послал ли Кессельринг многоствольные минометы, которые  обещал Гитлер. И уже через пару часов после захода солнца той же ночью он был в  штабе танковой группы.

Я полагаю, что  он уже тогда знал, что Эль-Аламейн для нас потерян: он узнал, как мало горючего  было у Африканского корпуса. Он сказал Байерляйну, что мы не сможем победить,  но отчаянно пытался восстановить положение. Он был на ногах почти целую ночь,  планируя контратаку на хребет Кидни (хребет Митейрьек) на севере. Он стремился  собрать свои танковые части в единый кулак, что нужно было сделать гораздо  раньше. 15-я танковая дивизия была практически разгромлена, поэтому он велел  21-й танковой и итальянской дивизии «Ариете» идти на север и выдвинул 90-ю  дивизию и итальянскую дивизию «Триест» из тыловых позиций для защиты фронта  рядом с морем.
Контратака,  лично возглавленная Роммелем, была отбита нашими старыми врагами средними  бомбардировщиками и 25-фунтовыми орудиями. На следующий день он предпринял еще  одну попытку, но вновь был разбит. Он потерял танки, которые теперь нечем было  заменить. 9-я австралийская дивизия оттесняла его все дальше назад.

Через три дня  боев Монтгомери сделал перерыв для перегруппировки своих войск. (Южноафриканцы,  за исключением своей группы преследования на бронемашинах, выполнили свою  основную задачу в эль-аламейнском сражении, и нам не суждено было увидеть их до  боев в Италии.) Под Тель-эль-Аггагиром начиналось самое ожесточенное танковое  сражение за всю операцию. Обе стороны несли тяжелые потери, но мы пострадали  сильнее. Наши танки были почти полностью уничтожены: уцелело лишь несколько  групп.
Операция  Монтгомери «Сверхудар» – новое наступление после операции «Факел» – была концом  Эль-Аламейна. 21-я танковая дивизия нанесла свой последний мощный удар, и, хотя  в какой-то момент показалось, что она одолеет своего старого противника –  британскую 1-ю бронетанковую дивизию, была окончательно разбита. В ночь с 2 на  3 ноября Роммель пришел к решению об отступлении.

В ту ночь он  передал по радио свое решение и его обоснование в ставку Гитлера. Гитлер  получил его только на следующий день: когда пришло это сообщение, дежурный  офицер не смог его разбудить. (Его за это понизили в звании.) Гитлер пришел в  ярость и принялся ругать Роммеля.
Отступление  Роммеля продолжалось, когда из ставки Гитлера поступила радиограмма:  «Обстановка требует, чтобы позиции под Эль-Аламейном удерживались до последнего  солдата. Об отступлении не может быть и речи. Победа или смерть! Хайль Гитлер!»  В радиограмме значилась личная подпись Гитлера. По тем или иным причинам, хотя  мы уже отступали, это сообщение было передано всем частям Африканского корпуса.

Эта смехотворная  радиограмма вовсе не способствовала поднятию нашего боевого духа. Но в то же  время, получив ее и будучи обязанным подтвердить это, Роммель не мог ее  игнорировать.
Поэтому, когда  фон Тома, командующий Африканским корпусом, запросил у Роммеля, находящегося в  штабе танковой группы «Африка» к югу от Эль-Дабы, разрешения отступить к Фуке,  Роммель не стал давать добро, а просто предоставил ему право действовать по  своему усмотрению. На следующее утро фон Тома узнал, что англичане обошли с  фланга южное крыло Африканского корпуса, и передал эти сведения Роммелю.  Роммель в это не поверил и заявил, что войска, замеченные на юге, – это, должно  быть, отступающая итальянская дивизия. Фон Тома отправился на танке, чтобы  убедиться самому. Он был атакован британскими танками, его танк был подожжен, а  сам он захвачен в плен.

Начштаба  Байерляйн, который отправился на поиски фон Тома, тоже оказался на грани  пленения, приблизившись на несколько сот метров и наблюдая в бинокль, как  окружали фон Тома. Он поспешил отойти на безопасное расстояние и затем принял  командование тем, что осталось от Африканского корпуса.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне. Глава 34
« Ответ #54 : 28 Февраль 2012, 11:40:22 »

   
Глава 34
Отступление

   Мое участие в  боевых действиях началось только после потери Эль-Аламейна. До начала нашего  отступления спецгруппа 288 в боях не участвовала. Правда, это была единственная  часть, не задействованная в боях. Так что совесть наша была неспокойна, когда  мы слышали, как в 19 километрах к востоку от нас шли тяжелые бои, а наше оружие  лежало без дела, и нам ничего не оставалось, как только купаться и загорать на  солнышке.
И только когда  последний немецкий танк откатился на запад, пришел и наш черед. Мы должны были  стать арьергардом Роммеля. Мы двинулись самыми последними, но не проехали по  прибрежной дороге и нескольких километров, как были атакованы с юга  бронемашинами противника. Заработали наши орудия, и атака была отбита.

Спецгруппа  отступала, оставляя всегда один батальон на заградительной позиции. Он  прикрывал отход всей группы, а затем «сворачивал» орудия и отступал сам. 6 ноября  мы достигли Мерса-Матрука.
Мне приказали  занять временные позиции на южной оборонительной линии Матрука, с обеих сторон  дороги Сива. Я расположил противотанковые орудия – а в каждой моей роте их было  пять или шесть – на самых важных тактических точках. Наши позиции находились  между бункерами. Проволочные заграждения и минные поля в этом районе остались с  июня, когда этот рубеж пробовали захватить солдаты Окинлека.

К вечеру я  заметил на возвышенности южнее Матрука британские танки. С наступлением темноты  они открыли огонь по моим позициям, расположенным вдоль дороги, пересекавшей  оазис. Танки неумолимо продвигались вперед. Под прикрытием темноты уцелевшие  колонны наших танковых частей покинули этот опорный пункт и возобновили  движение на запад.
Через несколько  часов связной доставил мне письменный доклад об обстановке. Из него я узнал, что  передовые отряды Монтгомери были уже к западу от Матрука. Я ожидал, что около  полуночи получу приказ покинуть свои позиции. Я должен был двигаться по  заданному азимуту, который проведет меня по единственному оставшемуся проходу  через минное поле.

Карта 3. От Марса-эль-Бреги до Буэрата

Карта 4. От Буэрата до Меденина
Помню, что  пожалел о том, что не имел возможности найти и пометить при дневном свете  проход в минном поле, сделанный нашими саперами. Меня утешала мысль, что ночью  у нас появится шанс уйти от противника, поскольку если бы мы остались в районе  Матрука, то наверняка оказались бы в ловушке.
Мой водитель и  связной замаскировали мою машину одеялами. При свете маленькой лампочки,  подключенной к аккумулятору, мы поужинали консервами из банок и написали письма  домой. Увлекшись письмом, я не заметил, что полночь уже давно миновала. Вдруг я  услышал треск мотоциклетного мотора. Мотор затих, и из темноты раздался крик:

– Это спецгруппа  288?

Грубый шепот  ответил:

– Заткнись,  томми могут услышать!

Связного подвели  ко мне. Через одеяла затемнения просунулась рука, а голос повторил письменный  приказ, который я стал читать: «Матрук эвакуирован. Арьергарду немедленно  следовать за нами».
К тому времени я  уже отработал схему. У каждого подразделения в батальоне был свой связной,  постоянно находившийся рядом с моим грузовиком. Одна-две минуты ушли на отдачу  приказов, и машины связных умчались во тьму к орудийным позициям. Орудия были  подцеплены, боеприпасы погружены, и транспортные машины со всех сторон стали  стекаться к небольшому руслу для формирования походной колонны. Но, несмотря на  все усилия, невозможно было полностью заглушить шум работающих моторов. Меня  раздражало и беспокоило то, что шоферы громко перекликались друг с другом.

Мы только-только  сформировали колонну – вдруг – что это? Вокруг нас раздались взрывы, грохот,  свист. Снаряды танковых орудий вонзались в землю под самыми нашими ногами и со  свистом проносились между грузовиками. Несколько машин были подбиты и  загорелись. Огонь сразу же осветил наши позиции и сделал нас прекрасной мишенью  для британских танков, которые, должно быть, шли по пятам за нашим южным  фронтом.
Я подсчитал, что  их было не так уж много, но окапываться было слишком поздно – да и бесполезно.  Мы должны были отходить, как и приказано. Ну а на случай, если все же придется  остановиться и окопаться, я сунул под ремень на груди саперную лопатку. Эта  лопатка чуть было не погубила нас.

– С удлиненными  интервалами – марш! – стоя в своем грузовике, громко скомандовал я и впился  глазами в стрелку компаса, которая должна была провести нас через минное поле.

Мы двигались под  градом вражеских снарядов. У водителей была только одна цель – выйти из зоны  обстрела преследующих нас танков, и строй колонны все время нарушался. Вопреки  приказу, грузовики сближались и даже ехали бок о бок, игнорируя требование об  увеличенной дистанции.
Обстрел  постепенно стих. Я уже было собирался вздохнуть с облегчением, как вдруг  раздался страшный грохот, и машину подбросило. Она остановилась: радиатор и  мотор были разворочены.

«Проклятье!  Танки впереди! – было первое, что пронеслось в моей голове. – Эти ублюдки  отрезали нас».

Мой водитель был  легко ранен, я прокричал ему:

– Выпрыгивай!

Быстрей отсюда,  думал я. Только скорость вытащит нас из этой заварухи. Мы запрыгнули на машину,  следовавшую за нами.

– Вперед! Не  отклоняться от курса! – прокричал я водителю. Но этому грузовику не суждено  было двинуться вперед.

Снова вспышка,  грохот и удар. Водитель и двое солдат в грузовике были ранены. Я тоже сидел  внутри, но мне повезло – я не получил ни одной царапины.

Выпрыгивая из  грузовика, я увидел справа две яркие вспышки и услышал два взрыва.

«Двигаться  вперед бессмысленно», – подумал я и крикнул:
– Спешиться!  Окопаться!

Эта команда была  излишней. Все машины остановились. Многие солдаты уже лежали распростертыми на  земле. Но, что самое необычное, наступила вдруг мертвая тишина, нарушаемая лишь  рокотом нескольких автомобильных моторов.
Время от времени  над нашими головами с тыла пролетали отдельные снаряды. Но кто, черт возьми,  стрелял по нам спереди? И тут меня словно ударило! По нам стреляли или мы  заехали на минное поле?
Достаточно было  пройти несколько шагов вперед и изучить поверхность земли позади уничтоженного  грузовика. Да, вот она, предательская воронка! Мины!

Я был озадачен.  Я очень точно шел по компасу. Я был уверен в этом, несмотря на бешеную  скорость, с которой мы двигались. Но… тут моя кожа покрылась мурашками:  лопатка! Ну конечно же сталь лопатки вызвала отклонение стрелки компаса!

Было довольно  темно. Я поднес компас к глазам и засек положение слабо светящейся стрелки.  Затем я отбросил лопатку и вновь снял показания компаса. Как я и ожидал, стрелка  ушла значительно левее.
Я совершил  глупость. Мы оказались посреди минного поля, и танки противника висели у нас на  хвосте. Спасти положение должен был я. Я заставил себя успокоиться, продумал  план действий, оставил лежать своих солдат, а сам отправился на поиски края  минного поля. Со мной вызвался идти солдат, который обворовал своего товарища и  всего несколько дней назад был предан за это позору на батальонном построении,  когда я назвал его подлецом. Он бегал вокруг, не обращая внимания на опасность,  проверяя следы и разыскивая мины.

Как нам было  известно, более легкие по весу и легко взрывающиеся противопехотные мины в  беспорядке разбрасывались вокруг тяжелых противотанковых мин. Но здесь, похоже,  противотанковые мины были меньше обычных, а противопехотных мин не было вообще.
Наконец, я  обнаружил ржавый моток колючей проволоки, который обозначал край минного поля,  а потом нашел и проход. Мы отклонились от него на пятьдесят метров. К счастью,  только передние машины и орудия оказались в пределах минного поля. Построив  большинство своих людей в оборонительный порядок, я приказал водителям  двигаться в сторону прохода. Другим отделениям была дана трудная и не очень  приятная задача вручную по своим следам вытащить машины и орудия назад с  минного поля. Одна мина взорвалась, но, к счастью, никто не пострадал. Пустыня  вокруг была мертва. Не было слышно ни единого выстрела.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне. Глава 34
« Ответ #55 : 28 Февраль 2012, 11:44:38 »

   


Два часа ушло на  повторное формирование колонны и движение через проход. Я потерял четыре ценные  машины, но убитых не было. На западном краю поля нас уже ждали обеспокоенные  саперы. Как только мы проехали, они тут же заминировали проход. Через полчаса  они обогнали нас и помчались вперед.
Мы тоже с  бешеной скоростью мчались на запад. Наступал рассвет, и танки Монтгомери могли  быть где-то на наших флангах, возможно даже впереди.

Лучи солнца  светили нам в спину, отчего наши тени были неестественной длины. Вдруг прямо  над нашими головами с ревом пронесся рой бомбардировщиков. Я тут же приказал  увеличить интервалы в строю колонны, но летчики не обратили на нас никакого  внимания. Они что, приняли нас за британский авангард? – думал я. Затем мы  увидели на западном горизонте, как они пикировали и сбрасывали свои бомбы.  Теперь мы знали, где находятся главные силы Африканского корпуса.

К ночи мы  проехали через Сиди-Баррани. Дорога была песчаной и местами почти непроходимой.  Несколько раз наши грузовики и орудия чуть было не опрокинулись.
За час или два  до полуночи над нами вспыхнули первые осветительные бомбы, медленно  спускавшиеся на парашютах. Я не видел их раньше, но они поразили меня,  возникнув из тьмы с каким-то идиотским сиянием. Через несколько минут эти  «рождественские елки» заполонили все небо, местность, словно сцена в театре,  оказалась залитой ярким светом, и с пикирующих самолетов посыпались бомбы.

Мы то мчались на  бешеной скорости среди грома и вспышек, то останавливались. Во время остановок,  когда люди высаживались из машин, самолеты атаковали даже отдельных солдат,  которым вздумалось встать во весь рост: их гротескные тени предательски  танцевали по поверхности земли в неверном свете снижающихся осветительных бомб.  Если мы не лежали, нас было видно.
Нас бомбили всю  ночь. Рывками, с бесконечными остановками, мы медленно продвигались вперед. Но  у нас не было и мысли о том, чтобы остановиться где-нибудь и переждать эту  ночь, мы знали, что в этом случае танки отрежут нам путь вверх по насыпи,  прежде чем мы окажемся в относительной безопасности Верхнего Соллума.

Это была  «черная» ночь для Африканского корпуса. Подсчеты впоследствии показали, что во  время нее мы потеряли больше солдат и танков, чем в некоторых танковых  сражениях.
Я даже немного  обрадовался рассвету. Конечно, я знал, что воздушные налеты будут продолжаться,  возможно, с той же интенсивностью, но, по крайней мере, дальность обзора  увеличится, и можно будет организовать хоть какую-то оборону собственным  оружием.

Когда взошло  солнце, колонну на большой скорости обогнала группа машин. У нас, впрочем, как  и у англичан, был запрещен обгон конвоя там, где существовала угроза нападения  с воздуха, поскольку дорожные пробки были удобными целями для бомбардировщиков.  Только я собрался проучить нарушивших этот запрет водителей, мчащихся мимо  меня, как между машинами появился просвет. Я приказал водителю замедлить  движение, развернуться и приготовился уже быть беспощадным, как вдруг узнал  приближающуюся машину. Да, это был старый знакомый «мамонт»! Он догнал нас.  Наверху, отведя назад плечи, маячила знакомая до боли фигура. Я лихо козырнул.

Роммель помахал  рукой и прокричал что-то, но ветер отнес его слова. Его лицо было неподвижным и  серьезным.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне. Глава 35
« Ответ #56 : 28 Февраль 2012, 11:47:11 »

   
Глава  35

Американские  «шерманы» с высокими башнями


   У Роммеля были  все причины для мрачного настроения. В утро нашей эвакуации из Мерса-Матрука, в  2000 километрах западнее его, на пляжи Французской Северной Африки высаживалась  первая волна союзников. Роммель приближался к ливийской границе – он шел назад.  Позади осталось множество битв. Но уже тогда он предвидел, что именно ему  предстоит встретиться с новыми силами противника в Африке.

Темп  преследования был высок. У нас случилось два коротких столкновения с  новозеландцами к востоку от Сиди-Баррани и на рубеже старого британского  минного поля под Бук-Буком. К 10 ноября мы уже пересекали в гораздо более  спокойной, чем ожидали, обстановке знакомые прибрежные равнины, расположенные  южнее ущелья Халфая. Справа от нас раскинулись пляжи, на которых так часто  купались в море нагишом. Мы двигались вверх по серпантину к Соллуму.
Новозеландцы,  следуя за нами по пятам, взяли Соллум, Бардию и Капуццо; танки 7-й  бронетанковой дивизии промчались через пустыню по краю насыпи и соединились с  новозеландцами.

Наша первая  короткая остановка была около Сиди-Азиза на Трай-Капуццо. Как обычно, мы сразу  же развернули наши противотанковые орудия, чтобы быть готовыми отразить налеты  авиации и наземные атаки. Окопавшись, мы поставили на огонь чайник, чтобы  запить чаем печенье и консервы – остатки запасов, взятых в качестве трофеев в  Тобруке. И вот мы снова возвращались туда.
Только начала  закипать вода, как на горизонте заплясали знакомые маленькие флажки:  южноафриканские бронемашины, как гончие, неслись за нами. Все больше и больше  машин показывалось из-за горизонта. Порядочное число их шло в плотном строю  прямо на нас. Наши артиллеристы быстро приступили к работе, мы ведь этих гостей  к чаю не приглашали. Мы открыли огонь с максимальной дальности. Машины  отвернули и скрылись за ближайшим хребтом.

Наше  подразделение шло позади германо-итальянской танковой армии. И еще несколько  изнурительных недель нам предстояло идти в хвосте. Наша группа была  единственной частью, которая не участвовала в боях под Эль-Аламейном, поэтому  мы чувствовали себя в долгу.
Я знал эту  местность довольно хорошо, и не только по совместным поездкам с Роммелем, но и  по своему арьергардному опыту прошлого года. Мое подразделение теперь состояло  из опытных специалистов по ведению боевых действий в арьергарде. Мы за считаные  минуты могли развернуть оборонительный порядок, оборонительные позиции и столь  же быстро свернуть их.

Исключительно  высокий боевой дух Африканского корпуса существовал во многом благодаря вере  наших солдат в превосходство наших танков и противотанковых орудий (которые  также хорошо защищали пехоту от танков) над боевой техникой противника. Но  теперь это превосходство было потеряно. Американские «шерманы» с высокими  башнями превратились в самый настоящий кошмар для наших войск.
Нас здорово  потрепали, когда мы «перекатами» уходили по Виа-Балбия. Я нашел удобную позицию,  чтобы встретить противника с востока; к моей радости, нам прислали подкрепления  – обстрелянных парашютистов из бригады генерала Ромке, которая с боями  вырвалась из окружения под Эль-Аламейном. С 88-миллиметровой зениткой наготове  я не боялся никого.
Вскоре из-за  горизонта показались американские танки.

Местность была  волнистой, и они то появлялись, то исчезали из виду. Пускай подходят! Я решил  терпеливо ждать на этой хорошо замаскированной позиции и не открывать огонь до  тех пор, пока танки противника не приблизятся настолько, что можно будет с  максимальным эффектом использовать 50-миллиметровые орудия. Я пытался убедить в  преимуществе такой тактики старшего артиллерийского офицера, прибывшего с  подкреплением, однако у его артиллеристов еще не было опыта таких боев, и они  не обладали выдержкой, присущей артиллеристам Африканского корпуса.
Когда два  британских танка находились еще далеко для 50-миллиметровых орудий, одно наше  88-миллиметровое орудие открыло огонь. Оба танка тут же метнулись в мертвую  зону. Я тщательно изучил местность в бинокль. Танки сразу накрыли нас огнем,  который был так же точен, как и огонь полевой артиллерии. Они сосредоточили его  на моих 88-миллиметровках, которые открыли огонь преждевременно. А мои  артиллеристы даже не видели противника! Я заметил какое-то движение в том  месте, где исчезли танки. Значит, противник вел наблюдение оттуда. Но прежде,  чем мы сумели разобраться с этим НП, наши 88-миллиметровые орудия были  уничтожены.


Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне. Глава 35
« Ответ #57 : 28 Февраль 2012, 11:48:40 »

    Это не  понравилось нашей моторизованной пехоте. По опыту боев мы знали, что теперь нам  придется рассчитывать только на 50-миллиметровые противотанковые орудия; при  этом все прекрасно понимали, что они не идут ни в какое сравнение с пушками  новых танков Монтгомери по эффективности и дальности стрельбы.
Я еще раз  убедился в важности хорошо замаскированных позиций и дисциплины стрельбы, если  мы хотим обладать преимуществом фактора внезапности и долгое время вести боевые  действия в режиме «бой – передвижение», что сейчас становилось неизбежным. Мои  солдаты были обучены этой тактике, и у нас была возможность проверить ее  эффективность во время боев под Адждабией.

Не встретив  сопротивления, британцы 13 ноября вошли в Тобрук. Их основные силы продвинулись  за шесть дней на 350 километров, и у них едва хватало материального обеспечения  продолжать марш; но через два дня после захвата они привели в рабочее состояние  порты Мерса-Матрука и Бардии и, таким образом, получили возможность держать у  нас на хвосте хотя бы свои легкие части. В Дерне они были к 16-му, а значит,  могли использовать тамошний аэродром, кроме аэродрома Гамбута, расположенного  немного позади, чтобы обеспечивать сухопутным частям поддержку с воздуха. Их  истребители почти сразу смогли обеспечить прикрытие конвою из Александрии на  Мальту, которая находилась на грани голода.
18-го числа  бронемашины противника были отброшены нашим арьергардом под Шелейдимой и  Антелатом, располагавшимися в главных проходах в насыпи. Мы вновь выдвинулись  ночью. Мы оставили Бенгази. Проливной дождь дал нам двухдневную передышку под  Адждабией, после чего противник вновь устремился по пятам за нами.

Наша часть, все  еще численностью около полка, оборудовала оборонительный рубеж на холмистой  песчаной местности. Мы чувствовали себя бодро, насколько я помню, потому что  ближайший немецкий склад был нетронут и мы набрали непривычно много запасов.  Пища, которую готовила наша полевая кухня, казалась в тот момент особенно  вкусной, и у нас было много сигарет и шоколада. Я не ограничивал рацион своих  солдат. Кто знает, что принесет завтрашний день?

Мы как следует  вкопали наши орудия и пулеметы и выбросили лишний песок из орудийных окопов.  Минометы были установлены в сухом русле возле полевой кухни. Все позиции были  замаскированы верблюжьей колючкой.
Вспомнив науку  Роммеля, я осмотрел нашу позицию с фронта. Ее было трудно обнаружить. Только  одно русское орудие калибра 76,2 мм было плохо замаскировано, но, прежде чем я  успел поправить маскировку, мой наблюдатель, который осматривал местность в  мощный бинокль на треноге, крикнул мне из орудийного окопа:

– Танки  противника на северо-востоке!

Я запрыгнул в  углубление рядом с ним и взглянул в бинокль, одновременно отдав команду:

– Приготовиться  к бою – танки с северо-востока!

Все видимое  движение на нашем рубеже прекратилось моментально. Теперь связь осуществлялась  только по полевому телефону.
К тому времени  танки противника появились и в других секторах. В небе кружили два британских  разведывательных самолета, которые, к счастью, не обнаружили нас. Рядом к  западу от нас открыла огонь легкая зенитка, и оба самолета были сбиты. Из штаба  полковника Ментона по телефону мне сообщили:
– Один из  британских пилотов спасся на парашюте, был пленен и с изумлением заявил, что  даже не подозревал, что летает как раз над нашими позициями.

Перед нами  разворачивалась драматическая картина. Около тридцати танков постепенно  сосредоточились в длинном, мелком сухом русле впереди нас. Наша тяжелая  артиллерия вела из Адждабии беспорядочную стрельбу через наши головы, но без  особого успеха. К танкам в русле присоединились две артиллерийские батареи и  пехота. Ящики со снарядами были приторочены к лафетам орудий. В бинокль я  отчетливо видел движения рук артиллеристов, обслуживающих свои орудия, которые  вели ответный огонь по батареям Адждабии. Их снаряды свистели над нашими  головами.

Затем я увидел  бронированные командные машины. Из них вышло несколько британских офицеров,  очевидно штабных. Но наши артиллеристы получили приказ не открывать огонь до  тех пор, пока цель не пересечет определенный рубеж. И все они  продемонстрировали примерное спокойствие и выдержку.
В оптику я  увидел британского офицера с хлыстом, который дал рукой сигнал: «шерманы»  поползли в нашу сторону. Трое из них двигались по колее, по которой буксировали  одно из моих орудий. Артиллеристы когда-то служили в Иностранном легионе.

Три танка ровной  скоростью приближались к нашему рубежу открытия огня. Начали движение и другие  танки. Вот первый «шерман» достиг рубежа и пересек его. В быстрой  последовательности снаряды покинули стволы наших пушек. Снаряд попал в первый  танк – это было прямое попадание в его куполообразную башню. Однако он отскочил  вверх, не причинив вреда: броня была великолепна.
Танки  остановились, а некоторые из них, включая ведущий «шерман», развернулись. Пока  он разворачивался, наш следующий залп поразил его борт. Он вспыхнул. Мы нашли  уязвимое место даже у этого страшного монстра.

Дуэль между  танками и противотанковыми орудиями была в полном разгаре. Она длилась уже два  часа. Два моих орудия были уничтожены, но мы подбили гораздо больше танков, и  атака захлебнулась. С большим мастерством и отвагой британские ремонтники в  самый разгар сражения оттаскивали поврежденные танки с поля боя.
Наши усилия  оказались напрасны. Авангард 22-й бронетанковой дивизии, которая прошла 26 миль  по пустыне, вышел на нас справа и угрожал прорвать наш фланг. И вновь мы  двинулись в путь, чтобы откатиться назад в Эль-Агейлу.

Роммель потерял  всю Киренаику.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне. Глава 36
« Ответ #58 : 29 Февраль 2012, 13:26:03 »

   
Глава  36

Потеря  триполитании


  В Эль-Агейле  меня вызвали в штаб Африканского корпуса.
Командующий  попросил меня кратко доложить об оборонительных возможностях оазиса Марада.  Кто-то в штабе вспомнил о моей поездке туда в начале 1941 года.

– Мараду, –  сказал я, – можно легко удержать, если разместить там достаточное количество  войск и обеспечить их всем необходимым. Возможно, их придется снабжать по  воздуху, поскольку противник может легко перерезать пути снабжения по суше. –  Все это прозвучало как «Военное руководство для детей», а что другое я мог  сказать? Генерал находился в добром расположении духа и, проанализировав мое  мнение, предложил мне чашку кофе – первую чашку настоящего кофе за много  недель.
У меня сложилось  впечатление, что идею обороны Марады отвергли еще до того, как я добрался до  аэродрома. За тот короткий срок, что остался до начала нового наступления  противника, подготовить эффективную оборонительную систему на линии Эль-Агейла  – Марада было невозможно.

Два раза  британские войска доходили до Эль-Агейлы и останавливались здесь. Это самая  неприступная оборонительная позиция Ливии. Сначала наступающие должны  форсировать соляные болота, которые, после небольшого промежутка, начинаются  снова, на этот раз южнее, затем тянется пустынная местность с серпообразными  барханами, образованными ветрами пустыни. Дальше их встречает крутой откос,  потом снова барханы, а за ними опять соляные болота. Эль-Агейла находится в 240  километрах от Бенгази и почти 500 километрах от Тобрука. Только свежая армия с  бесперебойным материально-техническим снабжением могла сюда прорваться. Но в  штабе понимали, что в этот раз мы Эль-Агейлу не удержим. Роммель, правда,  сделал следующее заявление:
– Эль-Агейла –  последний рубеж, где должно быть остановлено наступление 8-й армии.

Но мы не  получили достаточного количества подкреплений, чтобы выстоять под натиском  врага.
Воздух, конечно,  был насыщен слухами. В войсках поговаривали, что в Тунисе высадились крупные  подразделения. Водители, работавшие на линиях снабжения, говорили об огромных  танках «тигр» – тяжелых танках, которые Гитлер обещал прислать Роммелю еще до  Эль-Аламейна, – а также о легендарных «дымовых минометах», которые оказались  многоствольными минометами с русского фронта. Они также рассказывали о  «гигантах» – огромных транспортных планерах, способных брать на борт легкий  танк или 250 солдат.
Наконец-то,  решили мы, Верховное главнокомандование в Берлине решило сделать что-то и для  Золушки – немецких войск в Африке. Но на нашем фронте мы реальных подкреплений  так и не увидели; наоборот, некоторые специальные подразделения Африканского  корпуса были переброшены из Ливии в Тунис.

Здесь, на  западе, англо-американские силы вторжения крепко держали за горло Марокко и  Алжир. Поэтому все, даже самые незначительные подкрепления, выделяемые для  Африки, направлялись в Тунис, а не в Ливию к Роммелю. Если учесть всех солдат,  которых мы подобрали на долгом пути отступления, то теперь у нас было 25 000  итальянцев (не все из них, конечно, представляли собой эффективную боевую силу)  и 10 000 немцев. А танков у нас было меньше сотни.
План Роммеля  состоял в том, чтобы не удерживать Эль-Агейлу дольше, чем это было нужно. Он  надеялся заставить Монтгомери распылить свои силы и, подготовив наступление,  вернуться в Буэрат и прикрыть порт Триполи.

В начале декабря  противник, похоже, понял, что мы намерены отступать и дальше. Возможно, он  догадался об этом, узнав, что Роммель, опасаясь потерять тысячи итальянцев, не  имеющих транспорта, как это случилось под Эль-Аламейном, отвел их части  первыми. Он оставил подвижные немецкие части, велев им удерживать свои позиции  до тех пор, пока Монтгомери не нанесет серьезного удара.
Мы стали  выдвигаться ночью 12 декабря, поскольку стало ясно, что противник планирует  фронтальную атаку. Спецгруппа 288 должна была защищать тыл Африканского корпуса  на территории, расположенной между дорог на Мараду и побережьем, а также  прибрежную дорогу у Средиземного моря. Британцы медленно продвигались через  наши минные поля, мины-ловушки и траншеи, но к 15-му числу они двинули на нас  все свои силы. Сильный удар танками на марадской дороге нам нанесла 8-я  бронетанковая бригада, в результате чего мы потеряли целую роту.

И хотя  британские танки не смогли преодолеть глубокую траншею, пересекавшую главную  дорогу, новозеландцы нанесли нам свой знаменитый «левый хук». Они обошли нашу  основную позицию и угрожали, в случае захвата сухого русла Матратин,  расположенного к западу от Эль-Агейлы, отрезать нас от наших войск.  Значительная часть нашего арьергарда, перекатами продвигаясь вдоль дороги,  находилась еще на восточной стороне русла, а единственный удобный путь через  него проходил вдоль главной дороги. Новозеландцы заняли позицию, но на этот раз  не очень удачную. Они, похоже, заблудились этой ночью, хоть она и была лунной;  и, разбившись на мелкие группы численностью до роты, мы решили прорваться  сквозь разрывы их войск. Но мы потеряли несколько танков, орудий и солдат.

Во всех руслах  мы подрывали дренажные трубы и мосты, а также устанавливали на всем нашем пути  мины. Противнику придется двигаться очень осторожно. И все-таки ночью 16-го  числа он настиг нас под Нофилией. Два дня мы перестреливались с передовым  отрядом Монтгомери, а затем откатились к Сирту. К 22-му впереди осталась только  одна дивизия – 15-я танковая. 21-я танковая и 90-я легкопехотная дивизия были  уже с главными силами в Буэрате и готовили новую линию обороны. Противник  колебался, прежде чем продвинуться дальше за Нофилию, поскольку теперь он  находился более чем в 400 километрах от своей базы в Бенгази. Ему нужно было  оборудовать взлетно-посадочные полосы, если он собирался напасть на нас в  Буэрате. Поэтому он продвинулся на 130 километров вперед к Сирту. И хотя его  передовой отряд был немногочисленным, он угрожал нашему флангу, и наша  спецгруппа 288 снова отошла. Деревня досталась противнику.
В сочельник я  стал командиром передового батальона арьергарда на дороге Виа-Балбия на  расстоянии видимости от Сирта. В тот день я наблюдал, как войска Монтгомери  входят в деревню, и даже видел, как они расчищали посадочную полосу.


Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне. Глава 36
« Ответ #59 : 29 Февраль 2012, 13:27:36 »

    Какая странная  ночь для праздника. Мы соорудили импровизированную елку из деревянного шеста, в  котором просверлили отверстия и воткнули в них ветки верблюжьей колючки. Мы  украсили деревце фольгой и импровизированными свечами. В качестве  рождественского подарка каждый из моих солдат получил по три сигареты – мы  копили их какое-то время. Из не слишком полной почтовой сумки были извлечены письма  из дома и розданы тем, кому они были адресованы. И эти письма стали самым лучшим  рождественским подарком.
Мы зажигали  свечи на нашей рождественской елке, когда вдруг увидели трех человек,  пробирающихся к нам в темноте. Я велел окликнуть их. Они нерешительно подошли,  и оказалось, что это был немецкий дозор, состоявший из одного офицера и двух  солдат. Офицер объяснил, что ему в части, стоявшей западнее нас, приказали  выяснить, кто расположился впереди них.

– Дальше идти  незачем, – сказал я, – впереди нас только томми. Присоединяйтесь-ка лучше к  нашему скромному празднику.

Но офицер  оказался слишком ответственным и извинился, сказав, что должен продолжить  патрулирование. Он ушел на восток во тьму. Я узнал, что произошло потом,  случайно встретив его много лет спустя в Италии. Он заблудился и, пробродив  несколько часов, снова вышел к тому месту, где мы ставили нашу елку. Совершенно  правильно он заключил, что мы, уходя, скорее всего, заминировали дорогу. Он  пошел на запад, надеясь найти грузовик, с которого сошел, чтобы отправиться в  пеший дозор. На грузовике он двинулся на запад догонять нас, избегая дороги,  так как полагал, что она заминирована. И все-таки он наткнулся на мины, подорвался  и был серьезно ранен.
Два его  спутника, оба легко раненные, несли его, пока им не посчастливилось встретить  группу саперов, минирующих дорогу, и те отправили их в безопасное место.

Из этой истории,  я полагаю, не выведешь никакой особой морали. Разве что не стоит быть слишком  ответственным в сочельник.
Роммель на время  остановил свои войска в русле Зем-Зем к западу от Буэрата. Противник недоумевал  – зачем? То же самое думали и некоторые из наших офицеров. Для нас более  логичным было бы не начинать оборону этой позиции, которая растянулась на 40  километров и легко могла бы быть обойденной с флангов, а укрепиться на  защищенном самой природой рубеже между Хомсом и Тархуной.

А объяснялось  все это тем, что Верховное главнокомандование приняло решение до конца года  пожертвовать Триполитанией и сосредоточить усилия на сохранении плацдарма в  Тунисе. Там мы могли сдерживать англо-американские силы, чтобы сохранить  контроль над Средиземным морем, где мы удерживали Сицилию. Нельзя было  допустить, чтобы противник хозяйничал в этом районе моря. А кроме того, мы не  должны были подпустить его к южной границе Европы, которую он так жаждал  атаковать. Черчилль дал ясно понять это.
В начале января  все итальянцы были отосланы из Буэрата на запад. Наших друзей, 21-ю танковую  дивизию, забрали из роммелевской германо-итальянской танковой армии и передали  генералу фон Арниму. Нас оставили в Зем-Земе вместе с 15-й танковой и 90-й  легкопехотной дивизией.

Монтгомери мог  бы быстро вытеснить нас с рубежа Буэрата, если бы только знал, что у нас не  было намерения удерживать его. Проблема состояла в том, что, выбив нас отсюда,  ему нужно было сразу наносить удар по порту Триполи. Но в этом случае он  оказывался в почти в 1000 километрах от ближайшего надежного порта снабжения в  Бенгази, а это делало его положение очень уязвимым.
Монтгомери  планировал нанести удар на главной дороге силами двух пехотных дивизий и  послать свои танки и новозеландцев для выполнения привычного для них флангового  удара слева. Но в это время порт в Бенгази сильно пострадал от шторма, и  Монтгомери пришлось остановить одну из дивизий, которую он собирался послать во  фронтальную атаку, и использовать весь свой транспорт для доставки боеприпасов  из далекого Тобрука. Должно быть, он был сильно обеспокоен.

Впрочем, он зря  тревожился. У нас не хватало сил, чтобы оказать сопротивление. Новозеландцы  быстро обошли нас с фланга. С фронта его войска в первый же день пересекли  русло Зем-Зем. Мы снова вернулись к своему привычному занятию – отходу  перекатами, установке мин, подрыву фугасов. К вечеру 17 января мы сдали Хомс.  Местность была сильно пересеченной и помогала нам противостоять противнику,  многократно превосходящему нас в численности. Мы упорно сдерживали Монтгомери у  Тархуны, причем особенно стойко сражались парашютисты Рамке и наши танки,  которых с каждым часом становилось все меньше и меньше.
Арьергард вел  ожесточенные бои к западу от Хомса, но, хотя наши оборонительные позиции и были  прочны, сил у нас почти не было, а Роммель мысленно уже был в Тунисе. У нас  состоялось несколько стычек с противником под Коррадини и Кастельверде, вечером  90-я дивизия дала последний бой в 20 километрах от Триполи. После арьергардных  боев под Кастель-Бенито, Азизией и Гарианом мы снова стали отступать.

23-го числа,  через три месяца после начала битвы под Эль-Аламейном, Монтгомери взял Триполи.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне. Глава 37
« Ответ #60 : 29 Февраль 2012, 13:30:02 »

   
Глава  37

Наша  первая встреча с американцами


  И мы, и союзники  разрушили сложившийся до этого порядок Северной Африке.

В середине  января Черчилль, Рузвельт и Эйзенхауэр встретились в Касабланке и выработали  план действий. Согласно этому плану, 8-я армия, войдя в Тунис, поступит под  командование Эйзенхауэра. Тем не менее, хотя он считался главнокомандующим,  главным боевым генералом должен был стать Александер, в распоряжение которого  поступала так называемая 18-я армейская группа, объединяющая личный состав 8-й  и 1-й армий. 1-я армия под командованием генерала Андерсона вела до этого бои в  Тунисе.
Поначалу  британская 8-я армия не включала в себя совершенно необстрелянный 2-й  американский корпус и 19-й французский корпус, который генерал Жиро отказался  отдать под командование британского генерала. Только после того, как они  наделали массу глупостей, он снял с себя руководство этим корпусом и отдал его  в твердые руки генерала Андерсона.

Александер 17  февраля спешно принял главное командование на несколько дней раньше  предполагаемого срока, поскольку Роммель нанес неожиданный и коварный удар в  районе Кассерина – о котором я расскажу позже. Мне повезло побывать там.
Роммель тем  временем встретился с фон Арнимом в Габесе, и они обсудили планы оси. Фон Арним  полагал, что теперь необходимо удерживать мощный плацдарм от Бизерты до линии  «Марет» – африканской линии Мажино, которую французы выстроили несколько лет  назад на границе Туниса и Триполитании. Однако Роммель не согласился с этим. Он  не верил, что можно долго удерживать такой растянутый фронт.

Верховное  главнокомандование оси учредило штаб группы армий для управления всеми боевыми  действиями в Тунисе. 23 февраля Роммель был официально назначен  главнокомандующим так называемой группой армий «Африка» (он официально  оставался главнокомандующим этой группой армий до 13 мая, когда сопротивление  оси в Африке было окончательно сломлено. – Х.В. Ш.). Фон Арним продолжал  командовать нашей 5-й армией, состоящей, в основе своей, из войск, специально  присланных в Тунис, чтобы противостоять англичанам, и с тех пор получившей  мощные подкрепления. Когда Роммель и большая часть его немецкого штаба создали  новый штаб, германо-итальянская танковая армия (бывшая под командованием  Роммеля с 25 октября 1942 года) перестала существовать. Вместо этого войска,  вытесненные британской 8-й армией из Египта, был переформированы в 1-ю  итальянскую армию под командованием генерала Мессе, который до этого командовал  итальянским корпусом в России. Теперь под его командование попал и германский  Африканский корпус. Эта армия также включала в себя 20-й и 21-й корпуса.

Тунисские войска  были усилены дивизиями, которые год назад позволили бы Роммелю прорваться к  Суэцкому каналу – при наличии гарантированных поставок. Фон Арним имел в 10-й  танковой дивизии ветеранов войны с Францией; у него под командованием  находились также танковая дивизия «Герман Геринг», парашютный полк «Барентин» и  парашютный полк под командованием подполковника Кохе – 501-й тяжелый танковый  батальон, оснащенный новыми тяжелыми танками «Т-VI» («тигр»); дивизия Мантейфеля, которая  прибыла ранее, и несколько гренадерских батальонов 47-го полка, состоящих  частично из солдат с Крита и частично из прибывших подкреплений.

Сейчас у нас  было три немецкие танковые дивизии и еще одна, оснащенная итальянскими танками.  В общем, у нас насчитывалось четырнадцать дивизий, половина из которых были  немецкими. Когда Александер принял командование, у него было только девять  дивизий, но к маю их количество предполагалось довести до двадцати.
Тем временем мы  получали подкрепления быстрее, чем противник. Александер подсчитал, что каждые  сутки наша армия увеличивалась на тысячу солдат. Новые части были лучшим  лекарством для нашего больного фельдмаршала.

Без сомнения,  его мастерский отход из Эль-Аламейна (где битва была проиграна до того, как он  туда прибыл) к линии «Марет», во время которого он сумел сберечь остатки Африканского  корпуса, явился одним из величайших тактических ходов этого полководца, хотя он  и не был оценен по заслугам.

Я вовсе не  считаю Роммеля сверхчеловеком. Работая с ним бок о бок, я видел, что он лишен  воображения и флегматичен. Он совсем не соответствовал тому романтическому  образу, который создали его друзья и враги. Но как один из тех, кто с боями  прошел от Эль-Аламейна до Марета, я считаю его талантливым полководцем, ибо он  сумел провести нас этим путем без крупных потерь, дав нашей армии возможность  создать мощный пояс укреплений для пробы сил в Тунисе.
Что характерно  для Роммеля, едва он соединился с фон Арнимом и вывел свой обескровленный  Африканский корпус под защиту линии «Марет», как тут же начал планировать новое  наступление.

А между тем опасность  состояла в том, что англо-американские силы могли начать свое наступление на  оголившемся фронте у него в тылу. Поэтому он решил первым нанести неожиданный  удар всеми своими моторизованными силами, чтобы причинить врагу наибольший  урон. После этого он планировал быстро развернуться и напасть на Монтгомери,  чтобы оттеснить его на восток и тем самым задержать наступление, которое в  противном случае начала бы 8-я армия.
Я не собираюсь  писать военное исследование о битве в Тунисе, каким бы интересным оно ни было.  Если вы не ученый, занимающийся изучением войн, то для вас совсем не важно,  почему мою часть послали по хорошей дороге, ведущей от Габеса до оазиса Гафса;  если же вы ученый, то я скажу вам, что дороги, идущие от оазиса, пересекают  горную цепь Западный Дорсаль у Кассерина и Ферманы, и тогда сразу же ясна  подоплека плана Роммеля.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне. Глава 37
« Ответ #61 : 29 Февраль 2012, 13:32:06 »

    За Фаидом  Роммель оставил в резерве подвижную группу, основой которого была 21-я танковая  дивизия. Американский 2-й корпус, состоявший из свежих, но необстрелянных  частей, находился на другой стороне равнины Фаид между Гафсой и Фондуком. Сзади  располагался перевал Кассерин. 1-я американская бронетанковая дивизия была  рассредоточена вокруг Сиди-Бу-Зида: на Джебель-Лессуде, одиночной горе к северу  от деревни, под Сбейтлой и на дороге Сбейтла—Пичон.
14 февраля  Роммель бросил на янки около сотни танков с частями поддержки, а также «Штуки»,  чтобы показать новым мальчикам, где раки зимуют. Артиллерия американцев была  смята. Они потеряли тридцать орудий. Наши танки вовсю громили танки  американцев.

На следующий  день, после неудачной контратаки, янки отошли к Сбейтле, оставив свою пехоту,  отрезанную от основных сил на высоте Джебель-Лессуда. Было много пленных.  Американцы понесли большие потери в танках – восемьдесят шесть было подбито – и  не могли более удерживать долину. Они отошли еще дальше к горам Западного  Дорсаля.

Моя спецгруппа  288 вступила в бой на второй день нашего наступления. Нам приказали атаковать и  занять оазис Гафса, который, как мы ожидали, удерживался американскими  парашютистами и частями «Свободной Франции». Фактически же оазис обороняли  американские рейнджеры и дербиширские артиллеристы, которым вместе с нашими  давними врагами по пустыне 11-й гусарской бригадой вскоре предстояло разделить  честь захвата столицы Туниса. Но сейчас они вместе с американцами отступали к  Западному Дорсалю. Французские войска, занимавшие Восточный Дорсаль, тоже  вынуждены были откатиться на другую горную цепь.
На подходе к  Гафсе мы испытывали волнение при мысли о том, что нам предстоит впервые  сразиться с американцами. Мы не осознавали тогда, что американцы на том этапе  войны не имели никакого понятия об искусстве ведения военных действий и ни в  какое сравнение не шли с храбрыми солдатами Британской империи, с которыми мы  воевали последние два года.

Мы расположились  к востоку от оазиса, в долине, через которую проходила дорога на Габес. Пока мы  готовили к бою наши орудия, разведподразделения выяснили, что войска из оазиса  эвакуированы. Мы вошли в него на закате, осторожно пробираясь через минные  поля. Единственным боем была перестрелка с небольшой группой на дальнем конце  оазиса.
Мы сразу  бросились искать сигареты. Велика же была радость солдат, когда мы обнаружили  несколько американских грузовиков, один из которых был гружен сигаретами. После  наших скудных рационов во время большого отступления так приятно было  побаловать себя щедрым американским рационом, попавшим нам в руки!

На рассвете мой  водитель готовил роскошный завтрак из американских продуктов, когда я был  вызван к капитану Мейеру, моему новому командиру. До этого я командовал 2-м  батальоном спецгруппы 288, но Мейер как раз прибыл из Германии и, будучи  старшим по званию, сменил меня на этом посту. Из трех рот батальона  сформировали две усиленные роты. Одной из них командовал я. Мы не были особо дружны  с Мейером, и, когда я передавал ему батальон, он не проявил никакого интереса к  тому, что я хотел ему о нем рассказать.
Теперь мы с  Мейером обсуждали стратегическую и тактическую обстановку. Пока я изучал карту,  он зачитывал мне текст приказа:
– Приказ  батальону: спецгруппе 288 совершить немедленный бросок вдоль дороги в  направлении Ферманы. Порядок следования подразделений полка: во главе – 2-й  батальон, за ним следует 1-й батальон и полковые службы.

Мейер добавил:
– Пойдете во  главе своей роты. Вам будут приданы тяжелые истребители танков.

Я немедленно  выступил маршем со своей ротой, сразу за моим грузовиком следовали истребители  танков, а за ними отряд саперов с миноискателями. Дорога из Гафсы на север была  покрыта слоем гудрона и оказалась гораздо лучше, чем я думал.

Наш марш не был  спокойной прогулкой. Недалеко от Гафсы нас обстреляла артиллерия, наблюдатели  которой находились на высотке слева от нас. Мы открыли ответный огонь. На нас  обрушились пикирующие бомбардировщики. Я потерял две свои лучшие машины. Мы  перегруппировались, когда пришел приказ по полку: «Продолжать марш!»
Двигаясь на милю  или две впереди остальных частей, моя рота устремилась на север. Еще раз мы  подверглись атаке пикирующих бомбардировщиков, но другие самолеты оставили нас  в покое.
Мы проехали мимо  мертвого американского негра, лежавшего на дороге. Он был голый. Конечно же его  раздели арабы.


Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне. Глава 37
« Ответ #62 : 29 Февраль 2012, 13:33:29 »

    Я пристально  всматривался в даль и вскоре заметил танки, двигавшиеся к северу. Должно быть,  это были американцы. Судя по моей карте, мы приближались к Фермане, и в самом  деле, через пару километров дорога спустилась в долину и внизу стали видны  дома. Мы помчались вниз по склону и достигли окраины деревни, в то время как  хвост нашей колонны еще преодолевал гребень горы позади нас. Орудия, стоявшие в  деревне, начали обстрел нашей колонны. Одновременно с этим выпрыгивая из  грузовиков, мы попали под ружейный огонь. Стреляли из близлежащих домов. Не  видя тех, кто стрелял, мы в ответ принялись поливать всю деревню пулеметным  огнем.

Остальная часть  батальона быстро высадилась из грузовиков, и мы вошли в деревню широкой цепью.  Огонь из стрелкового оружия стих. Из домов высыпали арабы – мужчины, женщины и  дети, размахивая руками с криками фальшивого ликования, которое эти люди всегда  проявляют по отношению к тем, кто явно одерживает верх. Их шейх узнал во мне  командира и подбежал ко мне с распростертыми объятиями. Он забормотал слова  приветствия. На всякий случай я держал свою правую руку на автомате. Он  потянулся ко мне и пытался поцеловать руки. Когда я брезгливо убрал их, он  рухнул на колени и стал целовать мои ботинки.

Арабы изо всех  сил пытались выказать свое дружелюбие, но мы были уверены, что всего несколько  минут назад они были на стороне американцев. Они показали минные поля,  предупредили, что американская артиллерия только что ушла, и сказали, что на  той стороне деревни все еще есть тяжелые танки.
Минное поле было  заложено недавно, и свежевывернутая земля выдавала местоположение каждой мины.  Мы осторожно пробирались через него, сразу же за нами шли саперы, отмечая проход  для буксируемых сзади орудий.
За минным полем  дорога вновь поднималась вверх.

Моя машина  совершила крутой поворот, как вдруг впереди на дороге я увидел и узнал танк  «шерман», находившийся на расстоянии выстрела. Я выдернул руль из рук водителя  и резко повернул его, машина вильнула к обочине дороги. Расчет, обслуживающий  идущее сзади меня орудие, тут же понял свою задачу. Солдаты за считанные  секунды попрыгали со своих мест, отцепили орудие от тягача, развернули его и  сделали первый выстрел, в то время как американцы все еще стояли неподвижно,  наведя ствол своего орудия на холмик справа от нас. Наш первый снаряд угодил  танку в борт под углом. Он вспыхнул.
Мы рванулись  вперед, но скоро попали под огонь танковых орудий и пулеметов, расположенных по  обе стороны дороги. Отправив связного с изложением обстановки к Мейеру, я, под  прикрытием противотанковых орудий, развернул роту для атаки возвышенности,  находившейся справа от нас. Мы вышли на гребень, потеряв несколько человек  убитыми. Тем временем другая рота под командованием обер-лейтенанта Буххольца  подошла к высотам, расположенным слева, и продолжала наступать.

Бой продолжался  около часа. В небо подымались столбы густого черного дыма, за ними следовали  взрывы – очевидно, это горел склад боеприпасов. Танки противника прекратили  огонь. Мы продолжали двигаться вперед, увеличивая темп наступления, и увидели  отходящие танки, которые, видимо, составляли арьергард противника.
На захват  трофеев и отдых времени в Фериане не было. Мы выделили отряд для спасения  всего, что можно было спасти в горящих складах: горючего, боеприпасов и  снаряжения. Мы на большой скорости направились к ближайшему аэродрому в Телепе,  где смогли уже оценить результаты нашего нового наступления. Противник оставил  шестьдесят непригодных к полетам самолетов. Многие из них плюс склады были  уничтожены самим противником непосредственно перед уходом. Мы провели ночь на  оборонительных позициях к северу от аэродрома. Перед рассветом мы получили  приказ двигаться к северу. Мы не встретили никакого сопротивления до тех пор,  пока нам не стали попадаться отдельные танки (1-й американской бронетанковой  дивизии) на равнине к западу от горной гряды, что нависала над нами справа.  Сводка об обстановке, поступившая из ставки Главнокомандования, многое  объяснила: 1-я американская танковая дивизия с тяжелыми потерями отступает к  Тебессе. Спецгруппа 288 достигла района Джебель-Лессуды.

В полночь (с 16  на 17 февраля) наши танки вновь атаковали Сбейтлу и после жестокого боя утром  ворвались в город. Американская бронетанковая дивизия отошла к западу и была  передана в резерв к юго-востоку от Тебессы на переформирование. Андерсон,  британский генерал, был так встревожен неудачей американцев, что остановил  британскую бронетанковую бригаду, отозванную в тыл, чтобы заменить устаревшие  танки «крусейдер» на современные «шерманы». Со своими старыми танками и несколькими  «шерманами», укомплектованными собранными наспех экипажами, он двинул эту  бригаду на помощь янки.
18-го числа  Роммель остановил движение своих подвижных сил, теперь полностью  сосредоточенных, для перегруппировки и дозаправки. Он послал войска в глубокий  рейд в расположение англо-американских частей и был способен еще обойти фланг  противника, продвигаясь по трем различным дорогам – через Кассерин, через  Сбейтлу и через Фериану к Тебессе.

Как мы потом  узнали, войска противника были в полном замешательстве. Генерал Александер  15-го числа вылетел из Триполи в Алжир с намерением через пять дней принять  командование. Вместо этого он поспешил на фронт и принял командование  немедленно. Он обнаружил, что обстановка даже серьезнее, чем он ожидал, как он  писал впоследствии. В суматохе отступления американские, французские и  британские войска перемешались. У них не было скоординированного плана обороны,  а командование не знало, что предпринять. В первом же горном ущелье, которое он  посетил, – ущелье Дернайа выше Ферианы по дороге на Тебессу – ему пришлось на  месте назначить старшего американского офицера командующим этим сектором и  приказать американцу удерживать его до последнего.
Да, своим  излюбленным манером Роммель внес сумятицу в стан врага.

Везде, где бы я  ни проезжал, я наталкивался на отдельные группки американских пехотинцев,  прятавшихся среди камней и кустов на горных склонах. Их транспорт был укрыт в  долине. Нам досталось значительное количество джипов и грузовиков – все новые  и, к нашей радости, великолепно оснащенные.
Я пробовал  поговорить с некоторыми из пленных американцев. К своему удивлению, я  обнаружил, что это были поляки – сыновья эмигрантов, переехавших из Европы в  США.

Я послал в  долину разведчика, пожилого австрийца, который должен был выяснить, нет ли там  изолированных групп американцев. Он вернулся, тормозя на большой скорости:
– Господин  обер-лейтенант, в долине танки противника.

И действительно,  на подъеме, где начинался кустарник, мы увидели несколько похожих на танки  машин, пытающихся достичь спасительной поросли в лощине. Однако это оказались  не танки, а полугусеничные бронетранспортеры с малокалиберными пушками. Мы  открыли огонь, и водители тут же повыпрыгивали из них и скрылись в кустарнике.  Мы поспешили туда и захватили шесть машин и одного из водителей. Эти шесть  машин оказались для нас как нельзя кстати, поскольку мы потеряли в боях шесть  своих машин. Теперь мы были квиты.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне. Глава 38
« Ответ #63 : 03 Март 2012, 17:39:44 »

   
Глава 38

Перевал Кассерин


Дорога шла все  время вниз и вдруг вильнула влево. Впереди высилась примечательная особенность.  Это был перевал Кассерин.

Только я успел  добраться до поворота, как пришел приказ по полку: «Атаковать перевал Кассерин  – 1-му батальону слева от дороги, 2-му – справа от дороги. В полной мере  использовать моторизованную технику. Полковой штаб – первый дом к северу от  поворота дороги». Это все.

Буххольц уже  получил этот приказ. Его рота разворачивалась на возвышенности справа. На  бешеной скорости, с ревом мы промчались через луг, лощины и камни к холму,  который возвышался над перевалом справа.
Вражеская  артиллерия, хорошо пристрелявшись, забрасывала нас снарядами. Но мы прорывались  через разрывы снарядов, держа грузовики на большом расстоянии друг от друга.  Только в один грузовик попал снаряд. Остальные домчались до подножия склона.  Глубокое сухое русло на нашем пути заставило нас покинуть грузовики. Солдаты с  оружием попрыгали на землю, а грузовики, ревя моторами, отъехали назад в  укрытие.

Мы продвигались  среди скал, используя каждый камень и складку местности для укрытия от огня  американской артиллерии и стрелкового оружия. Вскоре мы вскарабкались на  высоту, расположенную на одном уровне с ротой Буххольца, которую мы видели  слева от нас через дорогу. Я смутно помню, что наш правый фланг был открыт.  Обливаясь потом, мы лезли все выше и выше к гребню горы.
Сам гребень  представлял собой скалу с обрывистыми склонами. Я ухватился за выступ и  подтянулся. Как только моя голова показалась на гребне, мимо моих ушей  прогремела пулеметная очередь. Я пригнулся. У янки была пулеметная точка как  раз перед нами – 25 метров, не больше.



Укрывшись под  нависающим камнем, я и несколько моих солдат решили немного передохнуть. Мы  перекусили и отхлебнули из фляги. Нас нагнали наши радисты. Я немедленно доложил  обстановку в полковой штаб.
Слева от меня  командир разведроты лейтенант Бекер тоже добрался до этого гребня. У него была  прекрасная позиция для ведения флангового огня. Он заставил пулеметный расчет  впереди нас покинуть свою позицию. Из кустарника на моем открытом правом фланге  послышалась беспорядочная стрельба. Но, в конце концов, мы достигли своей цели  – захватили гору, нависавшую над перевалом.

С позиции Бекера  мы могли держать под наблюдением всю равнину, лежащую за перевалом Кассерин.  Главная дорога шла к нему через долину. Американские машины двигались по ней  ровным потоком вверх и вниз. Те, что шли вверх, вероятно, доставляли боеприпасы  и подкрепления. А здесь наверху сидели мы, обозревая весь тыл американского  фронта, как будто были зрителями на маневрах миниатюрной армии. Какими  маленькими казались отсюда солдаты, грузовики и пушки!
«Наши танки  собираются атаковать перевал». Этот доклад мы получили по радио. Мы с  нетерпением ждали еще новостей. Гром и грохот битвы катились вверх по склону в  нашем направлении. Американцы открыли плотный заградительный огонь по нашим  наступающим силам.
«Атака  сорвалась». О боже! Я узнал подробности. Меня почему-то не так беспокоила эта  главная новость, как дополнительный доклад о том, что Мейер пошел в атаку при  поддержке танков с моими шестью американскими грузовиками и потерял их все,  кроме одного.

Пока я по  кусочкам получал эту информацию, Бекер в бинокль изучал дорогу внизу. Вдруг он  толкнул меня локтем. Это был молодой офицер, который прибыл к нам в Африку  только в конце нашего длинного отступления с боями в пустыне, но я уже знал,  что он был способным и предприимчивым парнем.
– Господин  обер-лейтенант! – снова толкнул он меня. – Видите тот мостик на дороге внизу?  Если бы до него добраться, мы бы перерезали все американские коммуникации в  тылу.

Я изучил  местность.
– Смелый план,  Бекер, – заключил я. – Смелый, но осуществимый. Пошли!
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне. Глава 39
« Ответ #64 : 03 Март 2012, 17:44:13 »

   
Глава  39

Мост  и человек из Бруклина


Я быстро собрал  штурмовой взвод из трех офицеров и двадцати одного солдата, вооруженных  автоматами. Взяв с собой столько боеприпасов, сколько можно было унести, мы под  прикрытием кустарника поползли к ближайшей лощине.

Но кустарник  вскоре кончился. Подавая пример офицерам и солдатам, я прыгнул в сухую лощину и  побежал вниз по склону. Мы пробирались вперед под его прикрытием несколько сот  метров. Лощина выровнялась, и мне стало страшно, что нам придется идти по  открытой местности, но, к счастью, в 20 метрах от нас мы обнаружили еще одну  лощину. Однако до нее было 20 метров, которые надо было перебежать у всех на  виду, ибо здесь не было ни кустика. Если бы кто-нибудь посмотрел в эту сторону,  нас бы заметили.
– Перебежками по  одному, – скомандовал я.

Лейтенант  Эбенбихлер с автоматом в руках сделал рывок первым. Один за другим мы пересекли  открытое пространство. Как ни странно, но похоже, мы проскочили незамеченными,  поскольку по нам не было сделано ни одного выстрела. Я подумал, уж не приняли  ли нас на таком коротком расстоянии за подразделение союзников? Они ведь,  возможно, не ожидали появления противника с этой стороны горной гряды.

Солнце садилось.  Нам нужно действовать быстро, подумал я, если мы хотим осуществить свой план.  Мост должен стать нашим.
Удача не  оставляла нас. Лощина, куда мы забрались, вела к сухому руслу, через которое и  был переброшен мост. Не то чтобы это был мост, а просто дренажная труба, с  двумя арками чуть больше 2 метров высотой и около 4 метров длиной.
Мы добрались до  него и смогли снова передохнуть.

Я установил два  пулемета по обе стороны подхода к руслу и мосту в направлении вражеского тыла.
Ночь опустилась  на равнину неожиданно. Со стороны противника к нам приблизилась машина. Когда  она подъехала к мосту, мы попытались ее захватить. Машина замедлила ход, но  солдаты в ней догадались, что мы немцы. Один из них стоя выстрелил в нас.  Грузовик прибавил ходу и промчался по мосту прежде, чем мы пришли в себя от  неожиданности.

Это было уроком  для нас. Когда, громыхая, подъехала вторая машина, неясно вырисовывавшаяся в  сгущающейся тьме, мы повели себя умнее. Грузовик приближался быстро. Оба моих  пулемета ударили по нему с обеих сторон дороги. Грузовик свернул с нее и  перевернулся. Один из моих солдат подскочил к нему и взял в плен всех, кто был  в машине, – четырех человек, двое из которых были ранены. Одного зацепило  довольно сильно. Мы завернули его в одеяло и вместе с другими тремя отвели в  темноту, в безопасное место в русле ниже моста.
Пулеметы выдали  наше присутствие. Американские пехотинцы где-то ниже по руслу открыли  беспорядочный ружейный огонь по ведущей к мосту дороге. Я послал в разведку  трех солдат с унтер-офицером.

Один из них  вернулся, тяжело дыша, и быстро доложил:
– Приближается  группа американских солдат, они довольно близко.

Через несколько  минут шесть американских солдат появились на мосту. Они приближались уже к его  середине, как мои солдаты набросились на них с обеих сторон и пригвоздили к  земле прежде, чем те сумели что-нибудь понять.
Через несколько  секунд мы услышали, что приближается еще один грузовик. Мы попрыгали в укрытие  и, когда грузовик подъехал, развернули пулеметы в его сторону. На этот раз  среди наших пленных было трое офицеров.
Мы держали  пленных офицеров под одной из арок вместе с нашей небольшой резервной группой.  Американские солдаты находились под охраной под другой аркой.
При помощи двух  подбитых грузовиков мои солдаты блокировали дорогу. Еще несколько американских  грузовиков подошли к препятствию, замедлили ход, остановились – и мы захватили  пленных без единого выстрела.

Впереди я все  еще держал дозорных. Один из них вернулся, запыхавшись, возбужденный от того,  что ему удалось уйти живым. Задыхаясь, он произнес:
– Господин  обер-лейтенант, остальные погибли… Мы огибали поворот ниже по руслу, как вдруг  лицом к лицу столкнулись с американцами. Они, должно быть, видели, как мы  подходили. Прежде чем мы смогли что-либо сделать, они открыли огонь из  автоматов «стэн»… Я был немного сзади других… Я смог уйти…

Я послал еще  один пулеметный расчет ниже по руслу к повороту для защиты нашего фланга.

Один из пленных  американских офицеров заговорил. Мой английский был слабоват, и я едва понимал  его, но все-таки я понял, что он спросил, являюсь ли я старшим по команде  офицером, и повел меня к двум тяжело раненным солдатам, находившимся под  мостом. Он считал, что они нуждаются в срочной помощи. Но санитар, находившийся  с нами, уже сделал все, что мог, – одному из них уже ничем нельзя было помочь.  Он был ранен в голову и сейчас стонал. Как мучительно слышать стоны человека,  лежащего без сознания под мостом во тьме тунисской ночи. Малозначительный  бетонный кульверт – и все. А солдаты должны гибнуть за него африканской ночью,  пуская в ход все свое мужество, получая смертельные кусочки металла в голову. В  темноте я тихонько вернулся назад. Еще один американский офицер обратился ко  мне. Он представился капитаном Смитом. Имя как имя, подумал я, вполне пригодное  для таких обстоятельств.
– Мой грузовик  находится позади разбитых грузовиков в вашем дорожном завале – в канаве на краю  дороги, – заговорил он с надеждой. – У меня нет с собой бритвы и зубной щетки.  Позвольте мне, пожалуйста, сходить за ними.

Его грузовик не  мог быть дальше двадцати шагов от нас, но было темно, а американская пехота  была рядом, и я подумал, что Смит ищет возможность сбежать. Если он это  сделает, то наведет на нас свои подкрепления.
– Не  беспокойтесь, капитан Смит, – сказал я мягко. – У меня в походном бардачке есть  новая бритва, и я даже дам вам новую зубную щетку.

Я не знаю,  заулыбался ли он недоверчиво в темноте или нет, но это было правдой. В  захваченном джипе, которым я пользовался, я нашел совершенно новый туалетный  комплект – несомненно, подарок какой-нибудь заботливой женщины из Соединенных  Штатов. Могла ли она представить, когда дарила его своему мужчине, что им будет  пользоваться враг?
Еще один пленный  оказался лейтенантом. Он был поживее характером, чем Смит. Мы принялись  оживленно беседовать о своей жизни. Как странно звучал этот разговор под этим  мостом у перевала Кассерин! Лейтенант был из Бруклина и жил там с женой и двумя  детьми.

– Замечательный  город, – выговорил я на своем ломаном английском, – я бы хотел побывать там.
– Это, – сказал  он насмешливо, – скоро можно будет устроить.

Я понял намек и  сделал ход в сторону:
– Я думаю, нам  потребуется кое-какое время, чтобы выиграть войну.
Мы оба  рассмеялись.

Он спросил меня,  откуда я. Женат ли я. Я рассказал ему. Я помню, как мы беседовали о  бессмысленности войны. Кто-то из нас сказал, что это было ужасное и ненужное  предприятие. Я рассказал ему, что родился в Натале, а моя сестра родилась в  Нью-Джерси, США. Он сказал, что ему знаком Нью-Джерси.
Наша беседа была  прервана зуммером переносной радиостанции. Полковой штаб требовал от меня  информации о моем точном местоположении. Я, как мог точно, описал его по своей  карте. Вскоре штаб вновь запросил эту информацию, подчеркивая, что ориентиры,  должно быть, указаны неверно. Я дал те же самые цифры.
Несмотря на  точные данные, в штабе так и не смогли поверить, что мы перерезали дорогу за  Кассерином.


Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне. Глава 39
« Ответ #65 : 03 Март 2012, 17:48:45 »

    Прошло уже  полчаса с тех пор, как последний грузовик уперся в наш завал на дороге. Теперь  я слышал монотонный гул, доносившийся с севера. Земля начала слегка  подрагивать. Я вскарабкался на берег русла, чтобы проверить свою догадку. Здесь  отчетливо слышался рокот моторов со стороны американских позиций. Без всякого  сомнения, это шли танки.
– Если танки  пойдут по мосту, – приказал я ближайшему пулеметчику, – не стреляй, дай им  подойти.
– Так точно,  господин обер-лейтенант.

Рокот моторов и  лязг гусениц становились все громче. Гигантский танк выполз на дорогу; с моей  позиции на кромке сухого русла он показался мне колоссом на фоне звездного  неба.
Люк был открыт,  и командир стоял, высунувшись и оглядываясь вокруг. Танк подъехал к баррикаде и  остановился.
– Что это за  баррикада? – раздался голос.

Мои солдаты  уперлись стволами пистолетов в ребра пленных, которых мы держали под мостом.  Командир танка отдал быструю команду механику-водителю. Танк пополз вперед,  сдвигая разбитые грузовики на одну сторону моста.

И тогда один из  наших пулеметчиков пустил очередь в танковую башню. Черт побери! Я забыл  проследить чтобы мой приказ дошел то тех, кто сидел на той стороне русла. И  теперь пулеметчик стрелял, полагая, что «шерман» легкая добыча для пулемета!  Командир как кролик нырнул в свою башню. Танк изрыгнул огонь. При первом же  выстреле мы спрыгнули с берега и заползли под мост, где он уж точно нас не  достанет. Тяжелый танк с грохотом проехал по мосту над нашими головами и  оказался на том берегу. Но рокот моторов не затихал; через некоторое время  снова раздался грохот и лязг гусениц, орудийный и пулеметный огонь. Земля под  нами сотрясалась. Еще один танк проехал по мосту, за ним два других и, наконец,  еще один – это был пятый и последний танк.

Они направились  к перевалу, затем свернули как раз в том направлении, где, как я полагал,  залегла американская пехота. Теперь я боялся, что они смогут продольным огнем  обстрелять нас под мостом. Тут уж и мы, и наши пленники оказались бы совершенно  беспомощными. Но нас не обнаружили, и рев моторов стих. Ушли ли танки к линии  фронта, откуда им угрожал прорыв? Или, может быть, остановились неподалеку,  узнав от пехотинцев, что противник и захваченные им американцы скрываются под  мостом? И вновь я подумал, каким странным и абсурдным делом была эта война.
Мне казалось,  что я все еще различаю силуэты танков вдалеке. Если мы сейчас покинем наше  убежище, страшные танковые пушки в момент уничтожат нас. Нет, единственное, что  нам оставалось делать, это сидеть под мостом, пока танки не уйдут совсем. Но  они должны на обратном пути вновь пройти по мосту. А вдруг они захватят с собой  пехоту, чтобы разделаться с нами? Или забросают нас гранатами со своих башен… А  я сижу здесь без единого противотанкового орудия, без гранат, которыми мог бы  подорвать танковые траки, и взрывчатки, которой мог бы взорвать этот мост. Нам  он, конечно, нужен в целости и сохранности.

Следующий час мы  провели в напряжении. Американский лейтенант из Бруклина предложил жвачку и  сигарету. Я редко курю, но сейчас чувствовал, что сигарета пойдет мне на  пользу. Возможность увидеть Бруклин или какой-нибудь другой город в Америке еще  до окончания военных действий уже не казалась такой далекой. Я подумал: я хочу  только одного – получив специальность, стать фермером в Восточной Африке. Да, я  хотел бы когда-нибудь увидеть Америку. Но только не таким способом, только не  таким. О, черт возьми, почему судьба не позволила мне закончить обучение и  отправиться простым фермером в Африку!
Я почувствовал,  что американский капитан и лейтенант пристально смотрят на меня. Я изобразил на  лице полнейшее спокойствие и глубоко затянулся сигаретой, делая вид, что  получаю удовольствие, как заядлый курильщик… Я выслал небольшой дозор и  подумал, что, если танки точно ушли, я должен вернуться назад тем же путем,  прихватив с собой всех своих пленников.
– Что  происходит, приятель? – спросил американский лейтенант и подвинулся ближе ко  мне.

Я равнодушно  пожал плечами и коротко ответил:
– Ждите.

Мы возобновили  нашу бессвязную беседу. Ситуация была странной. Ни американец, ни немец не  знали, кто окажется пленником на следующее утро. Поэтому обе стороны были  вежливы и (надеюсь) доверительны.

Затем вновь  послышался рокот моторов. На этот раз со стороны Кассерина. Мы молча посмотрели  друг на друга. Руки схватили автоматы. Мои пулеметчики спустились вниз,  укрываясь в русле. Не доезжая до моста, возвращающиеся танки открыли по нему  огонь. Их орудийные снаряды пролетали над нами и впивались в берег. И снова  дрожание земли под нашими ногами, лязг гусениц и грохот сверху.
Один, два, три,  четыре, пять.
Танки проехали  дальше. Мои пулеметчики вновь заняли свои позиции. Рокот танковых моторов затих  вдали, как будто смолкли волынки.
Американцы и я  вновь взглянули друг на друга. Лейтенант из Бруклина улыбнулся.
– Возьмите  жвачку, приятель, – сказал он.

Я подумал, что,  как только танкисты доложат о нас своему командованию, против нас будут посланы  войска. Надо было как можно скорее убраться из-под моста.
Я отдал  приказания:
– Лейтенант  Эбенбихлер с несколькими солдатами пойдет впереди. Лейтенант Бекер сформирует  небольшой арьергард.

Люди занялись  подготовкой к походу. Но сначала мы должны были как можно удобнее устроить  раненых. Я повернулся к группе офицеров и на своем слабеньком английском  попытался обратиться к ним:
– Джентльмены,  один из вас вместе санитаром может остаться с ранеными. Ему придется дать слово  чести не предпринимать против нас немедленных действий и не преследовать нас в  течение часа после нашего ухода. Согласны?

Они внимательно  выслушали меня и молча согласно кивнули.
Я предоставил им  самим решить, кому остаться. Они быстро решили, подбросив монетку. Решающий  жребий бросали капитан Смит и лейтенант из Бруклина. Мне тоже cтало интересно. Монетка сверкнула темноте  и упала на землю. Луч света упал на нее. Орел!
Он выпал  лейтенанту из Бруклина. Он должен был остаться. Ему не суждено было стать моим  пленником, и я был этому рад.

Капитан, выглядя  слегка огорченным, сказал:
– Итак, я иду с  вами. Так как насчет моей бритвы и зубной щетки в грузовике?
– Не  беспокойтесь, – успокоил я. – Вы получите все, что вам нужно, когда мы будем на  наших позициях.

Эбенбихлер и его  солдаты молча ушли вперед. Я со своими людьми последовал за ним. Когда мы  выходили из-под арки моста, лейтенант из Бруклина со смехом прошептал мне:
– Пока,  приятель, встретимся в Берлине!

Его легкая  насмешка не была обидной. Я тихо ответил:
– До свидания в  Бруклине после войны!

Я помахал ему  рукой и стал взбираться на берег русла со своими людьми и пленными.
Мы осторожно  поднялись на гребень горы, возвышающейся над Кассерином, и затем начали долгий  спуск. Я добрался до штаба батальона и передал американцев. Затем я со своими  солдатами с удовольствием растянулся на земле и заснул. Когда я проснулся, в  небе загорался рассвет. Пленных уже отправили в наши временные помещения для  допроса и содержания. Я уже не мог предложить капитану Смиту бритву и зубную  щетку.

Начинался новый  день. А вместе с ним пришел приказ наступать.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне. Глава 40
« Ответ #66 : 07 Март 2012, 11:00:13 »

   
Глава  40

Встреча  с американцами в тумане


Позвольте мне  опустить пространные описания развития стратегической обстановки – пусть сам  генерал Александер расскажет об этом кратким языком своих докладов.

19 февраля  «противник предпринял разведку боем», говорит он, на всех трех дорогах, пытаясь  найти самую уязвимую для атаки. Основные силы противника были брошены против  Шибы; атака на перевале Кассерин была осуществлена силами батальона, перевал  Дернайа выше Ферианы по дороге на Тебессу был просто разведан. Южнее Шибы 1-я  гвардейская бригада держалась прочно и отбросила противника назад, атака же на  перевал Кассерин оказалась более успешной, и противник начал просачиваться  через американские позиции. Соответственно, на следующий день, 20-го, силы  противника здесь значительно возросли, от наступления по двум другим дорогам он  отказался; перевал был захвачен, и 21-я танковая дивизия с пехотой и  несколькими танками из отряда германского Африканского корпуса вышли в низину.  Здесь Роммелю пришлось выбирать, куда идти, поскольку дорога, шедшая через  перевал, раздваивалась – одна вела на запад, другая – на север. Первое  направление вывело бы его на Тебессу, нашу главную южную базу и аэродром.

Роммель, стоя на  вершине, возвышавшейся над перевалом Кассерин, лично наблюдал, как мы двинулись  в атаку.
И хотя мы взяли  дорогу, шедшую через перевал, американская пехота и танки упорно  сопротивлялись, стараясь не допустить немцев в долину, лежащую впереди.  Спецгруппе 288 было приказано расчистить путь для главного удара вдоль дороги.  Мы расположились по обе стороны от нее. Две роты моего батальона, которые до  этого брали высоты над перевалом, расположились справа. Высоты, за которые мы  дрались, находились по правую руку от нас. Некоторое количество американской  пехоты просочилось обратно к склонам. Они оборудовали там пару пулеметных  гнезд, которые сильно нам досаждали.

Я в бинокль  осмотрел дорогу внизу, стараясь найти мост, который стал ареной наших ночных  приключений позади американских позиций, но решил, что он, вероятно, скрыт  складкой местности. Вдруг я заметил «шерман», двигавшийся в направлении дороги  из вражеского тыла. Над ним развевался белый флаг, поэтому мы не стали  стрелять. Танк подобрал убитых и вернулся назад. Я посчитал, что мост, должно  быть, находится там, где он свернул.
Наступление  должно было начаться после обеда. Оперативные приказы были сложными и  предполагали совместные действия различных родов войск. Пехота – то есть мы –  должна была сломить сопротивление передовых частей. Нам обещали танки,  артиллерию и авиацию в качестве поддержки.

Прошлый опыт  наступлений научил меня не слишком полагаться на обещанную поддержку, но в этот  раз вся операция была тщательно спланирована. Вскоре, как и было запланировано,  к нам подошла группа танков под командованием капитана Слотена. Когда они  поравнялись с нами, мы открыли огонь из недавно прибывших к нам  «небельверферов». Восемь стволов этих минометов, с воем изрыгавших огонь,  создавали огневой барьер, двигавшийся прямо перед нами. Затем в бой вступили  «Штуки», внеся весомый вклад в обстрел противника.
Мы рвались  вперед. Американские пехотинцы не вынесли зрелища бушующего впереди них моря  огня и поспешно отступили к крутому неровному склону позади них, покрытому  густым кустарником. Одновременно американские танки вырвались из лощины и  обратились в бегство, опасаясь, что их отрежут. Два танка застряли в русле, как  раз когда мы в него ворвались; экипажи бросили их и бежали.

Наступила ночь и  остановила наступление, но, как и хотелось Роммелю, путь вперед был открыт.  Наша первая атака небольшими силами развивалась в точном соответствии с его  планом, и он, всегда готовый развивать успех, решил нанести завтра удар всей  своей мощью.
Спецгруппа 288,  хоть и была относительно небольшой, получила теперь очень важное задание. Нам  предстояло за ночь пробиться к американским позициям под Тебессой и по  возможности прорвать их. Недостающую амуницию, как выразился Роммель, мы должны  были сами отбить у противника. Наша задача была – воспользоваться смятением  врага, которое, как он надеялся, возникнет в результате нашего удара.



Ночной марш  оказался очень трудным. Нам пришлось преодолеть множество препятствий, и наш  2-й батальон потерял связь с 1-м батальоном.
Близился  рассвет, мы высадились из грузовиков и пошли дальше пешком. Когда поднялось  солнце, мы карабкались вверх по заросшему травой склону, нас скрывал густой  туман.
Вдруг шедший  рядом со мной лейтенант Бекер схватил меня за руку. В просвете тумана мы  увидели, что по склону рядом с нами взбираются какие-то фигуры.
– Американцы, я  полагаю, – сказал Бекер.

Я подумал, что  он ошибается: должно быть, это солдаты нашей роты. Но через минуту-другую Бекер  вновь тряхнул меня за руку. Он произнес, запинаясь от волнения:
– Да, это точно  американцы! – Он указал на неясные очертания фигур, маячивших в тумане.
И все же я не  поверил ему, хотя он настаивал, что узнал их по форме касок.

Через несколько  секунд я убедился в этом сам: всего лишь в нескольких ярдах от нас две фигуры,  пригнувшись, взбирались на холм, и это, несомненно, были американцы.
Мы не  осмеливались стрелять. Прежде чем солнце развеет туман и нас будет отчетливо  видно в свете дня, мы должны были прочно укрепиться на хребте.
Но у американцев  тоже были глаза, и они не собирались отдавать нам высоту. Бекер со своими  людьми наткнулся на группу американцев. Прежде чем туман сгустился снова,  прозвучало несколько громких выстрелов, и унтер-офицер Вагнер, один из лучших  наших солдат, рухнул, смертельно раненный.

Когда мы  достигли вершины хребта, уже совсем рассвело. И тут я увидел, что до настоящей  вершины было еще далеко: поверхность только слегка выровнялась, а дальше снова  высилась гора. Нам не оставалось ничего другого, как только окопаться там, где  мы оказались, поскольку было очевидно, что мы сами подставили себя врагу.
Командуя правым  флангом, я нашел удобное место для штаба в сухом, каменистом русле небольшого  ручья. Отсюда открывался хороший вид на наш фланг.

Солнце  поднималось все выше, и янки начали обстреливать нас. День фактически начался  неудачно. Я прополз вперед по руслу и взобрался на небольшое возвышение. Отсюда  я увидел недалеко внизу артиллерийские позиции и несколько танков. Мы оказались  в самом сердце 1-й американской бронетанковой дивизии.
День становился  все напряженнее. Снаряды дождем сыпались на нас со всех сторон. Несколько левее  я видел 1-й батальон под командованием капитана Молля, который был атакован и  практически окружен вражескими танками. Положение Молля было настолько тяжелым,  что спас его только стремительный отход. Силы наши уменьшились наполовину, и я,  как никогда остро, почувствовал, в каком одиночестве мы оказались.

Позади и правее  нас в бою за Талу произошло ожесточенное столкновение наших и англоамериканских  танков.
Александер,  справедливо полагая, что Роммель ударит в северном направлении, приказал  британскому командующему генералу Андерсону сосредоточить свои танки для защиты  Талы. Британцы бросили в этот район комбинированное соединение, состоявшее в  основном из 26-й бронетанковой бригады, усиленной двумя батальонами британской  пехоты и двумя американскими дивизионами полевой артиллерии.

Последовавшая за  этим битва на открытом поле, как впоследствии писал Александер, «была  чрезвычайно ожесточенной, и удача переходила из рук в руки. В какой-то момент  нескольким немецким танкам удалось прорваться по узкому перевалу у деревни  Тала, но они были в упор расстреляны огнем полевой артиллерии. Обстановка все  более осложнялась и стабилизировалась только после героических усилий и инициативы,  проявленных горсткой отважных подразделений на отдельных участках». Во всяком  случае, в этом бою участвовала относительно свежая 10-я танковая дивизия,  которую Роммель пропустил для этой атаки через боевые порядки 21-й дивизии. А  на дороге Кассерин – Тебесса 1-я американская бронетанковая дивизия удержала  нас под Джебель-Хамрой…
Позиция нашего  батальона стала непригодной для обороны. До нас дошел приказ отступать, но  сделать это при свете дня оказалось невозможным. Когда опустилась спасительная  тьма, мы поспешно, но в полном боевом порядке покинули нашу позицию. Отступали  мы всю ночь.

Роммель оставил  всю захваченную в предыдущие дни территорию. Он вывел все танки, с которыми  наступал, потеряв всего девять машин. Мины и фугасы сдерживали преследовавшего  нас противника. Но к 25-му числу англо-американцы вернули себе перевал Кассерин.  А под Маретом нам начал угрожать Монтгомери.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне. Глава 41
« Ответ #67 : 07 Март 2012, 11:06:38 »

   
Глава  41

Прощай,  Лис Пустыни!


На какое-то  время на линии «Марет» снова сложилась тревожная ситуация. Похоже, Верховное  главнокомандование в Берлине стало с оптимизмом оценивать обстановку в Африке,  поскольку подкрепления численностью до роты теперь прибывали регулярно.  Полковнику Ментону снова нашлась должность, он должен был командовать 3-м батальоном  спецгруппы 288.
Сформировать его  было поручено мне. Я должен был принять командование в Сфаксе. Это дало мне  несколько желанных дней отдыха от боев.

В критический  момент битвы за Кассерин, 21 февраля, Александер приказал Монтгомери создать  настолько сильную угрозу нашему южному флангу, насколько это было возможно.  Монтгомери не мог сделать много, поскольку еще не был готов к удару, но он  выдвинул из Меденина достаточно мощные силы, которые пока еще не вошли в  соприкосновение с нами. После того как под Кассерином мы начали отступать,  Александер велел Монтгомери не ставить под угрозу его планы на будущее и не  начинать наступление, ибо это был неоправданный риск.



Карта 5. От Бен-Гардена до  Табары

Положение  Роммеля было не таким уж серьезным, во всяком случае, он уже попадал в подобные  передряги. Александер вполне справедливо утверждал: «Так же как и при  наступлении на Эль-Аламейн, Роммель слишком рано попытался развить свой первый  успех и оказался в худшем положении, чем до начала наступления». Но его нельзя  было обвинять за смелую попытку вырвать у врага победу, что ему почти удалось в  обоих случаях. Получив решительный отпор после первых ударов по американцам, он  остановился, не желая больше рисковать. Так что абсурдно было бы утверждать,  что результаты боев под Кассерином были «катастрофическими».

Роммель  прекрасно понимал, что в самом худшем случае, если ему не удастся в ближайшем  будущем одержать крупную победу над Монтгомери, он мог надеяться только на то,  что тот не ударит по нему сразу. Поэтому он собирался ударить по Монтгомери  раньше, чем тот ударит по нему. Было бы, возможно, лучше, если бы он смог  нанести удар по войскам Монтгомери немного раньше; но вы конечно же помните,  что он учитывал опасность присутствия 1-й армии в своем тылу.
После того как  мы отступили от Кассерина, фон Арним нанес удар по армии Андерсона. Началось  ожесточенное сражение в горах; ему сопутствовала отвратительная погода.  Сражение длилось много дней.

Роммель решил  атаковать утром 6 марта. Он сосредоточил свои войска в районе рубежа «Марет» и  решил применить план наступления, который французы разработали для возможного  использования против итальянцев в Триполитании – то есть нанести с гор удар по  левому флангу Монтгомери.
Нас  проинструктировали накануне вечером. Атаку должны были начать 10-я и 21-я  танковые дивизии – самая сильная часть роммелевских войск. Мы же должны были  быть готовы развивать успех или оказать передовым частям поддержку в том  случае, если обстоятельства сложатся не в нашу пользу.

Роммель дал нам  понять, что цель этой битвы «вновь занять Триполи» – весьма амбициозное  намерение. На следующее утро он поставил свою открытую машину на перевале у  Ксар-эль-Халуфа и наблюдал, как его танки спускаются по дороге, чтобы в утреннем  тумане нанести удар по врагу.
Он был больным  человеком, страдавшим от желтухи. Шея перебинтована – его мучили болячки,  которые он заполучил в этой пустыне. Своему близкому другу он сказал, что если  эта битва не будет выиграна, то надежд на победу в Африке больше не останется.  Это была его последняя битва в Африке, и его ждало поражение.



Воздушная  разведка противника обнаружила скопления наших войск. Александер предупредил  Монтгомери, что Роммель, очевидно, собирается наступать. Монтгомери ответил,  что очень надеется на это и беспокоится только о том, чтобы он не передумал…

Около Меденина  Роммеля ждали наши старые враги фрайбургские новозеландцы и 201-я гвардейская  бригада. Он знал, что, взяв Меденин, он перережет коммуникации 8-й армии с  Триполи и окружит большую часть британских сил. У Монтгомери не было времени  установить минные поля, но у него было большое количество вкопанных  противотанковых орудий, способных вести огонь прямой наводкой по танкам.

Роммель не знал,  как сильно укреплены позиции противника. В тот день мы четыре раза ходили в  атаку и потеряли больше пятидесяти танков – это была очень чувствительная потеря.  Как и под Алам-эль-Халфой, Монтгомери не вводил в бой свои танки – он  использовал только один батальон, – и мы истратили нашу танковую мощь на борьбу  с многочисленными противотанковыми орудиями. С наступлением ночи Роммель велел  прекратить бой – он понял, что проиграл.
В тот вечер он  осознал, что для его войск в Африке оставался только один шанс спастись –  вернуться, если это возможно, в Италию для продолжения боевых действий.  Единственное, что мог сделать Роммель, – это попытаться лично убедить Гитлера,  чтобы тот дал разрешение на эвакуацию.

9 марта 1943  года, через два года после своего прибытия в Африку, Роммель покинул этот театр  военных действий по собственной инициативе. Александер полагает, что, хотя он  сделал это из-за своей болезни, Германское верховное главнокомандование не  хотело, чтобы столь знаменитый полководец попал в плен.
Поездка Роммеля  к Гитлеру оказалась напрасной. Его оставили командовать войсками в Европе и  запретили возвращаться в Африку. Фон Арним принял командование 5-й армией, а  фон Фаерст, мой бывший командир, когда я служил в 115-м полку 15-й танковой  дивизии, стал командовать 1-й армией. Берлин послал в Африку шифровку: «Отъезд  генерал-фельдмаршала Роммеля должен держаться в строжайшем секрете.

Это был  сокрушительный удар по Африканскому корпусу.

С тех пор мне  довелось увидеть фельдмаршала только однажды. Это случилось в северной Италии  на штабном совещании у озера Гарда. Как и прежде, он сразу же узнал меня и  удивил многих старших меня по званию, остановившись запросто поболтать со мной  в самый разгар подготовки к важным дискуссиям.
Но этот Роммель  совсем не был похож на моего старого шефа – Лиса Пустыни, запыленного, со  шрамом на шее, с его «опознавательными флажками», покрытыми пылью очками на  фуражке с высокой тульей, рядом с которым находились лишь один-два личных  помощника. Теперь он был окружен толпой блестящих штабных офицеров; его новая  фуражка показалась мне странной; а в его руке был фельдмаршальский жезл.

– Вы счастливы,  Шмидт? – спросил он. – Я думаю, те дни в Африке, когда мы мерились силой с 8-й  армией, были лучшими годами нашей жизни.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне. Глава 42
« Ответ #68 : 09 Март 2012, 08:26:32 »

   
Глава  42

Ад  на линии «Марет»


  Марет – наша  следующая крупная битва. Но еще до ее начала, на следующий же день после  отъезда Роммеля из Африки, 10 марта, у нас произошло короткое и кровавое  столкновение с врагом.

По приказу  Роммеля часть наших войск перешла в наступление, надеясь достичь успеха и  поднять боевой дух солдат после меденинского разгрома, а также для того, чтобы  непрерывными боями помешать противнику заняться подготовкой к решающей битве.  Разведподразделения из 21-й и 15-й танковой дивизий при поддержке «Штук»  атаковали французский корпус, прошедший с боями под командованием генерала  Леклерка (де Отеклока) через африканские оазисы от озера Чад до Ксар-Рилана,  опорного пункта в пустыне к западу от гор Матмата. Несомненно, Монтгомери в  ближайшее время планировал обойти здесь с фланга наши войска, если, конечно,  ему это удастся.
Наша атака  провалилась главным образом потому, что французы, поддержанные мощными ударами  британских и южноафриканских ВВС, дрались так же храбро, как и под  Бир-Хакеймом.

Сама линия  «Марет» протянулась на 35 километров от моря до гор Матмата. На том конце, где  рубеж упирался в море, он проходил позади русла Зигзау, естественного  противотанкового рва, который французы дополнительно усилили. Эти  оборонительные сооружения представляли собой систему взаимосвязанных опорных  пунктов, которые имели также бетонные укрепления и частично были спрятаны под  землю. Интервалы между ними были перекрыты колючей проволокой и минными полями.  Французы, когда строили рубеж в предвоенные годы, полагали, что с фланга,  западнее гор Матмата, его обойти невозможно. Группа дальнего действия в пустыне  Монтгомери доказала обратное, но Александер все же считал наш рубеж почти таким  же мощным, как и под Эль-Аламейном.

План Монтгомери  по уничтожению линии «Марет» заключался в том, чтобы нанести фронтальный удар  по руслу Зигзау, недалеко от побережья. После прорыва его войска должны были  обойти рубеж с правой стороны и уничтожить его. Он также планировал, что  новозеландцы с французами и танковой бригадой нанесут хук слева, обойдя горы, и  перережут дорогу Габес—Марет и загонят нас в ловушку.
Александер  поставил задачу перед американскими войсками, которыми командовал теперь  генерал Паттон (сменивший Фриденхолла), оказывать давление на наш правый фланг  с тыла. Они должны были взять Гафсу, а затем дефиле Эль-Геттар. Американцы  начали наступление 16 марта. Немецкое разведподразделение вступило с ними в  бой, но, не надеясь удержать Гафсу, отступило к перевалу восточнее деревни  Эль-Геттар.

А тем временем  возросла активность на самом маретском фронте, и новозеландские войска  численностью до 27 000 солдат пошли в обход нашего правого фланга. Главный удар  Монтгомери собирался нанести вечером 20 марта. Наш старый противник 30-й  корпус, состоявший теперь из 50-й и 51-й дивизий, 4-й индийской дивизии и 201-й  гвардейской бригады, должен был ударить по руслу Зигзау и линии бункеров. В  случае их прорыва 10-й корпус с двумя танковыми дивизиями пойдет прямо на Габес  и Сфакс.
Моя спецгруппа  288 три надели находилась вблизи оазиса Габес позади линии фронта и занималась  боевой подготовкой. Моей задачей было так обучить мой новый батальон, чтобы он  сразу же пошел в бой.

Утром 20-го я  собирался сесть и написать большое письмо своей невесте, когда поступил срочный  звонок из полкового штаба и моему батальону было приказано немедленно  готовиться к боевым действиям. Через два часа мы должны были поступить в  разпоряжение штаба 90-й легкопехотной дивизии.
Итальянский 20-й  корпус удерживал прибрежный сектор русла Зигзау. В его состав входили 90-я  легкопехотная дивизия плюс две итальянские дивизии – «Молодые фашисты» и  «Триест». Три другие дивизии удерживали горы Матмата в конце рубежа, с 15-й  танковой дивизией в качестве боевого резерва позади них. Еще дальше назад  располагалась 21-я танковая, готовая, в случае необходимости, защищать интервал  между Джебель-Тебагой и Джебель-Мелабом, к которому день и ночь шли  новозеландцы.

Вместе с  несколькими офицерами своего батальона я в предписанное время прибыл в штаб  90-й дивизии. Всего лишь несколько минут назад этот район бомбили американские  бомбардировщики. Санитары еще не успели унести всех раненых.
Нас тут же ввели  в курс дела. С первых же слов я понял, что нам не придется идти в наступление,  а засесть в окопах и обороняться.

Не приходилось  сомневаться в серьезности слов штабиста.
– Господа, я  рад, что вы прибыли так быстро. Дорожите каждой минутой, которая дается вам на  осмотр ваших позиций. От агентов мы получили надежную информацию, что 8-я армия  сегодня намеревается наступать в этом секторе.

Он подвел нас к  большой оперативной карте, и мы сделали краткие пометки о стыках и соседних  войсках на кальке наших собственных планшетов. Штабист продолжал:

– Как видите,  этот сектор занимают «Молодые фашисты». Их боевые качества очень низки. Вполне  возможно, именно поэтому командование 8-й армии решило нанести здесь главный  удар. Абсолютно необходимо заменить эти войска. До наступления ночи вы должны  оборудовать свои секторы обороны и быть готовыми отразить самые мощные удары  противника.
Все совещание  длилось менее десяти минут. К концу его я уже распределил вверенный мне сектор  и местность между ротами.

Быстрее, чем я  ожидал, и без проволочек мы произвели замену войск на позициях. Значительная  часть итальянских войск была уже выведена до того, как мы прибыли.
Мне понравились  бункеры, построенные еще французами, на кромке русла Зигзау. Некоторые из них  были армированы сталью, что делало их практически неуязвимыми для снарядов и  бомб. Но среди них были и такие, которые могли служить лишь укрытием, а не  позицией для ведения огня. На других не было даже амбразур. Кроме того,  большинство бункеров предназначались для установки французских 25– и  47-миллиметровых противотанковых орудий и были слишком малы для наших 50– и  75-миллиметровых орудий, которые нам пришлось оставить за линией бункеров.  Здесь в центре окопной системы из песчаника было много готовых пулеметных и  минометных позиций.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне. Глава 42
« Ответ #69 : 09 Март 2012, 08:34:14 »

    Русло Зигзау  перед нашим бункером было частично заполнено водой. В нескольких сотнях метров  впереди нас располагался бугор, который ограничивал обзор, но также мешал  противнику наблюдать за нашими позициями. Несколько траншей на бугре служило  аванпостом. С сомнением, но подчиняясь приказу командира, я отправил в окопы на  бугре отряд численностью до роты. Затем в те несколько часов, что оставались до  заката, я поспешил ознакомиться с сектором, равномерно разместить вооружение и  назначить командиров огневых точек.
Примерно за час  до заката прибыли подкрепления из числа немецких войск, доставленных в Африку  по воздуху буквально за несколько часов до этого. Не тратя попусту время на  процедуру оформления прибывших, мы поспешно распределили их по секторам линии  фронта.
За час до заката  подразделение фельдфебеля Аммона, которого я назначил командовать крайним  левофланговым бункером, подверглось плотному артиллерийскому обстрелу. Он  доложил, что наблюдает передвижение войск противника. Он также доложил об  отсутствии крайне важной связи со своими соседями слева, итальянскими войсками.  А между ними и его бункером был широкий разрыв. Я доложил об этом в полковой  штаб, и мне обещали помочь.

В десять вечера  я влез на крышу своего бункера, который был моим боевым штабом. Стояла мягкая  весенняя звездная ночь.

Было так тихо,  что я начал думать, а не ввели ли нас в заблуждение наши агенты – как частенько  бывало раньше. Может быть, 8-я армия не ударит этой ночью. Одинокий самолет  прогудел над нашими головами. Судя по звуку мотора, это был ночной истребитель  «мессершмит». На горизонте над вражескими позициями опускались на парашютах  осветительные бомбы. Значит, работали наши бомбардировщики.
Внезапно весь  горизонт передо мной залил свет, как будто вспыхнула огромная молния.
– Вот так  фейерверк! – крикнул я своему связному.

«Молния»  сверкала без перерыва: насколько хватало глаз, вдоль и вширь вспышка следовала  за вспышкой. Затем я вдруг понял, что это была не молния, а заградительный  огонь Монтгомери.
Через несколько  секунд раздался вой, свист, скрежет, а затем буханье взрывов вокруг нас. Одним  прыжком я перелетел с крыши бункера в глубокий окоп внизу. И как раз вовремя:  всю местность вокруг нас накрыло разрывами снарядов.



Все досужие  мысли тут же вылетели у меня из головы.
– Дерись –  дерись за свою жизнь! – услышал я собственное бормотание.

Я подумал, что  нам следует вскоре ожидать либо пехотной, либо танковой атаки, возможно, и того  и другого, раз уж сейчас нас так обрабатывает артиллерия, Невыносимый грохот не  умолкал ни на секунду.
Я побежал по  окопу и попытался убедиться, что каждый солдат готов открыть огонь и что каждый  сектор выставил вперед наблюдателя для своевременного предупреждения об атаке  противника. Очертания моих окопов уже значительно изменились. Несмотря на  твердый песчаник, края многих окопов осыпались. Мне приходилось постоянно  карабкаться по рассыпающимся под ногами кучам камней и даже перепрыгивать через  неразорвавшиеся вражеские снаряды.

В некоторых  укрытиях рядом со своим оружием лежали мертвые и раненые солдаты. Невиданное  мужество требовалось от тех, кто занимал хотя бы полчаса почти незащищенные  передовые НП.
Я добрался до  одного из нижних бункеров в центре сектора на кромке русла Зигзау. Часть  солдат, находившихся там, мертвыми лежали вокруг своего орудия. Перед входом в  бункер немного в стороне в окопе я наткнулся на двух легкораненых солдат.

– Танки на  возвышенности как раз перед нами! – закричал мне один из них. Я не знал его –  должно быть, он был из пополнения. – Танки расстреляли наш бункер прямой  наводкой! – снова прокричал он. – Оставаться в бункере – самоубийство.
– Боже правый! –  раздраженно прорычал я. – Вот-вот ворвется британская пехота. Немедленно  вернуться к пулемету рядом с бункером.

Ранен ты или не  ранен, а вопрос стоял о жизни и смерти. Я забрался в разбитый бункер и выволок  пулемет. Оглядевшись, я увидел, что те двое солдат так и лежат в окопе, где я  их оставил. Они не двигались. За те несколько секунд, что я был в бункере,  разорвавшийся снаряд убил их.
Я поспешил назад  в свой бункер. Обратный путь оказался еще тяжелее. Новые взрывы заставляли меня  каждые несколько секунд падать на землю. Окопы все больше и больше осыпались и  покрывались ямами.
Когда я наконец  добрался до бункера, то выделил трех солдат в пулеметный расчет. Один из них  был мой лучший бегун, полный веселья коротышка. Через несколько минут он вернулся  и, тяжело дыша, произнес:
– Господин  обер-лейтенант, томми наступают. Они уже справа перед нашими окопами.

Итак, игра  началась. Солдаты забегали по окопам, поднимая тревогу.
– Пехота  наступает – оружие к бою!

Через несколько  секунд уцелевшие пулеметы открыли перекрестный огонь по всему фронту. Наш  огонь, как фронтальный, так и продольный по руслу, был ужасающ. Пулеметы  поглощали ленту за лентой.

Рота,  удерживавшая передовой пост, была уничтожена. Четверть часа назад мы приняли от  них донесение: «Танки наступают». Теперь от них не было новостей. С того места,  где они были, велся плотный танковый огонь.
Я послал  связного на фланговую позицию Аммона. Ему пришлось пересекать открытое  пространство, и он погиб. Меня это не удивило. Он наткнулся на британскую  пехоту, и его забросали гранатами. Было ясно, что британцы покрывают берег  русла фашинами. Это требовало огромного мужества и решительности. Огонь  британской артиллерии был, как и прежде, плотен. Солдатам противника  приходилось преодолевать открытое пространство, находившееся под заградительным  огнем их собственной артиллерии.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне. Глава 42
« Ответ #70 : 09 Март 2012, 08:39:56 »

    Чтобы очистить  наши левофланговые окопы от проникших туда вражеских солдат, была выделена  группа. Бункер в конце этой системы окопов был отбит, и было взято трое  пленных. Но некоторые из атакующих упорно держались в отдельных местах и  встречали нас гранатами. Мы не смогли подобраться к ним, и нам пришлось  довольствоваться тем, что мы перекрыли им путь в наши главные окопы.
С опорного  пункта Аммона мне передали по радио: «Английская пехота прорывается справа и  слева от нас. Сам пункт еще наш».

Когда наступил  день, я увидел на пригорке, где еще вчера находилась моя рота, несколько  британских танков «валентайн». Мы не могли обстрелять их: наши тяжелые  противотанковые орудия все еще находились за линией бункеров, поскольку  предыдущим вечером не было времени подготовить для них позиции. Но  сосредоточенным огнем пулеметов и минометов мы в течение часа очистили этот  пригорок от вражеских танков. Просочившуюся в наши окопы пехоту тоже  уничтожили, когда у них закончились боеприпасы. В течение дня я отбил все свои  окопные позиции, за исключением крайнего левого фланга.
Мы взяли пленных  из 50-й дивизии. Они были раздосадованы тем, что затопленное русло Зигзау,  которое им пришлось преодолевать вброд, было непроходимо для колесной техники.  Только несколько тяжелых танков перебрались на другую сторону. Подкреплений они  получить не могли.

Наш врач  перевязал молодого английского лейтенанта.

– За что вы  сражаетесь? – спросил он. – У нас подавляющее преимущество в людях и  материальных средствах. Через несколько дней или недель война так или иначе для  вас закончится.

Мы не поверили в  это и посмеялись над его оптимизмом.

– Вам нравится  Геббельс? – спросил англичанин нашего доктора, молодого хирурга из Вены.
– Что мне ему  ответить? – спросил он меня.
Я пожал плечами  и ничего не сказал.

Слева от нас  солдаты 8-й армии все глубже и глубже проникали в линию «Марет». Далеко в тылу,  за линией бункеров, я заметил небольшую группу англичан, поднимавшуюся на  возвышенность.
У нас совершенно  не было связи с нашими солдатами в тылу. Неужели о нас забыли? Я сделал запрос  по радио. Через несколько часов нам ответили:
– Удерживайте  позицию во что бы то ни стало. Усиленный полк нанесет контрудар.

Опорный пункт  Аммон лежал как островок на моем левом фланге. Он радировал мне: «Противник пытается  продвинуть вперед танки».
Мы сами  подверглись прицельному обстрелу танков, стоящих сразу же за пригорком. Было  почти невозможно поднять головы из-за укрытия.
Наступила вторая  ночь. Мы ожидали большей активности вражеской артиллерии, но, на удивление, ее  не было. Не последовала, хоть я и ожидал, и атака пехоты. Из предосторожности я  приказал время от времени обстреливать русло из минометов и пулеметов.  Несколько британских штурмовых подразделений вновь попытались атаковать нас из  окопов, занятых ими прошлой ночью на нашем левом фланге. Они пробивались вперед  гранатами и автоматами, не обращая внимания на потери. И снова мы потеряли  бункер на левом фланге.

Теперь я начал  ощущать собственные потери. На каждой огневой позиции у меня осталось не более  двух артиллеристов, так что резервов для организации местных контратак не было.  Мне вновь пришлось заблокировать конец окопной системы и вести минометный огонь  для сдерживания противника. Не было никаких признаков обещанной полком контратаки.  Я уж начал думать: а не было ли это радиосообщение просто дешевым утешением в  нашей критической ситуации?
Но нет, после  полудня мы получили еще одно сообщение: «115-й мотопехотный полк пошел в атаку.  Примите меры, чтобы не обстрелять свои войска».

Вскоре я увидел  немецкую пехоту позади нас, двигавшуюся перекатами. Они упорно продвигались,  очевидно отбивая потерянную местность. Мы с большим вниманием следили за  действиями в тылу, чем за тем, что происходило перед нами. Но сейчас не  приходилось беспокоиться о необходимости новых местных контратак. Я испытывал  некоторую гордость за свой старый полк и был ему благодарен. Он действительно  шел к нам на помощь.
Наша собственная  артиллерия начала обстрел окопов, занятых противником слева от нас, а также пригорка  впереди. Я вспомнил тот первый страшный обстрел британской артиллерии, но она  почему-то молчала. Может быть, командование 8-й армии не знало местоположения  своих собственных частей или просто меняло позиции орудий?

Воодушевленные  поддержкой, мы короткими перебежками передвинулись вперед, оставив позади линию  своих бункеров. Я оставил людей только у орудий. Основная часть солдат была  направлена к левому флангу и к самому руслу Зигзау. Мы обнаружили британскую  пехоту в неожиданной близости от нас: солдаты ползли в нескольких ярдах от  наших позиций. Противник попытался отойти. Многим это удалось. Другие угодили в  наши руки. Мы захватили около взвода пленных, когда прибыли гренадеры,  посланные к нам в качестве подкрепления.
Вскоре мы вновь  овладели всей линией бункеров. Я вновь установил прямой контакт с Аммоном,  который в течение двух дней делил окопы своего пункта с проникшими сюда  британцами. Свежая немецкая пехота заполнила интервал слева от него, и я вновь  почувствовал себя в безопасности.

Под прикрытием  артиллерийского огня британские передовые части отошли по приказу Монтгомери.  Фронтальная атака на линию «Марет» провалилась.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне. Глава 43
« Ответ #71 : 09 Март 2012, 08:59:23 »

   
Глава  43

Тонкий  рубеж против янки


Отказавшись от  своего первоначального плана, Монтгомери прекратил фронтальную атаку, двинул  все свои силы, чтобы обойти нас с флангов. В сумерках того же дня он послал еще  одну дивизию танков (1-я бронетанковая дивизия) для поддержки мощной колонны,  которая к тому времени начала бои в районе Джебель-Мелаба. Туда были спешно  переброшены наши 21-я танковая и 164-я дивизии, занимавшие западную оконечность  линии «Марет», чтобы отразить удар новозеландцев, которым были приданы 200  танков. Получив свежие бронетанковые дивизии, Монтгомери собирался ударить нам  в тыл 300 танками.

Тем временем  Александер приказал Паттону и его американцам двинуть одну дивизию пехоты по  дороге Гафса – Габес и одну танковую дивизию по дороге Гафса – Макнасси.
Нашему  командованию не оставалось ничего другого, как оставить сильнейший  оборонительный рубеж под Маретом в Тунисе. Эту линию Мажино во Французской  Северной Африке.
Нас вывели с  занимаемых позиций, и мы снова стали отступать.

Вместе со  вступившей в бой 15-й танковой дивизией 21-я и 164-я дивизии сдерживали  новозеландцев у Эль-Хаммы, пока войска из-под Марета отходили по коридору  позади них на следующую оборонительную позицию на русле Акарита к северу от  Габеса. Ожесточенные бои продолжались несколько дней, прежде чем в полдень 29  марта фрайбургская колонна не вошла в Габес. К тому времени наша  итало-германская армия потеряла 7000 человек пленными, в основном итальянцев, а  также множество орудий и танков.
Тем временем мой  батальон воевал против американцев под Эль-Геттаром.

Мессе,  итальянский генерал, командовавший остатками нашей армии, сражавшейся под  Эль-Аламейном, еще раньше приказал эвакуировать небольшой гарнизон Гафсы и  построил импровизированный оборонительный рубеж в пяти милях к востоку от  Макнасси. Этот рубеж был укомплектован немецким и итальянским  разведподразделениями и усилен 10-й танковой дивизией, тремя немецкими  пехотными батальонами и несколькими итальянскими танками. Они удерживали  перевал, который штурмовала американская 1-я бронетанковая дивизия. К 25 марта  атака американской пехоты на дороге Гафса—Габес была остановлена серией  контратак 10-й танковой дивизии.
Наша спецгруппа  288 со своими противотанковыми орудиями настолько часто использовалась для  «огневого прорыва», что меня нисколько не удивило, что нас вывели с линии  «Марет» и послали в долину Эль-Геттар. Орудия американского корпуса Паттона  приветствовали нас, словно старых друзей.
Ко мне на гусеничном бронетранспортере подъехал командир 10-й танковой дивизии. Мы  находились под обстрелом, и он остановился лишь на несколько минут, чтобы  сообщить обстановку. Дружески настроенный и, очевидно, бесстрашный, он  прокричал мне, стараясь перекрыть гул обстрела:

– Выдвигайтесь  вперед как можно быстрее со всем личным составом! Впереди в долине – там, за  подъемом, рядом с дорогой – должна быть оборонительная позиция итальянцев. Но  итальянцев, возможно, уже разбили. Мы видели множество итальянских пленных за  американской линией фронта. Ваша задача – занять подходящую позицию,  продвинувшись вперед как можно дальше, и вместе с оставшимися там войсками  построить новый оборонительный рубеж.
– Так точно,  господин генерал, – отозвался я.
– Продвижение  американцев должно быть остановлено любой ценой, – добавил генерал-танкист. –  Если эту линию прорвут, роммелевским силам придет конец. Сделайте все, что в  ваших силах!
Пока генерал  говорил, я отдал команду:
– Выгрузить  оружие и боеприпасы. Транспорт отвести назад!
Генерал не хуже  меня знал, что ситуация требует быстроты и решительности действий. Он не  отчитал меня за то, что я прервал его.
– Итак, сделайте  все, что в ваших силах, – спокойно повторил он и уехал.

Подгоняемые  разрывами снарядов, солдаты быстро выполнили мой приказ. Высокие грузовики, как  магнит притягивавшие снаряды вражеской артиллерии, уехали. Снаряды полетели за  ними, а мы получили короткую передышку. Мои солдаты с оружием залегли к югу от  дороги. Во время передышки офицеры смогли сориентироваться.
Мой приказ был  короток:
– Пехотинцам  развернуться в цепь и наступать широким фронтом. Остальным следовать сзади!

Надо было  наступать как можно скорее. Я побежал вперед, чтобы стать во главе. Наш  батальон быстро продвигался вперед по правой стороне дороги на Гафсу, используя  каждое подвернувшееся нам укрытие. Через несколько минут мы достигли широкой  плоской низины. Укрыться там было негде. Каждый мой солдат был виден как на  ладони. Еще секунда, и это место превратится в ад, подумал я.
Скорее отсюда!

Я бежал так, как  будто за мной гналась вся нечистая сила на свете. Любая заминка означала  гибель. Солдаты неслись рядом со мной. Мы и в самом деле оказались в центре  преисподней. То там, то здесь падали солдаты. «Санитаров!»– вновь и вновь  слышался крик. Товарищи подхватывали упавших и тащили за собой. Другие солдаты  бежали рядом со мной и сзади.
Прошло полчаса,  но снаряды заградительного огня все еще рвались позади нас. Вместе со мной  сквозь него проскочило лишь два взвода. Остальные пробовали вновь и вновь, но,  неся тяжелые потери, не могли оторваться от земли.

Мы же, сумевшие  выкарабкаться из этого пекла, упорно двигались вперед. Время от времени мы  давали себе передышку, спрятавшись за каким-нибудь укрытием. Снаряды еще  рвались среди нас и неподалеку, но это было уже сущим пустяком по сравнению с  тем, что было раньше.
Мы взобрались на  высотку, которую показывал мне генерал, но не увидели там никого – ни  американцев, ни итальянцев. Естественных укрытий здесь было больше.
Около возвышения  я заметил вход в пещеру. Перед ним стоял итальянский солдат. Мы подошли к нему.  Я потребовал у него информации и воды.
– Aqua? Niente aqua[7], – ответил он. – Vino, buono  vino rosso![8]

Он угодливо  подал мне фляжку. Я сделал большой глоток. Мое усталое тело как будто налилось  новой энергией. Из темной пещеры был вынесен длинный ряд итальянских фляжек, и  все мои солдаты сделали по глотку.
Вскоре мои глаза  привыкли к темноте, царившей в пещере. Я заглянул в нее – там находилось около  шестидесяти итальянцев.

– Dove est vostro posizione?[9] – спросил я.
– Niente posizione, soltanto Americani[10], – равнодушно ответил офицер.

Итальянцев  начало беспокоить то, что мы столпились у входа в пещеру. Это могло выдать их  укрытие.
Я быстро увел  своих солдат. Вскоре мы снова попали под заградительный обстрел. Я увидел перед  собой склон, изрытый ямами и щелями. Солдат я не видел, но я был уверен, что  это и есть позиции итальянцев. Я уже знал, как они устраивают свои  оборонительные рубежи: окапываются, делают хорошее укрытие за гребнем  возвышенности и выставляют несколько передовых постов, каждый из которых имеет  определенный сектор обстрела.
С огромным  чувством облегчения я быстро распределил своих солдат по брошенным итальянцами  одиночным окопам. Я распределил людей на широком фронте и назначил двух  лейтенантов командовать секторами на флангах и по обеим сторонам дороги. Сам я  остался на южной стороне дороги.

Размещая солдат  на левом склоне, я обнаружил укрытие с тремя немецкими самоходными штурмовыми  орудиями. Офицеров, командовавших ими, я нашел в глубоком итальянском бункере,  защищенном несколькими слоями камней и земли, который наверняка был построен  для старшего итальянского офицера.
Командовал  отрядом штурмовых орудий обер-лейтенант, который очень обрадовался, узнав, что  к ним для поддержки прибыла немецкая пехота. За исключением этих людей, в  секторе никого не было. В течение ночи американцы атаковали наш участок обороны  и захватили в плен всех итальянцев, кроме тех, кто сумел убежать в тыл.
–  Непосредственно перед нами на склоне расположено гнездо американцев, оно  находится в сорока шагах от нас, – сказал обер-лейтенант.

Произнося это,  он не отрывался от смотровой щели бункера. Мне он показался толковым и  мужественным офицером. Он сильно расстроился, узнав, что у меня с собой не было  противотанковых орудий. Но до наступления ночи привезти их под обстрелом  американцев было бы невозможно.
Вдруг  обер-лейтенант воскликнул:
– Танки  наступают!
На нас катилось  около дюжины гигантских «шерманов». Они исчезли в низине – видны были лишь  несколько башен. Вскоре я заметил, что к ним присоединилась американская пехота  – две роты, насколько я мог судить.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне. Глава 43
« Ответ #72 : 09 Март 2012, 09:10:08 »

   


Офицер рядом со  мной встревожился. Я успокоил его:
– Танки сами по  себе вряд ли пойдут в атаку – они, вероятно, будут оказывать огневую поддержку  пехоте.
Но он думал  по-другому:
– Я со своими  орудиями не могу противостоять этим американским танкам. А пехота без  противотанковых орудий не сможет защитить мои орудия от этих танков.
Возможно, он был  прав. И тем не менее, я сказал:
– Я отвечаю за  этот сектор. Оставайтесь здесь со своими орудиями, но поддержите нас огнем  против пехоты.
Пора было  поднимать моих людей по тревоге. У нас было лишь несколько тяжелых пулеметов и  пять минометов, причем боеприпасов для них было очень мало. Через несколько  минут с боевых позиций мне доложили:
– К бою готовы!

Мой приказ  минометчикам: «Огонь по усмотрению!» – стал общим сигналом для всех видов  оружия.
Весь мой рубеж  открыл огонь одновременно. Израсходовав половину ленты, пулеметный расчет нырял  в укрытие. Стреляли мои солдаты отлично – более слаженных действий я не видел  даже на учебных занятиях или маневрах.
Результат был  таким, какого я и ожидал: американская пехота не смогла поднять головы.
Когда первая  волна снова пошла в атаку, мы вытащили наши пулеметы и минометы из укрытий и  установили их на позиции. Я отошел на пару шагов от тяжелого пулемета около  ямы, служившей мне командным постом, и в эту же минуту туда с визгом упал  снаряд. Расчет из трех человек был уничтожен.
Американские  танки сосредоточили свой огонь на наших позициях на высотке. А несколько минут  спустя три немецких штурмовых орудия сломали свое укрытие и промчались мимо  нас. Как бы извиняясь за свое бегство, офицер крикнул мне на ходу:
– Танковая  атака! Надо уходить!

Нет, сказал я  про себя. В старом Африканском корпусе Роммеля такого бы никогда не случилось.  С такими вояками победы в Африке нам не видать!
Но, как я и  ожидал, американские танки не стали подходить. Мы остались одни, два неполных  взвода, и только Богу было известно, какой силы противник стоял против нас.
Я решил, что  выбор итальянцами оборонительной позиции был, в конце концов, не так уж  неудачен… Мы были рады убраться с гребня, оставив только НП за кучей камней, и  выйти на обратный склон. Из укрытия мы продолжали вести заградительный  минометный огонь и сдерживали атаку – пока не истратили почти все боеприпасы.

Среди нас был  только один санитар, в гражданской жизни католический священник, который до  войны учился в Швейцарии на средства американской благотворительной  организации. Я послал его оказать помощь раненым и забрать у убитых личные  жетоны. Полагаясь на защиту своей нарукавной повязки с Красным Крестом, он  взобрался на гребень, когда обстрел прекратился, и принялся за свое дело на  виду у американцев. Стволы танковых орудий угрожающе повернулись в его сторону,  но командир противника увидел в бинокль повязку, и его не тронули. Я уважал  американцев за их рыцарство, хотя мы и воевали друг с другом.
После  наступления темноты войска, которым не удалось прорваться днем, присоединились  к нам, и теперь я получил возможность расширить свой фронт к северу от дороги, где  располагался капитан Молль с остатками своего батальона. В темноте мы выдвинули  наши противотанковые орудия вперед, и я расположил их вдоль дороги для  прикрытия флангов нашей пехоты в долине.

Я выделил  сильную группу, которая должна была занять позицию на высотке. Ею командовал  унтер-офицер, мечтавший стать офицером, который носил славную фамилию Роммель,  хотя и не состоял в родстве с фельдмаршалом. Роммель со своими людьми занял  этот холм и за ночь окопался на нем. Вскоре после полуночи я услышал впереди  нас залпы минометов. Выделенные в дозор солдаты проползли вперед и выяснили,  что американцы получали боеприпасы и провиант. Они были так близко, что наши  солдаты могли различать огоньки сигарет американцев.
Мы тоже получили  наши пайки и, что самое важное, боеприпасы. Артиллерия противника любезно  оставила нас в покое. Но утром над нашими головами пролетел разведывательный  самолет, и вскоре мы подверглись длительному артобстрелу, но, поскольку мы  находились позади гребня, большинство снарядов со свистом пролетали над нашими  головами и не причиняли нам никакого вреда.

Вновь наступила  ночь. Между часом и двумя мы услышали, как подъехала еще одна американская  колонна снабжения. Лейтенант Бекер с шестью минометами и четырьмя тяжелыми  пулеметами ровно одну минуту поливал их огнем. Вскоре я сильно пожалел об этом,  поскольку американцы, как будто обидевшись на нарушение некоего молчаливого  соглашения, открыли беспорядочный огонь, который продолжался всю ночь. Если до этого  мы могли еще размять ноги, походив вокруг своих одиночных окопов, то теперь  регулярные залпы по дюжине снарядов лишили нас этого удовольствия.
С рассветом к  нам наконец-то пришло подкрепление в виде семи танков, которые тут же заняли  позиции в сухом русле позади нас. И когда позже танки и пехота Паттона снова  пошли наступление, мы чувствовали себя гораздо увереннее, чем раньше.
Несколько  подразделений американской пехоты скрылись в сухом русле на склоне,  расположенном к югу от дороги. Часть их внезапно появилась сзади нас в нашем  собственном русле. Их атака была отражена с помощью танков. Мы захватили  нескольких пленных. Бой был жестоким, но к тому времени мы уже перестали  отличать один бой от другого.

Вечером от  фельдмаршала Кессельринга пришло сообщение: «Благодарю за стойкую оборону.  Удерживайте позиции любой ценой».
Молль и я  посовещались и решили направить ответ напрямую фельдмаршалу. Мы составили его и  отправили. Текст был такой: «Позиции мы удержим, если будет выпивка».
Это была дерзкая  выходка двух молодых офицеров, но, к нашему удивлению, она сработала и не  последовало никаких наказаний. К вечеру пришел грузовик с «джерри кэнами»  (канистрами) мускателя. Впервые с тех пор, как я прибыл в Африку, не считая  моей службы в Асмаре, я хорошенько набрался. Удивительно, но выпивка  определенно пошла нам на пользу. Поставленная перед нами задача теперь уже не  казалась нам невыполнимой. Ну, где там эти американцы?

В течение двух  ночей мы не могли установить связь с позицией Роммеля на высотке. Наши передовые  дозоры попадали под сильный обстрел именно с этой точки. На рассвете вернулись  двое солдат и доложили, что из всей группы Роммеля выжили только они.  Американская пехота, находившаяся у подножия высоты, смела их минометным огнем.  Роммель, по их словам, погиб.
Через год я  встретил его во время короткой поездки в Германию. Он не погиб, был тяжело  ранен и в течение ужасного дня и ночи дополз до сухого русла, где его подобрали  немецкие парашютисты и доставили в полевой госпиталь. Он рассказывал мне свою  историю, только что выписавшись из госпиталя, где проходил лечение.
Следующий день –  кажется, это было 6 апреля – принес с собой самую мощную атаку американской  пехоты. Противник достиг наших позиций, но был отброшен, прежде чем смог в них  ворваться.

Следующий день,  или даже следующая атака, думал я, будут для нас последними. Наши танки были  отозваны. Мы опять остались одни. И снова нас спас приказ отступать. Мы  выдвинулись на рассвете. Отправив орудия и автомобили, мы с Бекером уходили  последними. В рассветных лучах солнца мы оглянулись назад и увидели, как первые  американские дозоры достигли одиночных окопов, в которых мы так долго и,  по-видимому, совершенно напрасно сражались.
 


7) Воды? Нет воды  (ит.).
8) Вино, хорошее  красное вино! (ит.)
9) Где ваши позиции? (ит.)
10) Никаких  позиций, только американцы (ит.).
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне. Глава 44
« Ответ #73 : 10 Март 2012, 16:48:29 »

   
Глава  44

Последняя  битва


Пожалуйста, не  подумайте, что я пытаюсь убедить вас в том, что только мой батальон воевал  теперь в Африке. В действительности началось большое сражение, в котором  участвовали крупные воинские соединения.

На севере 1-я  армия противника после неприятного сюрприза, который преподнес ей Роммель под  Киренаикой, была реорганизована и теперь возобновила наступление в общем плане  операций против фон Арнима. По приказу Александера 27 марта американская пехота  вошла в Фондук, намереваясь перейти хребет Восточный Дорсаль и выйти к  Кайруану, создав, таким образом, угрозу тылу итало-германских сил генерала  Мессе на русле Акарита.
А Монтгомери  готовился тремя дивизиями: 50-я, 51-я, 4-я индийская нанести прямой удар по  руслу Акарита. Он прорвался к этому руслу 6 апреля, после однодневной битвы,  которая, по его мнению, была не менее жестокой и кровавой, чем все другие  сражения после Эль-Аламейна. Атаки и контратаки в горах сменяли друг друга, и  Александер впоследствии говорил, что, как и немцы, итальянцы «проявили  безрассудное упорство и непоколебимый боевой дух». Но противостоять трем  закаленным британским и индийским дивизиям и 450 орудиям было невозможно.

15-я танковая и  90-я легкопехотная дивизия дали, быть может, самое лучшее сражение за весь свой  славный боевой путь (я опять цитирую Александера), но исход его был предрешен.  Наша отступающая армия потеряла еще 6000 человек пленными. А на следующий день,  когда мы покинули Эль-Геттар, американские солдаты из Алжира впервые  соединились с британцами из Каира. Вот как закончилась наша «тяжелая, но ненужная»  битва под Эль-Геттаром.
Следуя приказу,  я отступил со своим батальоном с места вчерашнего боя, двигаясь по краю  Макнасси и Сиди-Бу-Зид на Тунисской равнине и обходя Фондук, пока 10 апреля не  достиг священного города Кайруан. Мы остановились на несколько минут.

Я провел их в сумрачном  покое теологической школы, расположенной здесь. Эти несколько минут тишины  оказали благотворное влияние на мои издерганные нервы. На всем пути от  Эль-Геттара нас изводили, молотили, бомбили и обстреливали из пулеметов  самолеты союзников. Кроме того, мы уже несколько месяцев не выходили из боя.  Неужели это никогда не кончится? Неужели больше не будет мира и времени для  раздумий?
Но время  подгоняло. Мы вышли из Кайруана, и, когда наша колонна уже огибала городскую  стену, я увидел, как в него въезжают первые британские бронемашины. Священный  город поменял хозяев в течение нескольких минут. Интересно, предадутся ли они  минутному духовному отдохновению?
Генерал Мессе не  надеялся, что ему удастся остановиться к югу от горной гряды, под Энфидавилем.  С понятной озабоченностью он отводил своих итальянцев к следующей возможной  линии обороны между Загхуаном и морем, предоставляя немцам, как всегда, вести  арьергардные бои.



В Загхуане над  широкой южной Тунисской равниной вздымались ввысь горные пики. Гигантские  утесы, глубокие ущелья и каменистые сухие русла предоставляли отличную защиту  от артиллерии и бомбежек. Здесь преследующие нас танковые части не смогут  быстро расправиться с нами. Здесь, как я полагал, мы могли бы продержаться,  пока не прибудут подкрепления из Европы.
Мои товарищи  резко расходились во мнениях о будущем. Одни полагали, что нужно вернуться на  мыс Бон и отправиться морем на Сицилию, чтобы подготовиться к новой битве.  Другие считали, что Гитлер не бросит Северную Африку на произвол судьбы и что в  бой вступят танки «тигр» и новые самолеты люфтваффе, причем в таких  количествах, что численное и материальное превосходство союзников сойдет на  нет. Проблема снабжения будет решена паромами, способными перевозить два танка  и вооруженными 88-миллиметровыми зенитками, которые будут охранять истребители,  и буксируемыми планерами под названием «гиганты». Большую роль в снабжении  наших войск будет играть Испания…

Наступили  спокойные дни. Мы построили оборонительные сооружения и разместили свои пушки  за укрытиями из камней. К ночи артиллерия противника обстреляла только один  объект – высоту к востоку от нас, около побережья. Я не завидовал тем, кто  удерживал эту гору, и подумал: «В этот раз нам повезло». Но на следующий же  день мы получили приказ перейти на обстрелянные высоты и пойти оттуда в  контратаку.
Итак, ночью под  проливным дождем мы пошли в атаку. Нас встретили выстрелы вражеских снайперов,  которые стреляли с ужасающей точностью. Снаряды и мины градом сыпались на нас.
Мои солдаты  представляли собой печальное зрелище. Тяготы и нервное перенапряжение последних  месяцев лишили нас жизненной силы. Мои солдаты выглядели изможденными и  безразличными. Они не могли побороть непреодолимое желание уснуть, падая в  полные грязи воронки, ища укрытия от пуль. Смерть стала видеться нам желанным  избавлением, и бояться ее казалось абсурдным. Она так добра…

Внезапно меня  разбудили. Кто-то энергично тряс мою руку. Забрызганный грязью солдат плюхнулся  в воронку рядом со мной. Он никак не мог отдышаться после нескольких часов  блуждания по полю боя, когда приходилось непрерывно прыгать от одного укрытия к  другому.
– Я уже  несколько часов ищу вас, господин обер-лейтенант, – сказал он, задыхаясь, и  протянул мне грязную записку.
«Наверное, –  подумал я, – еще один дурацкий приказ начать атаку».
В неярком свете  фонарика лежащего рядом со мной посыльного, я прочитал: «Обер-лейтенанту Шмидту  немедленно прибыть в штаб армии. – Ниже начальник полкового штаба сделал  приписку карандашом: – Сдать батальон обер-лейтенанту Эбенбихлеру».

Что бы это  значило? Я сделал что-то не так? Но солдату не положено обсуждать приказы. В  течение часа я сдал командование и на рассвете, усталый и покрытый засохшей  грязью, двинулся в утомительный и опасный поход от боевой позиции к своей  машине.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне. Глава 45
« Ответ #74 : 10 Март 2012, 16:55:47 »

   
Глава 45

Усмешка бога войны


В полдень я  прибыл в штаб армии. Я соскучился по старой деловой возне. От роммелевского  штаба почти ничего не осталось, хотя этот штаб с гордостью назывался  «Командование «Штаб группы армий «Африка». Несколько полупустых немецких  командных машин создавали впечатление, что ими пользуются лишь немногочисленные  офицеры связи при генерале Мессе, итальянском командующем.

Я доложил о  прибытии, думая о том, какие неприятности меня ожидают.
Капитан  строевого отдела задумался, порылся в своих бумагах и сказал:
– Больше года  назад вы обратились за разрешением жениться. Вот оно. Вам предоставляется  двухнедельный отпуск. По возвращении прибудете в штаб группы за дальнейшими  инструкциями.
Через несколько  часов я добрался до Туниса, и джип отвез меня на аэродром. Была Пасха – 25  апреля.
Мой шофер  остановился и, демонстрируя проницательность старого солдата, выудил откуда-то  бутылку ликера – бананового. Мы выпили его вместе.
– Ты бы хотел  тоже поехать в отпуск в Германию? – спросил я его.
– Еще бы,  господин обер-лейтенант! – улыбнулся он.



У меня в кармане  лежала пачка стандартных бланков-разрешений на отпуск солдатам моего батальона.  Я еще не исчерпал свою квоту и легко мог дать разрешение водителю ехать со  мной.
Я уже  договорился с пилотом люфтваффе о месте в самолете. Но мой водитель сказал:
– Сначала,  господин обер-лейтенант, я должен зайти в госпиталь.
Он ушел туда  ненадолго по какому-то личному делу, сказав: «Я скоро вернусь», – но не  вернулся, и я никогда больше не видел его.
Всю ночь я летел  в переполненном транспортном самолете. Он пересек Средиземное море и  приземлился в Катанье, на Сицилии. Оттуда меня доставили в Италию, потом в  Германию.

Герта и я  поженились 5 мая. Через два дня город Тунис был сдан британцам, а Бизерта –  американцам. Организованное сопротивление провалилось. Сражение закончилось на  диком полуострове Бон. Все произошло очень быстро.
Мы проводили  медовый месяц в Баден-Бадене, среди цветущих каштанов Черного Леса. Из  радиоприемников звучала приятная симфоническая музыка. Вдруг музыка прервалась  и передали выпуск новостей: «После героических сражений итало-германская  танковая армия в Тунисе прекратила борьбу, учитывая совершенно неравные шансы».  На этом битва в Африке завершилась.
Четверть  миллиона солдат сложили оружие. 663 бежали.

Не было больше  спецгруппы 288, куда я должен был вернуться, не было штаба армии, где нужно  было бы доложить о прибытии. Я выбрался из Африки благодаря невероятному  везению, которое когда-то помогло мне сесть в Асмаре на последний самолет и  попасть в штаб Роммеля.
Громоздкая  армейская машина работала в своем обычном режиме. Обстоятельства личной жизни  неприметного молодого командира батальона были тщательно изучены, и по ним было  принято решение. Пока одна часть этой огромной машины перемалывала самое себя в  Африке, в лоток донесений «совершенно секретно» и «оперативная срочность»  вклинилось сообщение о том, что офицерик, который хотел жениться, получил на  это разрешение. Это сообщение доставил ему связной, который рисковал ради этого  жизнью; и оно выдернуло его из последней битвы в Африке, одного из сотен тысяч.

И среди тихих  каштанов Черного Леса невесте и ее жениху почудилась ироническая усмешка Марса  – бога войны. В который раз он посмеялся над людьми!


ENDE
Записан