Feldgrau.info

Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь.
------------------Forma vhoda, nizje----------------
Расширенный поиск  

Новости:

Как добавлять новости на сайте, сообщения на форуме и другие мелочи.. читаем здесь
http://feldgrau.info/forum/index.php?board=2.0

Автор Тема: С Роммелем в пустыне.  (Прочитано 46574 раз)

0 Пользователей и 1 Гость просматривают эту тему.

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне.Глава 14
« Ответ #25 : 27 Январь 2012, 14:07:10 »

Перед тем как  уступить ему дорогу, я спокойно объяснил:
«Я не могу  запретить вам следовать дальше, но предупреждаю, что на трех ближайших  перекрестках вас остановят два танка.
Тут его просто  затрясло от ярости.
«Неслыханная  наглость! – проревел он. – Обещаю вам, что доложу об этом случае самому  Гитлеру, господин подполковник!»
На всех трех  улочках, пересекавших эту дорогу, я поставил по два танка – один слева, другой  справа от перекрестка, велев им пропустить первые шесть машин из кортежа  Гитлера, а всем остальным перегородить путь.

Гитлер об этом  узнал – несомненно, ему доложили разъяренные сановники, которые снова и снова  пытались проскочить эти перекрестки, но всякий раз натыкались на танки. Но  Гитлер в тот же вечер вызвал меня и, вместо выговора, выразил мне свою  благодарность. Он не ожидал, что его приказ будет выполнен и что ему удастся  уехать без «помех». После этой встречи меня стали часто приглашать на вечерние  беседы за столом Гитлера, где он разговаривал со мной о моей книге «Пехота  атакует», которую я написал после Первой мировой войны и которую он прочел с большим  вниманием. После этого он, по-видимому, решил, что я толковый парень.
Когда началась  война, Гитлер спросил меня, чем бы я хотел командовать, и я без колебаний  попросил его назначить меня командиром танковой дивизии. Это было весьма  нескромно с моей стороны – я не был танкистом, и в рейхе было много генералов,  которые имели гораздо больше прав на эту должность. Тем не менее, как вам  известно, я получил под свое командование 7-ю танковую дивизию. Это назначение,  как вы, наверное, знаете, очень не понравилось господам из ОКХ.

Гаузе слушал  очень внимательно, время от времени вставляя вежливые замечания:
– Это очень  интересно, господин генерал! – Потом он спросил: – Вы ведь, кажется, были  чем-то вроде офицера связи при гитлерюгенде?
– Да, в  некотором роде, – ответил Роммель.
И он рассказал  нам, правда, без особых подробностей, которые можно было бы здесь привести, о  своей работе в Потсдамской военной академии, занимавшейся военной подготовкой  ребят из гитлерюгенда. Но я понял, что его представление о подготовке немецкого  юношества к службе в армии не совпадало с представлениями Бальдура фон Шираха,  возглавлявшего эту организацию. Ширах, по его мнению, был чересчур властным и  бестактным, и Роммель называл его просто – Dumme Junge – глупый мальчишка.

Роммель  откинулся на спинку сиденья и задумчиво сказал:
– Мне кажется,  что самым счастливым периодом моей жизни – и в жизни моей жены – было время,  когда я руководил военной академией в Венер-Нойштадте, в городе в 40 милях к  югу от Вены. А сейчас? Чем я занимаюсь сейчас? Хорошо быть командующим. Это  дает большие возможности. В конце концов, воевать – это наша профессия, для  этого нас и готовили… Что мы должны сделать? Ответ простой – мы должны разбить  англичан. Это как раз тот враг, который нам по зубам. Они делают вид, что их не  учили воевать, а это и в самом деле так. Но они хорошо разбираются в искусстве  войны, то есть соблюдают правила военной игры. Наша задача ясна – каждый  человек в пустыне должен осознать эту простую вещь. Мы здесь для того, чтобы победить.  В этом не может быть никаких сомнений. И мы должны одержать победу в этой  пустыне, иначе грош нам цена.

Гаузе рассказал  Роммелю о своей военной карьере. Меня больше всего заинтересовала история о  том, как он, в качестве одного из штабных офицеров, занимался разработкой  операции «Морской лев», иными словами, плана вторжения в Англию в 1940 году.  Гаузе заявил, что лично он считал этот план совершенно неосуществимым.
– Во-первых, –  сказал он Роммелю и мне, – водоизмещение всех имевшихся в нашем распоряжении  судов было явно недостаточным для перевозки грузов и войск. Затем, после  воздушных боев в небе Англии стало ясно, что, несмотря на оптимистические  заявления Геринга, немецкая авиация не сможет организовать надежное прикрытие  сил вторжения с воздуха. Руководители Германского военно-морского флота  всячески поддерживали этот план, но при этом заявляли, что все силы Британского  ВМФ, до последнего моряка, будут брошены на борьбу с нами и результатом этой  неравной битвы станет гибель всего нашего флота. Вот такие дела!

Я помню, что в  конце этого дня, когда мы наконец добрались до Беда-Литтории, нам пришлось еще  провести совещание с начальником Генерального штаба итальянской армии генералом  Кавальеро. После этого состоялся первый обед, на котором Роммель сидел за одним  столом с представителями союзной Италии как официальный представитель Германии.  Я был простым лейтенантом и потому почти не принимал участия в разговоре, но я  хорошо помню, какое огромное впечатление произвел на меня тот факт, что мне  посчастливилось провести вечер с компании столь значительных особ и даже  отведать непривычные мне блюда. Обед был, разумеется, очень вкусным.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне.Глава 15
« Ответ #26 : 27 Январь 2012, 14:09:45 »

Глава  15
Роммель  охотится на газелей


Роммель был  заядлым охотником. Теперь, когда свободного времени у генерала стало больше, у  него появилась возможность заняться любимым спортом. Я понимал, что он с  гораздо большим удовольствием бросился бы со всем своим войском в погоню за  более крупной добычей; но сейчас, по крайней мере на время затишья, ему  приходилось быть пай-мальчиком, и в выходные дни он охотился на газелей.
– Я жду не  дождусь отпуска, когда можно будет поехать домой и поохотиться с Манфредом, –  частенько говаривал мне Роммель.

Он был очень  привязан к своему двенадцатилетнему сыну. Роммель очень редко говорил о своей  семье или об обстоятельствах своей личной жизни – в этих вопросах он отличался  большой скрытностью. Несколько месяцев он называл меня официально –  «лейтенант», пока не убедился, что я для него не просто дополнительная  конечность, а незаменимый помощник, и только после этого он стал обращаться ко  мне по имени, выяснил, сколько мне лет, женат ли я, счастлив или нет. Теперь я  уже не был для него болванкой, на которую натягивают мундир и которая  беспрекословно выполняет его команды. А для меня, после стольких месяцев,  проведенных вместе, было даже странно обнаружить, что наш служака-генерал такой  же человек, как и все.

Местность к югу  от Газалы, куда, после того как Роммель решил, что Беда-Литтория расположена  слишком далеко в тылу, переместилась штаб-квартира нашей танковой группы, была  довольно дикой. Как видно из названия, здесь в изобилии водились газели.
Я помню, как  однажды на двух машинах в поисках отдохновения мы углубились в пустыню.
У Роммеля была  армейская винтовка и английский автомат, который подарила ему одна итальянская  часть. Но хотя в вооружении генерала не было ничего примечательного, он  организовал охоту как настоящую военную операцию – и стратегически и тактически  все было сделано с таким расчетом, чтобы стадо не смогло спастись бегством.

На заднем  сиденье моей машины сидел итальянский капитан, игравший роль эдакого  распорядителя охоты, поскольку он знал эту местность как свои пять пальцев. Он  привел нас в страну газелей. Мы вспугнули стадо и бросились вслед за самцом. Но  испуганные животные бежали быстрее. Наши шоферы нажали на газ, и мы стали  медленно догонять газелей.
Вдруг машина  Роммеля резко остановилась среди крупного песка и камней. Он вскочил с сиденья  и выстрелил. Но выстрел его не достиг цели: мы увидели только взметнувшиеся  вверх фонтанчики песка на фоне пыли, поднятой копытами убегавших от нас  животных. Роммель бросился вдогонку.

Но моя машина не  останавливалась. Вскоре мы уже догнали животных и попытались обойти их. Через  несколько секунд машина генерала поравнялась с нами. Я вскочил и крикнул  водителю:
– Останови!
Он резко нажал  на тормоз – так резко, что я чуть было не вылетел через ветровое стекло. Я  быстро выстрелил сквозь завесу пыли в одну из газелей. Машина Роммеля  промчалась мимо.



Охота  продолжалась. Я не мог не испытывать жалости к газелям. Они применяли  исключительно эффективную тактику. После каждого выстрела стадо распадалось  надвое – одна часть бежала налево, другая – направо. Мы всегда преследовали ту,  в которой было больше животных. Наконец в такой части осталось не больше трех  газелей. «Вы можете уничтожить нас по частям, – как будто говорили они, – но  погибнет только одна часть. Своими маневрами мы заставили вас забыть о вашем  главном намерении…»
Но неужели мы и  вправду об этом позабыли? На этом поле битвы главным было не уничтожение всего  стада, а – увы! – лишь демонстрация тактического превосходства. С точки зрения  стратегии победили газели, тактически же они проиграли.

Я был поражен  выносливостью трех газелей, которые убегали от нас. Вдруг они резко свернули  вправо и на какое-то время сумели оторваться от нас. Можно было подумать, что  этот маневр был спланирован заранее, да еще с использованием карты, поскольку  грунт, по которому они теперь бежали, становился с каждым шагом все каменистее  и каменистее.
– Замани танки  противника на выбранную тобой местность и громи его там! – пробормотал, увидев  это, Роммель – могу поклясться, это было для него аксиомой.
Поверхность  пустыни была изрыта лисьими норами. Чем дальше мы ехали, тем неровнее она  становилась. Если продолжать в том же бешеном темпе, то можно лишиться не  только рук и ног, но и самой головы. Не хватало только командующему немецкими  войсками сломать себе шею в бессмысленной погоне за газелью! Но Роммеля охватил  охотничий азарт, и бешеная гонка продолжалась.

По крайней мере,  теперь мы в равном положении – наши жизни и жизни животных находятся в  опасности, подумал я.
Машины встали,  чтобы мы смогли выстрелить снова. И тут я чуть было не свалился с ног от  неимоверного грохота и острой, горячей боли в правом ухе. Что это было?  Оказывается, итальянский офицер, сидевший сзади, в охотничьем азарте выстрелил  в газель, не заметив, что мушка его карабина находилась в одном дюйме от моего  правого уха! Но оказалось, что можно охотиться и оглохнув.

Погоня  продолжалась. Нам уже казалось, что газелям удастся ускользнуть. Поверхность  пустыни становилась все более неровной. Но Роммель не собирался отступать и  заставлял своего водителя прибавлять газу. Я не отставал от него. В этой  самоубийственной гонке мы снова догнали стадо. Роммель сунул свою винтовку  майору фон Меллентину, офицеру разведки, сидевшему на заднем сиденье, выхватил  свой автомат и выстрелил. Одна из газелей упала.
Мы остановились.  Перед нами лежало прекрасное гладкое животное. Нам стало грустно оттого, что  жизнь покинула такое грациозное живое существо. Никто не проронил ни слова. Я  никогда до этого не охотился и не знал, что надо делать дальше. Но Роммель это  прекрасно знал – он вытащил большой охотничий нож и принялся за работу. Он  умело разделал тушу, отделив рога, и погрузил все в машину.
Когда мы  вернулись в штаб-квартиру, повар был очень доволен.

Да, вот так мы  поохотились. С одной стороны, мы получили по изрядному куску вкуснейшего мяса.  С другой – две сломанные рессоры, расшатанное ветровое стекло, оглохшее ухо и  угрызения совести. Охотясь потом, мы учли свои ошибки и стали подкрадываться к  стаду.
И еще… В конце  концов, мы были на войне. Роммель был искусным охотником. Его профессией было  убивать или быть убитым самому. И моей тоже. Мне же не становилось дурно при  виде противотанковой пушки!
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне.Глава 16
« Ответ #27 : 28 Январь 2012, 10:43:33 »

Глава  16
Роммель  в боевом рейде: затерянные на нейтральной полосе


Роммель был  недоволен расположением передового штаба танковой группы в Газале. Он находился  слишком далеко от войск, и если поездка из Бардии занимала всего несколько часов,  то теперь на такую поездку уходил целый день. Это было так же далеко, как и в  Беда-Литтории. Дом дорожного инженера, в котором разместился штаб – или  «дорожный дом», как мы его называли, – несколько раз бомбила британская  авиация, прилетавшая ранним утром; мы подозревали, что британцы знали, что  здесь находится нора Лиса Пустыни.

В район между  Тобруком и Бардией был послан офицер с заданием подыскать место для новой  штаб-квартиры. Он выбрал «дорожный дом» Гамбуте.
Мы выехали,  чтобы осмотреть место для новой штаб-квартиры и посетить генерал-майора фон  Равенштайна, командира 21-й танковой дивизии. Мы обогнули Тобрук в два раза  быстрее, чем раньше, потому что дорога оси была уже готова.

Фон Равенштайн  переместил свой штаб в район западнее Бардии и расположил его почти на самом  пляже. Он любил красоту, и его «мамонт» стоял в живописной роще из пальмовых  деревьев, которые, хоть и были эмблемой Африканского корпуса, встречались здесь  столь же редко, что и женщины. Прибыли мы уже вечером. Фон Равенштайн и его  офицеры как раз собирались ужинать в большой хорошо оборудованной палатке,  служившей им столовой. Они гостеприимно приняли нас.
С легкой  завистью я отметил про себя, что самая скромная и беднее всех оборудованная  штабная столовая в Северной Африке – это столовая Роммеля. Здесь же были  деликатесы, включая свежие яйца и холодное пиво, о котором мы даже не мечтали.  Я так давно не пробовал свежих яиц, что съел свое с особым удовольствием. Когда  я закончил, то увидел, как фон Равенштайн подмигивает мне:
– Хм! Ну что,  вкусно, Шмидт?

Мы знали друг  друга – или правильнее будет сказать, я знал фон Равенштайна, – с 1937 года,  когда в Изелоне (город в Вестфалии) он командовал батальоном, в котором я в  качестве кадета проходил военную подготовку. И вот фон Равенштайн молча толкает  ко мне через стол свое нетронутое яйцо. Я запротестовал, но он с дружеской  твердостью настоял, чтобы я съел его. Вот так я полакомился генеральскими  яйцами.
После ужина я  решил немного прогуляться под звездным небом. Фон Равенштайн присоединился ко  мне, и мы взобрались на вершину бархана.
– Я часто  прихожу сюда по вечерам, – сказал он, – и наслаждаюсь красотой и безмятежностью  окружающей природы. – Он глубоко вдохнул свежий воздух пустыни. – В ярком  лунном свете барханы становятся похожими на сугробы.

Мы молча  упивались красотой пейзажа, я подумал, какие же они разные, эти два генерала,  которых я знал лучше всех: фон Равенштайн – любитель красоты, мягкий,  человечный, участливый, тот, для кого жизнь была поэзией; и Роммель – предельно  практичный, жесткий, равнодушный к личным проблемам других, интересующийся  человеком постольку, поскольку он вписывается в его военные цели, генерал, для  которого жизнь была обычной прозой.
Несмотря на  такое кардинальное различие в характерах, оба генерала в вопросах, касающихся  искусства войны, прекрасно понимали друг друга. Это было хорошо заметно на  совещании, состоявшемся на следующее утро. Фон Равенштайн был гибок и полон  идей, он с уверенностью подходил к решению самых трудных проблем. Он не  допускал и мысли о поражении и всегда искал пути преодоления препятствий. Во  время обсуждения я чувствовал, что, по крайней мере, здесь есть боевой генерал,  равный Роммелю, и было ясно, что Роммель о нем высокого мнения.

Вместе они  придумали новую операцию. Мы знали, что британцы на соллумском фронте  установили радиофицированные передовые НП. Мы также подозревали, что у них в  пустыне есть тайный склад для обслуживания бронемашин, постоянно ведущих  разведку передового района. Генералы решили, что Равенштайн в середине сентября  совершит молниеносную вылазку в передовой район силами высокоподвижной,  моторизованной боевой группы при поддержке танков и нескольких зениток.
Налет  планировалось совершить с наших собственных позиций южнее Халфаи. Исключительно  важным был элемент внезапности, кроме того, группа должна была передвигаться  стремительно – от этого зависел успех операции. Боевая группа численностью до  половины полка должна была уничтожить НП противника и попытаться захватить  пленных до того, как он сможет организовать контратаку. Роммель и фон  Равенштайн радовались своей задумке, как пара мальчишек-хулиганов.

– Я еду с вами,  – заявил Роммель. – Теперь нужно позаботиться об одном – чтобы британская  воздушная разведка ни о чем не пронюхала.
Мы вернулись в  Газалу. По пути мы остановились осмотреть гамбутский «дорожный дом», который  станет нашим новым боевым штабом. Было не особенно приятно узнать, что  британские бомбардировщики несколько часов назад сбросили на него несколько  серий бомб; мы задумались: а не успел ли противник разведать, что это место  должно было стать новым домом Роммеля?

Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне.Глава 16
« Ответ #28 : 28 Январь 2012, 10:45:22 »

Идея  сентябрьского налета понравилась штабу Роммеля. Он вносил приятное  разнообразие, и многие офицеры, которые обычно никуда не ездили, попросились  сопровождать генерала. В «мамонте» вместе с нами ехали генерал Кальви и  итальянские офицеры.
Мы прибыли в  район Капуццо вечером накануне атаки. Фон Равенштайн доложил, что все  приготовления завершены, но с сожалением отметил, что, вопреки его приказам,  несколько танков днем выдвинулись на позиции и могли быть замечены британской  авиацией.

На рассвете мы  проехали через подготовленный проход в наших минных полях и направились на  восток. Роммель, словно командир подлодки на мостике, восседал на краю  раскаленной солнцем крыши «мамонта». Он пребывал в необыкновенно приподнятом  настроении и неистово выкрикивал: «На Египет!»
Мы двигались в  неизведанный район пустыни, и меня охватило волнующее предчувствие приключения.  Мы проехали западнее Бук-Бука. Но цистерны, которые мы ожидали здесь найти,  оказались пустыми. Не увидели мы и никаких признаков секретного склада. Здесь  не было ничего, кроме пустых консервных банок и бутылок, тоже, к сожалению,  пустых. Наши мечты о добыче – консервированных фруктах и шотландском виски –  растаяли, как ливийский мираж. Я вдруг обнаружил, что у меня пересохло в горле.

Одно из  подвижных подразделений нашей рейдовой группы подъехало к нам с захваченным  британским грузовиком. Водитель и его спутник были взяты в плен. Грузовик  осмотрели и обнаружили множество бумаг, некоторые из которых содержали копии  очень важных кодов. Чем больше мы изучали эти документы, тем более важными они  нам казались, и Роммель отослал их в штаб для детального изучения. Фон  Равенштайн был доволен. Он сказал Роммелю:
– Господин  генерал, один только захват этих документов способен оправдать нашу экспедицию.
Роммель  пробормотал, что согласен, но я так и не узнал, был ли он действительно  согласен или нет.

Мы добрались до  намеченного пункта; танкам и моторизованной пехоте был дан приказ занять  оборону. Англичане среагировали на наш визит крайне недружелюбно. Они открыли  огонь из своих 25-фунтовых орудий, которые мы прозвали «ратш-бум» из-за звука,  который они издавали.
Затем появились  Королевские ВВС. Вражеские самолеты роем пикировали на нас, и я видел, как открываются  бомболюки и бомбы со свистом летят прямо на роммелевский «мамонт». Я запрыгнул  в бронемашину, ища защиты, и заметил, что Роммель и его водитель метнулись  прочь от «мамонта». Они бросились плашмя на землю. Бомбы со свистом падали и  врезались в землю. Осколки стучали по твердым стальным стенкам «мамонта».

Когда отгремела  первая серия бомб, я выпрыгнул из «мамонта» и подбежал к Роммелю. Я увидел, что  водитель тяжело ранен. Он был весь в крови. Роммель приподнялся; к своему  ужасу, я увидел, что он хромает.
– Вы ранены,  господин генерал? – спросил я.
– Я ничего не  чувствую, – сказал он, хлопая себя по бокам и ногам.
Вскоре он  обнаружил, что осколок бомбы срезал каблук с его левого ботинка.

Водителя быстро  отнесли в ближайшую санитарную машину. Мы осмотрели свои автомобили. В переднее  колесо «мамонта» глубоко врезался осколок бомбы, но шина была высокого  качества, и мы понадеялись, что она выдержит.

Наши радисты  доложили, что британцы приказали предпринять новые атаки. И прежде чем мы  уехали, началась следующая бомбежка. Войска получили приказ построиться для  обратного марша к границе. Роммель оставался с основной частью войск до тех  пор, пока они не подготовились к движению. Когда мы отправились домой, почти  совсем стемнело.
Роммель сел за  руль, время от времени я подменял его. Ночь была хоть глаз выколи, и мы вскоре  потеряли из виду другие машины. Неожиданно поврежденное колесо спустило. Мы не  могли двигаться, покуда не починим или не заменим его.

Я сказал про  себя: «О боже!» Я понимал, что мне, как самому молодому, самому младшему по  званию и, возможно, самому практичному из всей команды «мамонта», придется  заняться ремонтом, и это меня совсем не радовало.
Мы в темноте  поискали инструменты. Домкрат оказался слишком коротким. Мы набили камней под  ось и руками отгребли песок. Когда я говорю мы, то имею в виду себя и молодого  итальянского графа из штаба Кальви. Остальные стояли рядом, ожидая и надеясь и  отпуская критические замечания. Я до этого никогда в жизни не ремонтировал  пробитую шину, да еще такую огромную, как эта.

К полуночи  работы была закончена. Помогали теперь все, даже Роммель, что лишь осложнило  задачу.
Наш радист  словно прирос к своему креслу. Он сообщил, что британцы идут по пятам нашей  колонны. Он различал позывные бронетехники противника в непосредственной  близости от нас, так что для нас было бы смерти подобно вызывать помощь по  радио. Наши войска уже приближались к своим прежним позициям. Никто и подумать  не мог, что мы застряли одни в пустыне. Радиосообщение вывело бы британцев  прямо на нас.

Мы взмокли,  возясь с этим колесом. Пот лил с нас градом. Пока я работал, Роммель держал  надо мной свой карманный фонарик. Я взглянул на часы. До рассвета оставалось  два часа. Жирный куш был бы для Уэйвела!
Наконец колесо  было починено. Мы запрыгнули в «мамонт». Роммель сел за руль и на большой  скорости повел этот огромный грузовик домой. На рассвете мы доехали до границы,  обозначенной проволокой. Роммель нашел проход в минных полях и искусно проехал  через него. Наши саперы изумленно смотрели на одинокую машину, которая на  большой скорости ворвалась с нейтральной полосы.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне.Глава 17
« Ответ #29 : 28 Январь 2012, 10:47:31 »

Глава  17
Напрасная  охота Кейеса за Роммелем


Сентябрь перешел  в октябрь, а штаб продолжал не покладая рук составлять план штурма Тобрука,  намеченный на конец ноября.
Войска,  назначенные для штурма, все еще находились на переформировании и отдыхе. Они  также проходили спецподготовку. В этот раз штурм должен был начаться со стороны  Эль-Дуды. Первыми прорыв при поддержке танков должны были обеспечить саперы.  Люфтваффе вступят в бой только после начала наземной атаки. На запасных  оборонительных позициях планировалось провести отвлекающую атаку, которая  должна была ввести противника в заблуждение и заставить сконцентрировать свой  мобильный резерв, чтобы нанести контрудар в этом секторе. Сразу же после  прорыва линии обороны 115-й мотопехотный полк должен был ворваться в брешь на  своих открытых бронемашинах и при поддержке танков выйти на Кингс-Кросс, где  пересекаются дороги на Тобрук, Бардию и Эль-Адем. Отсюда 21-я танковая дивизия  должна будет пробиться к тобрукской гавани и захватить ее.

Каждый взвод  получил подробные инструкции; их действия были расписаны до мельчайших деталей.  Фотографиями воздушной разведки были обеспечены даже самые малочисленные группы  (до шести человек), так что даже самый нерадивый солдат имел четкое  представление о местности и своей личной задаче. Войска тщательно и  систематически готовились к захвату бункеров и овладевали искусством штурма  различных траншей.
Однако  подготовку сильно осложняли вспышки желтухи, дизентерии и цинги среди личного  состава. Эти болезни буквально «выкосили» некоторые подразделения.

Наш штаб  находился недалеко от гамбутской взлетно-посадочной полосы. Здесь же  располагалась истребительная группа люфтваффе «Нойман». Ее офицеры в качестве  столовой использовали старую вкопанную в землю цистерну. Это было удобное и  надежное бомбоубежище, в котором имелась прихожая и даже стойка бара,  перенесенная сюда из одного из домов в Эль-Адеме. Когда я обедал там в качестве  гостя, меня принимали по-королевски и угощали холодными напитками, свежими  фруктами и сигаретами.
– Нам доставляют  все, – объяснили мне офицеры люфтваффе, – прямо из Греции.
Эта роскошь  резко контрастировала с убогостью роммелевской столовой.
Уэйвела перевели  на командную должность в Индии, а его место на посту британского  главнокомандующего на Ближнем Востоке занял генерал сэр Клод Окинлек.

Летчики  сообщили, что железная дорога, проходящая через пустыню от Александрии до  Мерса-Матрука, доходит теперь до района Сиди-Баррани. Берендт, помощник Роммеля  из отдела разведки, согласился, что это признаки скорого наступления. Я  поспорил с доктором Хагеманом, что наступление начнется еще до Нового года.
Мои  предсказания, конечно, сбылись, когда через три дня после дня рождения Роммеля  (Роммель родился 15 ноября 1891 года в Хайде-Хайле около Ульма в Вюртемберге) и  за пять дней до назначенного нами наступления на Тобрук 8-я Британская армия  под командованием генерала сэра Каннингема, человека, который вытеснил наших  союзников из Абиссинии, начала операцию «Крестоносец».



Английская  диверсионная группа под командованием подполковника Джофри Кейеса, сына  знаменитого адмирала, высадилась с подводной лодки на побережье Киренаики, имея  задание убить или захватить Роммеля накануне наступления. Насколько мне известно,  вся эта авантюра была изначально безнадежна и спланирована на основе ложной  информации.

Подполковника  Кейеса, подполковника Лейкока, еще пять офицеров и около пятидесяти  военнослужащих других званий послали в Кирену на двух субмаринах. Кейес и все  его люди, за исключением двух раненых, высадились с одной субмарины, с другой  же подлодки Лейкоку удалось высадить только семерых человек. Кейес, два офицера  и двадцать пять военнослужащих встретились с офицером британской разведки,  переодетым арабом, который сообщил им, что штаб Роммеля находится в  Беда-Литтории. Первую половину восемнадцатимильного пути, в дождливую ночь, их  вели арабы. Дальше они шли сами и на следующий вечер закопали все свое лишнее  снаряжение и провиант.
Несколько  дружественных нам арабов сказали им, что штаб Роммеля находится не в  Беда-Литтории, а в одном из домов в Сиди-Рафа. Кейес изменил свои планы.

Следующим  вечером арабы проводили его к этому дому, и за минуту до полуночи англичане  бросились на штурм дома. Они застрелили часового у парадной двери и швырнули  гранату в переднюю. Находившиеся в другой комнате немцы погасили свет.
Кейес отважно  распахнул дверь, чтобы ворваться туда, но упал, смертельно раненный, под градом  пистолетных пуль. Офицер Кейеса бросил в комнату две гранаты, которые  взорвались, как только он захлопнул дверь. Два помощника Кейеса вынесли его  наружу, но он почти сразу же умер.

Во время отхода  одному из офицеров Кейеса пулей перебило ногу. Его пришлось оставить, и он  попал в плен. Четыре немецких офицера-снабженца – из отдела снабжения штаба  генерал-лейтенанта Отто – были убиты и похоронены в Сиди-Рафа вместе с Кейесом,  которого британцы посмертно наградили Крестом Виктории. Англичане считали, что  их диверсанты шли на подвиг, и очень переживали, что арабы так жестоко обманули  их. Роммеля же в это время в Африке не было – он праздновал свой день рождения,  на котором присутствовали фрау Роммель и фон Равенштайн, в Риме. Они посетили  оперу. Генерал фон Равенштайн рассказывал мне после войны, что, когда они  закончили слушать великолепное пение, Роммель в фойе заговорил с ним не об  опере, а о том, что больше всего сейчас занимало его мысли:
– Фон  Равенштайн, мы должны перебросить те батальоны в сектор Медаввы.
А здание,  которое штурмовали десантники, никогда и не было штабом Роммеля. Штаб  располагался в то время в Гамбуте, за две сотни миль от того места.

Дом, который  штурмовал Кейес в Сиди-Рафа, был как раз тем местом, где я присутствовал на  обеде с Роммелем, Гаузе, Кавальери и другими моими начальниками, когда Роммель  впервые посетил Бомбастико в Кирене и узнал о создании танковой группы  «Африка».

Хотя, конечно,  его намеревались использовать в качестве личного пристанища Роммеля, где бы он  мог на время скрыться от своего собственного штаба и отвлечься от  многочисленных проблем. Стоит упомянуть, что на всем его пути в Африке Роммеля  сопровождала желтуха, и он почти всегда был больным, несмотря на всю свою  живость и неисчерпаемую энергию на передовой.
Роммель  действительно останавливался в Сиди-Рафа один или два раза. Но британская  разведка опростоволосилась, решив, что он там часто ночует, в особенности во  время подготовки штурма Тобрука.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне.Глава 18
« Ответ #30 : 02 Февраль 2012, 09:31:12 »

   
Глава 18

«Крестоносец»


Операция  «Крестоносец» оказалась полной неожиданностью для войск оси. Воздушная разведка  сообщала об интенсивном передвижении войск в пустыне южнее Матрука, но наше  командование посчитало, что это простые учения. Мы ожидали, что весь британский  30-й корпус, которым командовал генерал-лейтенант Уилогби Норри, имевший бронетанковую  технику и включавший в себя 1-ю южноафриканскую дивизию генерал-майора  Пиенаара, преодолеет проволочные заграждения южнее форта Маддалена и, выйдя на  дорогу Трай-Эль-Абд, двинется на Бир-Эль-Губи с целью овладеть Эль-Адемом.  Индийские войска направились в сторону Омаров на границе: Омар-Нуово и  Ливийский Омар, захваченные 22 ноября 7-й индийской бригадой бригадного  генерала Х.Р. Бриггса, 1-й сассекский батальон, 4/16-й пенджабский батальон,  4/11-й сикхский батальон. 13-му британскому корпусу под командованием  генерал-лейтенанта Годвин-Остена, укомплектованному новозеландцами и танковыми  частями, удалось в определенной мере отрезать Соллум и Бардию. Новозеландцы  активно наступали по дорогам Трай-Капуццо и Виа-Балбия и по территории, лежащей  между ними, в направлении Гамбута, что угрожало роммелевскому штабу, который  стал перемещаться, когда все поняли, насколько серьезной является опасность.  25-я дивизия «Болонья» была снята с восточного сектора Тобрука и послана  сдержать натиск новозеландцев под Гамбутом. После этого боевые действия стали  беспорядочными, и целью обеих сторон стало уничтожение бронетанковой техники  противника.

Наше же  наступление было назначено на 23 ноября. Теперь оно, очевидно, отменялось. Но  Роммель утверждал, что нет худа без добра. Если нам удастся встретиться с 8-й  армией в открытом поле и разгромить ее, то можно будет спокойно штурмовать  Тобрук, не опасаясь нападения с востока. Он добавил, что, может быть, это и к  лучшему, что в бой с Каннингемом вступят свежие, отдохнувшие части, а не  ослабленные и измотанные штурмом Тобрука. Все эти события радикально изменили  наши планы, а с ними и мою жизнь.

Теперь, когда  вот-вот должно было начаться наше наступление на Тобрук, техника и войска,  находившиеся в разных местах, собирались воедино и из них формировались роты,  батальоны, полки и даже дивизии, которые должны были образовать мощный ударный  кулак. Некоторым подразделениям не хватало транспортных средств, другим –  топлива и масла, третьим – боеприпасов; и почти все они были недоукомплектованы  личным составом.

Я подготовил для  Роммеля отчет по 15-й танковой дивизии. В нем я упомянул, что численность  подразделений была почти на 50 процентов ниже штатной, вследствие потерь и  болезней. Я также принял решение, которое уже давно обдумывал. В последнее  время меня часто охватывала ностальгия. Я вспоминал те замечательные дни 1940  года, когда я командовал ротой и воевал вместе с офицерами и солдатами моего  возраста: с ними я делил радости и горести воинской службы. В то время я был  сам себе хозяин и ни от кого не зависел. Теперь я был адъютантом Роммеля.  Конечно, я понимал, что многие офицеры завидуют моему положению и возможности  близко общаться с Роммелем. Но так ли уж мне повезло? Конечно, приятно служить бок о бок со знаменитым генералом,  участвовать в разработке операций, видеть реализацию его планов и наблюдать  поведение генерала в бою. Но у большинства офицеров было превратное  представление об этой работе, которая мне вовсе не казалась медом.

От восхода до  заката солнца приходилось выполнять поручения генерала и планировать заранее  его дела. Все время, свободное от сна, приходилось быть предельно собранным.  Все, что он говорил, надо было записать и усвоить, все его приказы, комментарии  и замечания должны были быть самым тщательным образом занесены в его личный  рабочий план вместе с точным указанием времени, мест и имен. Каждая устная  команда, отданная на передовой, должна была быть в точности передана офицерам  соответствующих отделов штаба. Во время поездок я был обязан в любой момент точно  знать наше местоположение и без колебаний указывать направление к любой точке  пустыни. Изматывало также постоянное чувство ответственности за безопасность  генерала и в особенности то, что нужно было предусмотреть меры защиты против  неожиданного авианалета. А после всех этих дневных забот ночью приходилось  часами составлять письма, главным образом частного или полуофициального  характера. Короче говоря, человек на такой должности не предоставлен самому  себе, а является лишь тенью генерала.

Но отнюдь не перегруженность  работой привела меня к этому решению. Я просто истосковался по общению с людьми  моего возраста и круга, с которыми я мог бы делить все свои беды и радости. Я  чувствовал, что предпочел бы иметь личную свободу и независимость, даже если  придется пожертвовать высоким положением. Не забудьте, что я не был  профессиональным военным и потому не мечтал о чинах.
Эти мысли  проносились в моей голове, когда я заметил, что машинально разворачиваю и  сворачиваю свой отчет об укомплектованности дивизии. Я расправил складки  бумаги, глубоко вздохнул, постучался и вошел в комнату. В эту минуту генерал в  своей обычной резкой манере произнес в телефонную трубку:
– Роммель  слушает!

Разговор был  долгим и, по всей видимости, важным. За это время я сформулировал про себя свою  просьбу. Когда телефонный разговор закончился, я положил отчет на письменный  стол Роммелю. Он молча прочел его, покачал головой, взял карандаш, завизировал  бумагу.



 
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне. Глава 18
« Ответ #31 : 02 Февраль 2012, 09:32:54 »

    – Отдать  штабному кадровику. – С этими словами он вернул мне отчет и сказал: – Невероятно!
– Так точно,  господин генерал, – ответил я. Теперь пришло время говорить о своем.
– Что-нибудь  еще, Шмидт? – внимательно разглядывая меня, спросил генерал.
– Так точно,  господин генерал. Я прошу разрешения перевести меня обратно в боевое подразделение.

Глаза Роммеля  сверкнули, и он пристально посмотрел на меня. В течение этого неловкого момента  в моей голове пронеслось: «Думает ли он, что преданный ему Альдингер, который  был рядом с ним с Первой мировой, а теперь лежит больной дома в Германии,  никогда бы так не сделал? Считает ли он, что я лишен чувства долга?»

Все еще  пристально разглядывая меня, Роммель спросил шутливым тоном:
– Вы что, устали  работать со мной, Шмидт?
– Нет-нет,  господин генерал, – поспешил я ответить, хоть и не совсем искренне, – но, как  молодой офицер, я хотел бы вернуться в войска.
– Все правильно,  Шмидт, – неожиданно похвалил Роммель. – Будь я лейтенантом, я поступил бы точно  так же… – Затем, как-то странно подмигнув, добавил: – Штабная работа мне самому  не особо нравится. – Покусывая губы, он сказал: – Конечно, офицеров, хорошо  знающих условия пустыни, действительно не хватает… Хорошо.
Он поставил еще  одну визу на отчете по 15-й танковой и сказал:
– Пойдите  обсудите с начальником штаба, кто вас заменит.

Мне было велено  ввести своего преемника в курс дела и передать свои полномочия. Мне также было  разрешено выбрать дивизию, в которой я буду служить в должности командира роты.  Мой выбор пал на роту тяжелого оружия 115-го мотопехотного полка 15-й танковой  дивизии. Рота имела на вооружении 50-миллиметровые противотанковые орудия, одно  150-миллиметровое орудие, включала в себя пехотный взвод, взвод 82-миллиметровых  минометов и саперный взвод.
Моим преемником  стал обер-лейтенант граф фон Швеппенбург, потерявший в бою левую руку, молодой  ветеран войны. Он мне сразу же понравился. Позже я узнал, что он прослужил у  Роммеля только три месяца, а что стало с ним в дальнейшем, мне неизвестно.

Я поспешил  явиться в 15-ю танковую дивизию, в которой мне была обещана должность командира  роты тяжелого оружия. Эта дивизия в то время находилась на побережье восточнее  Тобрука. Накануне ночью в районе побережья прошел сильный дождь, который,  однако, не захватил южные районы. Англичане надолго запомнят, как песок  превратился в грязь и сковал их передвижение в первый же день операции  «Крестоносец».
Место  расположения моей дивизии превратилось в грязное озеро в метр глубиной, и на  то, чтобы выбраться из этого болота, ушел целый день.
Под  командованием генерал-майора Ноймана-Зилкова 15-я танковая дивизия  сосредоточилась к югу от Гамбута. Сотни самолетов Королевских ВВС, не атакуя,  пролетали над нами. Мы терялись в догадках относительно своей почти полной  неприкасаемости. В то же время наша собственная авиация была прикована к земле  на залитых водой взлетно-посадочных полосах.

Я просмотрел  карты оперативной обстановки и нашел, что положение Роммеля не выглядит таким  уж невыгодным. 15-я и 21-я танковые дивизии и 90-я легкопехотная были отведены  с позиций для подготовки к запланированному на 23 ноября штурму Тобрука.  Тобрукские позиции удерживались 21-м итальянским корпусом, усиленным  несколькими немецкими пехотными батальонами. Итальянские дивизии 27-я «Брешия»,  17-я «Павия», 102-я «Тренто» и 25-я «Болонья» располагались по периметру с  запада на восток. Итальянская моторизованная дивизия «Триест» располагалась в  Бир-Хакейме, 132-я танковая дивизия «Ариете» – в Бир-Губи, а Савонская пехотная  дивизия – в Омарах.

Оборонительный  треугольник Халфая – Соллум – Бардия был заполнен в основном итальянскими  частями 144-й пехотной дивизии, в которой было много пожилых резервистов и  плохо обученных новобранцев.

Из 15-й танковой  дивизии были сформированы ударные группы. Походным маршем мы прошли к югу,  по-прежнему сопровождаемые британскими истребителями. Внезапно мы подверглись  артобстрелу с юго-востока. Его интенсивность постепенно возрастала. Наша  дивизия рассредоточилась и продолжала идти вперед. Мы находились на местности,  уже оккупированной противником: мы обнаружили, что движемся мимо цветных  телефонных проводов, проложенных британцами прямо по поверхности пустыни. Мы их  перерезали. Вдалеке мы заметили танки, украшенные характерными для британцев  флажками. Мы решили, что это 7-я бронетанковая дивизия.

В эти полные  суматохи дни, предшествовавшие началу штурма, моя собственная рота участвовала  только в отдельных перестрелках.

Тем утром мы  достигли района Сиди-Резей. Пустыня здесь была плоской, как бильярдный стол.  Когда рассвело, я заметил два крупных скопления танков противника, одно – на  севере, другое – на северо-востоке. Наша артиллерия открыла по ним огонь с  дальней дистанции. Вдали сошлись в сражении британские и немецкие танки. Мы  наблюдали за ними все утро, но сами пока в бою не участвовали. Наконец с севера  на нас пошли танки. Я развернул для боя все пять своих 50-миллиметровых  противотанковых орудий, но открыл огонь только тогда, когда вступила в бой тяжелая  артиллерия позади нас. Танки развернулись и присоединились к другой  группировке, находящейся все еще далеко на севере.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне. Глава 19
« Ответ #32 : 02 Февраль 2012, 09:44:31 »

   
Глава 19

Бой у Сиди-Резей


Я пытался  отгадать цель этих перемещений. Похоже, что англичане собирались атаковать нас.  В бинокль я увидел, как среди скопления танков на севере появилось несколько  батарей британской артиллерии. Я велел своим людям рыть окопы. Надо было  сделать это раньше. Грунт был каменистый, и не успел я зарыться на штык лопаты,  как над нашими головами загудели первые снаряды.
Рядом со мной  стоял командир батальона, старый майор из резервистов, а неподалеку –  подполковник, командовавший полком. Оба сохраняли спокойствие. Но, даже глядя  на них, я почувствовал, что огонь противника усилился. Я инстинктивно схватил  майора за руку и крикнул:

– Ложитесь,  господин майор!

И как раз  вовремя. Не успели мы упасть в мой мелкий окопчик, как на том месте, где мы  только что стояли, разорвался снаряд. К счастью, осколки, летевшие в пыли,  никого из нас не задели.
Командир полка  крикнул, чтобы все офицеры подошли к нему. Мы получили приказ командира  дивизии. Обстановка оставалась неясной. Роммель сам еще не знал, каковы были  силы врага, и велел сообщить нам, что к юго-западу от Тобрука на высоком плато  у Сиди-Резей обстановка складывалась не в нашу пользу. Роммель понимал, что  необходимо как можно скорее перерезать линии коммуникаций англичан южнее  Сиди-Омара. Но в данный момент важнее было удержать Сиди-Резей.

– Мы должны  навязать здесь бой англичанам – это важно для исхода всей операции, – сказал  полковник.

Мы слушали его  стоя, хотя вокруг непрерывно рвались снаряды. Когда один из них разорвался  совсем близко и один офицер был ранен и упал, несколько офицеров, у которых  инстинкт самосохранения возобладал над разумом, бросились на землю.

– Господа, –  воскликнул с упреком полковник, – германскому офицеру не к лицу лежать на  земле!
Я прошептал  майору:
– Я считаю, что  это безрассудно и совершенно неприменимо в условиях современной войны.
Майор был  поражен моим откровенным высказыванием, он сощурился, но кивнул в ответ:

– Я думаю, вы  правы.

Но мы продолжали  стоять. К стрелявшим по нам батареям, похоже, присоединились новые; все больше  снарядов рвалось вокруг. Еще два раненых офицера упали на землю. И только тогда  мы спрятались в укрытие.
Настало время  возобновить наш марш на Сиди-Резей. Нам было велено во что бы то ни стало  атаковать танковые соединения Каннингема и уничтожить сопровождающую их пехоту.  Это были люди бригадного генерала Б.Ф. Армстронга из 5-й южноафриканской  бригадной группы.

Мы подцепили  орудия, и люди заняли свои места. Рассеявшись по широкой равнине, мы двинулись  на северо-восток.
Солдаты  противника залегли к югу от Сиди-Резей. Накануне они предприняли неудачную  атаку на наши позиции, защищавшие полевой аэродром, более чем в трех милях от  могилы мусульманского святого. 3-й трансваальский шотландский полк понес  большие потери; меньше пострадал полк Боты. Они ночевали одним лагерем, но при  этом совершили непростительную ошибку, расположив на южном фланге машины  снабжения второго эшелона, с большим количеством местных жителей, входивших в  состав вспомогательных подразделений.

Да, мы  располагались к северу от них, но они должны были понять, что Роммель, чью  тактику в борьбе за пустыню разгадали даже враги, будет рыскать повсюду, пока  не отыщет слабое место.
Примерно в  половине девятого утра – в воскресенье, 23-го, наши танки вступили в бой с  английскими танками и обратили их в бегство. Преследуя противника, наши  танкисты ворвались в лагерь южноафриканской бригады и вызвали там панику. Никто  и не подумал сопротивляться, и командиры наших танков, вернувшись с поля боя,  доложили о слабости обороны англичан. Сразу же был составлен план удара по  беззащитным тылам противника.

В то утро мы  оказались западнее южноафриканцев, стоявших у Сиди-Резей, и продвинулись  немного к югу, когда огонь 25-фунтовых орудий стал нам сильно досаждать. Мы  вызвали на подмогу танки, находившиеся восточнее, и они, пройдя сквозь южный  фланг южноафриканских войск, в пределах досягаемости их пушек, присоединились к  нам.
Но к нашему  удивлению, по ним почти никто не стрелял. Мы узнали позже, что противник принял  их за своих. Все думали, что это 1-я южноафриканская бригада, пришедшая с юга.  Я не мог понять, как это могло случиться – ведь наши танки так легко было  отличить от моторизованных колонн южноафриканской пехоты. Более того,  южноафриканские бронемашины подошли к нашей танковой колонне, чтобы узнать, что  это за танки, и были отогнаны огнем из орудий.
Роммель  разместил наблюдательные пункты на холмах, расположенных севернее позиций  южноафриканских войск, и еще до полудня велел орудиям, расположенным на севере,  начать артподготовку, чтобы противник подумал, что мы собираемся атаковать  здесь. На самом же деле мы собирали в один кулак свои танковые силы, около ста  танков, на юго-западе. Я понимал, что сведения об этом поступили в штаб 5-й  бригады, но, очевидно, англичане не придали этому значения.

Прямо перед нами  располагались позиции южноафриканцев, а чуть правее – группы поддержки 7-й  бригады[6]; 7-я бронетанковая бригада накануне была оттеснена от полевого аэродрома  после кровопролитного танкового боя. К западу от южноафриканцев, на нашем левом  фланге, стояли все танки, которые остались у 22-й бронетанковой бригады  англичан.
План заключался  в том, чтобы наш 115-й мотопехотный полк, поддержанный основной массой танков  справа, нанес удар по противнику. Наши танки должны были смять танки  противника, прорваться сквозь их позиции и, пройдя через слабый эшелон,  разгромить южноафриканскую пехоту.

И мы это  сделали. Но выполнить это задание оказалось не так-то просто.
Около трех часов  мы начали артподготовку. Наши атакующие части пришли в состояние боевой  готовности. Перед нами находилось мощное скопление танков – 22-я бронетанковая  бригада. Издали они были похожи на баррикаду. Слева от них располагались  противотанковые орудия южноафриканцев и 25-фунтовые орудия дивизионной группы  поддержки (об этом мы узнали позже). У них было также несколько 4,5-дюймовых  гаубиц.

Наш мотопехотный  полк выстроился в боевом порядке. Впереди стояли противотанковые пушки. Мы с  облегчением заметили, что наш правый фланг заняли несколько танков.

– Вперед! –  Приказ был быстро доведен до всех солдат.

Командир полка  повел нас атаку, стоя в своей открытой машине. За ней шла машина майора, а  сразу же за ней двигался мой автомобиль. Мы двигались прямо на танки  противника. Я оглянулся – за мной, насколько хватало глаз, широким веером шли  наши машины, причудливое сборище самых разных типов. Здесь были бронетранспортеры  для перевозки личного состава, легковушки разных видов, тягачи, тащившие за  собой пушки, тяжелые грузовики для пехоты, подвижные зенитные установки. И все  это с грохотом двигалось на «баррикаду» противника.

Я с удивлением  смотрел вперед. Прямо передо мной маячила прямая фигура полковника. Чуть позади  слева от него шла машина майора. Вокруг свистели снаряды танковых пушек. Все  25-фунтовые орудия и небольшие 2-фунтовые противотанковые пушки противника  изрыгали огонь. Мы шли навстречу смерти.
Вдруг машина  батальонного командира дернулась и замерла на месте – прямое попадание снаряда.  Я успел заметить, что полковник повернулся вбок и упал, как подрубленное  дерево. Но моя машина уже промчалась мимо. Майор шел впереди.

Я увидел впереди  позиции пехоты. Какой-то высокий худой парень несся в тыл по открытому  пространству с такой скоростью, как будто его толкала струя воды из шланга. Я  услыхал позади себя выстрелы и проследил за полетом трассирующего снаряда,  просвистевшего мимо меня в сторону противника. Как медленно он летит! Высокий  человек упал.
И вот мы уже в  пределах досягаемости снарядов противотанковых пушек и танков. По моей спине  пробежала дрожь. Я увидел, как ветровое стекло моей машины стало покрываться  маленькими круглыми дырочками, как будто какой-то невидимый механик сверлил в  них отверстия. Пулеметный огонь! Мой шофер склонялся все ниже и ниже над рулем.


Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне. Глава 19
« Ответ #33 : 02 Февраль 2012, 09:45:37 »

    Вдруг машина  майора дернулась и завалилась на бок. Теперь я остался один в этом аду. Впереди  я не видел ничего, кроме орудийных вспышек.
Неожиданно я  почувствовал резкий толчок, скрежет и шипение – моя машина замерла на месте. Я  увидел прямо перед собой окоп, выпрыгнул из машины и нырнул в щель. Мой шофер  выпрыгнул одновременно со мной, но не успел он лечь на землю, как вдруг  вытянулся в струнку и застыл, потом повернулся вокруг своей оси и грохнулся на  землю.

Я плотнее  прижался к груди матушки-земли. Я, без сомнения, оказался на передовой позиции,  оставленной защитниками Сиди-Резей.

Я осторожно  поднял голову. Куда подевалась вся та прорва автомобилей, следовавших за мной?
Бог мой, они все  встали!
А где мой шофер?  Жив ли он?
Он лежал рядом –  убитый наповал.

Все скопище  нашей техники стояло позади меня. Позже я узнал, что шоферы машин сначала  колебались и раздумывали, что им делать, но, увидев, что все офицеры один за  другим повалились на землю, заглушили двигатели. Но лейтенант был еще на ногах.  Увидев его, они приободрились и, услыхав приказ продолжать наступление, снова  пошли вперед. За этот подвиг лейтенант был награжден Рыцарским крестом.

Я совершил  ошибку, подняв голову, – меня заметили. Снаряды стали рваться совсем рядом. Я  понял, что стреляли в меня. С каждым разрывом я все сильнее вжимался в землю. К  счастью, щель была довольно глубокой. Вдруг до моих ушей донесся вибрирующий  звук, за которым последовал взрыв. Я очень хорошо знал, что это такое. Звук  повторялся снова и снова. Это были минометы!
Теперь я не  сомневался, что участь моя решена. Во рту у меня пересохло, губы запеклись. Я  вспомнил о доме. Так вот где мне суждено встретить смерть – в грязной  африканской канаве. Впрочем, чем я лучше полковника, или майора, или моего  шофера, философски подумал я. Майор тогда был ранен, но выжил; в конце войны я  встретил его в Италии.

Неожиданно  что-то очень сильно ударило меня ниже спины, и в ту же самую минуту на голову  обрушилась лавина песка. Я понял, что ранен. Но тут вдруг на меня снизошло  странное спокойствие. Разве смерть что-нибудь значит?
Огонь неожиданно  утих. Некоторое время – трудно сказать сколько – я лежал без движения. Потом  осторожно пошевелил одной ногой, другой. Правая нога болела, но двигаться я  мог. Позвоночник, тазовая и бедренная кости, по-видимому, были целы. Меня  беспокоила только неприличная рана в ягодице.

Что же теперь  будет? Что, если противник пойдет в атаку и обнаружит меня? Я не мог отделаться  от мысли об австралийских штыках. Но кто там в окопах противника – австралийцы?  англичане? южноафриканцы? новозеландцы?

А почему наши  войска прекратили наступление? И где наши танки?

Словно в ответ  на мой вопрос над головой засвистели снаряды. Стреляли позади меня. Наш огонь  теперь значительно превосходил в силе ответную стрельбу противника. Трещали  легкие зенитки. Грохот и рев танковых пушек становился все громче и ближе.  Когда этот рев раздался совсем рядом, я вскочил на ноги.

– Вот один из  них! – рявкнул солдат из моего собственного полка, прыгнув на меня.
Ощутив странное  сочетание ярости и облегчения, я заорал на него:
– Идиот!

Он заколебался,  но тут же узнал меня, обрадовался, заулыбался и побежал дальше. Хромая, я пошел  за ним.

Британские танки  горели, их пушки молчали. Другие разворачивались и неслись с поля боя мимо  южноафриканских машин. Наши танки преследовали их. В некоторые из них попадали  снаряды из южноафриканских пушек, но лобовая броня выдерживала удар, и они  отскакивали. Большое число южноафриканских пушек было еще не готово к бою.  Некоторые из них, вместо того чтобы быть вкопанными землю, стояли на своих  станинах. Вполне возможно, это были поврежденные или непригодные для стрельбы  орудия, но даже такие пушки могли выглядеть более угрожающими, если бы их  расположили так, как будто они готовы отразить нашу атаку.

На позициях  южноафриканцев царил невообразимый хаос. Наши танки и пехота крушили все  подряд. Вскоре наши солдаты ворвались в штаб бригады и взяли в плен бригадного  генерала. После этого танки выстроились двумя колоннами и принялись давить  вражескую пехоту – солдат из полка Боты и южноафриканских ирландцев.  Трансваальские шотландцы располагались севернее, и с ними расправились позже.  Но еще до окончания битвы южноафриканцы были атакованы со всех сторон сразу и  не знали, как им отбиться.
Из-под обломков,  из-за горящих танков и грузовиков и молчащих орудий стали вылезать вражеские  солдаты и с поднятыми вверх руками подходить к нам. Другие изрыгали проклятия,  глядя на горы стреляных гильз – боеприпасы у них кончились. Санитары  перевязывали бесчисленных раненых.

Я велел нашим  врачам и санитарам помочь им. Довольно много наших людей отправились исполнить  мое приказание. Южноафриканский офицер пожаловался мне, что им не хватает  бинтов для перевязки раненых, но я молча показал на свою позорную рану. По ноге  текла кровь, промочившая форму. Я с удивлением посмотрел на свою объемистую  плащ-палатку, которую надел перед тем, как отправиться в бой. Она накрывала  меня, пока я лежал в щели. Я насчитал в ней двадцать четыре дырки – одни из них  были аккуратными и круглыми, другие – с рваными краями. У нас тоже не хватало  обмундирования и медикаментов после этого боя.

На закате меня  наконец перевязали и дали чашку горячего чая. Я спал эту ночь лежа на животе в  своем собственном грузовике. Вокруг валялись убитые, раненые и пленные. Многие  южноафриканцы сбежали под покровом темноты. Другие были слишком истощены, чтобы  отправиться ночью пешком в неизведанные просторы пустыни.
Ночь прошла, и  первые лучи солнца осветили хаос, царивший у Сиди-Резей. Обломки танков и  орудий еще дымились. На земле лежали солдаты, чьи глаза уже никогда не увидят  восхода солнца.

Мы построили  пленных в колонны, и они двинулись на север, сопровождаемые несколькими  автомобилями и подразделениями наших войск. Первые шесть миль пути я ехал рядом  с одной из колонн. Неунывающий немецкий обер-фельдфебель по имени Таудт,  насмехаясь над пленными, запел: «Мы на линии Зигфрида вывесим свое белье…»  Офицеры из колонны пленников смотрели на него с укоризной. Но шедшие за ними  солдаты, не испугавшись этого, иронически заулыбались. Кто-то подхватил припев.  И вскоре уже вся колонна распевала во все горло: «Мы на линии Зигфрида вывесим  свое белье…»

Что тут  поделаешь?

Для многих из  них война закончилась.

А меня ждал  новый приказ. Пользуясь тем, что противник дрогнул, мы должны были ударить в  восточном направлении. Я достал свой планшет и посмотрел на красные и синие  отметки на кальке поверх карты. Это место, где лежали убитые и валялись  обломки, называлось Сиди-Резей. Как часто я проезжал мечеть Марабу, стоявшую  здесь, вместе с Роммелем! Мы часто завтракали или обедали недалеко от этой  гробницы. Кроме маленького строения под белым куполом, в Сиди-Резей не было  ничего, что могло бы объяснить наличие имени у этого местечка. И нам и в голову  не могло прийти, что мы запомним это название навсегда.

Это был  Сиди-Резей – теперь это название узнают все.

-------------------------------------------------------------------------------------------------------- 

6.Дивизионная  группа поддержки 7-й бригады имела 36 2-фунтовых противотанковых пушек и 36  25-фунтовых пушек.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне. Глава 20
« Ответ #34 : 04 Февраль 2012, 13:01:58 »

   
Глава 20

Хаос в пустыне




После Сиди-Резей  по войскам быстро разнеслись слова Роммеля – перед лицом сравнительно более  мощных танковых соединений, оставшихся у Окинлека, не следует ослаблять свои и  без того потрепанные танковые части постоянными стычками с врагом, и в первую  очередь необходимо беречь технику и солдат.

Он решил, что в  сражении за Сиди-Резей, остановившем 8-ю армию противника, была не только  разгромлена 5-я южноафриканская бригада, но и сильно потрепаны британские  танковые соединения. В тяжелом бою была измотана дивизионная группа поддержки,  а стойко сражавшиеся новозеландские войска понесли большие потери. По мнению  Роммеля, наступил благоприятный момент для того, чтобы ставить на огонь  Hexenkessel, Ведьмин Котел, на границе, южнее немецких оборонительных позиций  между Халфаей и Сиди-Омаром.
Надеюсь, вы  помните, что он окружил Халфаю немецкими войсками, твердо веря, что каждый наш  опорный пункт представляет собой неприступную крепость, которая сможет держать  круговую оборону даже в том случае, если наши подвижные части не появятся в  течение нескольких дней или недель. Он считал, что эти пункты, невзирая ни на  какие потери, будут держаться, твердо веря, что корпус «Африка» рано или поздно  придет им на помощь.




Карта 2. От Сиди-Баррани до  Адждабии

Роммель понимал,  какая опасность грозит нашим войскам, если силы Каннингема сумеют соединиться с  гарнизоном Тобрука. Но, по его мнению, это не усилит 8-ю армию, если, конечно,  англичане не отбросят нас южнее линии Тобрук – Соллум.

В связи с этим и  был предпринят замечательный рейд фон Равенштайна и 21-й танковой дивизии на  восток за линию границы. Наша воздушная разведка в ту пору, в отличие от  британской, работала очень плохо. Мы не знали о существовании двух крупных  передовых складов снабжения (ПСС) – 63-го и 65-го, расположенных километрах в  двадцати юго-восточнее Габр-Сале. Когда фон Равенштайн нанес удар вдоль  Трай-эль-Абд и пересек границу, разгромив штаб Каннингема, он прошел севернее  этих складов и упустил редкую возможность уничтожить их. Если бы он наткнулся  на них, то исход битвы за пустыню был бы, возможно, совсем другим. Британцы  перестали бы снабжать новозеландские войска, и те вынуждены были бы выйти из  боя, – а ноябрьское сражение было выиграно главным образом благодаря  новозеландцам.

Фон Равенштайн  пересек границу 24 ноября, на следующий же день после того, как мы разгромили  южноафриканцев у Сиди-Резей. Роммель, чей штаб располагался теперь в Бардии,  как обычно, находился на передовой, искренне веря, что контрудар по Египту  принесет успех или, по крайней мере, отвлечет силы противника, даже если нам и  не удастся продвинуться далеко вглубь этой страны. Удар фон Равенштайна привел  врагов в ужас. Одна из его колонн, двигавшаяся на юг вдоль проволочных  заграждений, посеяла панику в рядах офицеров штаба 8-й армии Каннингема. Другая  колонна дважды атаковала индийские войска у Сиди-Омара, но оба раза была  отброшена, хотя и захватила много пленных. К 25 ноября фон Равенштайн углубился  на территорию Египта на 19 километров и был уже в 80 километрах от британской  базы снабжения всех войск в Бир-Талата.

У фон  Равенштайна еще оставался бензин, и он мог бы продвинуться дальше, я был  уверен, что на его месте Роммель, не раздумывая, пошел бы вперед. Но в Бардии  подполковник Вестфаль, начальник оперативного отдела штаба танковой группы,  изучил трофейные британские карты и отчеты о состоянии войск и решил, что о  контрударе не может быть и речи. Он посчитал, что британские войска еще слишком  сильны, особенно если учесть, что к востоку от линии Халфаи стояла свежая 2-я  южноафриканская дивизия, которая только и ждала, чтобы броситься на врага. Он  решил, что наши ослабленные и измотанные длительными боями войска не смогут  противостоять их натиску. Поэтому рано утром 26 ноября он по радио передал фон  Равенштайну приказ возвращаться назад.
21-я танковая  дивизия прошла через позиции 4-й индийской дивизии по пути в Бардию, нанесла  отвлекающий удар по Капуццо и Мусейду и прошла через брешь в линии фронта  восточнее казарм Соллума, которую новозеландцы не успели заткнуть, и вернулась  в нашу крепость Бардию.
Роммель, только  что вернувшийся с передовой, прилег в своем «мамонте» перехватить часок-другой  сна. Фон Равенштайн доложил о своем походе лично ему, гордясь, что ему удалось  благополучно вернуться назад. Роммель затрясся от изумления и ярости.

– Почему вы  здесь? – заорал он. – Я же велел вам вторгнуться в Египет!

Тогда фон  Равенштайн рассказал ему о приказе возвращаться.
Роммель в пылу  гнева заявил, что это был ложный приказ, посланный британцами, которые  воспользовались захваченными книгами кодов корпуса «Африка». Не сразу он  поверил, что приказ был отдан фон Вестфалем. Позже Роммель признал, что его  оперативный отдел отдал правильный приказ, учитывая информацию, которая была в  его распоряжении. Роммель же, находясь среди мобильных колонн, этой информации  не имел.

Осуществляя план  Роммеля, боевая группа 15-й танковой дивизии, в состав которой входил и я,  быстро покинула Сиди-Резей и, пройдя южнее Гамбута, двинулась на восток в  Бардию.
Я помню, как  недалеко от Сиди-Азейз, где моя рота 27 ноября вступила в кровопролитный бой с  новозеландцами и захватила штаб их 5-й бригады, мы заметили большую британскую  передвижную мастерскую для ремонта танков, оборудованную кранами и блоками,  которую сопровождали несколько автомобилей. Это была заманчивая добыча. Мы  бросили в погоню за ней небольшое подвижное подразделение в сопровождении  легкой самоходки. Когда мы обстреляли мастерскую, ремонтники выскочили из нее,  залегли в складках местности и принялись отстреливаться. Мы захватили  мастерскую и вернулись к своей колонне.


Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне. Глава 20
« Ответ #35 : 04 Февраль 2012, 13:03:11 »

    Через час мы уже  были в Бардии и стали ждать переформирования. Я воспользовался передышкой и  заскочил в полевой госпиталь, где мне промыли и перевязали рану, сделав укол от  столбняка.
Через два часа я  уже был в своей части. Обер-лейтенант Вайхсел, ставший командиром батальона  после того, как прежний был ранен у Сиди-Резей и выбыл из строя, велел мне со  своей ротой двигаться в арьергарде колонны. Мы двинулись на юг вдоль границы  мимо форта Капуццо (на который была совершена отвлекающая атака) и Омаров по  направлению к Маддалене. Нас часто обстреливали то слева, то справа. Вдруг до  моего слуха донесся крик:

– Сзади танки!

Я бросился в  голову колонны доложить об этом Вайхселу. Он выслушал меня и с роммелевской  лаконичностью приказал:

– Расстрелять  их!

Вернувшись к  своим солдатам, я велел младшему офицеру, второму после меня по званию,  возглавить роту и идти за колонной, а сам приказал выкатить три противотанковые  пушки и развернуть их в сторону танков.
Колонна ушла.  Через несколько минут от нее осталась лишь туча пыли. Мы подготовили наши пушки  к бою. На нас шли двенадцать британских танков «Мк-II», они были уже совсем недалеко. Мы не  сводили с них глаз. Я отдал приказ, и все три орудия выстрелили одновременно,  словно приветствуя их. Головной танк загорелся и остановился. Остальные  уменьшили скорость и рассредоточились.

Нас заметили.  Танки повернули стволы пулеметов в нашу сторону, и не успели мы растянуться на  земле под прикрытием орудий, как над нашими головами засвистели пули. Одна из  них оцарапала мне плечо. Танки шли веером. Те, которые располагались на  флангах, двигались на нас, строем своим напоминая рожки зулусского чертенка!  Да, ситуация была не из приятных. Я оглянулся, и у меня в голове промелькнула  мысль – не убраться ли нам отсюда подобру-поздорову, хотя под таким огнем  далеко не уйти. К своему ужасу я увидел, что на нас шли еще два британских «Мк-II».
И тут меня  охватила радость – я увидел на них свастику! Это были два британских танка,  захваченных у Халфаи во время операции «Боевой топор» несколько месяцев назад.  Танки остановились рядом со мной. Я обменялся несколькими фразами с  обер-фельдфебелем, командовавшим ими.

– Догоняйте  колонну со своими орудиями, господин лейтенант! – прокричал он. – Я вас  прикрою.

Британские танки  перестали стрелять. Я догадался, что появление собственных танков у нас в тылу  сбило их с толку – они решили, что мы попали в плен. Не успели они понять, в  чем дело, как наши орудия уже двинулись в путь, и мы бросились догонять  колонну, а обер-фельдфебель и два его танка отстреливались сзади, прикрывая наш  отход.
Мы догнали своих  только через час, когда уже наступила ночь.

Наша боевая  группа была отозвана из-под Маддалены, а приказ захватить штаб-квартиру 8-й  армии отменен. Я так и не узнал почему, ибо теперь понимаю, что мы без труда  разгромили бы почти незащищенную штаб-квартиру Каннингема. Но Роммель,  вероятно, решил, что мы должны вернуть нашу прежнюю позицию у Сиди-Резей.

Тем временем,  пользуясь тем, что между Сиди-Резей и Бардией не было наших танковых  соединений, новозеландцы, оставив позади себя, в Сиди-Азейз, бригаду, пробились  к Сиди-Резей и Бел-Хамед. Ночью 25 ноября они овладели Сиди-Резей. На следующий  день гарнизон Тобрука прорвался сквозь позиции итальянцев и 27-го соединился с  новозеландцами. Все это время 1-я южноафриканская бригада твердо стояла позади  позиций 25-фунтовых орудий у Таиб-эль-Эссема и сдерживала натиск дивизии  «Ариете», усиленной нашими танками.
27-го Роммель  передал по радио приказ всем нашим соединениям вернуться в Бардию. Он  намеревался собрать все оставшиеся танки и нанести удар по 13-му британскому  корпусу, стоявшему между Бардией и Тобруком. 7-я британская бронетанковая  дивизия получила пополнение – теперь в ней было 120 танков. Несколько раз в  течение дня они пытались остановить дивизию Равенштайна, но потеряли в боях  больше танков, чем он.

Британцам,  однако, улыбнулась удача – фон Равенштайн случайно оказался среди позиций  новозеландцев Фрейберга и попал в плен – первый немецкий генерал, плененный в  эту войну. Майор Вустерфельд, офицер штаба корпуса «Африка», тоже был захвачен  в тот день, а мы потеряли более 600 человек.
Я разговаривал с  фон Равенштайном около Сиди-Азейз буквально за два часа до его пленения. Может  быть, поэтому, попав в руки врага, он решил назвать себя «полковником Шмидтом»,  понадеявшись, что новозеландцы не разберутся в знаках различия. Но когда его  привели к генералу Фрейбергу, он машинально представился:

– Фон  Равенштайн, генерал!

У фон  Равенштайна была карта, на которой было нанесено расположение всех наших войск,  – и все эти сведения попали в руки врага. Он отбывал заключение в Канаде и  вернулся в Германию только в 1948 году.
В тот день мне  было поручено командовать двумя ротами арьергарда. Нам постоянно мешали танки и  разведывательные автомобили, которые догоняли наши танковые колонны, куда бы мы  ни поехали. Битва в пустыне представлялась мне битвой наоборот. Может быть,  когда-нибудь нам и доведется двигаться вперед, а пока я все время оглядывался  назад, останавливался для стрельбы, а потом снова двигался назад.

Часто нам  приходилось поворачивать под прямым углом, поскольку противник обходил нас и  нападал с юга. Мои роты по очереди менялись местами. Одна останавливалась и  стреляла, а другая в это время отходила назад, а затем открывала огонь, пока  первая проходила мимо нее. В пустыне шныряли небольшие подвижные части  противника – их называли «Джок»-колонны, – они досаждали нам, словно комары, но  укусы их были столь же безобидны. У них не хватало сил вывести наши орудия из  строя.
Роммель  по-прежнему верил, что противник пострадал в этой битве сильнее нас, и, когда 2  декабря погода испортилась, он занялся перегруппировкой войск, собирая их в  кулак для удара по Сиди-Резей.

В последующие  дни обстановка была неопределенной, но я помню, что они были полны мелких  стычек. Мне особенно запомнилась одна такая стычка, когда мы шли в арьергарде  из Бардии в Эль-Дуду. Нас преследовало большое танковое подразделение, которое  буквально наступало нам на пятки, и мы с трудом сумели развернуться и занять  нашу обычную оборонительную позицию. Но нас неожиданно поддержала огнем немецкая  артиллерия, располагавшаяся на наших оборонительных позициях южнее Эль-Дуды, и  я вздохнул с облегчением.
На следующий  день мы попытались сломить сопротивление британцев у Эль-Дуды, но безуспешно.  Танки противника совершили несколько решительных контратак из самой Эль-Дуды и  сильно потеснили нас. После этого Роммель наконец понял, что отбросить 8-ю  армию ему не удастся. Линия фронта проходила теперь южнее Эль-Адема до  Бир-эль-Губи.

Я нашел время  зайти в наш полевой госпиталь в Эль-Адеме, где мне сделали еще один укол против  столбняка, поскольку рана моя не заживала. Выйдя из госпиталя, я столкнулся с  Фрейхерром фон Нойратом, сыном барона фон Нойрата, бывшего министра иностранных  дел Германии. Фон Нойрат находился в Триполи в качестве представителя консульства  и имел в пустыне полувоенный чин зондерфюрера. Я плохо представлял себе, в чем  заключались его функции, но, вероятно, он должен был исполнять обязанности  офицера по гражданским делам в том случае, если бы мы захватили какой-нибудь  город, удерживаемый врагом.
Теперь 2-я  южноафриканская дивизия, еще не участвовавшая в боях, двигалась на запад.  Грызня вокруг Сиди-Резей, слишком запутанная, чтобы быть описанной в  подробностях, закончилась победой 8-й армии.

Роммель отдал  приказ о всеобщем отступлении.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне. Глава 21
« Ответ #36 : 04 Февраль 2012, 13:05:21 »

   
Глава 21

Арьергард


«К 12 декабря,  под прикрытием арьергардных боев, понеся большие потери, Роммель достиг линии,  протянувшейся юго-западнее Газалы» – так было написано в британском официальном  отчете.
Я же за те  несколько дней прошел полный курс арьергардного боя. Недалеко от Газальских  высот я получил приказ создать широкую оборонительную линию, обращенную на  восток, имея в своем распоряжении всего две роты и две дальнобойные  210-миллиметровые пушки. Я поспешно разведал позицию, разместил огневые позиции,  а свой собственный командный пункт расположил на южном фланге, где вероятность  атаки была самая большая.

Первые танки  появились ближе к полудню. Они двигались гораздо южнее нас, у подножия хребта  Тамар. Наши дальнобойные орудия открыли огонь, но танки, не обращая на него  внимания, повернули на север и двинулись на наш фланг. Тем временем прямо на  нас, рассредоточившись по равнине, пошло от тридцати до сорока танков. Мы  залегли за нашими вкопанными в землю и замаскированными орудиями.
Мы перестали  стрелять и снова открыли огонь только тогда, когда танки были уже совсем  близко. Два танка тут же загорелись. Остальные резко снизили ход. Наши  дальнобойные орудия тоже не молчали. Наконец британские танки повернули назад и  вышли за пределы досягаемости наших снарядов. В отдалении мы заметили сотни  машин 8-й армии, двигавшихся на запад. Среди них были и танки.

На закате я  получил приказ отослать дальнобойные орудия на соединение с основными силами.  Нам же ни при каких условиях не разрешалось покидать свою позицию до тех пор,  пока не придет специальный приказ.
Я ждал его всю  долгую зимнюю ночь, но напрасно. Я прекрасно понимал, что днем мы не сможем  уйти отсюда. Я уже настроился стоять до конца, когда перед самым рассветом по  радио пришел приказ уходить. Я передал его по нашей радиостанции лейтенанту  Кленку, командиру роты, занимавшей позиции севернее нас, но подтверждения не  получил. Тогда я велел связному ехать к Кленку и сообщить ему приказ. Больше я  его не видел. Оставалось последнее средство – подать сигнал ракетой, в надежде,  что Кленк поймет, что он означает. После этого мы, стараясь не шуметь,  двинулись на запад. Кленк действительно догадался, зачем я выпустил ракету, и  через восемь дней его рота присоединилась к нам, пройдя через множество  испытаний, ибо они отступали через Джебель-Акдар, а мы – по пустыне.




Рассвет застал  нас в пустыне. Мы неслись как бешеные. Мы быстро продвигались при тусклом свете  зимнего солнца, не встретив, на наше счастье, никаких признаков жизни.
Только однажды  мы увидели, как к нам приближается целая стая британских самолетов. В ней было  не меньше шестидесяти машин, и я подумал, что нам придется туго. В отчаянии я  велел палить из всего, что может стрелять. Но с самолетов, к нашему удивлению,  ответили сигнальными ракетами. Возблагодарив Бога, мы прекратили огонь. Этот  удивительный случай можно объяснить только тем, что в нашей колонне было много  трофейных британских машин, выкрашенных под цвет песка, и летчики, вероятно,  приняли нас за передовой отряд 8-й армии, движущийся на запад.

Мы догнали наши  основные силы на следующий день. Надо сказать, что мы появились слишком рано,  поскольку попали прямо под воздушный налет. Мощное соединение самолетов  Королевских ВВС засыпало нас бомбами. Я выскочил из машины и нырнул в щель.  Когда налет закончился, я увидел, что обивка сиденья машины была разорвана в  клочья. Я позвал шофера, младшего капрала Шмидта, но ответа не получил. Один из  солдат дотронулся до моего плеча и показал под машину. Там лежало изуродованное  тело шофера. Всего несколько минут назад мы болтали с ним о его жене и семье и  об отпуске, которого он так ждал: теперь ему уже никогда их больше не увидеть.

Несколько моих  солдат кричали от боли. Рядом с одним из них лежал человеческий обрубок, без  рук и без ног. Подбежал врач и наклонился над ним. Пепельно-серое лицо раненого  искривилось в подобии улыбки, и он спросил:

– Смогу ли я  снова играть на сцене, доктор?

Доктор ответил:

– Да, конечно,  дружище.

Через мгновение  солдат умер.

Война  продолжалась, и нам надо было идти вперед. Мы едва успели похоронить погибших,  ибо танки противника шли за нами по пятам. Армия Роммеля снова пошла на запад,  туда, где садилось солнце.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне. Глава 22
« Ответ #37 : 08 Февраль 2012, 10:24:39 »

   
Глава  22

Назад  в Эль-Агейлу


Мы вернулись  назад в Бенгази. Там горели склады снабжения. Несколько моих грузовиков  остановились, и солдаты бросились спасать то, что еще можно было спасти. Мы  нагрузили целый грузовик неслыханными деликатесами – итальянскими консервированными  фруктами, шреевальскими огурцами, пивом, сигаретами, шоколадом. Таких деликатесов  мы не видели месяцами.
На всем пути в  Бенгази Африканский корпус подвергался обстрелу арабами, прятавшимися в  укрытиях. Мы сами накануне Рождества попали в перестрелку с южноафриканскими и  британскими бронемашинами.

Нам удалось  взять в плен молодого британского офицера и трех солдат, которые неосторожно  приблизились к нам. Офицер оказался приятным малым, но вел себя очень  сдержанно, что выглядело несколько неестественно в данных обстоятельствах. Я не  стал допрашивать его, только установил его личность.
В этот вечер, по  случаю сочельника, я приказал выдать англичанам по бутылке пива, шоколад и  сигареты.

– Какой  роскошный рождественский стол, – заметил офицер-англичанин.
Я не сказал ему,  что эти деликатесы мы спасли со склада, который пришлось сжечь, потому что  противник шел за нами по пятам.

Молодой  британский офицер попросил у меня разрешения спать со своими солдатами под  открытым небом и добавил:
– Я даю вам  слово, что мы не сбежим.

Я ответил:
– Искренне верю,  что вы человек слова, и предоставил бы вам эту возможность, если бы наши  правила не требовали, чтобы вас незамедлительно передали в дивизию.
Он снова  повторил, что дает слово офицера и джентльмена. Моему начальнику было  неизвестно, что мы захватили пленных. Я пребывал в приподнятом настроении, хотя  и чувствовал себя немного виноватым, поэтому разрешил ему спать, где он хотел.

Рождественским  утром, еще не до конца проснувшись, я выбрался из-под одеяла в своем грузовике.  Три британских солдата строем под командой своего офицера подошли ко мне. Он  коротко козырнул и доложил:
– Все на месте,  происшествий нет.
Мне было жаль  расставаться с этим храбрым и честным солдатом, но ничего не поделаешь –  пришлось отправлять пленных в дивизию.

На это Рождество  британцы во второй раз вошли в Бенгази.
Мы отступали на  юг, возвращаясь к дефиле между болотами Эль-Агейлы и морем. Да, на этот раз нас  разбили, но мы не пали духом. Я не заметил никаких признаков морального  разложения среди наших арьергардных частей. Мы останавливались и давали бой  там, где находили подходящую высоту. Несколько раз легкие британские танки,  по-видимому из 22-й бронетанковой бригады, нападали на наши позиции и  заставляли нас менять их.
Командование  Африканского корпуса приказало беречь боеприпасы и по возможности избегать  боевых действий во время праздников – отнюдь не потому, что не желало, чтобы в  эти дни лилась кровь, а просто потому, что у нас кончались боеприпасы. Но  офицеры и солдаты-фронтовики чувствовали, что необходимо встретить Новый год  по-особому. Планы составлялись тайком, следя, чтобы слухи о том, что они  затеяли, не достигли ушей начальства.




Когда пробило  полночь и наступил Новый год, все наши позиции, насколько хватало глаз,  устроили великолепный салют. Легкие зенитки и пулеметы стреляли трассирующими  снарядами. Изо всех имевшихся в наличии ракетниц взлетали вверх красные,  зеленые и белые ракеты. Особенно громко рвались ручные гранаты, которые мы пока  еще использовали очень редко. Даже крупные орудия и те изрыгали огонь в небо  или далеко в пустыню. Грохот стоял оглушающий, и пустынная местность осветилась  на многие мили вокруг. Салют длился около трех минут, а затем на пустыню вновь  опустилась тьма и тишина
Мы обрадовались,  как мальчишки, прогулявшие уроки, когда из темной дали, где, как мы знали,  находились британские танки, приветствуя наступление Нового года, взмыл вверх  ответный салют из желтых ракет.

Мы не получили  ни одного упрека от Роммеля и его генералов.
Несколькими  днями позже этот этап битвы за пустыню завершился. Мы вернулись в Эль-Агейлу,  откуда, довольно неожиданно для себя, выступили около восьми месяцев назад.  Сражение между тем продолжалось, шли нескончаемые и неослабевающие тяжелые бои.  Все наши подразделения понесли тяжелые потери; люди и техника были измотаны. Но  и у британцев дела обстояли не намного лучше. Они не могли пробиться через наши  позиции и продолжить наступление на Триполи.

В течение первых  недель после начала операции «Крестоносец» положение было неустойчивым. Мне  кажется, Роммель вполне мог разгромить англичан, имей он более мощную воздушную  разведку. Тем не менее Окинлеку удалось одержать по крайней мере моральную и  материальную победу, самой большой его заслугой было то, что он отважно шел  вперед, несмотря на неудачу под Сиди-Резей. Он передал командование  генерал-майору Ричи и приказал возобновить наступление всеми наличными  средствами.
Но соллумский  фронт Роммеля все еще держался. И Роммель заверил нас, что не оставил идею  организовать контрнаступление при первом же удобном случае. Он делал все, что  мог, чтобы скорее восстановить полную мощь своих частей за счет пополнения их  личным составом, провизией и снаряжением, которые в последнее время быстрыми  темпами поступали в Триполи.

Окинлек также  намеревался упрочить положение на границе. Он обратил свое внимание на Бардию,  Соллум и Халфаю.
2-я  южноафриканская пехотная дивизия под командованием генерал-майора И.П. де  Вильера, в обязанности которой в начале операции «Крестоносец» входила защита  тылов 8-й армии от возможной попытки широким охватом окружить ее, теперь стояла  перед Бардией в Капуццо и вокруг Сиди-Омара. Утром 31 декабря после мощной  артподготовки де Вильер начал наступление на Бардию, которое после двух дней  ожесточенных боев закончилось тем, что командовавший там генерал-майор Шмидт  сдался в плен.

У нас оставалось  мало времени для спасения наших осажденных гарнизонов в Халфае. Вскоре стало  ясно, что для подготовки наступления с целью возвращения и спасения войск в  Халфае у нас просто нет времени. В результате атаки батальона трансваальских  шотландцев и нескольких подразделений южноафриканской легкой пехоты,  предпринятой 12 января, де Вильер овладел Соллумом. Атака на Халфаю, которую  готовили южноафриканцы, оказалась ненужной, поскольку обороняющиеся – итальянцы  и сильный отряд немцев под командованием нашего майора преподобного Баха –  оставшись без воды и провизии, вынуждены были 17 января капитулировать.
Африканский  корпус тогда находился в 500 километрах западнее Халфаи. Но Лис Пустыни готов  был нанести удар. Роммеля нисколько не смущало наше затянувшееся отступление.  Его оптимизм, которым он заражал всех и который уже тогда стал легендой, еще  более возрос, когда он узнал, что из Триполи прибыли новые машины.

Наша разведка  получила сведения, что опытная группа поддержки 7-й бригады Окинлека, которая  так хорошо воевала в ходе операции «Крестоносец», должна быть заменена свежей  группой поддержки 1-й дивизии, не имевшей опыта боевых действий в пустыне.
И тогда Роммель  решил нанести контрудар в самое ближайшее время. Мы были готовы. И вот 21  января Роммель отдал приказ:

– Вперед!

Британцы,  очевидно, полагали, что мы лишь проводим разведку боем, поскольку так  описывалось наше продвижение в их официальных коммюнике. Но наша воздушная  разведка обнаружила концентрацию британских танков в районе Мсуса, которые, как  предположили, проходили ремонтные работы. Мы должны были ударить по ним.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне. Глава 23
« Ответ #38 : 08 Февраль 2012, 10:26:58 »

   
Глава  23

Роммель  вновь наносит удар

Моя рота залегла  над Вади-Фарагх на крайнем правом фланге Африканского корпуса. С крутых склонов  этого самого большого сухого русла в районе Сирта перед нами открывался  впечатляющий вид на южную часть этих огромных бесплодных утесов морского побережья  доисторических времен.
После гибели  Ноймана-Зилкова еще в начале операции «Крестоносец» командование принял  генерал-майор фон Фаерст. Этот командир, который сразу же завоевал наше  доверие, отдал приказ выдвигаться на северо-восток.

В самой южной  точке, где мы находились, моя машина стояла на гребне крутого берега сухого  русла справа от меня. Я то и дело замечал британские машины, которые на высокой  скорости проносились на восток по усеянной насыпями бесплодной земле. То и дело  мы совершали броски вперед на легких самоходках. Однажды мы неожиданно  наткнулись на разведмашину. Ее экипаж плюс три человека преспокойно сидели на  походных стульчиках рядом с ней и на небольшом костерке кипятили себе чай. Чай  мы выпили, машину объявили своей добычей, а вражеских солдат оставили в  пустыне, выразив надежду, что кто-нибудь подбросит их домой.

В первую  перестрелку с британскими танками мы попали на второй день нашего марша (22  января). Это произошло в районе Антелата, куда мы прорвались через слабый  заслон 201-й гвардейской бригады. Мы насчитали около тридцати танков, которые  стояли неподвижно у подножия одного из холмов. Получив приказ атаковать, мы  были уверены, что противник нас еще не обнаружил. Мы развернули наши  50-миллиметровые противотанковые орудия в ложбине.
Противник был  захвачен врасплох нашим огнем, а с десяток наших танков устремились к танкам  противника. Англичане посчитали, что их позиция была непригодна для обороны, и  поспешили покинуть ее, потеряв несколько танков.

Мы разработали  новый метод атаки. Со своими орудиями мы перемещались от одной выгодной позиции  к другой, а наши танки с постоянной позиции и по возможности защищенным  корпусом прикрывали нас огнем. После этого мы укреплялись и открывали огонь,  под прикрытием которого меняли позицию наши танки. Эта тактика оказалась очень  удачной, и, несмотря на интенсивный огонь, танки противника не могли сдержать  наше наступление. Англичане постоянно несли потери и отступали. Мы видели, что  нам противостоит совсем не тот жестокий и опытный враг, который задал нам  хорошую трепку под Трай-Капуццо. К 22 января мы взяли и Антелат, и Сауну.
2-я  бронетанковая бригада (включавшая 9-й королевский уланский полк, 10-й полк  королевских гусар и Йоркширский драгунский полк) безуспешно пыталась остановить  наше наступление. Под личным руководством генерала Роммеля его войска приобрели  умение быстро приспосабливаться к обстановке по мере ее изменения. Они  научились применять заповедь Роммеля: «Малый успех порождает большой».




Руководствуясь  правилом использовать любой успех и наносить удары там, где противник давал  хоть какую-нибудь слабину, – и имея запас провизии лишь на три дня, –  Африканский корпус продвигался вперед. Наши солдаты никогда бы не смогли  сделать это, если бы не были глубоко убеждены в то время в превосходстве нашего  оружия над танками и противотанковыми орудиями противника.
Относительное  бездействие наших «друзей», Королевских ВВС, тоже весьма способствовало  повышению крепости нашего духа. Проблема, как мы понимали, состояла в том, что  англичанам не удалось доставить нужное количество топлива в Бенгази;  следовательно, радиуса действия их истребителей не хватало, чтобы вылетать на  задание с аэродрома Бенины или с других посадочных площадок вблизи Тобрука.

Наша воздушная  разведка доложила о существовании британской танкоремонтной базы. Мы ворвались  в нее, не встретив никакого сопротивления, и обнаружили в одной только полевой  ремонтной мастерской богатую добычу – большое число танков, которые после  ремонта могли быть использованы в боях.
Правда, с  горючим было туговато. Однако когда один молодой офицер сказал Роммелю:  «Господин генерал, у нас не хватит горючего», то получил резкий ответ: «Не  хватает? Так заберите его у англичан!»

Мы продолжали  наступать по широким равнинам, окружающим Мсус. Это была идеальная арена для  смертельного сражения между двумя бронетанковыми армиями. Здесь не было никаких  следов цивилизации, и ничто не отвлекало солдат от выполнения долга –  уничтожения друг друга. 1-я бронетанковая дивизия, не имеющая опыта ведения  боевых действий в пустыне, вышла нам навстречу, а 4-я индийская дивизия вышла  из Бенгази, чтобы дать нам сражение. Британские танки были слабее наших и к  тому же с малым запасом горючего. Везде, где бы мы ни шли, мы натыкались на  разрозненные группы и транспортные колонны, стоявшие без движения из-за  отсутствия бензина.
Два дня мы  простояли с нашими противотанковыми орудиями на оборонительном рубеже около  Мсуса; основные бои проходили восточнее. Окинлек, пораженный таким поворотом  событий, прилетел из Каира в штаб генерал-майора Ричи в Тмими и отменил приказ  об отступлении 13-го корпуса. Он рассчитывал нанести контрудар. Но 4 февраля  8-я армия стояла на новом оборонительном рубеже под Газалой вместе с  южноафриканцами Пиенаара, преграждая Роммелю путь на восток.

Роммель, однако,  сумел продвинуться далеко вперед – гораздо дальше, чем рассчитывал на этом  этапе своего контрудара. Он не хотел рисковать и идти дальше туда, где его  ждали основные силы 8-й армии противника. Он рассчитывал получить подкрепления,  особенно новые танки, которые выгружались в Триполи. Поэтому он на короткое  время укрепился на рубеже Тмими – Мекили.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне. Глава 24
« Ответ #39 : 12 Февраль 2012, 10:19:25 »

   
Глава  24
Тобрукский  план

Окинлек и Ричи  спешно строили укрепленный рубеж под Газалой. У нас же сложилось впечатление,  что Окинлек настроен атаковать, не собираясь позволить противнику вновь осадить  Тобрук, рассматривая порт как жизненно важный пункт снабжения 8-й армии для  очередного наступления на Африканский корпус.

Британский рубеж  – или, точнее, цепь сильно укрепленных позиций, связанных обширными минными  полями, протянувшаяся от моря до Бир-Хакейма на юге, – непрерывно укреплялся  под бдительным оком нашей разведки. Роммель дал нам понять, что намерен перейти  в контрнаступление прежде, чем это сделают британцы, и эта информация  воодушевила всех солдат Африканского корпуса. Но затишье было долгим, и я не  буду о нем много распространяться.
С середины  февраля до конца марта все действия обеих сторон сводились к патрулированию.  Затем Ричи предпринял отвлекающий маневр, чтобы успешно провести мощный конвой  из Александрии к Мальте. Этот остров, как частенько говаривал Роммель, был для  него самой острой занозой в заднице. Он был убежден, что, будь этот остров  захвачен сразу же после высадки его войск в Северной Африке, ему бы удалось  войти в Египет еще в 1941 году и даже достичь дельты Нила, поскольку он не  страдал бы от нерегулярной поставки боеприпасов и подкреплений.

И действительно,  я помню, как он в 1941 году отказался от подкреплений, мотивируя это так:
– Прежде чем я  соглашусь на переброску сюда очередных дивизий, надо обеспечить безопасность  путей снабжения.

В какой-то  момент мы полагали, что Верховное главнокомандование в Берлине приняло решение  о взятии Мальты. Люфтваффе с аэродромов Сицилии наносило постоянные удары по этому  стойко оборонявшемуся острову. И вправду, в результате этих интенсивных налетов  наше снабжение несколько улучшилось, но остров необходимо было нейтрализовать,  тогда мы могли бы гарантировать победу.
В течение  месяцев затишья танковые дивизии почти не принимали участия в боевых действиях.  Я помню, что в марте наши танки стояли без дела в Дерне, а моя рота с  удовольствием отдыхала в сухом русле Мартуба, наслаждаясь красками весеннего  неба пустыни. За все это время мы подверглись одной лишь внезапной атаке –  атаке дождя. Жуткий шторм разразился ночью; он преподал нам хороший урок. Мы  поняли, что безмятежная жизнь в живописном сухом русле имеет свои неудобства и  даже опасности. Дождевыми потоками было повреждено и унесено довольно много  машин и оружия.

Прошел апрель и  большая часть мая, наши войска готовились вновь нанести удар по Тобруку.
Теперь Роммель  решил привести в исполнение свой оперативный план взятия Тобрука, разработанный  еще в ноябре, когда нас на пять месяцев задержала операция «Крестоносец» 8-й  армии англичан.
Под покровом  темноты ночью 27 мая Африканский корпус должен был нанести удар в охват южного  фланга рубежа Газалы под Бир-Хакеймом, а затем двинуться на север по тылам  противника. Той же ночью итальянская танковая дивизия «Ариете» должна была  сделать попытку захватить Бир-Хакейм, а тем временем дивизия «Триест» должна  была попытаться пробить брешь в минных полях англичан на высотах Трай-эль-Абд –  то есть ниже участка обороны 1-й южноафриканской дивизии.

Итальянские  части, стоящие непосредственно перед рубежом Газалы, должны были сдерживать  южноафриканцев и британцев из 50-й дивизии по левому краю, не давая им  возможности идти вперед по прибрежной дороге.
На второй день  часть нашей бронетанковой техники – из 21-й танковой дивизии – должна была  ударить с тылу по рубежу Газалы, в то время как итальянцы предпримут атаку с  фронта. И хотя мы надеялись, что эта атака окажется удачной или, по крайней  мере, удержит южноафриканцев и 50-ю танковую дивизию от вмешательства в наши  боевые действия у себя в тылу, нашей главной целью был прямой удар по Тобруку.  Мы должны были подойти к порту силами 15-й танковой дивизии и, как рассчитывал  Роммель, на третий день овладеть им.




На должность  начальника штаба Африканского корпуса Крувела, входившего в состав роммелевской  танковой группы «Африка», где начальником штаба по-прежнему оставался Гаузе,  был назначен генерал-майор Байерляйн. Командиром 21-й танковой дивизии был  назначен генерал-майор фон Бисмарк. 15-й же дивизией по-прежнему командовал  генерал-майор Фаерст.
Битва всегда  сродни азартной игре. Гаузе и фон Байерляйн в один голос доказывали Роммелю и  Крувелу, что во время сражения двух противостоящих бронетанковых сил может  возникнуть критическая ситуация, если наши линии снабжения не будут обезопасены  захватом Бир-Хакейма или созданием бреши в минных полях.

Роммель и сам  достаточно четко это себе представлял, но он сказал:
– Нужно  воспользоваться этим шансом. И это должно перестать и перестанет быть азартной  игрой благодаря искусной и решительной атаке при точном соблюдении  разработанного плана. Не будем забывать, что англичане тоже кое-что смыслят в  стратегии. Они, вероятно, учли возможность нашего удара позади рубежа Газалы.  Вряд ли мы сможем полностью застать их врасплох. Поэтому мы должны бить их  эффективно, выполняя те пункты нашего плана, которые мы считаем залогом успеха.  Наши танки прорвут оборону противника, и мы должны будем обеспечить им связь во  время боя.

Мы расположились  в боевой готовности в районе Ротунда-Синьяли, а в ночь с 26 на 27 мая обошли  Бир-Хакейм с юга. В то же самое время итальянцы выдвинулись на Бир-Хакейм и в  сторону минного поля между Газалой и Алем-Хамзой на высотах Трай-эль-Абд.
Утром мы  устремились к побережью. Нас встретили интенсивные воздушные налеты и сильный  артобстрел со стороны наших флангов – 3-я индийская мотобригада изо всех сил  пыталась сдержать нас. Мы пробились через позиции этой бригады, потеряв при этом  несколько танков. 21-я танковая находилась на левом фланге нашего наступления и  направлялась к западу от Акромы, угрожая рубежу Газалы. Но в бой с ней вступила  1-я бронетанковая дивизия.

Сражение  развернулось в том месте, которое впоследствии назвали Ведьмин Котел (Hexenkessel) на Рыцарском Мосту. В составе 15-й  дивизии мы наступали на Акрому; причем отдельные боевые группы пытались вновь  достичь Эль-Адема, Сиди-Резей и Эль-Дуды.
Наша радость по  поводу быстрого поначалу продвижения была недолгой, поскольку мы наткнулись на  две английские бронетанковые бригады. Как мы потом выяснили, это были 4-я и  22-я бригады. Тогда мы впервые стали сомневаться в превосходстве нашего оружия.

Сражение  произошло на откосе в нескольких милях к югу от Акромы.

Я по-прежнему  командовал своей ротой, входившей в состав усиленного 2-го батальона 115-го  мотопехотного полка, имевшего приказ захватить Акрому. Задача была не из  легких, особенно если учесть, что мы находились в тылу вражеского рубежа Газалы  и знали, что впереди нас ждут мощные танковые части противника.
« Последнее редактирование: 12 Февраль 2012, 10:20:58 от W.Schellenberg »
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне. Глава 25
« Ответ #40 : 12 Февраль 2012, 10:23:50 »

   
Глава 25

Мой батальон разгромлен


Мы добрались до  гребня насыпи. Танки, которые поддерживали нас при прорыве через индийские  позиции, остановились позади. И хотя местность к востоку и западу была  относительно плоской, ни войск, ни артиллерии мы не видели, хотя обстреливали  нас c обоих флангов. Когда мы добрались до вершины, я был на крайнем левом  фланге, и снаряды рвались вокруг нас. Пару раз я видел вдали тупоносые тягачи,  спешно перетаскивавшие британские орудия.
Время от времени  вдали появлялся танк, делал несколько выстрелов по нашим позициям и исчезал. Но  гораздо больше неприятностей доставляли нам налеты «харрикейнов». Солдаты  прозвали их непристойным словом «Hurenkaehne», которое я даже не решаюсь  перевести. Самолеты атаковали нас несколько раз. Они подожгли два моих новейших  гусеничных тягача, и клубы дыма, возвышавшиеся над пылью, выдавали наше  местоположение лучше всего другого.

Я стоял в своей  машине на вершине холма спиной к солнцу и, повернувшись в сторону Акромы,  рассматривал в бинокль клубы пыли, поднятые, как я понял, танками. Солнце  сейчас было с нашей стороны; опустив тент машины, мы прорвались вперед  незамеченными и необстрелянными.

Почти все наши  автомобили были на равнине, и, рассыпавшись веером, мы видели всего лишь  несколько танков, как вдруг на нас посыпались вражеские снаряды. Мы  остановились, развернули орудия и дали ответный залп. Противник продолжал вести  огонь. Мы вновь свернулись, подцепили орудия к тягачам и продолжили движение.  Впереди мы видели знакомые приметы: телефонные столбы, связывающие Акрому с  нашим штабом в Белом доме.
Противник теперь  стрелял с каменных оборонительных сооружений, расположенных рядом с небольшим  фортом в пустыне возле Акромы. Не дойдя до британских позиций, нам пришлось  остановиться и вновь развернуть орудия в боевое положение. Предстояла еще одна  дуэль между нашим противотанковым орудием и его извечным смертельным врагом –  британскими танками.

Мы отвели наши  автомобили в небольшое русло, расположенное немного западнее. Солдаты принялись  лихорадочно вкапывать орудия и окапываться сами. Но почва была каменистой, и  нужны были неимоверные усилия, чтобы вырыть хоть какое-нибудь укрытие.  Некоторым пехотным подразделениям повезло – они нашли старые одиночные окопчики,  вырытые еще до прошлых боев. Мы ждали начала сражения.
Только я успел  отдать команды унтер-офицеру – командиру орудия, развернутому позади меня, как  метрах в пятидесяти впереди из-за камней выскочили две газели. Я тут же  выхватил винтовку из рук солдата, входившего в расчет орудия. Но поскольку я  пришел в армию из университета, то меткостью стрельбы не отличался. Но в этот  раз на меня что-то нашло. Я завалил газель, бежавшую наперерез, с одного  выстрела. Мы притащили убитого самца и тут же разрезали его на куски, и,  спустившись в сухое русло, где стояли наши машины, мы с помощью бензина и  ветоши развели костер и тотчас же зажарили мясо.

На левом фланге  пока все было спокойно. Но рота, стоявшая на правом фланге, попала под  пулеметный обстрел, и я услышал их ответный огонь. Я осмотрел окоп, который  ефрейтор Мюллер вырыл для нас двоих. Раньше Мюллер был моим ординарцем, теперь  же он стал связным, поскольку у всех офицеров ниже полковника ординарцев забрали  в боевые подразделения.
Я посмотрел в  бинокль, услужливо подложенный мне Мюллером, и увидел, что мы расположились  прямо перед британскими опорными пунктами; и их связные сновали между камней  всего лишь в полутора километрах от нас. Справа от меня, высунувшись по пояс из  окопа, стоял обер-фельфебель Таудт и спокойно поливал свинцом противника.

Я вспомнил о  жареном мясе и крикнул Мюллеру, чтобы тот сбегал в русло и посмотрел, не  слопали ли его наши голодные артиллеристы. Но он не ответил. Вместо этого я  услышал до боли знакомый многоголосый крик:

– Справа танки!
В этот же момент  я увидел, как Таудт упал, сраженный пулей в голову. Он был мертв.

Справа от моей  роты из «мертвой зоны» выползли десять танков. Все они были неизвестного нам  типа, более мощные, чем все танки, с которыми мы до этого сталкивались. Как мы  потом узнали, это были американские танки «генерал Грант», которые в большом  количестве были доставлены на Ближний Восток, хотя и не в таком, на которое  надеялся Окинлек. По своей мощи они были гораздо ближе к нашим «Т-III» и  «Т-IV», чем к тем танкам, которые британцы посылали в пустыню до этого. Танки  «генерал Стюарт», или «голубчики», как их называли, которые американцы  поставляли своим союзникам, хотя и отличались большой скоростью, но мало чем  превосходили бронемашины. Они не могли противостоять нашим тяжелым танкам.


Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне. Глава 25
« Ответ #41 : 12 Февраль 2012, 10:25:06 »

    Мы вели огонь,  но роты, стоявшие справа от нас, не могли своими 50-миллиметровыми  противотанковыми орудиями сдержать натиск противника. Я видел, как их снаряды  отскакивают от брони «грантов». А ответный огонь противника был жестоким. Особый  урон их снаряды наносили нашей пехоте.
И тут я  содрогнулся. Из низины один за другим выкатывались новые танки – штук  шестьдесят, не меньше. Они шли на нас, и каждый ствол плевался огнем.
Я скомандовал  правому орудию открыть огонь. Это остановило один танк. Несколько других  горели. Но основная масса неумолимо надвигалась на нас. Что там случилось с  левым орудием? – успел подумать я. Оно молчало, и ствол его наклонился к земле.  Я выскочил из окопа, и, не обращая внимания на свист пуль и разрывы снарядов, рванулся  к орудию.

Двое солдат из  расчета распростерлись на земле. Замок орудия был разбит. Заряжающий лежал  рядом с колесом, истекая кровью, он был ранен в грудь пулеметной пулей.

– Воды, воды, –  бормотал он, хватая ртом воздух.

Еще несколько  снарядов разорвалось рядом с орудием. Танки, очевидно, расстреливали его прямой  наводкой. Оставаться там означало погибнуть.
Я прижался к  земле и попытался приподнять голову раненого.
Он помотал  головой.
– Я дотащу тебя  до окопа – там есть вода! – прокричал я ему в ухо.
Он снова замотал  головой. К моему изумлению, он поднялся на ноги и, шатаясь, побежал к моему  окопу.

Танки противника  уже достигли передовых позиций справа от меня. Я пополз назад к своему окопу.  Мюллера там не было. Я затащил раненого артиллериста в щель. Моя итальянская  бутылка для воды была наполовину наполнена кофе. Я сунул ее в трясущиеся руки  раненого. Он с жадностью выпил кофе и повалился на спину, мертвый. Ноги его  свешивались в окоп, а тело лежало на краю.

Снаряды рвались  теперь повсюду. Неужели я остался один? Но не успел я подумать об этом, как  сзади раздался голос фельдфебеля Вебера, командовавшего моим третьим орудием.  Он посылал в сторону танков снаряд за снарядом, но толку от его доблести было  мало.
На нас двинулось  сразу двенадцать танков, чтобы заставить наше орудие замолчать. Их пушки  непрерывно изрыгали огонь; они шли прямо на нас.

Я бросил бинокль  и скатился на дно своего окопа, где Мюллер расстелил одеяло. Я натянул его на  себя, надеясь обрести хоть какую-то защиту. Прямо перед моими глазами висели  ноги убитого солдата.
Земля дрожала.  Казалось, что горло покрыто наждачной бумагой. Итак, это конец. Под Сиди-Резей  я сумел спастись. Но теперь мне крышка. Моей невесте сообщат: «С глубоким  прискорбием мы вынуждены известить вас о…» И она прочтет, что я погиб в пустыне  за Фатерлянд смертью героя. А что будет означать? Да то, что я превратился в  кровавое месиво на песке в захолустной дыре, именуемой Акрома.

Танк наехал на  край моего окопа. Я услышал английскую речь. Раздавалась ли она из танка, или  это был голос пехотинца, шедшего за ним с примкнутым штыком?
Одеяло –  неважная защита от штыка. Но может быть, меня не заметят? Может быть, я  останусь лежать здесь и потихоньку сойду с ума? А может, меня убьет снарядом  или раздавит другой танк?

Прошло несколько  минут. Вдруг я услышал немецкую речь. Очевидно, собирают пленных в моем секторе.  А я лежу здесь в окопе.
Стрельба  прекратилась. Приблизительно через четверть часа я услышал, как танки ушли на  юг. На поле боя опустилась тишина. А я все еще лежал в каком-то оцепенении.  Когда я поднял голову, небо светилось бронзовым цветом заката. Наступал вечер.  Вокруг не было никаких признаков жизни. И тут я увидел фигуру, которая, словно  попрыгунчик, выскочила из окопа сзади меня. Это был Мюллер. С выражением муки  на лице он промолвил:

– С вами все в  порядке, господин обер-лейтенант? – и как-то странно добавил: – А вот со мной  не все.
– Залезайте  сюда, – приказал я Мюллеру. – Дождемся темноты, а потом пойдем.
– Господин  обер-лейтенант, – сказал Мюллер, – мясо было уже готово, когда явились эти  томми.

Когда на поле  боя опустилась ночь, Мюллер проводил меня к руслу, где мы зажарили мясо.  Окорок, лежавший на листе железа, был еще теплым. У Мюллера остался во фляжке  кофе. Мы отрывали куски вкусного, но слишком жесткого мяса и проглатывали их.
Я до сих пор  помню вкус сока, стекавшего по уголкам моего рта. Как хорошо жить. Ощущение  тщетности надежд на спасение и неизбежности смерти, охватившее меня в окопе,  прошло. Сильна в нас воля к жизни!

Но не все  выжили. Я взглянул на пушку фельдфебеля Вебера. Ее переехал британский танк.  Она была изуродована, но Веберу удалось уйти. Мы нашли его в нескольких сотнях  метров вверх по руслу, вместе с восемью солдатами, уцелевшими в этом бою.

От нашего  батальона мало что осталось. Часть нашей транспортной техники была уничтожена,  и ее обломки валялись вокруг. Много ее было увезено в качестве трофеев, и лишь  немногое уцелело.

Я взял на себя  командование уцелевшими солдатами, и мы двинулись на юг. Около десяти часов мы  наткнулись еще на одну небольшую группу из числа выживших. Мы побрели дальше.
В воздух  взлетали ракеты – по их яркому свечению я догадался, что они были немецкими.  Один из моих солдат выстрелил красной, белой и зеленой ракетами, и по мере  продвижения мы периодически обменивались этими опознавательными сигналами.  Через час мы набрели на роту бронемашин. Это было специальное подразделение под  командованием ротмистра Хохмейера, личная разведчасть Роммеля.

На следующее  утро грузовики, приданные роте бронемашин, доставили нас в штаб 115-го полка,  который теперь переместился назад к югу. Мы узнали, что наш батальон был  практически весь уничтожен. Командир батальона подполковник Роске, который  прибыл к нам только в марте, попал в плен. Я был единственным оставшимся в живых  командиром роты, кроме меня удалось спастись только одному офицеру. Из 350  человек, отправившихся в бой, осталось тридцать.
Эти остатки  раскидали по двум другим батальонам полка, ждущего переформирования. В будущем  новому батальону предстояло воевать под Эль-Аламейном.

На меня теперь  смотрели как на человека, доказавшего в бою свою способность командовать  батальоном, и отправили в резерв дивизии. Я был приписан к полковому штабу и  вместе с войсками участвовал во взятии Тобрука. После этого у меня появилась  возможность полететь в отпуск в Германию. Сначала предполагалось, что мой  отпуск продлится три недели, но потом его увеличили до восьми. У молодого  офицера, воевавшего в пустыне, нашлось, конечно, что рассказать – в том числе и  о Тобруке – своим домашним.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне. Глава 26
« Ответ #42 : 16 Февраль 2012, 13:39:04 »

   
Глава  26

Равновесие


День разгрома  моего батальона оказался самым безумным днем во всем сражении. Целью Роммеля  по-прежнему оставался Тобрук; но положение наше было незавидным. Нас уже давно  считали побежденными, а никак не победителями в этой бесконечной войне в  пустыне.
Одна наша боевая  группа из 90-й легкопехотной дивизии разгромила штаб генерал-майора Мессерви,  который командовал британской 7-й бронетанковой дивизией, и захватила в плен  его самого и весь его штаб. Генерал был одет в рубашку и шорты, и на нем не  было никаких знаков различия. Его не опознали. Он сбежал в суматохе контратаки,  и мы долгое время даже не подозревали, что он был в наших руках.

От этого было не  отмахнуться. Крувел, командующий Африканским корпусом, был сбит на «шторхе» над  позициями 50-й дивизии под Газалой и взят в плен. Роммель со своим штабом, как  всегда, был впереди нас. Его словно кто-то заговорил. Гаузе был ранен, и  Байерляйн принял должность начальника штаба у Роммеля. На смену Крувела срочно  через Средиземное море доставили Неринга.
Мы прочно  застряли под Гот-эль-Уалебом. Здесь британская 150-я бригада занимала сильные  позиции, и наши первые попытки пробиться через минное поле провалились. Мы  зависели от снабжения по длинному пути в обход Бир-Хакейма. Основная масса  наших сил двинулась по приказу Роммеля на юг, чтобы встретить колонну с базы  снабжения, которая подвергалась интенсивным бомбежкам Королевских ВВС.

Британские  бронетанковые части вышли на нас 29 мая, и произошел ожесточенный танковый бой.  Против нас воевала 1-я бронетанковая дивизия плюс еще две бригады, но после  полудня началась песчаная буря и положила конец сражению. Не было видно, где  свои, где чужие. Этот бой мог закончиться для нас разгромом, что помогло бы  британцам сохранить Тобрук.
На рассвете  следующего дня противник вновь двинулся на наши позиции, но мы постепенно  продвигались на запад, не давая обратить себя в бегство. Итальянцам за день до  этого удалось наконец сделать проход в минном поле около Трай-эль-Абд и  Трай-эль-Капуццо, и у нас появился путь, по которому мы могли снова вернуться  на рубеж к западу от Газалы или снабжать свои войска с меньшими затратами. Этот  проход интенсивно обстреливался с обеих сторон французами и англичанами, но, по  крайней мере, он был.

Роммель решил оттянуть  по этому проходу свои танки назад. Мы применили проверенный метод прикрытия  отхода, образовав дугообразную позицию противотанковых орудий на Трай-Капуццо.  Правый фланг дуги упирался в минное поле англичан.
С юга подошли  британские танки, пытаясь пробить наш заслон на севере, но до него было слишком  далеко; и, кроме того, генерал Ричи, по-видимому, собирался перейти в  наступление и бросить свои танки в обход Бир-Хакейма на юге, чтобы ударить по  нам с фланга и тыла.




Но на самом  деле, как мы узнали позже, он планировал послать южноафриканцев и британскую  50-ю дивизию по прибрежной дороге, чтобы оттянуть наши силы для своего  танкового удара на юге. Но для такого маневра его войска не были готовы.
А на следующий  день Ричи понял, что Роммель не разбит и отступать не намерен, а только  занимается перегруппировкой войск к западу от минного поля. Он уже снова  планировал атаку, которая должна была начаться, как только он будет готов.

Запланированный  день взятия Тобрука миновал, и мы затаились у минного поля с неспокойным  чувством. Боеприпасы были на исходе, а остальное материальное обеспечение  поступало еле-еле. Каждая наша колонна снабжения подвергалась ожесточенному  обстрелу Королевскими ВВС. Под Бир-Хакеймом героически сражались части  «Свободной Франции» и в контратаках брали пленных. Подходивший подвижный резерв  8-й армии, как мы полагали, мог бы нас остановить.
Мы сидели,  словно в клетке, между минным полем и противником, с минимальным количеством  боеприпасов, воды и пищи. А нам еще надо было поить и кормить пленных, в  основном солдат 3-й индийской мотобригады. Даже наши солдаты тайком сливали  воду из радиаторов, чтобы утолить жажду.

Судьба  Африканского корпуса зависела от прокладки надежной дороги через минное поле.
Роммель еще раз  рискнул после полудня 31 мая. Он всеми имеющимися силами атаковал 150-ю  бригаду. Британские танковые части пришли на помощь пехоте, но к полудню  следующего дня были опрокинуты. Мы уничтожили большую часть танковой бригады  противника (1-я армейская танковая бригада). Ричи контратаковал силами еще  одной бригады с севера и Индийской бригады с востока. (Самая мощная атака Ричи  началась 9 июня силами 9-й и 10-й индийских бригад при поддержке 22-й  бронетанковой бригады с востока. 69-я бригада атаковала с севера.) Обе атаки  захлебнулись.

Целью Ричи было  пробиться через минное поле и послать свои танки, чтобы перекрыть наши проходы  и начать еще одно танковое сражение, пока южноафриканцы на севере попробуют продвинуться  по прибрежной дороге.
Попытка  британцев потерпела фиаско. Короче говоря, Ричи потерял четыре полка полевой  артиллерии, 10-ю индийскую бригаду под командованием бригадного генерала С.Х.  Баучера, моторизованный батальон 22-й бронетанковой бригады под командованием  бригадного генерала У.Г. Карра. Мы уничтожили большое количество танков, другие  части противника также понесли большие потери. Британцы были в смятении,  поскольку мы разгромили несколько полковых штабов одной дивизии и уничтожили  линии связи, разбив несколько подразделений связи.

Роммель был на  высоте. Я полагаю, что к вечеру 5 июня Роммель решил, что, в конце концов, ему  удастся взять Тобрук.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне. Глава 27
« Ответ #43 : 16 Февраль 2012, 13:42:04 »

   
Глава 27

У ворот


Против  Бир-Хакейма Роммель теперь выдвинул спецгруппу 288, высокоподвижную часть,  изначально обученную вести боевые действия на Ближнем Востоке (позже я командовал  батальоном в этой части). Но несмотря на интенсивные налеты «Штук» и  артподготовку, французские части Кёнига продолжали отчаянно защищаться.

Они продержались  до вечера 10 июня, получая снабжение по воздуху. Позже англичане уже не могли  снабжать их, и им было приказано отступить. Большая часть гарнизона сумела  прорваться и воссоединиться с 8-й армией на востоке. Это был первый признак  возрождения боевого духа Франции с момента ее поражения в 1940 году. На этот  раз французы сумели выстоять против великого Роммеля, командира «Дивизии  призраков».
Фронт Газалы был  прорван в двух местах, хотя южноафриканцы Пиенаара все еще вели боевые действия  на северном рубеже. Роммель рискнул прорваться в Эль-Адем. 90-я легкопехотная  двинулась вперед, за ней шла ослабленная танковая дивизия, которая заняла  местность к югу от аэродрома.

В эти дни  развернулась самая настоящая танковая баталия в Ведьмином Котле под Рыцарским  Мостом. Мы одержали победу только благодаря тому, что наши танки и  противотанковые орудия оказались мощнее британских. Бронетанковые части  противника были разбиты, а проиграв танковое сражение, британцы потеряли и  Тобрук.
Когда Ричи  лишился своих танков, он понял, что южноафриканцы и 50-я дивизия на прибрежной  дороге в конце рубежа Газалы оказались в опасности, и отозвал их. 50-я дивизия  прошла через пустыню и прорвалась в Тобрук через наши боевые порядки, и, хотя  она понесла тяжелые потери, боевой дух не утратила.

Южноафриканцы  вечером 14-го и днем 15 июня почти без потерь проскочили по трем дорогам к  прибрежному шоссе. Мы послали войска и танки к насыпи и перерезали дорогу, но  многим частям противника удалось прорваться в Тобрук по бездорожью ближе к  побережью.
Как догадался  потом Роммель, Окинлек пытался избежать второй осады Тобрука. В его планы входило  занять крепость и удержать Роммеля на расстоянии, используя тактически выгодные  позиции к югу и юго-востоку от тобрукского периметра и опираясь на войска,  занимавшие эти позиции, и подвижные подразделения, базировавшиеся на  обороняемой местности.

После захвата  нами рубежа Газалы Окинлек, по всей видимости, приказал своим войскам задержать  нас на линии Акрома – Эль-Адем и далее к югу и во что бы то ни стало  предотвратить окружение крепости. Окинлек отказался от намерения нанести  контрудар после перегруппировки войск и получения подкреплений из Сирии (штаб  10-го корпуса и Новозеландская дивизия) – Роммель очень сожалел, что ничего не  может сделать, чтобы не допустить их прибытия. А тем временем Окинлек строил  оборонительные позиции на египетской границе.
Тобрукский  гарнизон был усилен четырьмя-пятью пехотными бригадами плюс пехотные танки и  артиллерия – но, как нам удалось узнать, ее было явно недостаточно.




Командование  крепостью принял на себя генерал Клоппер из южноафриканской 2-й дивизии. Его  собственные 4-я и 6-я бригады и сводная бригада 1-й дивизии Пиенаара заняли  оборону в секторе к западу от Тобрука от моря до эль-адемской дороги. 6-я  бригада была на крайнем западе, 4-я – ближе к южному флангу. Они прикрывали  сектор, который в 1941 году, когда австралийцы заняли Тобрук, Роммель  непрерывно атаковал.
К востоку от  южноафриканцев теперь стояла 11-я индийская бригада (бригадный генерал А.  Андерсон), удерживавшая сектор, который меня особенно интересовал – поскольку в  этот раз мы собирались начать штурм крепости со стороны Эль-Дуды, где в ноябре  прорвались британцы и где Роммель тоже планировал атаковать.

15 июня, как раз  в тот день, когда Клоппер принял командование Тобруком, наша танковая  разведгруппа, возглавляемая ротмистром Хохмейером и под личным контролем  Роммеля, подошла к Сиди-Резей. Лис Пустыни добавил последний штрих к своему  плану штурма.
Тобрук стал для  него навязчивой идеей. Уже больше года мечтал он завладеть этой крепостью, хотя  ему приходилось участвовать и в других операциях. Он утверждал, что не сможет  взять Египет, имея у себя в тылу непокоренный Тобрук. Его тщательно  разработанный план штурма в ноябре был сорван операцией «Крестоносец». Но  сейчас он вновь завладел инициативой и намеревался осуществить этот план в  точности, как он был задуман, используя все имеющиеся у него силы.

Я вновь оказался  на знакомой мне территории к югу от Эль-Адема, и Роммель постоянно появлялся в  наших рядах, такой же коренастый и целеустремленный, и вел себя точно так же,  как и тогда, когда я работал с ним.
Артобстрелы и  самолеты противника превратили нашу жизнь в ад. Разнообразие внесла атака нашей  боевой группы из 15-й танковой дивизии. Британцы при поддержке танков держались  стойко. Наши друзья из 21-й дивизии прислали боевую группу для атаки на индийцев  в Сиди-Резей, но их остановили артобстрел и бомбардировка. Пока 90-я  легкопехотная дивизия шла к Эль-Адему, большая часть 21-й дивизии вновь  двинулась по долине к Сиди-Резей и на следующий день взяла его.

В течение ночи  защитники Эль-Адема (29-я индийская бригада под командованием бригадного  генерала Д.В. Рейда) были выбиты оттуда, как я полагаю, к большому  разочарованию Окинлека, который собирался подбросить им подкрепления, чтобы они  смогли продержаться. Теперь судьба гарнизона Тобрука была решена.
Итак, 17-го  числа я вновь увидел мечеть в Сиди-Резей, где я был ранен и где южноафриканцы  подверглись такому сокрушительному разгрому. В тот день произошел еще один  ожесточенный бой. Роммель бросил сотню танков против 4-й британской  бронетанковой бригады и разгромил ее; уцелело лишь двадцать британских танков.  Британские бронетанковые части откатились почти до Гамбута, оставив Тобрук на  произвол судьбы.

И вот я вижу  знакомую высокую угловатую командную машину – «мамонт», который двигался по  склону у Эль-Адема, и Роммеля, восседавшего на нем в своей привычной позе. Он  сказал:

– Щит, который  должен был прикрывать уязвимую восточную сторону крепости, уничтожен. Мы  выиграли первый раунд в битве за ближайший оборонительный пояс Тобрука. Надо  этим немедленно воспользоваться. Крепость будем штурмовать всеми имеющимися  силами.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне. Глава 28
« Ответ #44 : 17 Февраль 2012, 11:48:58 »

   
Глава 28

Тобрук разгромлен

Июньские дни  1942 года в пустыне были очень жаркими, а ночи и рассветы холодными. Но мне  показалось, что ни одна ночь не была такой холодной, как ночь с 19 на 20 июня.  Или, может быть, причиной этого было сдерживаемое волнение, от которого меня  частенько бросало в дрожь? Ночь прошла спокойно, если не считать отдельных  разрывов снарядов. Но через несколько часов здесь должен был начаться сущий ад.

В небольшом  сухом русле у Эль-Дуды тихо совещались группы пригнувшихся людей, закутанных в  шерстяные одеяла. Если и велась какая-либо беседа, то делалось это шепотом, как  будто противник, находящийся, наверное, в нескольких километрах, мог нас  подслушать. Но какими бы ни были эти разговоры, они казались пустячными и не к  месту – обычное дело для бесед перед сражением.
Рядом с каждой  группой – это были саперы и штурмовые пехотные группы – лежало оружие и другие  необходимые вещи, приготовленные днем: взрывчатка, гранаты, миноискатели,  резаки для проволоки, огнеметы, дымовые шашки, пулеметы, боеприпасы.

Оставалось  несколько минут до времени «Ч». Несколько минут для последних раздумий перед  боем – особенно для тех из нас, кто в апреле-мае принимал участие в неудачном  штурме этой проклятой крепости.
Сейчас я был  настроен более оптимистично, чем тогда, когда мы стояли в секторе Пиластрино –  Медавва в прошлом году. Может быть, причиной тому было то, что мы наконец  оседлали удачу? Или то, что мы понимали – а фактически знали, – что оборона  Тобрука сейчас слабее, чем в 1941 году. Или то, что, хорошо изучив тобрукский  фронт, я считал Эль-Дуду наилучшим плацдармом для наступления?

Я в мыслях  вернулся в начало апреля 1941 года, когда Роммель во время объезда этого  сектора приказал мне возглавить ночной разведывательный дозор. Хундт, опытный  офицер из 5-й легкой дивизии, и я (каждый в сопровождении трех солдат с  миноискателями) обследовали позицию, которую мы занимали теперь, и местность  впереди нее. Через несколько часов мы пробрались к передовым окопам. К нашему  удивлению, они оказались пустыми. Перед рассветом мы отползли севернее,  параллельно дороге на Бардию. Роммель очень заинтересовался моим отчетом, но не  был тогда готов разработать наступательную операцию на этом участке фронта. Но  ценность той разведки заключалась в том, что теперь я хорошо знал эту  местность.
– Приготовиться!  – Команда была быстро передана по всей передовой.

Только что  миновала полночь. Погашены сигареты, слышно бряцанье поднимаемого оружия, и  повсюду вырастают темные фигуры. Мы погрузились в машины и осторожно подъехали  поближе к нашей цели. Высадившись, мы последние несколько миль прошли пешком,  напряженно всматриваясь и вслушиваясь в темноту. Немного правее на небосводе  сияла Полярная звезда, помогавшая мне ориентироваться.

Мы включили  миноискатели, но мин не обнаружили. Ракушки – свидетельства давно минувших  веков, когда эта пустыня была дном Средиземного моря, – предательски хрустели  под ногами.
Наконец перед  нами выросло заграждение из колючей проволоки. Миноискатели стали издавать  приглушенные звуки. На позициях противника все было тихо. Лишь изредка над нами  пролетал снаряд.

Пехотинцы  тихонько заняли свои позиции. Под нашим прикрытием несколько саперов поползли к  колючей проволоке. В полной тишине они перекусывали проволоку за проволокой.  Они обезвредили несколько мин и ползком вернулись к нам. Мы лежали ничком,  ожидая рассвета, когда должен был начаться штурм.
Вдруг мы  услышали перестук пулемета «виккерс», за которым последовала быстрая и короткая  очередь немецкого пулемета. Должно быть, штурмовые группы на нашем фланге  наткнулись на дозор противника. Затем все стихло, и мы залегли в ожидании  сигнала к наступлению.

Из-за горизонта  появились первые лучи солнца. Вскоре стало совсем светло. Заработали наши  орудия. Сначала по одному, затем, увеличивая мощь, они обрушили свой огонь на  вражеские позиции. Первые снаряды разорвались в нескольких метрах впереди нас.  Я испугался, что придется пустить предупредительную ракету, а это выдаст нашу  позицию. Но заградительный огонь вскоре переместился вперед.
И тут мы  услышали рев моторов: приближались наши «Штуки». Мы аккуратно разложили наши  опознавательные знаки, заготовленные заранее. Мы уже однажды почувствовали на  себе силу наших собственных бомб (и это снова произойдет под Эль-Аламейном).

Бой продолжался.  На том фланге, который начал стрельбу раньше всех, заработали тяжелые пулеметы  и минометы. «Штуки» пикировали над нашими головами на вражеские позиции. Бомбы  с воем врезались в минное поле. Это Роммель выдумал новый трюк. Он не бомбил  защитников крепости – взрывами бомб он пробивал проход через минное поле. Один  налет следовал за другим: от разрыва каждой бомбы детонировали несколько мин,  словно вызывая цепную реакцию. «Штуки», сбросив свой груз, ревя моторами,  пронеслись назад над нашими головами. Им никто не мешал, ведь Королевские ВВС  перебазировались в Гамбут.
Когда упала  первая бомба, мы увидели, как впереди несколько вражеских солдат рванулись  назад к укрытию. Это были передовые посты противника. Ну, а мы лежали в неглубоком  сухом русле, и нас, видимо, еще не обнаружили. Момент настал. Мы опустошили  наши пулеметные ленты, стреляя по тому месту, куда скрылись вражеские солдаты,  и бросились к едва заметному сооружению, которое, по-видимому, было опорным  пунктом.
Наши саперы  поднялись и устремились вперед. Они несли с собой взрывчатку, чтобы подорвать  заграждения из колючей проволоки. Мы оказались в аду.

Нас встретил  плотный огонь 11-й индийской бригады (2-й Королевский батальон камеронских  горцев, 2/5-й батальон марратов, 2/7-й батальон гурков). С фланга нас  непрерывно поливал свинцом пулемет, но саперы упорно продвигались вперед. Они  подавали артиллерии сигналы ракетами. Заградительный огонь перемещался вперед.  Затем саперы подожгли дымовые шашки.
Это было  сигналом для нас. Под прикрытием дымовой завесы мы рванулись вперед. Несколько  солдат упало. Но наши быстрые броски скоро привели нас к первой траншее,  которая оказалась пустой. Теперь у нас было укрытие и хороший сектор обстрела.  Несмотря на артиллерийский огонь из Тобрука, снаряды которого рвались теперь  позади нас, наша моторизованная пехота с противотанковыми пушками,  поддерживаемая танками, устремилась в прорыв.


Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне. Глава 28
« Ответ #45 : 17 Февраль 2012, 11:51:02 »

    Саперы захватили  противотанковый ров, который в некоторых местах был заполнен илом. Они навели  мосты, и танки рванулись вперед. Наша пехота при их поддержке захватывала  траншею за траншеей. Я улучил момент, чтобы посмотреть, как обстоят дела на  правом фланге. Мы там довольно далеко продвинулись. Наши войска вырвались  вперед и уже открыли фланговый огонь по позициям впереди нас.
Хорошо – это  большая помощь нам! Тобрукская артиллерия обстреливала их не слишком сильно,  поскольку основной огонь она вела по нашим танкам и моторизованной пехоте 15-й  дивизии. А мы уже почти прошли первую линию опорных пунктов.

На какое-то  время наше продвижение замедлило неожиданно обнаруженное минное поле. Затем  последовал танковый прорыв в сопровождении пехоты и противотанковых орудий.  Индийцы, особенно маратты, ожесточенно оборонялись. Но их, похоже, парализовала  неожиданность атаки и мощь бомбовых ударов наших «Штук». Гурки попытались  контратаковать силами автоматчиков, но были сметены и отброшены плотным огнем  пулеметов, противотанковых орудий и минометов.
Только в  половине восьмого или около того тобрукская артиллерия открыла по нам  сосредоточенный огонь, но было уже слишком поздно. Артиллеристы противника били  по танкам, двигавшимся среди нас. Но теперь у нас было хорошее прикрытие, и это  радовало.

Атака  развивалась по плану и успешно завершилась раньше намеченного времени. Мы  потеряли несколько человек убитыми и ранеными, это совсем небольшие потери. Мы  уже отправили в тыл первых пленных и двигались вперед. Мои солдаты  присоединились к бронетранспортерам 115-го мотопехотного полка.
В течение этого  утра танки Роммеля под прикрытием противотанковых орудий 1-й дивизии  моторизованной пехоты планомерно двигалась к своей первой цели – развилке дорог  на Тобрук-эль-Адем и Бардию, которую защитники Тобрука называли Кингс-Кросс.

Еще в 1941 году  мы знали, что именно здесь противник разместил свои самые мощные батареи. Нас  пытались удержать несколько батарей, сначала английской полевой артиллерии,  потом, как я полагаю, южноафриканской артиллерии, но одно за другим орудия  противника выходили из строя или попадали под гусеницы наших танков и  уничтожались пехотой.
Другие танки  около Кингс-Кросса вступили в бой с 4-м Королевским танковым полком и  разгромили его. Британская танковая группа была спешно собрана из разных  подразделений и брошена в контратаку; она была плохо организована, и ее действия  не были скоординированы с действиями пехоты. Эти танки не шли ни в какое  сравнение с нашими «Т-III» и «Т-IV», и ближе к полудню на ходу их оставалось  только полдюжины. Они покинули поле боя.

Несколько других  танков, числом до батальона, пытались атаковать нас оттуда, где 2-й камеронский  полк шотландских горцев и Индийская бригада все еще удерживали в тяжелом бою  свои позиции. Но вскоре и они были сметены противотанковыми орудиями 90-й  легкопехотной дивизии со стороны той развилки Кингс-Кросс, которая вела на  Бардию. По словам наших солдат, с поля боя ушло только четыре целых танка.
Но нашим  танковым подразделениям было неинтересно гоняться за несколькими уцелевшими  танками. Их план состоял в том, чтобы рассечь оборону крепости надвое, атакуя  гавань с севера.

Мы знали, что  южноафриканские части еще не вступили в бой. Они напрасно ждали, что в этом  секторе мы атакуем их с фронта. Мы уже вошли в крепость и оказались позади них.  Одна группа наших танков вместе с подразделениями 90-й дивизии повернула на  запад, чтобы усилить наш западный фланг, которому противостояли пехотные  резервы противника, и вступить в бой с 201-й гвардейской бригадой.
Четырнадцать  других наших танков в сопровождении моторизованной пехоты 15-й дивизии  помчались по дороге к гавани, несмотря на орудийный огонь обороняющихся и  стрельбу пехоты, которая не причиняла им никакого вреда. Наши танки при  поддержке 115-го полка уничтожили еще несколько батарей. Вскоре мы отчетливо  увидели гавань. Два небольших корабля удирали на всех парах: мы было навели на  них наши 88-миллиметровые зенитки, но они уже вышли в открытое море.

А потом мы  миновали множество неподвижных грузовиков, которые очень пригодились бы  противнику, если бы его разгромленный гарнизон попытался вырваться из крепости.  Мы оказались в гавани, в соответствии с планом, до наступления ночи. Мы  дезорганизовали и взломали оборону Тобрука, а нам даже не пришлось вступить в  бой с большей частью его гарнизона – южноафриканцами Клоппера.
Сам Роммель уже  с полудня находился в крепости. Мимо его «мамонта», стоявшего на развилке  Кингс-Кросс, шли пленные, но, похоже, лишь немногие догадывались, что  приземистый, коренастый человек, который стоял расставив ноги на крыше своего  автомобиля и наблюдал в бинокль за продвижением своих танков, и был самим Лисом  Пустыни. Мечта Роммеля, цель 14-месячной борьбы осуществилась.

Генерал Клоппер,  насколько мы могли судить, был в тот момент довольно близко. К четырем часам  пополудни наши танки находились в полумиле от него, и он, похоже, спешным  порядком переместил свой штаб. Больше он уже ничего не мог сделать.
Столбы густого  дыма поднимались вертикально в небо. На горящих складах рядом с портом рвались  боеприпасы. К ночи гавань была полностью в руках Роммеля. Гвардейская бригада –  резерв Клоппера в крепости – была разбита, а ее штаб уничтожен. Но южноафриканцы  все еще сопротивлялись.
Роммель  планировал атаковать их ночью и разработал схему атаки, ориентируясь по компасу  между портом и Пиластрино.

Тем временем  Клоппер провел ночное совещание со своими офицерами, стоит ли предпринимать  попытку вырваться из крепости – что было невозможно из-за отсутствия  транспорта, – или следует сражаться до конца. Он поддерживал радиосвязь с 8-й  армией. Ричи, однако, там не было, и приказы поступали от его подчиненных. 8-я  армия хотела продержаться сутки. Но в то же время ей не удалось вернуть  танковые части из района Гамбута и бросить их в Тобрук на помощь Клопперу.
Спешно  разработанный ночью план южноафриканцев стоять до конца провалился. Невозможно  было до рассвета возвести на каменистой почве тобрукского периметра  оборонительные сооружения и развернуть войска для обороны тыла старой линии  фронта. Ничем нельзя было отразить атаку Роммеля, тем более что не было никаких  признаков подготовки отвлекающего удара или вмешательства британских  бронетанковых сил.

Утром без  четверти восемь Клоппер капитулировал.

25 тысяч человек  и огромное количество боеприпасов и снаряжения попали в руки Роммеля. К концу  дня Гитлер произвел его в фельдмаршалы. Мы отпраздновали победу трофейными  консервированными фруктами, ирландской картошкой, сигаретами и баночным пивом.
День или около  того мы радовались неожиданным благам. Приятно было ходить вокруг полевых  кухонь, вдыхая запах жарившихся свиных сосисок и картошки – давно забытых  деликатесов. Можно было пить английское пиво, а на десерт есть консервированные  южноафриканские ананасы.

Мы с неприязнью  и презрением отпихивались от наших собственных пайков, особенно от «старика».  Вместо него мы тешились австралийской говядиной, которая столь же сильно  осточертела австралийцам, как нам наш «старик». Однако прошло какое-то время,  прежде чем мы стали соглашаться с захваченными письмами противника, в которых  не было восторгов по поводу вкуса говядины. И если позволяли условия, мы слали  домой посылки с австралийской говядиной. В Германии она считалась деликатесом.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне. Глава 29
« Ответ #46 : 17 Февраль 2012, 11:53:54 »

   
Глава  29

Post  mortem: Почему пал Тобрук

Тогда у меня не  было времени написать post mortem по Тобруку. Но военная сторона дела была ясна  и понятна. Не удивительно ли то, что Тобрук выдержал семимесячную осаду и не  смог выстоять однодневного штурма?
Я полагаю, нет.  В начале 1941 года, когда мы первый раз штурмовали обороняемые австралийцами  укрепления, у Роммеля не было ни одной полностью укомплектованной дивизии.  Большая часть наших сил занималась подготовкой надежного плацдарма. Роммель не  вел непрерывного штурма крепости в течение семи месяцев. Две попытки взять  Тобрук были предприняты в апреле и в начале мая 1941 года. После этого он  сосредоточил свое внимание на границе, совершенствуя свой план полномасштабного  штурма в ноябре. Этот план мог бы иметь успех, но тогда Роммелю противостояла  более мощная крепость, чем Тобрук июня 1942 года.

За время  пребывания австралийцев в Тобруке они усердно и искусно укрепляли его  оборонительные сооружения, и эту крепость уже нельзя было сравнить с той,  которую взял генерал Уэйвел. Первые атаки Роммеля были направлены против двух  особенно сильных секторов на юго-западной стороне крепости, а поскольку он  повторял свои атаки, то защитникам удавалось сконцентрировать свои резервы, и  особенно танки, в месте возникновения угрозы. А когда атаки прекращались, они  укрепляли свою оборону по всему периметру.

Когда же Роммель  атаковал в июне, защитники не были готовы к штурму ни физически, ни  психологически. Я не хочу сказать ничего плохого о боевом духе южноафриканцев,  хотя большая часть дивизии была относительно неопытна; у нее просто не было  такой боевой закалки, приобретаемой в постоянных боях, как у многих их  товарищей и у Африканского корпуса. В целом гарнизон, вероятно, не предвидел  поражения, и, тем не менее, 8-я армия была вытеснена за пределы хорошо  укрепленного рубежа Газалы. Жестокие танковые сражения у Рыцарского Моста были  проиграны, и осажденные в крепости знали, что остатки 8-й армии оказались оттесненными  далеко назад к границе.
В гарнизоне не  было уныния, но не было и победного духа. Роммель же упивался своим успехом,  как и солдаты его Африканского корпуса.




Физически  гарнизон Тобрука деградировал, поскольку не ждал новой осады. В ноябре 8-я  армия была уверена, что одним махом сумеет разорвать ее кольцо. После сражений  с переменным успехом Роммель был оттеснен назад к Эль-Агейле, хотя отбросить за  этот рубеж его не удалось; а Тобрук психологически рассматривался англичанами  просто как удобная база снабжения. Даже когда 8-я армия откатилась назад к  Газале, Тобрук не стал спешно готовиться к отражению штурма: разве передовые  опорные пункты не удержат противника на расстоянии? Поэтому минные поля были  ослаблены и тысячи мин были взяты для укрепления рубежа Газалы. Без должного  ухода осыпался противотанковый ров.

И наконец, по  неизвестной причине, когда в Тобруке уже чувствовалась угроза, все почему-то  решили, что Роммель будет снова наступать в секторе Медаввы. И это при том, что  были захвачены некоторые наши секретные документы, из которых стали ясны  первоначальные планы Роммеля атаковать Бир-Хакейм и рубеж Газалы с флангов и  ударить в районе Эль-Адема и Сиди-Резей! Этот первоначальный план предполагал  штурм крепости со стороны Эль-Дуды, если мы туда доберемся; и вот теперь  Роммель в точности выполнил свое намерение, которое, как показал результат,  оказалось совершенно неожиданным для врага. Сейчас у Роммеля появилось  преимущество, которого не было 14 месяцев назад. В 1941 году он не обладал  информацией о системе обороны, и даже позднее она была минимальна. Первая  карта, содержащая точные детали, была получена только после первого штурма,  сведения о числе и мощи опорных пунктов оказались для нас совершенно  неожиданными. Но за месяцы осады система обороны была тщательно изучена, а ко  времени разработки плана штурма в ноябре были определены все сильные и слабые  стороны каждого сектора.

Теперь же, в  июне, каждый элемент оборонительной системы был слабее, чем в ноябре. Морская  линия фронта Тобрука протянулась на 40 километров, наземная – на 58 километров.  И для обороны такого растянутого фронта 8-я армия выделила всего лишь 61  противотанковое орудие, из которых, как нам стало известно позже, 6-фунтовыми  были только восемнадцать! Это не позволяло командующему гарнизона  сконцентрировать достаточную мощь в резерве для создания противотанкового щита,  который мог отбросить или сдержать напористое продвижение наших танков, пока  танки защитников не будут сосредоточены для эффективного контрудара.

Тобрук пал  потому, что у его защитников не было плана отражения неожиданного мощного  штурма, и еще потому, что танки, в задачу которых входило не подпустить Роммеля  на расстояние прямого удара, были разбиты в открытом поле.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне. Глава 30
« Ответ #47 : 21 Февраль 2012, 10:08:50 »

   
Глава  30

Отпуск

       Роммель взял  Тобрук, но не успокоился на этом. Он не собирался долго праздновать свой  триумф. Всего лишь через два дня после взятия Тобрука войска были  переформированы и снова двинулись в наступление.
22 июня  легкопехотные части, пройдя вдоль побережья, взяли Бардию, которую Роммель  рассматривал как приз, завоеванный для него фон Вегмаром. В эту ночь 1-я  южноафриканская дивизия, которая удерживала прибрежную сторону халфайского  эскарпа, покинула свои позиции; и утром Роммель был уже готов вторгнуться в  Египет южнее Сиди-Омара.

На закате 24  июня он бросил свои силы вперед от Халфаи по дороге через пустыню. К ночи мы  поравнялись с Сиди-Баррани и были на расстоянии 64 километра от Мерса-Матрука,  а некоторые из наших бронеавтомобилей продвинулись уже на 32 километра вперед.
Когда авангард  Роммеля достиг Бардии, у него состоялось совещание с непосредственным  начальником Бастико. Бастико настаивал на том, чтобы мы остановились и вновь  заняли соллумский фронт, а не пытались проникнуть в Египет. Но Роммель заверил  Бастико, что Кессельринг обещал решить все проблемы снабжения и поэтому  материально-техническое обеспечение наступления немецких войск в Египте было в  безопасности. Услышав это, Бастико оставил окончательное решение за Роммелем.  Роммель решил двигаться вперед.

Мое  подразделение пересекло границу южнее Маддалены и быстрым маршем двигалось на  восток. Вечером 25-го мы достигли железной дороги к востоку от Сиди-Баррани. В  тот день Окинлек освободил Ричи от руководства 8-й армией и принял командование  на себя. Таким образом, он вышиб со своих постов двух командующих 8-й армией  (Каннингема и Ричи), и теперь Роммель противостоял двум главнокомандующим  (Уэйвелу и Окинлеку). Он еще увидит уход Окинлека и будет воевать с  Александером и Монтгомери.
Эти два  знаменитых британских генерала прибыли в пустыню еще до того, как я вновь  принял участие в боевых действиях, а было это в августе под Эль-Аламейном,  поскольку мне выпала удача получить отпуск домой.

Я ошибся в  оценке стратегической ситуации. Я считал, что Роммель не пойдет дальше в глубь  Египта; а если он и планировал это, то у 8-й армии еще хватит сил удерживать  его на соллумском фронте.
Я должен был  предвидеть, как развернутся события, ведь кому как не мне знать отчаянный  характер Роммеля. Он только что совершил то, что казалось совершенно  невозможным, – в один миг взял Тобрук. Он стал фигурой мирового значения и  национальным героем Германии. Гитлер тут же произвел его в фельдмаршалы: свой  молниеносный взлет от полковника до фельдмаршала он совершил за три года.

Я гордился тем,  что был в какой-то мере связан с Роммелем, но считал себя простым фронтовиком,  и, когда мой полк встал лагерем к востоку от Тобрука, через два дня после  взятия крепости, я отправился в строевую часть 15-й танковой дивизии и вежливо,  но настойчиво попросил направить меня в действующую часть. Мой собственный  батальон был, вероятно, уничтожен, но для молодого способного офицера всегда можно  было найти место в другом.
– Все правильно,  Шмидт. Вы снова хотите командовать, – кивнул штабист. – Но разве все мы этого  не хотим? Чего нам не хватает, так это войск, – пошутил он. – Если мы не можем  дать вам какую-нибудь часть, то почему бы вам не поехать в отпуск?

Я подумал, что  на египетском фронте в ближайшие две недели вряд ли произойдут кардинальные  перемены, и быстро принял решение. Я поразил майора своим ответом:

– Да, пожалуй.  Мне нравится ваше предложение. В конце концов, хоть мне всего двадцать шесть, я  один из «старейших» офицеров германских сил в Африке.

Я и опомниться  не успел, как был направлен в Дерну. Офицер штаба по кадрам располагал  идеальным поводом, чтобы отослать меня домой. Штабу нужен был офицер, который  отправился бы в Рим со срочным, совершенно секретным пакетом и лично вручил бы  его командованию. Мне приказали лететь с этим пакетом.

И вот всего  через несколько дней после кровавой исторической битвы я оказался на мирных  улицах Вечного города, рестораны которого были заполнены элегантными женщинами  и жизнерадостными мужчинами, а вокруг текла роскошная, безмятежная жизнь.
Как приятно было  отдать себя в руки услужливого парикмахера – постричься, помыть с шампунем  голову, побриться, сделать массаж лица и маникюр, которым занималась сияющая  блондинка! Я съел в кафе мороженое, разглядывая проходивших мимо красивых  женщин.
Какая радость  охватила меня, когда я представил, что скоро увижу Герту, мою возлюбленную.  Подумать только – ведь всего лишь несколько дней назад величайшей радостью для  меня было видеть, как наши танки сметают врага и побеждают в бою. Теперь же  война, которая столько месяцев казалась самым важным делом в жизни, отошла на  второй план, а главное место заняли личные отношения.

Приняв ванну, я  с наслаждением влез в новую хрустящую рубашку. Жена говорящего по-немецки  итальянца-антиквара, у которого я купил кое-какие безделушки, предложила помочь  мне сориентироваться и выбрать одежду, не беспокоясь о купонах. Итак, я купил  шелковые чулки, нарядное платье, спортивный костюм, фетровую шляпу, сумочку,  перчатки, пальто… Я был при деньгах, поскольку получил специальное жалованье от  итальянцев в Эритрее, помимо моего стандартного армейского жалованья в  германской армии, а в Северной Африке деньги было тратить не на что. Даже  закаты были бесплатными.

Когда мы  покончили с покупками, я купил пару туфель для моей добровольной помощницы. И  похоже, это обрадовало ее гораздо больше, чем известие о взятии Тобрука.
Я неспешно  прогуливался по Палаццио-Венеция, когда ко мне обратился необыкновенно  ухоженный молодой человек в изысканном черном костюме и черной шляпе. С ним  была девушка, одетая по последней римской моде, в мехах, несмотря на летнюю  жару. Пока она лениво разглядывала витрины, ее спутник заговорил со мной. Это  был мой знакомый по пустыне, молодой граф, который помогал мне менять шину на  «мамонте», когда Роммель попал в переплет к востоку от проволочного заграждения  на границе с Египтом.
    – Дорогой друг,  – сказал он, – позвольте мне представить вас… – И он витиевато представил меня  своей даме, а затем продолжил с любезностью воспитанного человека: – Вы просто  обязаны прийти к нам как-нибудь в гости.
Я принял это  ненавязчивое приглашение, выразив приличествующую случаю благодарность, но, так  же как и он, прекрасно понимал, что это всего лишь дань светским условностям.

Однако моя  миссия в Риме была завершена. Я доставил пакеты военному атташе. Поезд пронес  меня через Верону к перевалу Бреннер, где я купил бутылку марсалы, которая,  когда ее откроешь, пахнет только пудрой и больше ничем.
Затем через  Альпы в Мюнхен. Гражданская жизнь была здесь более упорядоченной, чем в Италии.  Здесь не было изящества, свойственного римской улице. Все мужчины и женщины  работали и постоянно куда-то спешили: все были одеты либо в форму, либо в  рабочие спецовки. В Риме толпы носильщиков чуть ли не дрались за право нести  мои вещи. Здесь в Мюнхене мне пришлось нести их самому и быть довольным. Мы  вместе с одним капитаном катили тележку с нашим багажом по платформе, где стоял  кёльнский поезд.
В Хагене я сошел  поезда и пешком добрался до родительского дома (такси не было). Отец тут же  отправился к моей невесте, чтобы сообщить о моем прибытии, и осторожно сказал  ей, что я вернулся из Африки живым. Я снял военную форму и оделся в свою  студенческую одежду, сбросив на пол вместе с формой, которую не снимал всю  африканскую кампанию, и груз ответственности, лежавший на моих плечах.

Мы с Гертой  гуляли по тихим лесам и составляли план нашей свадьбы. Это было не так-то  просто: офицер, собиравшийся жениться, должен был сначала получить специальное  разрешение генерал-адъютанта Верховного главнокомандования вермахта. Разрешение  выдавалось только при наличии доказательств арийского происхождения невесты,  медицинской справки о том, что она здорова, и поручительства от трех уважаемых  граждан. И наконец, мой командир дивизии тоже должен был дать свое согласие.
Герта с женской  хитростью и дотошностью, изначально присущей дочерям Евы, выспрашивала у меня  подробности моей жизни, стараясь выведать все грехи и оплошности, которые я  совершил во время моего долгого отсутствия. И она их выведала.

– Скажи мне,  бога ради, что ты делал в Асмаре, – спрашивала она, – когда твою роту  добровольцев распустили, а ты жил в шикарном отеле? Ты что, хочешь, чтобы я  поверила, что ты провел все это время с фельдфебелем Полем?
Я дал ей полный  отчет о своих поступках, разумеется опустив некоторые подробности, но она  вскоре вытащила из меня то, что ей хотелось узнать. И боже мой, моя невинная  интрижка показалась мне самому такой ужасной! И после ее допроса, в какой бы  мягкой форме он ни проводился, я подумал, что в пустыне, пожалуй, безопаснее,  чем дома.


Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне. Глава 30
« Ответ #48 : 21 Февраль 2012, 10:10:00 »

    Что было делать?  В ходе этого перекрестного допроса, сопровождаемого улыбками, пришлось  признаться, что да, в том отеле были красивые женщины. Да, их мужья были  далеко, в армии. Кто же была самая красивая из них? Ну, жена итальянского  майора…

Какой толк после  этого добавлять, что у этой обаятельной дамы было трое шумных детей? Я,  конечно, не сказал, что среди них была очаровательная девушка семнадцати лет.  Ее всегда окружали блестящие молодые итальянские офицеры. Но я заметил в зале  для отдыха отеля, что она пыталась изучать немецкий, и произношение у нее было  плохое. Мне не оставалось ничего другого, как только предложить ей свою помощь.  Конкурентам-итальянцам пришлось ретироваться с поля боя. Девушка делала успехи  в изучении языка, а на учителя смотрела благосклонно. В тот вечер мать  синьорины с выражением благодарности и комплиментами послала мне на стол  бутылку итальянского вина. Пол, сидевший за моим столом, ехидно спросил:

– От тещи, да?

Чтобы не отстать  в учтивости, на следующий день я послал синьоре бутылку немецкого импортного  пива, несколько ящиков которого было погружено на «Кобург», отправлявшийся на  Дальний Восток.
На следующий  день наши столики были передвинуты поближе друг к другу. Поль, который был  женат уже пять лет и, быть может, именно поэтому относился к матери своей жены  весьма скептически, назвал это махинациями «моей тещи».

Несколько дней  спустя я попросил синьору позволить своей дочери поехать со мной на охоту.  Только потом от своих итальянских друзей я узнал, что означало мое приглашение:  у итальянцев это равносильно предложению руки, а полученное разрешение  означает, что предложение принято. Синьора дала свое согласие.
Утром в  воскресенье, на которое я запланировал охоту, от синьорины пришло послание с  выражением сожаления, что из-за плохого самочувствия она не сможет прийти.  Поэтому мне пришлось отправиться на охоту с Полем, примирившись с такой не  совсем удачной заменой.

Мы уже  приближались к окраине города, когда казначей моей расформированной роты  прокричал мне:
– Господин  лейтенант, ваш самолет уже готов и вылетит через полчаса…

Вот почему я  улетел из Асмары, не попрощавшись с дамами и даже не успев забрать свои вещи,  на встречу с Роммелем.

Вот такую  историю вытянула из меня Герта. Все вполне невинно. Разве можно подумать, что  она может повредить рассказчику?

И вот я, солдат  Африканского корпуса, провожу отпуск в Германии, напрасно надеясь получить разрешение  жениться. Четыре замечательные отпускные недели, и все закончилось. Я помню  прогулки с Гертой вдоль Рейна, безмятежные дни с катанием на моторной лодке,  наши восхождения на Драконовы скалы и Семь гор, вечера в кафе «Дрезден» в  Годесберге, где у Гитлера была своя личная комната… Мороженое и пирожные, но в  Италии они были лучше и слаще. Только романтические чувства превращали эти безвкусные  продукты в деликатесы.
Моей девушке  надо было возвращаться на работу, мне же из-за отсутствия транспорта продлили  отпуск. Не особо хотелось без дела торчать в Германии. Но все, кто побывал в  армии, знают, что означает отсутствие транспорта и приказ отправляться на  фронт. Я был мелкой рыбешкой. Бесполезно было говорить, что я адъютант Роммеля  – хоть Роммель и был в тот момент национальным героем Германии. Официально я  был младшим боевым офицером, не приписанным ни к какой части, куда должен был  бы вернуться. А Африка? Снова мелочь. Теперь самым ужасным и кровавым был  Восточный фронт.

Я решил провести  свободное время в Боннском университете, где до войны изучал сельское  хозяйство, и попытаться наверстать упущенное за годы службы в армии. Но это  предприятие было обречено на провал: одним ухом я слушал лекцию, другим пытался  услышать что-нибудь об Африке. Только по выходным я мог улизнуть домой, чтобы  повидаться с любимой. А потом опять дни, проведенные в Бонне, и ожидание  приказа возвращаться в Африку. В университете, как и везде, девушек было  больше, чем парней. Это были девушки, которые поступили учиться, чтобы избежать  работы на заводах. Парни были в основном из тех, кого признали непригодными к  службе, плюс несколько отпускников, пользующихся возможностью посещать лекции.  Девушек не интересовали ни война, ни солдаты. Всех охватила странная апатия.  Немногие сомневались в полной победе, но все хотели, чтобы поскорее настал  конец войне и их теперешним трудностям. В Бонне почти не было военных. А те,  которые встречались, были одеты в серую форму солдат Восточного фронта –  солдат, воевавших в России. Некоторые носили бледно-голубую форму зенитчиков с  Сицилии. Африканская форма хаки была редкостью. Поскольку я одевался в  гражданское, то несколько раз был назван трусом.

Мой отец,  простой человек, был пессимистом. Он выслушивал все, что я рассказывал о ходе  войны в Африке, и качал головой. Несмотря на запрет, он слушал радио союзников.
– Роммель? –  говорил он. – Может быть. Но давай будем реалистами, мой мальчик…

Мощных налетов  на Рур еще не было. Но Кёльн уже бомбили. Я поехал в Кёльн на выходные и  остановился в гостинице около собора. В следующий выходной я приехал снова – и  увидел одни руины.

Я размышлял: «Ну  а что же произошло в Африке за время моего отсутствия? Я ошибся, решив, что мы  не будем наступать. Мы прорвались до Эль-Аламейна. Войска Роммеля стояли на  подступах к Александрии и дельте Нила. Быстрее, чем ожидали, мы прошли через  минные поля к югу от Матрука. У нас было несколько боев с 1-й бронетанковой  дивизией, но мы все же вскоре оказались на побережье в двадцати минутах от  этого британского укрепленного пункта. Мы захватили множество пленных. Второго  Тобрука не предвиделось. Во второй раз за короткий период, каким измеряется  время в пустыне, – две недели – 50-я новозеландская дивизия прорвалась через  наступающие боевые порядки Роммеля и вернулась в дельту Нила. Затем наши войска  пришли в Эль-Аламейн. Там у нас было всего несколько танков, сопровождающих  массу транспортной техники. Я слышал, что, когда мы прибыли туда, у нас на ходу  оставалось не больше двенадцати танков. А невдалеке от Александрии нас остановили  южноафриканцы…»

Бедная маленькая  Герта. Она была так бледна, когда мы молча ожидали прибытия моего поезда. Она  еле сдерживала слезы. Мне было тяжело, но мундир и нашивки дисциплинируют.  Когда поезд тронулся и она побежала по платформе, чтобы продлить последние  минуты прощания, у меня защипало в глазах. Если бы только… ну  да ладно, назад в Африку.
Я проехал на  поезде все Германию, Италию и достиг Бриндизи. Оттуда я полетел через Афины и  Крит и приземлился на тобрукском аэродроме в Эль-Адеме, месте, вызвавшем у меня  горькие воспоминания. Я проехал на машине через пустыню по старой прибрежной  дороге и прибыл на фронт под Эль-Аламейном.

Теперь и вправду  отпуск мой кончился: по мере продвижения нас бомбили пикирующие  бомбардировщики. Далеко позади осталась легкая безмятежность Рима, напряженная  суровость домашней жизни. Я снова был на фронте.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне. Глава 31
« Ответ #49 : 21 Февраль 2012, 10:14:30 »

   
Глава  31

Незнакомец  в Эль-Аламейне


     В Эль-Аламейне  меня ждало новое назначение. Я принял под командование батальон специальной  группы 288, боевую часть, которая готовилась для боевых действий в Персии и до  сих пор участвовала в боях вместе с 90-й легкопехотной дивизией.
Меня быстро  ввели в курс дела, сообщив о том, что произошло на африканском фронте с тех  пор, как я покинул Африканский корпус.

Преследуя 8-ю  армию, разведывательные части Роммеля двигались на восток. В районе  захолустного железнодорожного полустанка Эль-Аламейн их встретил артиллерийский  огонь. Наши артиллеристы установили свой НП на горе под названием  Тель-эль-Эйса. Подъехала разведывательная бронемашина, в которой оказался сам  Роммель. Он дал войскам приказ под покровом сумерек атаковать северный сектор  противника и прорвать линию его обороны. Пехотные части 90-й дивизии, при  поддержке нескольких артиллерийских орудий, бросились в атаку. Их встретил пулеметный  огонь и заставил покинуть грузовики и окопаться.

Битва за  Эль-Аламейн, хотя этого еще никто не знал, началась.

Внезапная  остановка наступления оказалась на руку ремонтным подразделениям и некоторым  командирам, которые хотели переформировать свои части. Но пехотинцы были  недовольны. Когда июнь подошел к концу, а они все еще стояли у Эль-Аламейна,  они начали понимать, что время быстротечных боев закончилось, и они обречены на  тоску и безысходность пассивных боевых действий – почти что окопную войну.

Наши атаки на  северный сектор новой, нечеткой еще линии фронта не имели успеха. Нас  остановили южноафриканцы Пиенаара. Одновременно с этим 1 июля наши части  атаковали в низине Дейр-эль-Шейн 18-ю индийскую бригаду и разгромили ее,  захватив почти весь личный состав в плен. Роммель продолжал наносить удары по  позициям южноафриканцев Пиенаара, и днем 2 июля их левый фланг, в особенности  застывшая без движения колонна пиенааровской 1-й бригады, нашего злейшего врага  в Восточной Африке (они прошли с боями на север Абиссинии и, вместе с 5-й  индийской дивизией, приняли участие в штурме Амба-Аладжи в мае 1941 года),  подвергавшаяся сильному обстрелу, оказалась под угрозой разгрома. Впоследствии  мы узнали, что Пиенаар запросил у своего командира корпуса генерала Норри  танковой поддержки либо разрешения отступить, чтобы спасти левый фланг.  Командир корпуса отказал. Видимо, Пиенаар лично обратился к Окинлеку, но  британский главнокомандующий поддержал командира корпуса. Затем, обдумав  обстановку, Норри сказал Пиенаару, что согласится на отход при условии, что 1-я  бригада будет отправлена в тыл, в резерв. Пиенаар расценил это как оскорбление  его войскам и пригрозил уходом с поста командира дивизии. Был достигнут  компромисс, и левый фланг был немного отодвинут назад.

Гораздо позже до  ушей Роммеля дошел слух, который долго считался недостоверным, поскольку  исходил от пленных, о саркастическом замечании Пиенаара. Он якобы заявил, что  на головы южноафриканцев падали не только роммелевские снаряды, но и снаряды  Новозеландской дивизии. И что их обстреливали британские танки и своя  собственная авиация. Передавали, что Пиенаар позвонил командиру корпуса и начал  разговор с таких слов:
– Послушай,  Норри, скажи мне, с кем ты воюешь – со мной или с Роммелем? Если со мной, то  гарантирую тебе, что мои южноафриканцы возьмут Александрию за 40 часов.

Конечно, против  нас стояли не только южноафрикацы, но если бы не они, а в особенности их  25-фунтовые орудия, то Роммелю удалось бы прорвать фронт противника. На  передовой были также новозеландцы – отличные бойцы, стойкие в обороне, смелые в  атаке, обладающие интеллектом, – они держались, несмотря на длительные бои в  пустыне, которые они вели уже несколько лет и понесли большие потери.

Из Персии и  Палестины вернулась в пустыню 1-я австралийская дивизия, солдат которой  прозвали «крысы Тобрука». Это было одно из самых сильных подразделений  австралийцев, чьи части завоевали среди наших солдат репутацию кровавых за свое  страшное умение орудовать штыком.
Против нас также  воевали индийские части и британские танки. А в ближайшие месяцы нам предстояло  встретиться с французами, поляками и греками. Египет защищало нечто вроде  армейской Лиги Наций, но не сами египтяне.

Весь июль обе  стороны лихорадочно сооружали мощные оборонительные линии. Здесь был простор  для инициативы и отваги во время атак и контратак с обеих сторон, а также в  боях местного значения за отдельные тактически выгодные точки.
Австралийцам  удалось взять Тель-эль-Эйсу, представляющую собой выгодную передовую позицию  для 8-й армии. У Роммеля же была выгодная позиция на гребне Митейрьек на южном  фланге, где он разместил свои отборные войска.

Парашютная  бригада под командованием генерала Рамке, недавно прибывшая с Крита, при  поддержке спецгруппы 288 и отборных солдат из доблестной итальянской парашютной  дивизии «Фольгоре» сумела оттеснить на значительное расстояние южный фланг 8-й  армии в низине Каттара.
В течение второй  половины месяца Окинлек со своими австралийскими подкреплениями и новыми  танками, присланными из Америки, начал такие активные действия пехотными  частями, что Роммель стал подумывать об отходе на соллумские позиции. Не думаю,  что британцы догадывались об этом. Роммеля беспокоила нехватка боеприпасов –  почти не было снарядов для орудий, – к тому же повышенная активность вражеской  авиации серьезно уменьшала наши запасы, которые приходилось теперь подвозить  издалека.


Записан