Feldgrau.info

Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь.
------------------Forma vhoda, nizje----------------
Расширенный поиск  

Новости:

Пожелания по работе сайта и форума пишем здесь.
http://feldgrau.info/forum/index.php?board=1.0

Автор Тема: С Роммелем в пустыне.  (Прочитано 46586 раз)

0 Пользователей и 1 Гость просматривают эту тему.

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне.
« : 23 Январь 2012, 09:29:53 »

Хайнц Вернер Шмидт
С  Роммелем в пустыне.
Африканский
танковый корпус
в дни побед и
поражений 1941-1942 годов

Аннотация


Адъютант  командующего германским экспедиционным корпусом генерала Роммеля рассказывает о  сражениях в Северной Африке во время Второй мировой войны, о полководческом  даре генерала, его оригинальных стратегических и тактических решениях, которые  позволили в течение продолжительного времени успешно противостоять многократно  превосходящим в численности и вооружении силам противника.

Оглавление

Глава 1  Как я попал в штаб Роммеля
Глава 2  Блеф в Триполи
Глава 3  Приключения в оазисе
Глава 4  Полет на генеральском «шторхе»
Глава 5  У ворот Тобрука
Глава 6  Генерал на своем верблюде
Глава 7  Штурм Пиластрино
Глава 8  «Харрикейны» обстреливают Роммеля
Глава 9  Паулюс из Сталинграда и моя эритрейская  история
Глава 10  «Боевой топор» на границе
Глава 11  Генеральские письма
Глава 12  Один день на линии фронта
Глава 13  Рождение танковой группы
Глава 14  Как Роммель поразил Гитлера
Глава 15  Роммель охотится на газелей
Глава 16  Роммель в боевом рейде: затерянные на  нейтральной полосе
Глава 17  Напрасная охота Кейеса за Роммелем
Глава 18  «Крестоносец»
Глава 19  Бой у Сиди-Резей
Глава 20  Хаос в пустыне
Глава 21  Арьергард
Глава 22  Назад в Эль-Агейлу
Глава 23  Роммель вновь наносит удар
Глава 24  Тобрукский план
Глава 25  Мой батальон разгромлен
Глава 26  Равновесие
Глава 27  У ворот
Глава 28  Тобрук разгромлен
Глава 29  Post  mortem: Почему пал  Тобрук
Глава 30  Отпуск
Глава 31  Незнакомец в Эль-Аламейне
Глава 32  Последняя попытка Роммеля
Глава 33  Разгром под Эль-Аламейном
Глава 34  Отступление
Глава 35  Американские «шерманы» с высокими башнями
Глава 36  Потеря триполитании
Глава 37  Наша первая встреча с американцами
Глава 38  Перевал Кассерин
Глава 39  Мост и человек из Бруклина
Глава 40  Встреча с американцами в тумане
Глава 41  Прощай, Лис Пустыни!
Глава 42  Ад на линии «Марет»
Глава 43  Тонкий рубеж против янки
Глава 44  Последняя битва
Глава 45  Усмешка бога войны
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне.Глава 1
« Ответ #1 : 23 Январь 2012, 09:32:43 »

Глава  1
Как  я попал в штаб Роммеля

«Подразделения  германских экспедиционных сил под командованием мало кому известного генерала  Роммеля высадились в Северной Африке».

Я прочитал это  проскочившее вскользь сообщение в информационной разведывательной сводке  британского Верховного главнокомандования в начале марта 1941 года. Оно  встретилось мне среди документов, захваченных нами в Керене на эритрейском  фронте, где я командовал смешанным подразделением германских войск. Оно  состояло из моряков, сошедших с кораблей, которые были блокированы Британским  флотом в итальянском порту Массава на Красном море. Пробежав глазами эту фразу,  я не мог даже предположить, что всего восемь дней спустя окажусь лицом к лицу с  этим самым Роммелем и долгие месяцы буду воевать с ним бок о бок в Западной  пустыне, отражая массированные удары врага.
Тогда о Роммеле  еще никто не знал и никто не называл его героем. Он стал им позже…

Будучи студентом  университета и пройдя курс военной подготовки, я был мобилизован и во время  вторжения в Польшу в 1939 году командовал пехотным взводом. Затем в течение  нескольких месяцев «странной войны» служил на линии Зигфрида, пока не был  вызван в Берлин. Там я получил специальное назначение на эритрейский фронт. Я  полагал, что удостоился этой чести благодаря моим документам, где было указано,  что я родился в Южной Африке. И хотя мои родители покинули ее, когда мне было  всего четыре года, я не стал возражать против того, чтобы меня считали  специалистом по Африке. Это, по крайней мере, сулило множество приключений.

В середине марта  британские и индийские войска (4-я и 5-я индийские дивизии под командованием  Уэйвела) овладели подступами к Керену, и стало ясно, что эти с виду  неприступные ворота в Эритрею в ближайшее время будут взломаны. Войска генерала  Каннингема, в составе которых находилась 1-я южноафриканская бригада Дэна  Пиенаара, быстрым маршем шли через Сомали, чтобы в самом ближайшем будущем  нанести удар в Абиссинии. Я получил приказ из Берлина распустить своих  добровольцев из торгового флота и вернуть их на корабли, которые должны были  попытаться прорвать блокаду и вернуться домой. Мне же велено было лететь в  Северную Африку, в распоряжение германских экспедиционных войск, которые  высадились в Триполи.

Я чуть было не  попал в плен в Асмаре (столица Эритреи), но мне повезло – удалось достать  пропуск на последний самолет «савойя», которым управляли три подвыпивших  итальянских летчика, и, проведя в воздухе всю ночь, я очутился возле Мраморной  Арки в заливе Сирт. Оттуда маленький итальянский самолет «гибли»[1] доставил  меня в Триполи.

Во время полета  на запад «савойя» была обстреляна британской артиллерией ПВО, и я, пытаясь  отвлечься от неприятных мыслей, среди прочего думал о том, где и когда слышал о  человеке по имени Роммель, который, по-видимому, находился в Триполи. Мне было  знакомо это имя, но в связи с чем? Я никак не мог вспомнить, и это меня ужасно  раздражало. Любопытно, что прозрение пришло ко мне в ту самую минуту, когда в  неприятной близости от нашего самолета разорвалось несколько зенитных снарядов.  На месте разрывов остались облачка дыма какой-то странной, причудливой формы –  они напоминали длинные, призрачные пальцы. И тут я вспомнил: «Дивизия  призраков» во Франции!

Так во время  нашего стремительного блицкрига прозвали 7-ю германскую танковую дивизию за ее  способность неожиданно появляться не только на линии фронта, но и позади  французских позиций. Да, теперь я был уверен, что командовал этой дивизией  генерал-майор Роммель. Интересно, увижу ли я его в Северной Африке?

Несколько часов  спустя, как мне и было предписано телеграммой из Берлина, я прибыл в  штаб-квартиру германских войск в Триполи, расположенную в роскошном отеле  «Уаддан». Начальник штаба подполковник фон дем Борн приказал мне лично  представиться генерал-лейтенанту Роммелю.

Я немного  подождал в приемной. Большинство офицеров в «Уаддане», похоже, наслаждались  сиестой из-за обжигавшего послеполуденного ливийского солнца. Обер-лейтенант  Альдингер, который, как я вскоре узнал, был адъютантом Роммеля, прошел мимо  меня во внутреннее помещение, дверь которого украшала скромная табличка  «Генерал». Он появился вновь и вполголоса сообщил, что генерал ожидает меня. Я  глубоко вздохнул и одернул мундир, который после нескольких месяцев пребывания  в Эритрее уже не выглядел так, будто был только что сшит в ателье потсдамского  портного. Я постучал и, услышав сказанное низким твердым голосом «войдите»,  вошел в просторную комнату.

Я отсалютовал  как можно эффектнее и с военной четкостью доложил: лейтенант Шмидт, командир  германской моторизованной роты добровольцев в Эритрее, в соответствии с  приказом Главного командования сухопутных сил убыл с места службы в Эритрее и  прибыл в ваше распоряжение.

И вот мы стоим  друг против друга. Признаюсь, я и сам невысокого роста, но генерал оказался еще  ниже. Он коротко и крепко пожал мне руку. Взгляд его серо-голубых глаз был  ровен и спокоен. Я заметил в уголках его глаз и на скулах смешливые морщинки.  Четкие линии рта и подбородка выдавали силу и подтверждали мое первое  впечатление о нем как об энергичном и жизнелюбивом человеке.
– Вы прибыли из  Эритреи, лейтенант?
– Так точно.  Прибыл три часа назад.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне.Глава 1
« Ответ #2 : 23 Январь 2012, 09:34:19 »



Направив  указательный палец правой руки в северо-восточный угол карты Африки, он  спросил:

– И каково же  там положение дел?
Ожидая этого  вопроса, я без колебаний ответил:
– Дело там  плохо. – И тут же почувствовал, что должен обосновать это заявление, поэтому,  выждав немного, добавил: – Я полагаю, что спасти положение там сейчас уже не  сможет ничто.
Что вызвало  гневную вспышку в глазах Роммеля – мои плохие военные познания или  пессимистическая оценка обстановки в Эритрее? От этого огня в глазах и резкого  движения головы мне стало не по себе.

– Что вы, в  конце концов, об этом знаете, господин лейтенант? – холодно отрезал генерал. –  Мы выйдем к Нилу, повернем направо и отобьем все захваченные территории.

Я не нашел, что  ответить.
Роммель резко  отвернулся и спокойным тоном бросил через плечо:
– Доложите о  своем прибытии начальнику штаба полковнику фон дем Борну, который определит  круг ваших обязанностей. Подготовьте отчет о вашей деятельности в Эритрее.
Он кивнул мне, и  я удалился.

Как вы уже  знаете, мне приходилось ранее встречаться с начальником штаба. Фон дем Борн был  мужчиной мощного телосложения, немного грузноватым, с круглым лицом. Его умные  с хитринкой глаза свидетельствовали, что он не лишен чувства юмора. Выслушав  мой доклад, он произнес:
– Побудьте немного  с нами. Вы уже внесли свою лепту в отступление в Абиссинии. Уж не знаю, как мы  сможем вас здесь использовать, но раз у вас есть кое-какой «африканский опыт»,  пусть и не самый удачный, возможно, от вас и будет какая-то польза. – Подумав  немного, он добавил: – Доложите о своем прибытии майору Шреплеру, начальнику  отдела 11а, и скажите ему, что как офицер общего состава вы поступаете в  распоряжение разведки, отдел Ic.

На улице я  встретил обер-лейтенанта фон Хосслина, офицера артиллерийско-технического отдела,  который снисходительным тоном, почти не вдаваясь в подробности, объяснил мне  функции различных отделов штаба.

Вкратце они  заключались в следующем:
Iа –  оперативный отдел штаба (принимает тактические решения);
Ib –  отдел снабжения (соответствует британскому Q);
Iс –  разведотдел (осуществляет разведку противника);
IIа –  отдел учета личного состава (соответствует британскому A).

Фон Хосслин  далее сообщил мне, что в 15.00 – то есть через полчаса – генерал Роммель  выступит перед офицерами 5-й легкой дивизии, которые только что прибыли в  Триполи, и что все офицеры штаба, включая меня, обязаны при этом  присутствовать. И хотя я был еще не при деле, впервые ощутил себя членом штаба  Роммеля.

Около тридцати  офицеров собрались в одном из просторных залов «Уаддана». Одни весело болтали,  другие спокойно беседовали. В зале стоял гул, когда я вошел и отдал честь, но  приветствие молодого, никому не известного лейтенанта осталось незамеченным. Я  увидел одного-двух знакомых, стоящих в группе неизвестных мне штабных офицеров.  Большинство собравшихся были молодыми офицерами, с гордостью носившими награды  за доблесть на черных куртках танковых мундиров.

Начальник штаба  фон дем Борн еще не успел проверить, все ли офицеры явились на встречу, как  вошел Роммель. Офицеры вытянулись по стойке «смирно». Фон дем Борн громко  доложил:
– Штабные  офицеры и офицеры танковой дивизии к совещанию готовы!

Я был удивлен  такой неофициальной формой доклада. (Обычно в германской армии генералу  докладывают, сколько офицеров присутствует и сколько отсутствует, к каким  частям они относятся и так далее.) Роммель без дальнейших церемоний начал свою  речь.

– Господа, –  сказал он, – я рад узнать, что после трудного путешествия офицеры 5-й легкой  дивизии прибыли наконец в Триполи почти в полном составе. Я уверен, что с  появлением ваших танков обстановка в Северной Африке стабилизируется.  Продвижение противника в направлении Триполи остановлено. Подразделения нашего  разведывательного батальона на бронеавтомобилях под командованием подполковника  фон Вегмара достигли итальянских передовых позиций в заливе Сирт под  Эль-Агейлой и укрепили фронт морально и материально. Наша задача – восстановить  веру итальянцев в свое оружие и поднять боевой дух наших союзников.

Роммель делал  паузы между предложениями, сжимая в кулаки пальцы согнутых в локтях рук и  подаваясь вперед. Могучая грудь, энергичное лицо, краткая и по-военному точная  манера выражаться говорили о сильной воле. Присутствующие офицеры внимательно  слушали обзор обстановки.

Роммель повысил  голос и слегка потряс кулаком:
– Мы должны  защитить область Триполи от атак британской армии. Мы ее остановим. – Он сделал  паузу и продолжал: – Наша задача заключается в том, чтобы держать противника в  неведении относительно нашей силы – или слабости – до тех пор, пока 5-я легкая  дивизия не высадится в полном составе. Прибудет еще одна дивизия. Как только  будут выгружены все танки, 5-я германская легкая дивизия и итальянская танковая  дивизия «Ариете» устроят совместный парад, да так, чтобы о нем непременно  узнали итальянское гражданское население, во-первых, и вражеские шпионы,  во-вторых. Детали уже обговорены с командиром танковой дивизии. По завершении  парада она немедленно отправится на фронт, где будет оставаться в резерве…  Ожидаю от офицеров и солдат строжайшей дисциплины. Это будет примером  итальянским войскам. Благодарю, господа. Хайль Гитлер!

Роммель сразу же  покинул зал, за ним последовал начальник штаба и офицер оперативного отдела  майор Элерт, высокий темноволосый мужчина, с которым мне предстояло много  общаться.

Адъютант Роммеля  тут же повернулся ко мне. Альдингер был невысоким стройным мужчиной, лет сорока  пяти, с худым лицом и маленькими усиками. Под мышкой он держал планшет  генерала. Свободной рукой он прикоснулся к верхней пуговице моего кителя.
– Господин Шмидт,  – сказал он, – вы получите комнату в расположении отдела личного состава –  свяжитесь для этого с обер-лейтенантом Гиммлером. Вы найдете его у офицера  разведки. Позже мы, конечно, предоставим вам более подходящее место.

Он говорил  дружелюбным тоном с легким швабским акцентом. Я сразу же проникся к нему  симпатией, особенно потому, что чувствовал себя еще очень одиноко, прибыв с  далекого разгромленного врагами фронта.

Я выполнил  распоряжения Альдингера. Этим вечером (а было это, я полагаю, 14 марта), готовя  отчет для Роммеля, я познакомился с обер-лейтенантом Берендтом. Это был  энергичный молодой человек с живым умом. Он рассказал мне о годах, проведенных  в Египте, и о том, как он учился в каирской школе вместе с Рудольфом Гессом,  который, о чем мы, конечно, не догадывались, всего лишь через месяц, 10 мая,  совершит свой наделавший столько шуму полет в Шотландию. Берендт отлично  говорил по-английски и каждый вечер слушал новости Би-би-си, которые записывал  и переводил для Роммеля.

Я еще работал  над отчетом, вполуха слушая новости на английском, которые записывал Берендт,  когда вдруг услышал слово, которое заставило меня остановиться и бросить ручку,  – «Кобург». Диктор сообщал о немецком грузовом судне «Кобург», водоизмещением  9000 тонн, которое вышло из Массавы в надежде достичь европейских берегов,  пройдя Красное море, а затем обогнув мыс Доброй Надежды, но было потоплено у  берегов острова Маврикий. Команда вместе с пассажирами попала в плен и была  отправлена в Южную Африку.

Меня охватил  легкий приступ меланхолии, смешанной с облегчением. Всего несколько недель  назад я жил на «Кобурге», надеясь остаться на его борту во время попытки  прорвать блокаду. Но волею судьбы и по прямому приказу из Берлина вернулся для  прохождения службы на сушу. Большую часть пассажиров составляли добровольцы.  Теперь они попали в плен и содержались на моей родине, которая сейчас  принадлежала противнику. Затем я вспомнил, что моя возлюбленная в Германии  ничего не знает о моей судьбе, и, значит, подумал я, утром, если удастся, надо  отправить телеграмму.

------------------------------------------------------------------------------------------ 

1.«Г и б л и»  тип итальянского самолета-разведчика. (Примеч. ред.)
« Последнее редактирование: 23 Январь 2012, 10:39:48 от W.Schellenberg »
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне.Глава 2
« Ответ #3 : 23 Январь 2012, 09:36:37 »

Глава  2
Блеф  в Триполи


На следующий  день на главных улицах Триполи прошел танковый парад Роммеля. Был яркий  солнечный день, но итальянское население, похоже, не проявило особого интереса  к этой демонстрации силы. Единственная многочисленная группа гражданских стояла  вокруг платформы, на которой Роммель, в сопровождении нескольких итальянских  генералов, принимал парад. Я стоял подле своего нового начальника.

Один за другим  через равные промежутки времени танки, грохоча, прокатывали мимо нас. Они  производили ужасный шум, двигаясь по вымощенным щебнем улицам. Недалеко от  платформы, где стоял Роммель, танки со страшным скрежетом и грохотом  сворачивали на прилегающую улицу. Меня поразило число проезжавших танков, и я  пожалел, что не стал считать их с самого начала. Через четверть часа я заметил  неисправность в ходовой части одного из танков «Т-IV», который почему-то  показался мне знакомым, хотя я не видел до этого его механика-водителя. И тут  только до меня дошло, в чем дело, или, как говорят томми – английские военные,  – пенни провалилось, и я невольно усмехнулся. Все больше танков, лязгая и  грохоча, проходили этот поворот. Стало заметно, как пострадало от гусениц  полотно дороги. Итальянцы пялились на все это, но не проявляли никаких эмоций.  Где, думал я, их пресловутая живость и энтузиазм? Но вскоре понял.

Когда последний  германский танк проехал мимо платформы, на которой стоял командующий, после  непродолжительного перерыва, не так быстро и не так шумно двинулась вереница  итальянских танков. Командиры экипажей с гордостью демонстрировали себя  публике. На их лицах было написано выражение отваги и дерзости. Со всех сторон  немедля посыпались приветственные возгласы. Люди размахивали руками; толпа  бурлила. Послышались крики: «Вива Италия!»
Мы с товарищами  по штабу были озадачены холодным приемом, оказанным германским войскам,  которые, в конце концов, прибыли, чтобы помочь оборонять город. Похоже было,  что нас просто терпели; популярностью мы не пользовались. Зато их бравые ребята  были настоящими народными героями.

После того как  проехал последний итальянский танк, Роммель выступил со своей первой речью в  Северной Африке. Четкими и ясными фразами он выразил уверенность, что  объединенными усилиями итальянцам и немцам удастся сдержать продвижение  британских войск. Обер-лейтенант Хеггенрайнер, офицер связи с итальянскими  войсками и единственный немецкий офицер, принявший участие в паническом бегстве  итальянцев из Сиди-Баррани, когда Уэйвел в середине декабря совершил прорыв,  слово в слово перевел речь Роммеля на итальянский. Его голос был чист и хорошо  поставлен. Но аплодисменты прозвучали только тогда, когда толпа услышала, как  Роммель упомянул успехи итальянских войск.

Через два часа  после речи Роммеля 5-я легкая дивизия (не такая уж многочисленная, как можно  было ожидать), пройдя через западные пригороды Триполи, вышла в пустыню и  отправилась в сторону Эль-Агейлы, где проходил фронт и где окопались войска  Уэйвела. Впервые немецкие танки двигались по африканской земле, чтобы напасть  на противника.
И хотя на  итальянское население танковый парад Роммеля не произвел особого впечатления, о  британских шпионах этого сказать было нельзя. Судя по сообщениям радио,  английский Главный штаб на Ближнем Востоке был поражен мощью германских  экспедиционных сил в Триполи.

На следующий  день я прибыл в распоряжение офицера оперативного отдела майора Элерта. Мне он  показался человеком резким, с большим самомнением. И хотя доклад Роммелю был в  тот момент еще в процессе подготовки, Элерт вызвал меня в свой кабинет,  отозвался о нем одобрительно и передал мне несколько приказов. Роммель  планировал обмануть противника – особенно французов, сторонников де Голля,  которые под командованием Леклерка могли бы создать сильные помехи нашим  войскам, расположенным южнее, в оазисах. Он планировал нанести ложный удар в  южном направлении моторизованной колонной под командой подполковника фон  Шверина. Ее целью был Мурзук. Как «опытный специалист по пустыням» я должен был  сопровождать колонну в качестве советника. Я уже понимал, что жизнь в Триполи  скоро станет однообразной, и, когда меня спросили, согласен ли я отправиться  вместе с фон Шверином, я без колебаний признал, что лучшего человека для такой  работы не найти.

В эту ночь  Королевские ВВС бомбили Триполи. От стены моей комнаты остались обломки и пыль,  и от этой мелкой пыли, по-видимому, загноилась небольшая ранка на щеке,  оцарапанной осколком. Мне приказали срочно отправиться в госпиталь, и я узнал,  что в экспедиции на Мурзук меня заменит обер-лейтенант Хохмейер, который был  настоящим «специалистом по пустыням», поскольку до своей службы в армии долгое  время прожил в Египте. Он был большим знатоком оазисов. Я, конечно, очень  расстроился, что мне не придется участвовать в походе, хотя был новичком,  изображающим специалиста. Но после того, как провел несколько дней в госпитале,  Альдингер сказал мне:
– Скоро вы  получите приличную должность в штабе Роммеля, и это развеет вашу скуку.
Действительность  превзошла все мои ожидания.

Я постепенно  познакомился с другими штабными офицерами и обнаружил, что обер-лейтенант  Хеггенрайнер, несмотря на нашу разницу в званиях, относился ко мне лучше всех.  Нас объединяло то, что мы оба принимали участие в отступлении итальянских войск  в Эритрее. Я помню, как Хеггенрайнер рассказывал, что национальный герой Италии  маршал Бальбао, вылетая из Тобрука, был сбит собственными зенитками. Теперь  Хеггенрайнер жил в Триполи с итальянскими генералами на роскошной вилле  покойного маршала.
Штаб  Африканского корпуса вскоре переместился в более удобные апартаменты со всеми  удобствами. Его офицеры быстро привыкли к роскошным условиям, включавшим в себя  охлажденный лимонад в дневную жару и щегольскую белую форму для вечернего  отдыха в неформальной обстановке.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне.Глава 2
« Ответ #4 : 23 Январь 2012, 09:37:35 »



Но Роммель был  спартанцем, презиравшим все эти игрушки. Он отдал приказ, которого никто не  ожидал. Штабу было приказано переехать в Восточную Триполитанию, чтобы,  во-первых, быть ближе к подвижным резервам, расположенным за ущельем  Эль-Агейлы, где мы теперь противостояли противнику, а во-вторых, привыкать к  тем же климатическим и жилищным условиям, в каких жили строевые офицеры  дивизии. Третьей причиной была реальная угроза штабу корпуса со стороны авиации  противника, которая подвергала его массированным ударам и которой активно  помогала густая шпионская сеть в городе.


Несколько дней  назад я получил назначение – сопровождать генерала. Он проводил регулярные  совещания с офицером отдела снабжения майором Отто, который отвечал за  организацию всех поставок. Роммель проверял каждый отчет о прибытии войск и  техники. Они не всегда его удовлетворяли. Британцы отправляли на дно Средиземного  моря множество кораблей с важными грузами. Одно большое судно с грузом  боеприпасов прорвалось в гавань Триполи, но его не успели вовремя разгрузить:  судно разбомбили, и взорвавшиеся боеприпасы, которые находились в его трюмах,  превратили в груду развалин целый квартал, а сам корабль пошел ко дну. Роммель  часто казался обеспокоенным, но никогда не позволял себе впадать в отчаяние.

– Спасибо  Господу, что оба батальона танковой дивизии прибыли почти в целости и  сохранности, – успокаивал он себя.
Танки! Со дня  его прибытия в Африку это слово было для него наиважнейшим; танки были маслом  на его куске хлеба.
Главное  командование сухопутных сил в Берлине прислало приказ о назначении Роммеля  командующим германским Африканским корпусом. Насколько я помню, этот приказ  появился на несколько недель позже, чем пришло подтверждение о присвоении  Роммелю звания генерал-лейтенанта. Однако корпуса как такового еще в общем-то и  не было. Не высадилась до конца даже 5-я легкая дивизия.

Майор Элерт из  оперативного отдела проанализировал эту ситуацию в своем докладе:
– Противник  ограничил активность разведкой. Наша воздушная разведка сообщает, что  противник, очевидно, пополняет свои боевые подразделения и приводит в боевую  готовность технику. С нашей стороны итальянские пехотные части продолжают  удерживать фронт. На передовой особо отличился батальон «Санта Мария».  Действуют также танковая дивизия «Ариете» и дивизия «Брешия». Германские  разведподразделения вступили в бой с противником. Танковая дивизия заняла  позиции в качестве подвижного резерва. Тем временем прибыли лишь два батальона  из мотопехотного полка, две или три батареи полевой артиллерии, половина  саперного батальона, рота снабжения, передовые подразделения 15-й танковой  дивизии. Воздушная обстановка, – продолжал он свой доклад, – улучшилась в нашу  пользу благодаря усилению наших истребительных частей и артиллерии ПВО. Личный  состав 5-й легкой дивизии под командованием генерал-лейтенанта Штрайха занял  позиции у Мраморной Арки. Командующий приказал штабу Африканского корпуса  занять позицию в районе Сирта, срок исполнения – сегодняшняя ночь.

Марш начался  вечером. Роммель возглавлял колонну на машине, в которой кроме Альдингера  находился ординарец генерала фельдфебель по имени Гюнтер, маленький парень с  копной волос соломенного цвета, который при любых обстоятельствах сохранял  невозмутимость, что меня сильно раздражало. Непосредственно за генералом  следовали трое связных на мотоциклах. За ними двигался замаскированный грузовик  оперативного отдела, в котором Элерт и обер-лейтенант Хосслин контролировали  движение по маршруту и положение противника. Затем шла моя штабная машина. Со  мной находился обер-лейтенант, отвечавший за связь, который на каждой остановке  поддерживал связь со своими подчиненными в грузовике, шедшем далеко позади, в  хвосте длинной колонны.

Через два дня мы  обосновались в новой штаб-квартире в районе Сирта. В этом месте не было ничего,  кроме нескольких домишек, песчаной взлетно-посадочной полосы да несметного  полчища мух. Никаких охлажденных напитков, как в «Уаддане», отметил я. Сирт мне  не понравился. Но у меня не было времени роптать по поводу неудобств. Меня  ожидал приказ: «Лейтенанту Шмидту немедленно явиться в машину оперативного  отдела».

Я увидел  Роммеля, сидящего под навесом около грузовика Элерта и беседующего с  генерал-лейтенантом Фрёлихом, командующим подразделением люфтваффе. Я лихо  отсалютовал, но никто из них не обратил на меня никакого внимания. Гордость  двадцатипятилетнего молодого человека была задета. Но это не было проявлением  неуважения, я понял, что они заняты делом чрезвычайной важности.
– Фюрер приказал  мне провести воздушную разведку совместно с 5-й легкой дивизией, – произнес  Роммель. – И мне понадобится ваша помощь в воздухе…

Телефонный  звонок заглушил конец фразы и ответ Фрёлиха. Он высказывал свои возражения или  указывал на трудности.
– Фрёлих! –  перебил Роммель, повысив голос, но Фрёлих продолжал:
– Я сделаю все,  что в моих силах, господин генерал, но…
В этот момент я  услышал сердитый голос Элерта:
– Шмидт, я вас  жду.
« Последнее редактирование: 23 Январь 2012, 10:40:55 от W.Schellenberg »
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне.Глава 3
« Ответ #5 : 23 Январь 2012, 13:53:51 »

Глава  3
Приключения  в оазисе


Элерт восседал  над грудой оперативных карт.
– Шмидт,  подготовьтесь выполнить спецзадание генерала. Вам надлежит немедленно  отправиться штаб-квартиру 5-й легкой дивизии и явиться к оперативному офицеру.  – Он жестом подозвал меня поближе. – Посмотрите на эту карту. Непосредственно перед  Эль-Агейлой расположены позиции германского батальона. Здесь к югу есть оазис  Марада, возможно еще не занятый противником. Вам следует принять под свое  командование моторизованный отряд и несколько бронемашин и занять этот оазис.  Там вам необходимо будет выяснить и доложить, сможет ли сильный боевой отряд  нанести оттуда удар по оазису Джалу и выбить из него противника.

Элерт добавил,  что это очень ответственное задание и его успешное выполнение будет иметь  далеко идущие последствия. В раздумье он добавил:
– Если Марада  занят противником, вам предстоит овладеть им. И если противник попытается  вернуть утраченные позиции, то вы должны будете удержать его любой ценой.  Дополнительную информацию получите в Мраморной Арке. Все ясно?
Я кратко  повторил полученные инструкции, но не решился задавать вопросы, поскольку знал,  с какой неприязнью Элерт на них реагирует. Когда я повернулся, чтобы покинуть  фургон, Элерт вручил мне оперативную карту:
– Берегите ее. У  нас только три экземпляра. И доложитесь командующему, прежде чем отправитесь.
Сердце мое  радостно билось. Я испытывал гордость и волнующее предчувствие приключения, к  которому примешивался страх. Пока упаковывали мое снаряжение, я приказал  водителю заправить машину бензином и через несколько минут был готов ехать. Я  доложил Роммелю о своем отъезде, но он лишь кивнул в ответ.

Путь до  Мраморной Арки оказался тяжелым, поскольку мы постоянно следили за небом,  опасаясь появления вражеских самолетов. Вечером я заметил в пустыне большую  арку, к югу от нее стену из светлого камня, а рядом с ней вкопанные в песок  машины и танки, палатки и укрытия – это была штаб-квартира 5-й легкой дивизии.  Я немедленно доложил о своем прибытии начальнику оперативного отдела дивизии  майору Хаузеру, который впоследствии стал генералом и начальником штаба 14-й  армии в Италии. Не успел я прибыть к нему, как в палатку Хаузера вошел  генерал-лейтенант Штрайх – командир дивизии.

Оба они мне  понравились – держались неофициально и по-дружески, предложили стакан пива –  роскошь, невиданную в штаб-квартире Роммеля в пустыне. Они знали о моем задании  и рассчитали организационные моменты. Мы обсудили детали, а потом вызвали  начальника отдела разведки. Он был тоже дружелюбен, но слегка высокомерен. Это  был капитан фон Клюге, сын знаменитого генерала, по прозвищу Умный Ганс[2]. Не  думаю, чтобы его сын заслуживал подобного прозвища.
Дивизионная  столовая была удобнее и богаче, чем у Роммеля. Я увидел, что здесь можно купить  выпивку, сигареты и даже конфеты, что мне особенно понравилось, ибо я не курил.

Разговор в  столовой в тот вечер вращался вокруг политики. Наверное, я был неосторожен,  осудив заявление Геббельса в поддержку гонения евреев в 1938 году как  «спонтанную демонстрацию духа германской нации». Не будучи приверженцем евреев,  я заявил, что политика антисемитизма недостойна нации. Пожилому  офицеру-резервисту, земледельцу из Мекленбурга, похоже, понравилось мое  прямолинейное высказывание, и он сказал:
– Я рад слышать  это от молодого офицера, но взгляните на своего соседа – он думает совсем иначе.

Моим соседом был  другой лейтенант, лет сорока, крепкий и агрессивный с виду, с массивным лбом,  всегда слегка набыченным, как будто он был слишком тяжел или как будто  лейтенант был постоянно погружен в тяжелые раздумья. Я не заметил с его стороны  никакой реакции, но решил представиться. В последующей несколько натянутой  беседе выяснилось, что лейтенант Берндт в гражданской жизни работал  консультантом в министерстве пропаганды Геббельса и был автором книги «Прорыв  танков-охотников». Он никак не отреагировал на мою критику Геббельса, и на  протяжении вечера мы с ним успели подружиться. Никто из нас и не предполагал  тогда, что нам предстоит прожить вместе много месяцев.

В ту ночь томми  забросали нас осветительными ракетами (которые мы называли «рождественскими  елками») и осколочными снарядами. Их осколком разорвало крышу моей палатки, и  мне открылся прекрасный вид на африканские звезды.
Задолго до  рассвета я занял свое место во главе колонны, которая отправилась в оазис  Марада. В колонне было около тридцати единиц техники, включая четыре  бронемашины связи, полдюжины легких вездеходов «фольксваген», два грузовика с  зенитными установками и два – с противотанковыми орудиями; остальные – открытые  машины и грузовики для перевозки солдат, боеприпасов и продовольствия. Мою  колонну сопровождали три молодых офицера – командир роты, лейтенант, которого,  как и меня, звали Шмидт, и лейтенант, командир связистов.

Мы продвигались  к востоку. Но когда до Эль-Агейлы осталось всего несколько километров, залпы  британской артиллерии подсказали нам, что пора сворачивать с дороги, шедшей по  побережью, на юг. Мы направились в сторону Марады, следя, не появятся ли наши  бронемашины, которые, по нашим сведениям, патрулировали эту местность. Через  два часа мы натолкнулись в пустыне на разведотряд. Командир огромной  четырехосной бронемашины дал нам новые координаты и предложил проводить до  дороги на Мараду. И мы двинулись дальше.

Связисты  передали вперед по колонне предложение остановиться. Они перехватили  радиосообщение на английском языке: «Колонна противника движется в нашем  направлении». Мы внимательно осмотрели местность и решили, что наблюдатель,  скорее всего, прячется где-нибудь за возвышенностью недалеко от дороги на  Мараду. Я вызвал шесть машин и приказал им рассредоточиться веером по неровной  поверхности пустыни. Вскоре из машины связи доложили еще об одном послании  по-английски: «Шесть легких разведывательных машин неизвестной модели движутся  в южном направлении».

Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне.Глава 3
« Ответ #6 : 23 Январь 2012, 13:55:40 »

Командир  четырехосника предложил атаковать подозрительную высоту. Я опасался мин и  приказал ему продвинуться вперед на сотню метров и остановиться, что он и  сделал. Тут мы перехватили еще одно сообщение: «Тяжелый бронеавтомобиль  движется по направлению ко мне. Если противник подойдет ближе, буду вынужден  прекратить наблюдение».
На двух легких  бронемашинах я присоединился к четырехосной бронемашине. Обменявшись  несколькими фразами с ее командиром, мы предприняли атаку на высоту. Но, не  проехав и мили, увидели облака пыли, поднятой тремя быстро удаляющимися  небольшими британскими бронемашинами.

Путь на юг был  свободен. Мы двигались, соблюдая осторожность, и все-таки один из грузовиков  подорвался на мине. К счастью, погиб только один человек. Командиру тяжелой  бронемашины наскучило сопровождать нас, тем более что мы уже нашли дорогу. Он  дал нам еще несколько советов и отправился к своим товарищам. Мои саперы  принялись расчищать проходы в минном поле – на это у них ушло всего полчаса.
Ночь опустилась  на нас быстрее, чем хотелось бы. Поскольку летающие на бреющем полете самолеты  противника были для нас так же опасны, как и мины, мы решили воспользоваться  тем, что ночь выдалась лунная, и продолжить путь. С первыми лучами солнца мы  достигли оазиса Марада. Противника там не оказалось, и мы заняли его без  единого выстрела. Арабы, населяющие этот оазис, через нашего переводчика  сообщили, что небольшой моторизованный отряд британцев два дня назад ушел в  северном направлении.

К нашей радости,  мы обнаружили источник свежей воды, который давал начало ручейку. Весь день  ушел на оборудование оборонительных позиций на случай возможного нападения.  Вечером мы слушали новости Би-би-си. Сводки боевых действий, как обычно,  сводились к событиям предыдущего дня. Сообщалось следующее: «Германская  бронетехника передвигалась в южном направлении от Эль-Агейлы». Мы не  сомневались, что речь шла о нашем отряде, и чувствовали себя польщенными.

К выполнению  нашего основного задания приступили на следующее утро. Мы планировали  произвести разведку дороги к оазису Джалу, расположенному в 240 километрах к востоку.  Я оставил Мараду на командира роты и выбрал для разведки две машины, каждая с  экипажем из трех человек. Обе эти машины были вооружены легкими зенитными  пулеметами с четырьмя ящиками боеприпасов. Четвертое сиденье в них было занято  канистрами с бензином – такие канистры британцы называют «джерри-кэн». Канистры  с водой были укреплены спереди. Это были обычные машины с задним приводом и  воздушным охлаждением. По бокам были укреплены фашины, на тот случай, если мы  увязнем в мягком песке. Меня должен был сопровождать лейтенант Шмидт, и я  отправил его выбрать двух добровольцев-мотоциклистов и двух пулеметчиков.

После первого же  часа нашего движения на юг я стал опасаться, что мы никогда не достигнем конца  пути. Через каждые пять минут мы увязали в глубоком песке. Но постепенно цвет  песка сменился на светло-желтый, дорога стала тверже, и мы смогли двигаться с  ровной и достаточно высокой скоростью. Через три часа на горизонте с юга  появились очертания холма с плоской вершиной. Я понял, что пора поворачивать на  восток, но громадные и непреодолимые песчаные барханы – отроги песчаного моря  Каланшо – преградили нам путь. Местность круто поднималась в направлении  восточного плато. Я понял, что сегодня мы не доберемся до места назначения.

Когда мы  достигли холма с плоской вершиной, мой водитель обратил внимание на ряд высоких  шестов, торчащих из песка на расстоянии примерно мили друг от друга. Подумав,  что эти шесты указывают путь на юг, мы решили поехать туда, куда они вели,  надеясь достичь подножия холма и подъема на плато. Весь день прошел впустую.  Вечером я взобрался на вершину плато и обнаружил свежие отпечатки широких  гусениц британских танков.
День сменился  звездной ночью. Мы немного перекусили сухарями, запив их лимонным соком,  расставили посты и стали по очереди отдыхать. Во время дежурства я задумался о  том, куда мы заехали, и понял, что очутились на отмеченной вехами дороге на  Куфру. Проблема теперь состояла в том, чтобы найти путь через песчаные барханы  и обойти непреодолимый подъем, ведущий к плато.

На рассвете мы  продолжили путь. Наши машины шли не друг за другом, а борт к борту. Если одна  машина застревала, то не мешала двигаться другой. Мы шли вперед довольно  быстро, поскольку нам удавалось вручную вытаскивать свои легкие «фольксвагены»,  когда они зарывались в песок, водитель оставался за рулем, а два пассажира  поднимали сначала одну сторону и подсовывали фашину под колеса, затем  проделывали ту же операцию с другой стороны.

Я подсчитал, что  мы ближе к Куфре, чем к Джалу. Местность становилась все более неприступной. По  всем направлениям обзор был ограничен, со всех сторон нас окружали барханы.  Неожиданно обе машины соскользнули с крутого склона и оказались в глубокой  ложбине. Только после нескольких часов изнурительной работы нам удалось втащить  их на относительно ровную поверхность. Мы использовали половину запасов  бензина, и нам не оставалось ничего иного, как вернуться в Мараду. Мы прибыли  туда в полдень следующего дня.

В тот же день я  сделал еще одну попытку с другими людьми и на других машинах найти путь через  кажущиеся непреодолимыми барханы, двигаясь к северо-востоку от холма с плоской  вершиной. Мы нашли путь к Джалу – и обнаружили, что оазис занят противником. Но  я смог доложить, что этот путь пригоден только для специально приспособленного  транспорта; о тяжелой бронетанковой технике и речи быть не могло. Я возвращался  в Мараду вполне удовлетворенным, несмотря на то что моя экспедиция не принесла  желаемых результатов.
А в оазисе меня  ждал сюрприз.

-------------------------------------------------------------------------------------------- 

2.От немецкого  «klug», что означает умный.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне.Глава 4
« Ответ #7 : 23 Январь 2012, 14:03:00 »

Глава  4
Полет  на генеральском «шторхе»


«Закончить все  дела в Мараде. Немедленно вернуться к генералу Роммелю», – сообщалось в  радиограмме. И хотя на протяжении нескольких ночей подряд я спал не более  одного-двух часов, я выдвинулся из Марады этим же вечером на двух легких  машинах, чьи достоинства уже успел оценить. Местом моего назначения была  передовая штаб-квартира, расположенная теперь, судя по закодированной радиограмме,  к востоку от Эль-Агейлы. Неделю назад в этом месте мы подверглись  артиллерийскому обстрелу. Я удивился, как сильно изменилась обстановка.

Томми имели  удобный артиллерийский НП (наблюдательный пункт) на высотке к северу от  прибрежной дороги. Он очень мешал нашему передвижению вперед, просто наказание!  Две роты саперов получили приказ захватить НП. Их атака завершилась успешно.  Роммель наблюдал за ней с воздуха, с борта «физелер-шторха» – личного  разведывательного самолета, – и видел, как британские войска отступали к  востоку. Он приземлился и приказал танковой разведгруппе во взаимодействии с  итальянской дивизией «Ариете» не давать передышки южному флангу противника.  Командующему подразделением люфтваффе Фрёлиху был дан приказ провести разведку результатов  этой атаки. Доклад пилотов поверг в изумление: «Наблюдается крупномасштабный  отход противника в направлении Адждабии и Бенгази».

Роммель  немедленно запросил у Фрёлиха дополнительную информацию по районам вокруг  Мекили и к востоку от Бенгази. На сей раз доклад воздушной разведки казался еще  более неправдоподобным: «Общее движение войск противника в восточном  направлении через Киренаику».
«Неужели пришел  мой час?» – подумал Роммель. Возможно ли, чтобы его макеты танков, слепленные  из дерева и брезента, сумели убедить воздушную разведку противника в том, что  начато крупное наступление? Неужели противник принял нашу слабую атаку на НП и  показательную активность наших танков на южном фланге за начало крупного  наступления?

Роммель был не  из тех, кто тратит время на бесплодные раздумья. Он был в своей стихии и до  конца использовал преимущества сложившейся ситуации. Тут же нанес два удара:  один – опираясь на поддержку итальянских войск вдоль побережья на Бенгази,  другой – одними немецкими частями в направлении Мекили. Похоже, Уэйвел  переоценил боевую мощь оси. Тот трипольский военный парад не пропал даром.  Сейчас самое главное – скрыть от противника истинное положение вещей. Приказ  Роммеля гласил: «Пустить танки впереди всех подразделений, машины должны идти  сзади, чтобы подымать пыль и ничего, кроме пыли». Кто мог бы распознать в  пустыне, что движется позади первых машин в клубах пыли?
Роммель был  неугомонен. Он, казалось, находится в десяти местах одновременно, постоянно  летал на своем «шторхе», появляясь то там, то здесь и всегда оказываясь в тех  местах, где его меньше всего ждали.

Я подошел к  морскому побережью восточнее Эль-Агейлы и наткнулся на наши штабные автомашины.  Измученный ночным переходом из Марады, я лег поспать часок-другой, а на  рассвете проснулся отдохнувшим, хотя с трудом разлепил ресницы – их склеил  песок. К семи часам утра я увидел флаг передовой штаб-квартиры около посадочной  полосы Адждабии.

Мой доклад о  разведывательной миссии в Марада-Джалу был уже никому не нужен. Никого не интересовали  возможности выдвижения на Джалу. Элерт встретил меня нетерпеливым возгласом:
– Где вас, черт  возьми, носило?
Но даже не стал  дожидаться ответа. Склонившись над картами, он на какое-то время забыл о моем  существовании. В фургоне царило то напряженное оживление, которое обычно  наступает в ходе боевой операции. Дежурный офицер обер-лейтенант Хосслин,  который тоже находился в фургоне, старался не перебивать Элерта, хотя ему  стоило большого труда сдерживать себя. Я последовал его примеру и тоже не произносил  ни слова. Дежурный офицер сновал туда и обратно с десятком распоряжений. Элерт  делал красные и синие пометки на своей оперативной карте. Неожиданно я заметил  густые клубы пыли, поднимавшиеся к северо-востоку от Мсуса.
В дверях  показалась голова лейтенанта Гиммлера.
– Оперативный  отдел здесь?
– Пошел к черту!  – рявкнул Элерт, даже не поднимая головы.
Я пожалел, что  был сейчас не в пустыне.

Элерт  разговаривал по телефону с начальником штаба, и было похоже, что ни один из них  не знал, где сейчас находится Роммель.
– Командующий  собрался лететь в Мсус на «шторхе», – сказал Элерт, – но машина еще здесь.
Появились  признаки приближающейся песчаной бури. Итальянцы называют ее гибли, а англичане  – хамсин. Песок скрипел на зубах. Было жарко. Нещадно донимали мухи.
Элерт помедлил,  а потом добавил:
– Возможно,  генерал уехал в своей открытой машине. С ним были майор Шреплер и Альдингер.

Фон дем Борн,  похоже, запрашивал данные воздушной разведки. Элерт ответил:
– Из-за песчаной  бури данные, полученные утром, недостоверны. Определенно можно сказать одно –  британские войска движутся в сторону Тобрука.
Начальник штаба  изложил обстановку со своей точки зрения. Элерт слушал его, нервно постукивая  пальцами по столу, наконец вставил слово:
– По моему  мнению, господин подполковник, необходимо стремительным рывком обойти Мекили и  прорваться к Тобруку прежде, чем противник успеет там закрепиться. Танковой  дивизии был дан приказ совершить бросок к Мекили. Прошу вас в отсутствие  генерала изменить приказ и направить удар на Тобрук, а не на Мекили.
Фон дем Борн  согласился и повесил трубку.

Элерт повернулся  и посмотрел не меня отрешенным взглядом. Но вот в его глазах появилось  сосредоточенное выражение, как будто он наконец узнал, кто сидит перед ним.  Вернувшись к действительности, он сказал:
– Полагаю, вы  слышали наш разговор… Берите машину – нет, лучше самолет! – и отправляйтесь в  Мекили. Каждой колонне передавайте новый приказ: «Всем колоннам прорываться  прямо на Тобрук».
До этого утра я  никогда не слыхал о Мекили. «Берите самолет» прозвучало так же обыденно, как и  «скушайте яйцо».
– Каким  самолетом я могу воспользоваться, господин майор? – Я уже собирался попросить  хорошую карту, но вовремя отказался от этой идеи.



Общая карта театра военных действий.  Территории, изображенные на отдельных картах

Лицо Элерта  побагровело, а глаза чуть не вылезли из орбит.
– За кого вы,  черт возьми, меня принимаете? – взревел он. – За няньку, которая должна менять  вам пеленки?
– Нет, господин  майор, – запинаясь, произнес я, козырнул и поспешил удалиться из командного  фургона.
Как только я  закрыл за собой дверь, Элерт вновь открыл ее и крикнул мне вдогонку:
– Возьмите  генеральский «шторх»!
Если до этого  момента я недооценивал важность и срочность отданных мне приказаний, то понял  это, когда мне велели воспользоваться генеральским личным и наиболее важным  транспортным средством.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне.Глава 4
« Ответ #8 : 23 Январь 2012, 14:07:18 »

Я нашел пилота  Роммеля, унтер-офицера. Сначала он не мог поверить, что какой-то лейтенантишка  получил право распоряжаться генеральским самолетом, а когда убедился, что я  нахожусь в здравом уме, то заявил, что только ненормальный собирается лететь в  песчаную бурю. Возможно, он был прав. Но в этот момент наша беседа была  прервана. Сквозь облака пыли мы увидели и услышали невдалеке разрывы вражеских  бомб. За воем бури мы услышали приближение машин Королевских ВВС.
Это, похоже,  убедило унтер-офицера, что лететь можно и безопаснее быть в воздухе, чем рядом  со штаб-квартирой. Он достал небольшую карту, на которой мы не без труда нашли  Мекили, и полез в кабину. Из-за жары я был одет в рубашку с короткими рукавами  – так и отправился на фронт на генеральском самолете, не положив в карман даже  бритву или зубную щетку.

Пилоту Роммеля с  трудом удалось набрать высоту. После нескольких кругов я с облегчением заметил,  что мы постепенно поднимаемся. Иногда в облаках пыли появлялись просветы, и я  успевал заметить движущиеся колонны. Я мысленно повторял про себя приказ:  «Обойти Мекили и прямым ходом двигаться на Тобрук». Я восхищался начальником  штаба, проявившим инициативу и не побоявшимся без ведома Роммеля изменить план  операции такого большого масштаба.
Я продолжал  надеяться, что буря утихнет, но мы летели уже три четверти часа, а непогода,  похоже, только усиливалась. Унтер-офицер едва справлялся с управлением своим  крохотным самолетиком. Сильный ветер мотал его из стороны в сторону, словно  воздушного змея на веревочке.

Я прокричал  пилоту:
– Мы должны  долететь до пункта назначения – вы понимаете, как это важно!
– Вполне,  господин лейтенант, – подтвердил он. – Но что невозможно, то невозможно.
И словно в  подтверждение его слов нас подбросило вертикально вверх, затем самолет резко  провалился вниз – казалось, гибель неминуема. Но пилоту удалось выровнять  машину.
Пилот,  по-видимому, принял решение. Он прокричал мне:
– Я отвечаю за  эту машину! Я сажусь!

Я промолчал и  подумал, как он собирается это делать: земли не было видно. Но он каким-то  образом, несмотря на мрак, ухитрился снизиться, и вскоре уже наши колеса  катились по неровной поверхности пустыни. Этот «шторх» мог бы приземлиться и на  теннисном корте.
В некотором  смятении я выпрыгнул на землю, и лишь одна мысль упорно вертелась в моей голове  – а как же мое задание? Я не имел права провалить его!
На ужасающем  ветру пилот пытался вбить в землю колья и привязать к ним самолет веревками. Я прокричал  ему приказание оставаться на месте до окончания бури, а сам отправился искать  другой транспорт.

Вслепую бежал я  сквозь бурю, сознавая, что уходят драгоценные минуты. Или, может быть, часы?  Порой меня охватывало чувство одиночества и бессилия. Бредя по пустыне, я не  видел ничего, пока в красноватом тумане впереди не различил неясные очертания  приближающегося «фольксвагена». Вихрь густой пыли скрыл было его от меня, но я  рванулся вперед и закричал что было мочи. Водитель заметил меня и остановился.  Он с изумлением смотрел, как я запрыгнул внутрь и рухнул на сиденье.  Предупреждение водителя: «Пожалуйста, поосторожней – там помидоры» опоздало.  Тяжело дыша, я представился и объяснил, как очутился здесь.

Водителем  оказался известный немецкий военный корреспондент барон фон Эзебек. Он тоже  сбился с пути и сказал, что, похоже, здесь в радиусе нескольких миль нет  никакой жизни. Сквозь песчаные вихри трудно было определить положение солнца.  Мы посчитали, что в это время суток солнце должно быть где-то на юге, и  свернули влево. Невозможно было угадать, где находится противник – спереди или  сзади; но было ясно, что нам следует двигаться к востоку.
Незадолго до  сумерек мы натолкнулись на крупнокалиберную артиллерийскую установку, которую  буксировал тягач. Мы встретили группу из восьми немецких артиллеристов, которые  тоже потерялись в пустыне со своей 88-миллиметровой зениткой, огромным  гусеничным тягачом и машиной снабжения. Нам не оставалось ничего другого, как  заночевать с ними.

Один из солдат  сообщил приятную весть: в грузовике снабжения полно сырых яиц. Я отварил по три  яйца фон Эзебеку, его водителю и себе, а военный корреспондент в это время  варил кофе. Буря утихала, и, хотя на зубах все еще скрипел песок, еда казалась  замечательной, а кофе – просто нектаром.
На рассвете  воздух был кристально чистым. На много миль вокруг, насколько хватало глаз, не  было видно ни единого следа человека или машины. На юго-востоке мы различали  высохшее соляное озеро. Я безуспешно пытался найти его на карте фон Эзебека.  Пустыня здесь была усеяна валунами. Мы с военным корреспондентом решили  двигаться в сторону соляного озера, чтобы на большой скорости пересечь его  гладкую поверхность. Идея была разумной, но нас встревожило появление  «харрикейна», летевшего на бреющем полете.

Мы ехали  несколько часов, пока не заметили вдали колонну, двигавшуюся в северо-восточном  направлении. Фон Эзебек сетовал на то, что прибудет в Мекили слишком поздно и  не увидит своими глазами его падение. Мы пересекли соляное озеро и уже  приближались к небольшой возвышенности, как вдруг увидели в воздухе немного  позади нас самолет, который получил прямое попадание и, объятый пламенем,  рухнул на землю. Мы не знали, был ли это наш самолет или вражеский, и помчались  к месту падения, чтобы выяснить это. По пути мы наткнулись на укрепленный пост.  К нашей радости, он оказался немецким – здесь был установлен легкий зенитный  пулемет. Мы прокричали командовавшему постом унтер-офицеру:
– Как проехать  на Мекили?
– Вы едете со  стороны Мекили, – ответил он.
Он добавил также,  что атака на Мекили должна вот-вот начаться.

Через несколько  минут я отыскал штаб 5-й легкой дивизии, поспешил распрощаться с фон Эзебеком  и, поблагодарив за его помощь, отправился к майору Хаузеру. Он спокойно меня  выслушал.
– Ну конечно же  это идея Элерта, – сказал он. – Только ему могло прийти в голову такое.
Он обсудил новый  приказ с генералом Штрайхом. Но командир дивизии получил свой приказ лично от  Роммеля всего несколько часов назад и был готов штурмовать Мекили.

Мы выдвинулись к  маленькому форту в пустыне, с трех сторон окруженному британскими позициями.  Бой был жарким и длился всего пару часов. Мы захватили в плен генерал-майора  Гамбьер-Парри, который пытался вырваться из окружения на своем командирском  автомобиле. Число пленных достигло почти трех тысяч. Мы одержали еще одну  значительную победу. Рота мотоциклистов нагнала британскую колонну, двигавшуюся  через пустыню южнее Джебель-Акдара, и, к своему изумлению, захватила двух  героев британского наступления на Бенгази: генерал-лейтенанта сэра Ричарда  О'Коннора, который был только что посвящен в рыцари за успешные операции против  итальянских войск, и генерал-лейтенанта сэра Филипа Ниэма, кавалера Креста  Виктории. Так что теперь у нас было три генерала.
Взлетно-посадочная  полоса в Мекили была усыпана обломками разбитых самолетов. С короткими  интервалами британские машины делали заход, чтобы снова атаковать ее. В разгар  одного из налетов на нее приземлился мой «физелер-шторх». Из него выскочил  радостно улыбающийся Роммель, только что прилетевший с личной разведки  обстановки в пустыне.

Штабные  грузовики захваченных британских генералов стояли на небольшой возвышенности.  Это были большие угловатые машины с крупными шинами, оборудованные  радиостанциями и принадлежностями для работы с бумагами. Мы тут же окрестили их  «мамонтами», но я и представить себе не мог, что эти грузовики будут  использоваться Роммелем, его штабом и командирами на протяжении всей борьбы,  начинавшейся сейчас в пустыне.

После короткой  беседы с плененными британскими генералами Роммель с большим интересом осмотрел  машины. Он наблюдал, как из грузовиков выносили британское оборудование. Среди  выгружаемых вещей он заметил пару огромных защитных очков. Они ему понравились.  Он улыбнулся и сказал:
– Брать добычу  разрешается даже генералу. Я возьму эти очки себе. – И он водрузил очки поверх  козырька своей фуражки с золотым кантом.
С тех пор эти  очки стали главной приметой Лиса Пустыни.

Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне.Глава 5
« Ответ #9 : 24 Январь 2012, 08:53:27 »

Глава  5
У  ворот Тобрука


Роммель повел  войска на Тобрук еще до наступления рассвета. Предыдущей ночью штаб германского  Африканского корпуса перебрался в Мекили. Я избегал встречи с майором Элертом.  Роммель выделил один из своих «мамонтов» генералу Штрайху из 5-й легкой  дивизии, два оставил для себя и своего штаба. Он велел нарисовать на трофейных  машинах германский крест. Мы захватили большое число автомобилей, и мне  досталась открытая штабная машина, подобная той, какой обычно пользовался сам  Роммель.
Альдингер,  который отправлялся вместе с Роммелем, дал мне такие инструкции:
– Господин  Шмидт, отныне вы всегда будете следовать за генеральской машиной. Вы поступаете  в полное распоряжение генерала.

Это были  драматические дни. В Югославии 27 марта к власти пришел король Петр, в два часа  ночи совершивший «дворцовую революцию». 28-го наших итальянских союзников  изрядно потрепали Королевские ВМС в битве у мыса Матапан. На следующий день,  после прибытия 1-й южноафриканской бригады в Диредауа в Абиссинии, стало ясно,  что судьба Аддис-Абебы решена. Асмаре суждено было пасть двумя днями позже (1  апреля туда вошла 5-я индийская дивизия под командованием генерал-майора Л.М.  Хита). 30 марта Роммель у Эль-Агейлы двинулся вперед. Ко 2 апреля мы вытеснили  британцев из Мерса-эль-Бреги на побережье, а также Адждабии, и на следующий  день они эвакуировались из Бенгази, города, который всегда было трудно  удержать. Одновременно Рашид Али, сторонник оси, совершил переворот в Ираке, и  у Уэйвела появилась еще одна головная боль. Министр иностранных дел Иден и  генерал сэр Джон Дилл, начальник британского Имперского генштаба, только что  побывали в Афинах в ответ на просьбу Греции оказать военную помощь. Уэйвелу  пришлось перебросить войска с Ближнего Востока в Грецию, в которую Германия  вторглась утром 6 апреля, одновременно войдя в Югославию.
К 7 апреля мы  взяли Дерну. Аддис-Абеба пала, а мое прежнее место пребывания, Массава, была на  грани сдачи; но в пустыне господство принадлежало Роммелю.

Во время  короткой остановки Роммель получил радиограмму от Берендта: «Дерна достигнута».  Обер-лейтенанта Берендта, помощника в отделе разведки, Роммель назначил  командовать смешанной боевой группой с несколькими противотанковыми орудиями,  которой было приказано отправиться в Дерну. Он обогнал итальянские части,  двигаясь вдоль побережья, и взял некоторое количество пленных.
Несколькими  днями ранее люфтваффе перебрасывало по воздуху через Средиземное море  подразделения 15-й танковой дивизии. Командир дивизии генерал фон Притвиц  первым ступил на африканскую землю. Роммель кратко переговорил с ним, после  чего Притвиц повел передовые части на Тобрук. Он вышел прямо на передовые  позиции англичан и был убит – первый немецкий генерал, погибший во главе своих  войск в Африке.

С наступлением  ночи Роммель и мы, оставшиеся офицеры его штаба, добрались до побеленного дома  – в мирное время это была резиденция дорожного инженера – к западу от Тобрука.  Хозяин-австралиец покрыл стены своего квадратного жилища надписями,  восхваляющими его любимый напиток, и энергичными сценами лошадиных скачек. От  этого дома через пустыню до форта в Акроме тянулись телеграфные столбы. Мы  похоронили рядом с ним Притвица и других немцев, погибших в этом бою.
Штаб-квартира  была оборудована на дне сухого русла к юго-западу от нашего Белого дома. Элерт  получил один из захваченных «мамонтов» и оборудовал в нем помещение для  оперативного отдела. Другой автомобиль оставил себе Роммель.
На следующее  утро Роммель отправился в Акрому. Его сопровождали только мой автомобиль и  бронированная машина.

Мы тащились по  пыльной акромской дороге, которая в будущем станет для нас такой привычной и  нудной, пока страны оси не построят объездную дорогу к этому затерянному в  пустыне форту. Из Акромы Роммель направился в Эль-Адем. Внезапно мы попали под  артиллерийский обстрел из Тобрука, и среди наших машин заметались испуганные  газели. Какое-то время мы ехали под огнем – видно было, что это место хорошо  пристреляно.
Через полчаса мы  встретили несколько рот немецкой пехоты, занимавших позиции на высоте недалеко  от Эль-Адема. Роммель остановился поговорить с их офицерами, которые прибыли  сюда всего лишь несколько часов назад. Среди них я увидел лейтенанта Шмидта,  моего товарища по экспедиции в Марада-Джалу. Пока генерал разговаривал, нас  накрыло артиллерийским залпом. Один молодой лейтенант погиб, а моему другу  Шмидту оторвало руку.

В двух милях  восточнее этого места в сухом русле мы обнаружили генерала Штрайха и весь его  штаб. Они лежали на земле, спасаясь от обстрела. Батареи Тобрука уже прекратили  огонь, и Роммель, подмигнув, сказал:
– Лучше бы  англичанам поберечь свои боеприпасы. Им скоро понадобится все, что у них есть.

Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне.Глава 5
« Ответ #10 : 24 Январь 2012, 08:56:38 »

Как будто в  опровержение этих слов раздался воющий звук нового залпа, снаряды которого  разорвались неподалеку и, очевидно, предназначались нам. Но мы успели заметить,  что на этот раз они летели не из Тобрука, а с юга. В бинокль мы увидели гребень  холма, на котором стояло длинное низкое здание, от которого тянулись  телеграфные столбы.

– Эль-Адем, –  тихо сказал Роммель, бросив быстрый взгляд на карту и снова принимаясь изучать  местность в бинокль.
Мы заметили  одинокую бронемашину, в которой, вероятно, находился офицер-наблюдатель  артиллерии противника. Попытались принять какие-то контрмеры, но через четверть  часа машина исчезла, а с ней прекратился и артобстрел.
Генералы тем  временем обсудили сложившуюся обстановку. Перед нашим отъездом Роммель еще раз  напомнил командиру дивизии:
– Вы должны  атаковать сразу же после того, как ваши танки займут свои позиции, не давая  томми времени окопаться.

На рассвете мы  покинули бивуак к западу от Белого дома и вновь сквозь густую пыль отправились  в Акрому. Колонны, шедшие в обратном направлении, и машины впереди нас вздымали  такие густые клубы пыли, что мы могли определить направление только по  телеграфным столбам. И опять машин было только три: Роммеля, моя и легкая  бронемашина.
В Акроме  обер-лейтенант Валь, командовавший четырьмя танками, увидев Роммеля, тут же  вытянулся по стойке «смирно». Пока Роммель внимательно изучал в бинокль опорные  пункты к востоку от Тобрука, мы с Валем, обаятельным малым, полным юмора и  веселья, немного поболтали. Роммель молчал, словно завороженный увиденным. Он  держал свой небольшой торс прямо, расставив ноги и согнув в локтях руки,  державшие у глаз цейссовский бинокль. Подбородок выдвинут вперед. Очки из  Мекили – поверх фуражки.

– Господин,  лейтенант, мы отправляемся, – неожиданно произнес он резким тоном. – Велите  этому офицеру со своими танками следовать за нами.
Сказав это, он  прыгнул в свою машину и выехал вперед. Я передал его приказ. Офицер-танкист  вертикальным движением руки вызвал свои танки. Валь забрался на свой танк и,  улыбаясь, сказал:
– Вперед на  Тобрук!
Мы проехали  несколько миль. То и дело вокруг нас рвались снаряды. У сухого русла мы  миновали итальянскую батарею, которая лихорадочно отвечала на огонь из  Кингс-Кросса в Тобруке.

Роммель сделал  остановку и изучил карту. Я обернулся и заметил, что танки не поспевают за  нами. Клубы пыли, поднимаемые ими, мчались вперед. Генерал поманил меня жестом,  и я подошел к нему. Он энергично ткнул пальцем в карту. Я узнал западный фланг  линии обороны.
– Батарея  показана правильно, но где же батальон берсальеров? Он должен быть на высоте  прямо впереди.
Он вновь  посмотрел на карту и сердито произнес:
– Итальянское  командование, очевидно, указало неверную позицию, – и добавил: – Итальянский  генерал, по всей видимости, еще не добрался до своих людей.
В этот момент  сзади подошли танки. Внезапно все сухое русло покрылось разрывами снарядов.  Залп прозвучал почти над нами.

– Езжайте назад  и прикажите танкам оставаться на месте до получения дальнейших указаний! –  прокричал мне Роммель. – Я поднимусь наверх.
Не очень-то  приятно ехать по сухому руслу к танкам туда, где интенсивность обстрела самая  высокая. Передав приказ, я вздохнул с облегчением и велел своему водителю  побыстрее ехать в сторону фронта. Я вылез из машины у подножия возвышенности и  побежал вверх по склону. Роммель лежал на земле, а слева и справа рвались  снаряды. Он был совсем один, поскольку оставил в штабе даже Альдингера, который  должен был разгрести накопившиеся горы донесений.

Я наблюдал, как  Роммель, лежа на животе, внимательно изучал в бинокль местность. У него были  плотно сжаты губы, а широкие скулы побелели. Фуражка была сдвинута на затылок.
– Форт  Пиластрино, – пробормотал он.
Я бросил взгляд  на его карту, а потом спрятался за кучу камней и тоже стал изучать местность.  Склон впереди нас шел вниз, а затем так же равномерно подымался. На гребне были  видны треугольной формы каменные руины, увенчанные плотной сеткой колючей  проволоки. В отдалении была видна еще одна высокая каменная насыпь, гораздо  выше первой. Я делаю вывод, что это и есть Пиластрино – НП противника.

Роммель впервые  видел оборонительные укрепления Тобрука, но у нас не было средств для оценки их  мощи. Вдруг мы заметили какое-то движение вдоль периметра руин. Роммеля,  казалось, охватил азарт.
– Лейтенант! –  скомандовал он. – Приказ – танкам атаковать каменные руины: два танка через  северное русло, два – через южное, вблизи руин.
– Есть, господин  генерал. – Я повторил приказ. Ранее я заметил неподалеку еще одно сухое русло,  которое было гораздо глубже южного, и опрометчиво попробовал предложить Роммелю  использовать его: – А может, пустить танки по более глубокому руслу, господин генерал?

Глаза Роммеля  вспыхнули, а лицо налилось краской.
– Господин  лейтенант, я не так глуп, как вы думаете!
Я козырнул и  бросился выполнять приказание, коря себя за свои слова. На какое-то время я  даже перестал замечать разрывы снарядов вокруг себя. Добравшись до танков, я  передал приказ лейтенанту и кратко описал местность впереди. Он по радио  передал приказ другим командирам, спокойно улыбнулся и помахал мне рукой. Люк  захлопнулся, и танки с ревом двинулись вперед.

Мы наблюдали за  их атакой. Они выполнили приказ и приблизились к цели – руинам. Но тут на них  обрушился неожиданный и убийственный огонь. Через короткое время огонь  нескольких батарей обрушился и на наш наблюдательный пункт. Мы побежали по  склону в укрытие. Обстрел усиливался. Снаряды рвались в расположении  итальянской батареи. Одно орудие вместе с расчетом было сметено прямым  попаданием. Ад длился до заката. Затем обстрел прекратился. Мы вернулись в  передовую штаб-квартиру близ Белого дома. Танки же назад не вернулись.
Несколько недель  спустя группа саперов, наступавших в районе Рас-Медаввы, наткнулась на  растерзанное тело одного из лейтенантов-танкистов, свисавшее с колючей  проволоки перед руинами.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне.Глава 6
« Ответ #11 : 24 Январь 2012, 09:22:17 »

Глава  6
Генерал  на своем верблюде


В тот день  Африканский корпус впервые получил карты со схемами оборонительной системы  Тобрука. Так как они были подготовлены нашими союзниками итальянцами, можно  было ожидать, что мы получим их в неограниченном количестве. Но нет, нам  достались только две карты. Одну забрал Роммель, другая ушла к Штрайху в 5-ю  легкую дивизию.
На Роммеля  произвело большое впечатление умелое размещение оборонительных позиций и  неожиданная глубина обороны в целом. Карты отличались точностью, характерной  для воздушной разведки, что вызывало некоторые сомнения. Штрайх не верил, что  Тобрук действительно так сильно укреплен.
Мы разошлись по  своим жилицам, только когда опустилась ночь.

В последние  апрельские дни девизом Роммеля было: «Все на Тобрук!» В это же время прибыла  остальная часть 5-й легкой дивизии. 15-ю танковую дивизию в ускоренном темпе  перебрасывали через Средиземное море. Пехотные подразделения доставили в Дерну.  Прибывали также и итальянские подразделения. День за днем кольцо вокруг Тобрука  сжималось все плотнее.

Роммель с утра  до поздней ночи пропадал на передовой. Казалось, что снаряды британской и  австралийской артиллерии просто гоняются за ним. Через несколько дней не было  никого, даже среди нас, его штабных офицеров, кто лучше Роммеля знал бы дороги  пустыни и дальность стрельбы тобрукских орудий. Офицером штаба стал теперь и  лейтенант Берндт, человек Геббельса, с которым я познакомился под Мраморной  Аркой. Подполковник граф Шверин был отозван из похода на Мурзук – куда мне так  и не удалось попасть – и назначен командовать позицией на прибрежной дороге на  восточных подступах к Тобруку. В этом секторе планировалась атака саперов.
Несколько дней  Роммель ездил на передовую на своем «мамонте». Этот грузовик хорошо защищал его  от пикирующих бомбардировщиков, воздушного обстрела и шрапнели – чего-чего, а  уж этого во время наших ежедневных поездок было предостаточно. Но Роммель  обычно сидел на крыше, свесив ноги в открытую дверь. Альдингер, с которым  Роммель воевал во время Первой мировой войны, и тут всегда был рядом с ним.

Где бы ни  появлялся генерал, он заражал своим энтузиазмом и энергией военных всех званий.  Он не терпел подчиненных, лишенных энтузиазма и энергии, и был беспощаден к  тем, кто проявлял недостаточно инициативы. Вон! И они тут же возвращались в  Германию.
Наши поездки на  передовую начинались рано утром, а заканчивались порой после наступления ночи.  Роммель иногда забирал руль у своего уставшего водителя. Он умел прекрасно  чувствовать направление и обладал сверхъестественной способностью  ориентироваться по звездам.

Когда мы  заезжали на передовую штаб-квартиру к западу от Белого дома, Элерт частенько  сразу же отсылал меня назад с каким-нибудь письменным приказом командирам,  бормоча, что я, в конце концов, хорошо знаю дорогу. Каждый вечер Роммель что-то  обсуждал с фон дем Борном и Элертом. Его вестовой, Гюнтер, готовил ему простую  пищу, а затем Роммель садился за обязательное ежедневное письмо своей жене и  сыну Манфреду.
В эти дни  Роммель лично участвовал во всех атаках на любом участке тобрукских укреплений  – не в штабе атакующего подразделения, а в составе атакующей части. Зачастую, к  досаде оперативного отдела штаба, он сам отдавал приказы на месте, меняя планы  в соответствии с обстановкой. Подчиненные ему командиры считали это настоящей  занозой в заднице и бурно возмущались.

Атака графа  Шверина на восточные оборонительные сооружения Тобрука после ожесточенного боя  провалилась. Странно, что Роммель в это время, похоже, не проявлял интереса к  восточному сектору. Он теперь подъезжал к крепости со стороны сектора Эль-Адем  – Акрома. Лично я предпочитал сектор между прибрежной дорогой к востоку от  Тобрука и дорогой к югу от Эль-Адема и жалел, что во время боевого планирования  им, похоже, пренебрегли. Но я научился быть осмотрительным после моей неудачной  попытки под Пиластрино дать Роммелю совет и держал свои мысли при себе.
Генерал Штрайх к  тому времени разместил 5-й танковый полк под командованием полковника Ольбрихта  к югу от Тобрука. Едва прибыл последний танк, как Роммель заявил, что он хочет,  чтобы крепость была атакована с юга. Казалось, он не успокоится, пока не  вскроет этот нарыв, мешавший ему двинуться в Египет.

– Мы должны  получить еще двенадцать орудий, господин генерал, – сказал майор Хаузер из  оперативного отдела 5-й легкой дивизии. – Я бы рекомендовал дождаться их  прибытия, прежде чем атаковать.
Роммель, похоже,  больше доверял майору Хаузеру, чем его шефу генералу Штрайху.
– Хорошо,  Хаузер, – кивнул он, – давайте дождемся их.
План штурма  Тобрука включал в себя комбинированный удар танков и пехоты, состоящей из  гранатометчиков и саперов, которые уже показали свои высокие боевые качества.  Клин необходимо было тут же расширить подразделениями мотопехотных батальонов.  Танки не должны были входить на всю глубину клина, но им следовало разойтись по  обеим сторонам и, развивая успех, попытаться уничтожить противника с тыла.

Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне.Глава 6
« Ответ #12 : 24 Январь 2012, 09:24:02 »

И хотя на этот  план возлагали большие надежды, атака провалилась. Танки прорвались в  обороняемое пространство, а саперы достигли окопов, однако британские и  австралийские войска сражались очень стойко. Фланговым огнем им удалось  отбросить танки назад, с некоторыми потерями блокировать дальнейшее продвижение  штурмовых групп саперов. Танки противника перешли в контратаку и в ходе ее  захватили значительное число наших солдат, не дав им закрепиться на достигнутых  позициях.
Этот провал  привел Роммеля в ярость. Он обвинял генерала Штрайха:
– Ваши танки не  выполнили свою задачу и бросили пехоту на произвол судьбы!

Генерал Штрайх  взял своих танкистов под защиту:
– Господин  генерал, танки смогли бы выполнить свою задачу, несмотря на сильный  противотанковый огонь, если бы весь сектор не был изрыт глубокими и хорошо  замаскированными противотанковыми ловушками.
Конечно,  оборонительные сооружения оказались мощнее, чем мы ожидали. Позже мы узнали,  что недалеко от места нашего удара находился сектор, в котором почти не было  танковых ловушек. Итальянцы начинали их строить, но, когда Уэйвел захватил  Тобрук четыре месяца назад, строительство было прекращено. Но Роммель был  нетерпелив и не желал слушать объяснений. Он считал, что генералу Штрайху и  полковнику Ольбрихту «не хватило решимости». Роммель дал волю своему гневу и  наговорил Штрайху таких слов, какие может сказать разве что генерал генералу.

Однажды к вечеру  накануне еще одной попытки штурмовать крепость Роммель посетил штаб-квартиру  5-й легкой дивизии. Его сопровождали Альдингер и я. В конце совещания с особым  выражением Роммель сказал Штрайху:
– Надеюсь, что  во время этого штурма войска под вашим личным руководством проявят величайшее  упорство. Я оставляю в вашем распоряжении своего помощника лейтенанта Шмидта.
Я подумал, что  это означает либо то, что я могу быть полезным генералу Штрайху, либо то, что я  должен всегда находиться подле него и (если останусь в живых) доложить о  действиях генерала, которому было велено возвращаться со щитом или на щите. Мне  нравился дружелюбный и рассудительный Штрайх, которого я считал исключительно  храбрым человеком, и Хаузер тоже, и я жалел, что с ними так жестоко поступают.

Меня поставили  на довольствие в столовой 5-й легкой дивизии. На внутренней переборке  штрайховского «мамонта» я увидел огромный Рыцарский крест из картона. Но вместо  обычной свастики в центре его красовалось изображение огромной черной мухи.  Хаузер объяснил мне, что этот Рыцарский крест торжественно вручался тому члену  экипажа «мамонта», который в течение дня «сбил» наибольшее количество этих  отвратительных тварей пустыни. Я мог бы представить себе, какой отдушиной после  тяжелых ратных трудов было это награждение, но это помогло мне понять, почему  Роммель так строго требовал от подчиненных проявлять инициативу, настойчивость  и жесткость в борьбе с врагом. У него не было времени для фривольностей.
На следующее  утро еще до рассвета мы выехали с генералом Штрайхом на передовую. Танковая  атака должна была начаться с первыми лучами солнца. Штрайху предстояло  возглавить ее, пересев в один из танков, что следовали за нашей открытой  машиной. У Штрайха была единственная на всю дивизию оперативная карта, и он  ориентировался по ней. Меня он попросил поддерживать связь с танком,  следовавшим за нами.

Для экономии  времени Штрайх решил воспользоваться дорогой Эль-Адем – Тобрук и продвинуться  как можно севернее, затем повернуть на запад и соединиться с танками, стоящими  в боевой готовности. Говорил он мало и был погружен в себя; вероятно, из-за  выговора, полученного от Роммеля, подумал я.
Какое-то время  мы ехали молча. Я подумал, что уже пора, и сказал:
– Господин  генерал, я думаю, нам пора сворачивать.
– Да, да,  Шмидчик, – произнес командир дивизии отрешенно. Осветив фонариком карту, он  добавил: – Мы можем еще немного проехать по этой дороге.

Но его умение  ориентироваться нельзя было сравнить с роммелевским. Прежде чем успели  сообразить, что происходит, мы оказались в самом пекле. Разрывы снарядов, свист  противотанковых болванок, трескотня пулеметов не оставляли сомнений, что мы появились  прямо перед носом противника. Как ошпаренные мы выскочили из машины и укрылись  за танком, прижались к броне и поджали ноги, чтобы не попасть под пули  пулеметов, стрелявших по гусеницам. «Опрометчивый шаг», – подумалось мне, когда  водитель танка начал делать резкий поворот, подставляя наши спины под пули, и в  эту минуту лопнул задний трак.
В этих  обстоятельствах был только один выход. Мы бросились за танкистом, уже  выскочившим из своей башни, и вместе с ним перебежали к обочине. Увидев  воронку, мы тут же нырнули в нее.

Было еще темно,  но рассвет приближался. Нам нельзя было оставаться здесь, и мы решили бежать на  юго-запад. Мы уже собирались покинуть воронку, как вдруг рядом с ней  разорвалось несколько снарядов, и мы услышали, как вскрикнул водитель.
– Что случилось?  Ты ранен? – спросил генерал.
– Нет, господин  генерал, пока еще нет.
Несмотря на  серьезность обстановки, услышав ответ, он громко рассмеялся.
Короткими  перебежками, пригибаясь к земле, мы побежали по песку к нашим танкам. Когда мы  добрались до них, было уже совсем светло – слишком поздно для атаки! Снаряды  рвались вокруг танков, и мы несли потери. Полковник Ольбрихт попросил  разрешения у генерала отвести танки на подготовленные позиции.
Мы по радио  вызвали машину и вернулись в штаб-квартиру дивизии.

Несколько часов  спустя я явился к Роммелю, хорошо понимая, какой будет его реакция на наш  утренний провал. С удивлением и облегчением я услышал:
– Шмидт,  поезжайте назад к Ольбрихту и передайте ему, чтобы он вывел танки к высоте  112.1.
Я ехал назад с  легким сердцем, зная, что везу такие новости, каких никто не ждал.
Я увидел на  горизонте танки, по корпус врытые в землю, с закрытыми смотровыми щелями.  Снаряды орудий Тобрука пели свое ежедневное благословение.

– Откуда, черт  возьми, у англичан столько боеприпасов? – спросил я у водителя.
Он не ответил –  да я и не ждал ответа, – только нажал на газ, и мы прорвались сквозь рой  снарядов в низину. Мы добрались до первого танка, и его смотровые щели  открылись. Из люка высунулся Ольбрихт, и я прокричал ему приказ Роммеля.
– Слава богу, –  сказал он с облегчением. – Наконец-то разумный приказ.
Неделю или две  спустя генерал Штрайх и полковник Ольбрихт были уже на пути домой – «с  котелками на голове», как говорят англичане в таких случаях, или «на своих  верблюдах», как говорим мы. С тех пор я их больше не встречал, но отметил, что  одним из офицеров, участвовавших в антигитлеровском путче 20 июля 1944 года,  был некий генерал Ольбрихт. Может быть, тот самый Ольбрихт?
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне.Глава 7
« Ответ #13 : 24 Январь 2012, 15:43:29 »

Глава 7
Штурм Пиластрино


Однажды в  середине апреля в район нашей штаб-квартиры, расположенной западнее Белого  дома, прибыла любимая танковая разведгруппа Роммеля. Ее командир подполковник  фон Вегмар доложил генералу о прибытии. Я уже собирался было расправиться с  драгоценной банкой консервированных фруктов, которую Берндт достал по  знакомству в офицерской столовой, как вестовой Гюнтер сообщил, что меня  вызывает Роммель.

Только два  человека – Роммель и я, не отходивший на протяжении этих дней от него ни на  шаг, знали, как проехать мимо Тобрука в сектор подполковника графа Шверина,  расположенного к востоку от крепости. Поэтому-то он меня и вызвал. Роммель  представил меня фон Вегмару и сказал:
– Покажете  разведгруппе кратчайший путь мимо Тобрука до Виа-Балбия.
Виа-Балбия  итальянцы называли дорогу, шедшую по побережью.

Ориентируясь по  Полярной звезде, я к полуночи вывел разведгруппу на прибрежную дорогу,  обменялся рукопожатиями с фон Вегмаром и поехал домой. Мы с водителем моей  машины валились с ног от усталости, когда утром добрались до штаб-квартиры.  Берндт встретил меня хорошими новостями – фон Вегмар взял Бардию. Эта деревня  на утесе, расположенная совсем недалеко от египетской границы, находилась в  руках противника с тех самых пор, когда Уэйвел столь бесцеремонно выгнал оттуда  итальянского генерала Берганзоли, которого австралийцы прозвали Электрические  Усы.
Несколько дней  спустя разведгруппа, усиленная несколькими танками, овладела фортом Капуццо на  самой границе и вошла в Соллум. К 27 апреля проход Халфая стал нашим, и мы  рассматривали с его эскарпа побережье Египта. Фон Вегмар был представлен к  награде – он получил Рыцарский крест Железного креста.

– Тот, кто  владеет Пиластрино, тот видит карты других игроков. Это – ключевой пункт в  обороне Тобрука, – заявил Роммель на собрании офицеров штаба.
Снова и снова  обращал он свой взор на Акрому, а оттуда – на восток, на Пиластрино, высоту в  юго-западном секторе крепости.
Роммель  разработал план еще одного удара. Помня о том, что произошло с четырьмя  танками, он велел батальону итальянских берсальеров занять прежние позиции  перед возвышением напротив Пиластрино; отсюда он собирался бросить пехоту в  атаку. Он сам разведал местность и нашел самую подходящею позицию для  итальянцев.

Мы оставили  «мамонт» в передовой штаб-квартире и выехали, как обычно, на двух открытых  машинах и бронемашине. Вместе с генералом были Альдингер, Берндт и я.
Поступило  сообщение, что австралийцы, расположенные в секторе напротив итальянцев, в  течение ночи проявляли бешеную активность. Роммель хотел выяснить, как обстояли  дела сейчас, и отправился туда самолично. Приблизившись к сектору, мы  обнаружили там полнейшую тишину и готовы были уже сделать вывод, что ночная  активность противника была, как это часто случалось раньше, сильно преувеличена  нашими союзниками. Молчала даже артиллерия Тобрука.

Но загадка  вскоре разрешилась – мы не нашли во всем секторе ни одного итальянца, за  исключением обслуги нескольких отдельных итальянских батарей, расположенных в  тылу и совершенно не защищенных пехотой. Мы внимательно осмотрели возвышение и  увидели сотни солнцезащитных шлемов, украшенных веселенькими разноцветными  петушиными перьями, – это были шлемы берсальеров. И больше ничего. И тут до нас  дошло, что австралийцы этой ночью, должно быть, «сняли» весь батальон наших  союзников.
Роммель поспешно  велел остаткам подразделений из Акромы прикрыть оголившийся участок фронта.  После этого он издал строгий приказ, позже многократно обсуждавшийся в высших  итальянских кругах, согласно которому офицеры, струсившие в бою, подлежали  немедленному расстрелу.



Вернувшись в  штаб-квартиру, Роммель имел откровенный разговор с итальянским офицером связи,  его превосходительством генералом Кальви, зятем короля Виктора-Эммануила,  высоким, худым офицером, с длинным узким лицом и большим носом, типичным для  тосканца. Он свободно говорил по-немецки, и Роммель относился к нему с  уважением. Но разговор с Роммелем очень расстроил Кальви, и он на какое-то  время отдалился от генерала.
В штабе  Африканского корпуса теперь уже пришли к выводу, что итальянский солдат готов  сотрудничать и помогать своим союзникам, и порой даже охотнее, чем сами немцы;  в таком настроении он способен воевать храбро, если, конечно, дать ему хорошее  оружие и способных командиров. Но в том-то и была беда, что ни того ни другого  у него не было.

Штурм Тобрука  через Пиластрино был назначен на 30 апреля.
Роммель, как  обычно, выбрал для него войска, с которыми он поддерживал тесный контакт. Он  собрал людей из разных подразделений и сформировал из них ударную группу, по  численности едва равную численности полка. Командовать этой группой должен был  майор Шреплер. К штурму подготовились очень тщательно, использовав все  имеющиеся ресурсы.

Мы двинулись  вперед на «мамонте». Роммель, Альдингер и я наблюдали за началом штурма с  наблюдательного пункта на высоте. Первыми на позиции противника обрушились  бомбардировщики, а затем наша артиллерия поддерживала наступление своим огнем.  Учитывая смешанный состав ударной группы, войска Шреплера продемонстрировали во  время своего наступления чудеса взаимодействия. Пушки Тобрука обрушили на них  ураганный огонь. Хорошо замаскированные австралийские снайперы также всячески  пытались остановить наступление. Только к вечеру нашим войскам удалось достичь  колючей проволоки и минного поля.

Роммель не  отводил бинокля от поля боя. Увидев, что Шреплер достиг минного поля, он велел  мне:
– Шмидт,  отправляйтесь к Шреплеру. Пусть он закрепляется на достигнутых позициях и  постарается их удержать. Он получит подкрепления, и ночью штурм будет  продолжен.
Нелегко было  быстро пробраться в одиночку через открытое поле, на захват которого пехота  потратила целый день. Я постарался пройти его как можно скорее, и всякий раз,  когда что-то меня задерживало, мне казалось, что взгляд Роммеля сквозь бинокль  прожигает мне штаны на заднице. Я добрался до Шреплера как раз перед  наступлением темноты.
Ночью ударные  группы, поддерживаемые самолетами, с которых сбрасывались осветительные бомбы,  были снова посланы в атаку. После ожесточенной схватки в темноте было захвачено  несколько бетонных опорных пунктов. «Нам удалось проломить брешь в обороне  противника», – писал Роммель в официальном отчете.

С наступлением  дня у нас появился новый союзник, правда весьма сомнительный, – поднялась  небольшая песчаная буря, и видимость сразу же упала. Песок и помогал, и мешал  нам. Передовой отряд ударной группы, шедшей на Рас-Медавву, сразу же потерял  всякую способность ориентироваться – солдаты не видели, что они делают и куда  идут. Австралийские укрепления были плохо видны на ровной поверхности – они  располагались в ложбинах. Наши люди частенько проходили между двумя бункерами,  даже не заметив их, и неожиданно получали пули в спину.
– Не стреляйте,  мы немцы! – в отчаянии кричали они, думая, что их по ошибке обстреляли сзади  свои же товарищи. И слишком поздно узнавали, что позади них были враги, очень  довольные слышать о том, что они немцы.
Саперы к этому  времени уже проложили проход в минном поле, и под прикрытием пыли машины  доставили подкрепления, подвезли противотанковые орудия, боеприпасы и  продовольствие.

– Захваченные  опорные пункты необходимо удержать любой ценой! – велел Роммель.
Он одним из  первых появился утром на захваченных позициях. Генерал полз со мной рядом, как  простой пехотинец. Он хотел добраться до какой-то определенной линии окопов. Но  не успели мы отползти от захваченных укреплений, как заметили группу саперов,  залегших за грудой камней.
– Куда вас  несет, черт побери? – закричал нам штабс-фельдфебель.
Я прокричал им в  ответ, что мы хотим добраться до опорного пункта, расположенного, судя по  карте, недалеко отсюда.
– Не валяйте  дурака, – последовал гениальный ответ, – томми их снова захватили.
Лежа на земле, я  многозначительно показал на свои погоны и погоны Роммеля. Штабсфельдфебель  наконец узнал противопылевые очки Роммеля на фуражке, и его речь угасла.

Начавшийся  пулеметный обстрел навел нас на мысль, что оставаться здесь дольше  нецелесообразно. Мы осторожно поползли назад.
Австралийцы  предприняли контратаку и отбили несколько своих опорных пунктов.  Главнокомандующий вооруженными силами на Ближнем Востоке объявил, что 1 мая  противник атаковал Тобрук. На следующий день был прорван внешний оборонительный  периметр, но теперь обстановка стабилизировалась. Сообщение было точным. С  этого дня позиции, которыми мы овладели после контратаки, стали передовой  линией немцев под Тобруком.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне.Глава 8
« Ответ #14 : 24 Январь 2012, 15:51:18 »


Глава 8
«Харрикейны» обстреливают Роммеля


В последующие  дни в Дерне с «Юнкерсов-52» высадились остатки пехоты новой 15-й танковой  дивизии. Грузовики уже ждали их на летном поле, и, прежде чем солдаты успели  сообразить, где они оказались, их перебросили на передовую прямо под Тобрук.  Где же, спрашивали они себя, тенистые пальмы Африки, изображенные на знаках  различия германского Африканского корпуса, к которому они теперь принадлежали?
Африка, которую  они увидели, привела их в ужас. Мухи, миллионы мух, теснота, скудное и  однообразное питание и нехватка воды осточертели войскам больше, чем  непрестанный лай орудий Тобрука.

Роммель считал  австралийцев, которые сидели в окопах напротив нас, «самыми лучшими солдатами в  мире за их хладнокровную способность ночь за ночью совершать разведывательные  вылазки».
Я помню случай,  когда наш пулеметчик открыл огонь по окопам австралийцев, расположенным как раз  напротив нас. Наши солдаты в изумлении уставились на австралийца, спокойно  сидевшего на бруствере и махавшего нам широкополой шляпой, не обращая никакого  внимания на рой пулеметных пуль, свистящих вокруг него.

Мы поражались их  сверхъестественной способности бесшумно проникать на наши передовые линии, пока  однажды ночью не захватили в плен разведгруппу и не обнаружили, что у австралийцев  на ногах патрульные ботинки – специально предназначенная для пустыни обувь с  толстенной резиновой подошвой.
Роммель пришел к  выводу, что Тобрук – крепкий орешек. Если с ходу его взять нельзя, то что же  делать? Он был готов сосредоточить и усилить свои позиции осады, но немецких  войск у него было мало, и большинство войск в осаждающем гарнизоне составляли в  основном итальянцы. Тогда он решил познакомиться с соллумским фронтом и  посмотреть на «землю обетованную» через колючую проволоку на границе.

Как раз в это  время прибыл Рыцарский крест для фон Вегмара, героя сражений у Бардии и  Соллума, и Роммель объявил, что лично вручит ему награду.
Это была  уважительная причина для поездки на восток. Мы покинули Белый дом 19 апреля;  впереди внушительной колонны шла моя машина и роммелевский «мамонт». Нас  сопровождал грузовик связистов для поддержания связи с Главным штабом. Рота  пропаганды тоже была представлена в колонне: с нами ехал мой старый приятель  военный корреспондент фон Эзебек и его коллега по имени Эртл, тот самый Эртл,  который снял знаменитый фильм о мысе Горн «Робинзон». Он был также выдающимся  альпинистом, которому экспедиция на гору Эверест обязана своей славой, типичный  «покоритель горных вершин», у которого была с собой кинокамера и который  получал от Берндта инструкции, как сделать Роммелю паблисити.



Окутанные  клубами пыли, мы обогнули Тобрук. Глаза жгло, на зубах скрипел песок, а лицо,  волосы и одежду покрыл светло-коричневый камуфляж из пыли, сделав нас  неузнаваемыми. Когда мы пересекали дорогу, ведущую из Тобрука в Эль-Адем, одна  из машин заехала на территорию, усеянную небольшими минами – опасными маленькими  противопехотными минами-ловушками, сброшенными с самолетов противника, которые  мы вскоре научились распознавать. Обстрелянные всего лишь несколькими залпами  тобрукской артиллерии, мы благополучно добрались до Виа-Балбия и помчались по  ней с такой скоростью, что прибыли в Бардию раньше, чем предполагали.
Роммель тепло  поздравил фон Вегмара и под жужжание кинокамеры украсил его шею Рыцарским  крестом.

Теперь Роммель  был в своей стихии. Он попросил фон Вегмара повторить все фазы и этапы боя за  кучу камней, именуемую форт Капуццо. Он осмотрел защитные сооружения из колючей  проволоки, тянувшиеся вдоль ливийско-египетской границы. Роммель долго  рассматривал в бинокль бронированные разведмашины Уэйвела, которые можно было  различить вдали. Несомненно, их бинокли тоже были направлены на нас. Его как  мальчишку забавляли итальянские береговые орудия. Неустанно он заползал на  каждую позицию, в каждый окоп и соединительный ход. Он заметил, что итальянцы  построили их по образцу тех, что окружали Тобрук.
К концу дня все,  кроме Роммеля, смертельно устали. Он заставлял себя и других постоянно  двигаться, делая все быстро, но тщательно.
К вечеру мы  отправились в обратный путь. Я вновь возглавлял колонну. В получасе езды от  Бардии, недалеко от Гамбута, я заметил два летевших на бреющем полете самолета.  Немцы это или томми?

Они спикировали  на нас. Сомнений больше не было – это англичане.
– Воздушная  тревога! – заорал я во весь голос.
Показав на  самолеты, я нырнул в поисках хоть какого-нибудь укрытия к обочине. Мой водитель  оказался резвее меня: когда я упал рядом с ним, он успел распластаться на  земле. Через мгновение «харрикейны» уже поливали нас свинцом. Они обрушивались  на нас, потом делали быстрый разворот и снова пикировали. Они атаковали нас  дважды. Один из них выбрал в качестве мишени меня и моего водителя. Я пытался  зарыться в песок, как червяк.
Когда наконец  самолеты оставили нас в покое и улетели в сторону моря, я поднялся с земли,  чувствуя, что ссадины на моем лице кровоточат. Я механически отметил про себя,  что солнце садится. Мы заняли свои места в машинах. Я насчитал более дюжины  пробоин в своем автомобиле. Мотоциклист-связной, ехавший позади нас, видимо, не  успел спрыгнуть с мотоцикла и лежал теперь распростертый подле него. У него  было тяжелое ранение головы, и он, по всей видимости, умирал.
Роммель вылез из  своего «мамонта». Его водитель не успел закрыть бронированный люк, как туда  влетела пуля. Она прошила грудь водителя, чуть не попав в голову Роммеля, и  расплющилась о переборку.

От пуль  пострадали и другие машины. Машина связи получила такие сильные повреждения,  что ее пришлось оставить. Мы без промедления похоронили мертвого мотоциклиста у  дороги. Водитель Роммеля держался с исключительным мужеством. Мы обернули его  одеялом и положили на кожаное сиденье в задней части «мамонта», при этом он не  издал ни стона.
Роммель сел за  руль «мамонта» и вел его всю ночь. На предложения Альдингера и Шреплера сменить  его он отвечал отказом. До Белого дома мы добрались лишь к утру.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне.Глава 9
« Ответ #15 : 25 Январь 2012, 09:24:42 »

Глава  9
Паулюс  из Сталинграда и моя эритрейская история


На нас свалилась  первая шишка из Берлина – к нам приехал генерал-лейтенант Паулюс, первый  обер-квартирмейстер Генштаба сухопутных войск, которому в феврале 1943 года  суждено было сдаться в плен после самого громкого поражения вермахта за всю его  историю.
Роммель не  проявил никакого энтузиазма по поводу приезда Паулюса.

Я чувствовал,  что Роммель подозревает, что этот визит может стать прологом какой-нибудь  интриги в высоких кругах, которая, возможно, завершится снятием его с  должности. Паулюс в первую очередь высказал пожелание увидеть тобрукский фронт,  поэтому я предположил, что на следующий день мы отправимся туда. Но мое  предположение оказалось неверным. Роммель остался в штаб-квартире.
– Шмидт, –  сказал он. – Завтра вы отвезете генерала на тобрукский фронт. Вы знаете  диспозицию штаба и способны дать необходимую информацию. – Он обратился ко мне  сразу же после того, как представил меня Паулюсу. И похоже, слова его  предназначались не только для моих ушей, но и для ушей Паулюса.
Следующим утром  мы на двух машинах отправились в путь по знакомой пыльной дороге. Паулюс сел  рядом со мной на заднее сиденье моей открытой машины.

– Ну, теперь нам  будет легче общаться. – В отличие от Роммеля он сразу же принял дружеский тон,  и я вскоре почувствовал себя с ним легко. – Давно ли вы воюете в Африке? –  спросил Паулюс.
Я быстро  подсчитал месяцы и ответил:
– С января,  господин генерал.
– С января? Но  как же так, ведь в январе вас здесь еще не было? – Он вопросительно взглянул на  меня.
– До высадки  Африканского корпуса я некоторое время провел в Эритрее, – объяснил я.
– Это интересно.  Продолжайте, пожалуйста.
Наша машина,  поднимая клубы пыли, двигалась по объездной дороге вокруг Акромы, и, поскольку  с военной точки зрения ничего интересного для показа Паулюсу не было, я  рассказал ему свою историю.

– Как вы знаете,  господин генерал, в августе 1939 года все германские корабли получили приказ  зайти в ближайшие нейтральные порты. Девять германских грузовых судов в  Средиземном море оказались в порту Массава. Это были в основном корабли  дальневосточной линии водоизмещением от 6000 до 9000 тонн начиная с яхты  «Кобург» с самым современным оборудованием и кончая грязными мелкими  развалюхами типа «Лебедь Востока».
Когда в июне  1940 года Италия вступила в войну, театром военных действий стали Абиссиния и  Эритрея. Большинство моряков с германских судов объединились в роту волонтеров.  Они были вооружены и экипированы итальянцами, носили итальянскую военную форму,  но на их касках и нарукавных повязках сверкала свастика. Их форма выглядела не  слишком эффектно, но горячий энтузиазм моряков восполнял все недостатки.

Один пассажир  заявил, что он офицер-резервист, участник Первой мировой войны, и итальянцы  назначили его командиром роты. Но после первого же боя стало ясно, что он  никуда не годится. Поэтому в Берлин послали запрос на подходящего командира. На  эту должность назначили меня, и я тут же вылетел из Рима в Эритрею. В то время  итальянцы регулярно летали через Ливию и Судан.
И хотя моя рота  была необучена и плохо оснащена, она здорово сражалась в Эритрее при Агордате и  Керене. Но Итальянская восточно-африканская империя была обречена, и наша  скромная помощь не могла ее спасти. Мою роту расформировали. Мы находились в  районе Массавы, когда пришел приказ из Берлина о немедленном роспуске роты и  возвращении моряков на свои корабли. Мне же надлежало быть готовым вылететь в  Северную Африку, чтобы поступить в распоряжение германских экспедиционных сил,  высадившихся в Триполи.

Я покинул  «Кобург», на котором устроился с такими удобствами, и вернулся в Асмару, где  итальянцы уже получили приказ предоставить в мое распоряжение самолет для  вылета в Северную Африку. Я ежедневно делал запросы и получал один и тот же  ответ «Domani forse dopodomani»[3].
Керенский фронт  был совсем рядом, и было ясно, что британцы скоро будут в Асмаре. Одним  воскресным утром, выходя из отеля, я случайно узнал, что с аэродрома в Гуре  (это 20 минут езды на машине) вылетает самолет. Даже не собрав вещи, я прыгнул  в такси и помчался на аэродром.



Карта 1. От Порт-Саида до Сиди-Баррани
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне.Глава 9
« Ответ #16 : 25 Январь 2012, 09:27:26 »

На летном поле  стояла «Савойя-87» и уже прогревала двигатели. Я бросился к самолету, но,  добежав, увидел, что из него выпрыгнули три пилота и побежали к небольшому  окопчику. В этот момент я заметил южноафриканские самолеты, летевшие как раз на  нас. Я прыгнул в траншею прямо на итальянских летчиков. На низких заходах  истребители тщательно обработали множество самолетов, которые уже давно были  выведены из строя. Наша же единственная способная летать машина чудом уцелела.

За время  пребывания в окопчике я сдружился с итальянскими пилотами. Я объяснил им, что  мне нужно. И не успели истребители улететь, как мы уже были в «савойе» и тут же  поднялись в воздух. Мы полетели над глубокой долиной в сторону Красного моря и  приземлились, как я понял, на запасной полосе, построенной в этой долине.  Машину быстро закрыли маскировочной сеткой и заранее нарубленными кустами. До  наступления сумерек мы вылетели в сторону моря и пошли, вероятно, над территорией  Саудовской Аравии.
К тому времени  нас окутала темнота. Трое пилотов находились в кабине, у каждого был парашют,  на случай, если придется «срочно покинуть машину». Полагаю, нет нужды говорить,  что их единственный пассажир парашюта не имел. В кабине я был наедине с  небольшим мешком почты и висящей вдоль стены постоянно клацающей цепью.



Во время полета  мои пилоты постоянно попивали винцо – у них было много вина, и причем очень  хорошего. Они по очереди выходили из пилотской кабины и, несомненно,  прикладывались весьма основательно. Наконец один из них подошел ко мне с полной  бутылкой. Я вспомнил о пулеметном обстреле, провожавшем мой самолет в Эритрее,  подумал о том, в каком состоянии окажутся мои пилоты позднее, с благодарностью  принял бутылку, немедленно опустошил ее и крепко заснул на всю ночь. Но утром я  проснулся живой.
Было уже совсем  светло. Мы летели над морем и приближались к земле, которая, по моему  разумению, была Северной Африкой. Вскоре «савойя» приземлилась к западу от  Эль-Агейлы для дозаправки. Я поблагодарил пилотов, которые отправились дальше в  Рим, где они были приняты Муссолини и получили благодарность за свой смелый  полет из Эритреи. На соседнем аэродроме мне был выделен маленький самолетик,  который днем и доставил меня в Триполи. Я доложил генералу, что моя миссия в  Восточной Африке завершена.

– Интересная  история, – сказал генерал Паулюс, – действительно очень интересная. А что  случилось с вашими моряками?
– Насколько мне  известно, господин генерал, одной или двум итальянским подлодкам удалось  обогнуть мыс Доброй Надежды. На них было несколько человек из состава  германской добровольческой роты, а также старший офицер с яхты «Кобург». Другие  корабли, я полагаю, были оставлены экипажами в основном в порту Массава.  «Кобург» же, как я слышал по английскому радио, был потоплен около Маврикия.
По пути из  Акромы к передовым позициям Тобрука Паулюс задал еще несколько вопросов об  абиссинской и эритрейской кампаниях.

Я показал  генералу Паулюсу наши важнейшие позиции, но намеренно не повел его осматривать  их. Даже издалека постоянного артиллерийского огня противника было достаточно,  чтобы представить себе ежедневную обстановку на передовой. И не надо было вести  Паулюса туда, где рвутся снаряды, чтобы он понял, что этот фронт не похож на  пикник.
Мы переезжали от  сектора к сектору, и Паулюс проявлял живой интерес к общей обстановке,  оживленно беседовал с командирами подразделений. Его особенно заботили наши  позиции перед Пиластрино и Медаввой.

– Как снабжается  провизией и боеприпасами личный состав 115-го мотопехотного полка? – спросил  он, когда мы при полном дневном освещении приблизились к позициям этого полка  на достаточно безопасное расстояние.
– Снабжение  возможно только ночью, господин генерал, – объяснил я. – Каждую ночь ротные  повара пригоняют на передовую грузовик с горячей пищей, кофе, хлебом и тому  подобными вещами, а также с боеприпасами.
– Когда это  обычно делается?
– Не раньше  полуночи. Позиции расположены так, что австралийцы могут наблюдать любое  движение днем и лунной ночью.
– Это означает,  что днем все солдаты должны оставаться в своем укрытии почти без движения?
– Да, господин  генерал. Но самое невыносимое в их жизни – это сонмища злющих мух. Они тысячами  садятся на пищу, что, вероятно, и является причиной дизентерии и других  болезней среди солдат.
– А разве это не  из-за качества пищи? – спросил Паулюс. – А что обычно едят другие войска?
Он затронул  тему, самую популярную в беседах и больную для солдат.

Я не стал  скрывать, что пищей мы все недовольны, поскольку надеялся, что этот влиятельный  генерал сможет облегчить нашу участь и сумеет это сделать.
– Фрукты и овощи  недоступны солдату. Особенно они тоскуют по картофелю. Обычный рацион состоит  из сардин в масле, большой банки консервированной колбасы и так называемого «alter Mann».
Генерал вопросительно  посмотрел на меня:
– Alter Mann – старик?
Я вспомнил, что  Паулюс находится на африканской земле всего лишь два дня, иначе он, как и  Роммель, знал бы, что маленькие итальянские банки с консервами жесткой говядины  обозначаются «А.М». Позже мне объяснили, что эти буквы означают Асинус  Муссолини, но я об этом ничего не слышал. Я объяснил, что солдаты прозвали эти  консервы «alter Mann» – «старик».

Паулюс  рассмеялся, а потом замолчал. Но когда мы подъезжали к штаб-квартире, он  сказал:
– Солдаты воюют  под Тобруком в нечеловеческих и невыносимых условиях. Я буду рекомендовать  Берлину отвести наши войска на хорошо укрепленные позиции в Газале, поближе к  источникам снабжения. Войска будут жить в лучших условиях, а мы будем знать,  что у нас большие резервы… Я увидел, что солдаты и офицеры служат здесь без  отпусков. Но мы не можем сменить их и дать им отдохнуть – это не в наших силах.  Но мы должны найти способ исправить это положение.

Я понимал, что  идея Паулюса иметь надежную линию обороны в Газале была весьма привлекательной.  Но я прекрасно знал, что воинственный Роммель никогда не согласится играть  такую жалкую роль в пустыне. Так и вышло – никаких серьезных изменений после  инспекции Паулюса не произошло. Мы не отошли в Газалу и питались по-прежнему «стариком».

----------------------------------------------------------------------------------------------- 

3.«Завтра, возможно, послезавтра» (ит.).
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне.Глава 10
« Ответ #17 : 25 Январь 2012, 16:58:07 »

Глава  10
«Боевой  топор» на границе


После нашего  визита в Соллум Роммель потерял интерес к Тобруку и больше внимания стал  уделять границе.
– Тобрук  оказался крепким орешком, и его взятие потребует тщательной подготовки – сказал  он.

А он хорошо  понимал, что Уэйвел не даст ему спокойно готовиться к штурму. Поэтому Роммель  решил укрепить все позиции не только по периметру крепости, но также и на  границе. С началом мая жара в пустыне значительно усилилась. По войскам прошел  слух, что операция будет отложена до окончания жарких летних месяцев. Так, по  крайней мере, хотелось верить солдатам.
Солдаты,  воевавшие в танковых войсках, решили, что для них война в пустыне закончилась.  Но они не знали, что Уэйвел был настроен решительно.

Британская  воздушная разведка обнаружила расположение нашей передовой штаб-квартиры. Мы  перенесли ее из района Белого дома на север, на побережье к западу от Тобрука.  Я был благодарен воздушной разведке Королевских ВВС, поскольку условия здесь,  по сравнению с мрачным районом Белого дома, были просто идеальными. А как  приятно было вернуться к морю после наших поездок по пыльной пустыне!
Я часто ездил с  Роммелем на границу. Мы строили оборонительную линию от побережья в глубь  пустыни. Она шла от горы, на которой располагался перевал Халфая, вглубь к  Сиди-Омару. На ней поспешно устанавливали 88-миллиметровые немецкие орудия и  итальянскую артиллерию. Танковая разведгруппа стояла теперь между фортом  Капуццо и Сиди-Омаром в качестве подвижного резерва.

Когда бы мы ни  возвращались с границы, я тут же бежал купаться. Впервые, с тех пор как я  познакомился с Роммелем, он позволил себе расслабиться. Он жил в небольшом  грузовике, а Берндт и я – в палатке рядом с ним. Нашими соседями были военные  корреспонденты фон Эзебек, Эртл и Борхерт. Мы часто приглашали их ужинать,  особенно когда я готовил рис с концентрированным молоком. Эзебеку нравилось,  чтобы рис был довольно сухим, и я как хозяин всегда делал то, что могло  ублажить наших гостей. Среди нас не было дам, поэтому днем мы купались в  костюме Адама, а купальные трусы и рубашка считались уже вечерним туалетом.

– Вставайте,  Шмидт! – крикнул мне рано утром Берндт через откинутый полог палатки. –  Вставайте быстрее – недалеко от берега большой корабль, его атакуют  «мессершмиты».
– О, – сказал я,  думая, что меня дурачат. – Мы снова топим «Арк Ройал»?
– Да нет,  правда, Шмидт, выгляни наружу. Этот корабль, возможно, прорывается к Тобруку.  Ну, вставай же!
Я собирался было  посоветовать Берндту придумать что-нибудь получше, если уж ему так не терпится  вытащить меня из-под одеяла, но тут услышал отдаленную пулеметную стрельбу.
– Слышишь!  «Мессершмиты» накачивают свинцом этот корабль, но, если не веришь, оставайся  где есть. – И массивная голова Берндта исчезла из проема.

Я натянул  купальные трусы и в несколько прыжков преодолел песчаную дюну, закрывавшую вид  на Средиземное море. И вправду, корабль был – конечно, не такой большой, как  описывал Берндт, но, по крайней мере, трехмачтовый и с мотором. Три немецких  истребителя пикировали на него, поливая огнем во всю свою мощь. Легкие зенитные  пулеметы корабля храбро отбивались от атакующих самолетов. Корабль находился в  нескольких милях от берега, но бой был виден очень хорошо.
На пляже быстро  собралась толпа. Здесь же был Роммель и несколько штабных офицеров. Военные  корреспонденты фон Эзебек и Эртл тоже прибежали на пляж. Эртл тащил свою  неизменную кинокамеру.

У истребителей  не было бомб. Вряд ли они могли помешать кораблю подойти к берегу. Но случилось  неожиданное. Через несколько секунд корабль охватило пламя. Сначала палубу, а  затем корму. Мы наблюдали, как моряки забирались в спасательные шлюпки. Через  несколько минут они уже что было мочи гребли от корабля. Не успели они отойти  от него и двух сотен ярдов, как он взорвался. За ярким столбом огня во все  стороны полетели горизонтальные снопы пламени. Только потом звук самого взрыва  дошел до нас. Высоко в небо, словно гриб, поднялся столб дыма. Я видел, как  рядом со мной Эртл, приникнув глазом к видоискателю, вел камеру вверх вслед за  поднимающейся колонной дыма. Несколько балок со всплеском упали в море. Когда  через несколько минут густой дым рассеялся, от корабля не осталось и следа.
Из дыма  вынырнула спасательная шлюпка. Гребцы налегали на весла, двигаясь к берегу. Они  несколько раз пытались повернуть в сторону Тобрука, но истребители не дали им  сделать это. Они пролетали буквально над головами гребцов, заставляя их  отворачивать. В течение почти двух часов лодки то приближались к берегу, то  удалялись от него, пока, наконец, не пристали к нему довольно близко от наших  палаток, как раз в том месте, где позднее была захвачена британская  диверсионная группа.

Экипаж валился с  ног от усталости. Двое тяжелораненых скончались вскоре после высадки на берег.  В основном это были греки, моряки торгового флота, за исключением расчета  зенитной установки, располагавшейся на борту обреченного судна. Это было  маленькое греческое грузовое судно, шедшее из Александрии с грузом боеприпасов  для Тобрука. Ночью капитан не смог найти вход в гавань. На рассвете он понял,  что оказался на несколько миль восточнее его. Тогда и появились истребители.  Одна из пуль, влетев в открытую дверь, попала в зажженный в каюте примус, на  котором готовили утренний чай. В считаные секунды каюта была охвачена огнем.  Пламя распространилось дальше, вскоре загорелся бак с бензином. Экипажу  оставалось только одно – покинуть корабль.

Однако трудно  было ожидать, что такая идиллия во время войны продлится долго. Позади нас  британские ВМС обстреливали Бенгази, пытаясь помешать усилению Африканского корпуса.  День-два спустя Уэйвел нанес удар по Соллуму. В то же самое время герцог Аоста  сдал крепость Амба-Аладжи. Последний важный очаг сопротивления в Восточной  Африке пал; через несколько дней немецкий десант высадился на Крите и нанес  жестокий удар войскам Уэйвела.
Операция Уэйвела  носила кодовое название «Боевой топор», хотя мы этого не знали, когда с  халфайского фронта пришли первые сообщения о «мощном танковом ударе». В  основном на вооружении у англичан был танк «Мк-II» («матильда»), имеющий  специальную лобовую броню и защищенные с боков специальными броневыми плитами  траки.

Пехота,  сопровождавшая танки, двигалась по глубоким оврагам, пересекавшим насыпи у  Халфайского ущелья, и вдоль побережья на Соллум. Роммеля очень беспокоили наши  оборонительные позиции в этом месте, поскольку они еще не были достроены. Он  моментально отдал приказ частям 5-й легкой дивизии срочно вы двинуться по  Трай-Капуццо, одной из лучших пустынных дорог, которая шла южнее прибрежного  шоссе.
На второй день  британского наступления обстановка оставалась неясной. Передовые отряды Уэйвела  наносили удары по Соллуму. Роммель решил лично посетить этот сектор. Альдингер,  Берндт и я отправились вместе с ним. Мы не смогли воспользоваться прибрежной дорогой,  ибо авиация противника действовала там настолько активно, что нам пришлось  ехать по дороге Трай-Капуццо.

Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне.Глава 10
« Ответ #18 : 25 Январь 2012, 17:01:31 »

Мы стали  свидетелями жаркого боя. Танки Уэйвела вклинились в наши пехотные позиции,  несмотря на интенсивный огонь наших 88-миллиметровых орудий, которые британцы  вряд ли ожидали здесь увидеть. Расчеты 88-миллиметровок сидели за своими  прицелами высоко и не были ничем защищены. Когда падал один солдат, другой  немедленно занимал его место. Итальянские артиллеристы, под впечатлением  мужества немцев, тоже стали проявлять героизм. Но, несмотря на тяжелые потери  от огня артиллерии, британская пехота с редкой отвагой пробивалась через  халфайские сухие русла.
Через несколько  дней битва закончилась; победителем ее стал Роммель. О ней мало писали, в  отличие от других сражений в пустыне; многие ветераны ливийской кампании почти  ничего не помнят об операции «Боевой топор». Ведь в то время разворачивались  другие грандиозные битвы на европейском и средиземноморском театрах военных  действий.

Я сопровождал  Роммеля во время его личного осмотра поля битвы, тянувшегося вдоль границы от  Халфаи до Сиди-Омара. Мы насчитали 180 подбитых британских танков, в основном  «Мк-II». Некоторые из них впоследствии были вывезены с поля боя,  отремонтированы, разрисованы немецкими крестами и посланы в бой против их же  английских экипажей.
Своей победой  Роммель обязан применению против танков 88-миллиметровых зенитных орудий. Эти  орудия были удачно размещены в центре каждой оборонительной позиции.

Несколько  англичан были захвачены в плен. Я нечаянно подслушал допрос молодого парня,  механика-водителя танка.
– Я считаю, –  говорил англичанин, бросив злобный взгляд на стоящее невдалеке 88-миллиметровое  орудие, – что нечестно использовать зенитки против танков.
Сидящий рядом на  корточках немецкий артиллерист возмущенно воскликнул:
– Конечно,  нечестно, а разве честно атаковать танками, чью броню можно пробить только этим  орудием!
Я улыбнулся,  услышав этот обмен упреками. Но что было, то было. Впрочем, мы скоро выяснили,  что 88-миллиметровая зенитка так и не смогла пробить лобовую броню «Мк-II», но  зато его бортовую броню она пробивала без труда.

После этой битвы  войска радостно приветствовали Роммеля, где бы он ни появился. Он стал героем.  Произнося короткие речи, в которых он благодарил солдат за их мужество, он не  забывал теперь похвалить и итальянцев, которые действительно хорошо воевали.  Берндт превратил успех Роммеля в удачный пропагандистский ход. Он сделал очень  много, чтобы повысить популярность Роммеля.
Вскоре  английская пресса, говоря о перевале Халфая, стала называть его перевалом  Хелфая[4]. Когда это сообщение попало к нам, Берндт с интересом прочитал его и  немедленно отправил Геббельсу в Берлин.
Так рождалась  легенда – легенда о Лисе Пустыни, хитром, вездесущем и стремительном.

Роммель уделял  все больше и больше внимания границе. Наши наблюдатели на командных высотах  вдоль береговой линии от Бардии до тобрукской крепости следили за движением  морского транспорта и сообщили о прибытии замены и поставок в осажденный порт.  Но пополнений в войска противника не поступало, поэтому причин ожидать прорыва  из Тобрука не было. Роммель рассчитал, что англичане не смогут нанести удар  раньше, чем через три месяца.
Он полагал, что  в ближайшие месяцы местом самых активных боевых действий может стать Соллум.  Поэтому он решил перебросить свои главные боевые части дальше на восток в  направлении границы. В качестве собственной оперативной базы он выбрал Бардию.  Его новая штаб-квартира и жилье находились в поврежденном снарядами доме рядом  с деревенской церковью – здание, без сомнения, известное тысячам  южноафриканских, австралийских и британских солдат.

Роммель был  тогда лишь командиром Африканского корпуса и, хотя каждый солдат на поле боя  считал настоящим командующим его, теоретически верховное управление операциями  в Северной Африке было сосредоточено в руках итальянца, генерала Гарибальди.
Когда  закончилось укрепление оборонительных сооружений Соллума, Роммель пригласил его  осмотреть их. Гарибальди принял приглашение и вскоре появился в Бардии. Здесь  он вручил Роммелю серебряную медаль за храбрость. Я был искренне изумлен, когда  эта высокая итальянская награда была приколота и к моей груди. Гарибальди  отнесся ко всем нам по-отечески.

Роммель быстро  ввел Гарибальди в курс дела и, описав ему обстановку и расположение войск,  поехал с ним на соллумский фронт. Роммель думал, что итальянский генерал  займется тщательной инспекцией, как и полагается в таких случаях, но я заметил,  что во время объяснений Роммеля, которые переводил для наших союзников доктор  Хагеман, итальянские офицеры, бывшие при Гарибальди, проявляли плохо скрываемое  нетерпение. Не успели мы подъехать к перевалу Халфая, как один из итальянцев  вышел вперед и сказал:
– Ваше  превосходительство, разрешите напомнить, что срочное совещание требует вашего присутствия  в Кирене.
– Si, si, –  сказал Гарибальди и заговорил о том, что ему необходимо срочно вернуться назад.  Это не совпадало с планами Роммеля, который собирался много чего показать  своему номинальному начальнику. И я заметил искорку иронии в глазах Роммеля,  когда Гарибальди, уезжая, по-отечески похвалил его: – Спасибо за ваши  замечательные достижения. Все принятые вами меры правильны. Я бы сделал  абсолютно то же самое.

Итальянцы  уехали. Проводив их, мы заехали к капитану Баху, преподобному Баху, пожилому  немецкому офицеру, руководившему обороной перевала Халфая. Священнослужителю,  ставшему боевым офицером, суждено было уже в чине майора в январе следующего  года сдаться в плен вместе со своими войсками в Халфае генерал-майору И.П.  Вильеру, командиру 2-й южноафриканской дивизии.
Мы вернулись в  Бардию. Роммель подмигнул нам и неожиданно с озорной улыбкой сказал:
– И что это у  них там за срочное дело в Кирене?

Элерта в штабе  Роммеля не было. В качестве начальника оперативного отдела его замещал майор  Вустерфельд. Знакомя его с обстановкой, Роммель четко определил цели, которых  он собирался достичь к концу ноября.
Первое:  завершить постройку линии опорных пунктов от перевала Халфая до Сиди-Омара и  наладить их регулярное снабжение, чтобы они без пополнения запасов могли  выдерживать атаки противника, длящиеся три и более месяца.
Второе:  используя этот оборонительный фронт в качестве прикрытия, нанести хорошо  подготовленный удар по Тобруку и уничтожить его.

– Да,  Вустерфельд, – задумался Роммель. – Это значит, что еще целых полгода нам  придется обеспечивать снабжение наших позиций под Тобруком и вокруг него до  этой линии…
– Да, господин  генерал, я полагаю, это неизбежно, – без энтузиазма отозвался Вустерфельд,  вероятно думая, как и я, о разбитых пыльных дорогах вокруг крепости Тобрук.
– Да, надо  что-то сделать, – добавил Роммель. – А что, если построить хорошую дорогу вокруг  Тобрука? Тогда мы не упустим прибрежную дорогу через порт, который проклятые  австралийцы никак не отдают нам.

План Роммеля был  принят с энтузиазмом и быстрыми темпами стал претворяться в жизнь. Были  проведены совещания с командирами итальянскимх дивизий, в результате чего в  кратчайшие сроки были выделены войска для строительства окружной дороги.  Германские батальоны тоже выделялись на эти работы, но Роммель предпочел, чтобы  они несли службу на передовой, и в конце концов по договоренности они заменили  итальянцев на их боевых позициях.

Дорога была  размечена и обозначена в кратчайшие сроки. В этой части пустыни было достаточно  камня и песка. Вскоре 3000 итальянцев принялись с большим трудолюбием и  энтузиазмом выполнять задачу, которая прекрасно подходила их врожденным  талантам. Проезжая по частично завершенным участкам дороги, я вскоре перестал  удивляться большим бутылкам из-под кьянти и парикмахерским принадлежностям.
Дорога была  закончена через три месяца. Официальной церемонией открытия дороги руководил итальянский  генерал. Она была названа Achsenstrasse – Дорога оси. С тех пор и до конца 1943  года она стала важным элементом жизни пустыни для обеих сторон. Я полагаю, что  она и по сей день используется в Киренаике.

--------------------------------------------------------------------------------------------------- 

4.Hellfire –  адский огонь (англ.). (Примеч. пер.)
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне.Глава 11
« Ответ #19 : 26 Январь 2012, 10:30:48 »

Глава  11
Генеральские  письма


Бардия  расположена на краю отвесной скалы, возвышающейся над Средиземным морем. В  восточной ее части далеко внизу вдается в сушу закрытая бухта, тысячу лет назад  служившая прибежищем для пиратов. Могу себе представить, какой упоительный  покой царил в Бардии в мирное время. Роммель решил перенести сюда свой  передовой штаб, поскольку здесь хорошо работалось, да и до расположения войск  было недалеко, что очень удобно для командира, стремящегося поддерживать тесный  контакт с войсками.

Мы получили  кое-какие подкрепления и из набора разнообразных частей сформировали третью  дивизию, которая получила название 90-я легкопехотная и не имела пока своего  транспорта. 5-я легкая дивизия была преобразована в 21-ю танковую дивизию под  командованием генерал-майора Равенштайна, назначенного вместо Штрайха.  Генерал-майор фон Эзебек, кузен моего друга военного корреспондента, принял на  себя командование 15-й танковой дивизией, но через несколько дней был ранен во  время налета британской авиации под Акромой.
Таким образом,  сформировались основные элементы Африканского корпуса, которому предстояло завоевывать  славу, – 15-я и 21-я танковые дивизии и 90-я легкопехотная.
В Бардии мы  чувствовали себя как дома и не особо встревожились даже тогда, когда однажды  утром узнали о высадке внизу под скалами у нашего пляжа британской диверсионной  группы. Двое диверсантов были захвачены в плен, но остальным, похоже, удалось  уйти.

Через несколько  дней Роммель, в сопровождении меня и Берндта, осматривал местность недалеко от  окопов Бардии в западном прибрежном районе. Мы не обнаружили ни души, но  неожиданно попали под прицельный огонь замаскированных снайперов. Вооруженные  только пистолетами, мы спрятались за каменной стеной. В течение получаса  невозможно было поднять голову – стоило только сделать это, как тут же рядом  раздавался щелчок пули. Когда стрельба прекратилась, мы поспешили к нашим  машинам. Еще через полчаса я вернулся с тридцатью солдатами, чтобы прочесать  всю местность и обыскать каждый окоп. Повсюду валялись старые одеяла, ручные  гранаты и прочий хлам, оставшийся после декабрьского разгрома итальянцев, но  определить, сидел ли кто-нибудь в одном из этих укрытий полчаса назад, было  совершенно невозможно. Через два часа поисков мы бросили это бесполезное  занятие, поскольку стало ясно, что любой человек, захотевший спрятаться в этом  лабиринте камней, мог не опасаться, что его найдут.

Это был второй  случай, когда противник пытался «вырубить» Роммеля. Первый раз это произошло,  когда штаб располагался на побережье к западу от Тобрука. Диверсантов поймали  всего лишь в нескольких сотнях метров от грузовика Роммеля; это была удача,  поскольку мы проявили беспечность и не позаботились об организации охраны  штаба. Добраться до Роммеля тогда было так же легко, как и до какого-нибудь  младшего офицера на передовом посту – или даже легче. Мы не понимали, что они  охотятся именно за генералом, мы в то время думали, что это просто очередная  диверсионная вылазка.
Высадка  диверсантов в Бардии не смутила Роммеля. Он смеялся:
– Должно быть,  для англичан я – большая ценность.

Постепенно  улучшалось и наше снабжение. Впервые в пустыне мы стали получать свежие овощи  из Джебель-Акдара и Триполи. А тот день, когда на ужин подали печень, жаренную  на сливочном масле, стал для нас настоящим праздником. И когда начальник  столовой объявил: «Кто из вас, господа, хочет вторую порцию печени?» – мы  крайне удивились его щедрости и дружно запросили добавки. Но когда на следующий  день он снова спросил: «Кто из вас, господа, хочет еще одну порцию верблюжьей  печени?» – наши лица перекосились.

Сам же Роммель в  еде был скромен и непритязателен. Он считал, что мы должны питаться тем же, что  и солдаты, то есть консервированными сардинами, низкопробной консервированной  колбасой, хлебом и, конечно, «стариком». Он позволял себе стакан вина только в  особых случаях, когда этого требовали обстоятельства. Он никогда не курил. И в  самом деле, он и его заклятый враг Монтгомери были очень похожи в своих  спартанских привычках. Роммель предпочитал ложиться спать рано, но вставал  всегда вовремя и трудился неутомимо. Он любил охоту и иногда не мог отказать  себе в удовольствии поохотиться на газелей в пустыне. Вот тогда можно было  увидеть, как из-под его лишенной эмоций оболочки вырывался охотничий азарт. Ну,  а в остальном его единственным развлечением было хлопать мух. Ежедневно за  обедом он предавался систематическому уничтожению этих паразитов, стараясь  убить как можно больше.

Берндт и я жили  в небольшом строении рядом с жилищем Роммеля. Оно располагалось прямо напротив  скалы и, говорят, когда-то было конюшней.
В эти дни я  очень хорошо узнал Берндта. Я видел, как много он делал для создания легенды о  Роммеле. Он пользовался любой возможностью, чтобы организовать фотосъемку Лиса  Пустыни. Эти снимки потом публиковались в газетах у нас на родине и в  нейтральных странах. Роммель, что подтвердят военные корреспонденты, всегда с  готовностью позволял себя снимать. Я заметил, что он часто намеренно принимал  какую-нибудь позу, чтобы облегчить работу фотографа и сделать ее более  эффективной.

Берндт и я жили  дружно, хотя у нас и бывали разногласия по поводу некоторых политических вопросов.  Этот грузный мужчина, который ходил наклонив вперед голову, часто напоминал мне  медведя. Речь его текла спокойно и уверенно, но у него было богатое  воображение, и его доклады о нашей деятельности – точнее, о его собственной –  не всегда соответствовали действительности. И хотя Берндт носил мундир  обыкновенного лейтенанта, он любил произвести впечатление, что является  влиятельной фигурой в министерстве пропаганды. Что это, думал я, простое  желание быть в центре внимания или он действительно крупная шишка?

Однажды он  признался мне, что, будучи одетым в чешский мундир, занимался организацией  пограничных инцидентов, которые получили официальное название «антигерманских  провокаций». Продолжение вы знаете. Я в ту пору был солдатом и не знал о том,  что эти инциденты были специально организованы; а если бы кто-нибудь и сказал  мне об этом, то я расценил бы это как пропагандистский трюк врагов Германии, на  который не стоит обращать внимание. Поэтому я был в определенной мере шокирован  заявлениями Берндта.
Я откровенно  заметил, что такие действия – не только грязное, но и крайне опасное дело, ибо  если бы что-нибудь не сработало, то вина за действия чехов легла бы  исключительно на самих провокаторов.
Берндт утратил  свое обычное спокойствие и закричал, пылая от возмущения:
– Шмидт, вы  относитесь к тому типу тупиц, которым эмоции заменяют идеи! – Он продолжал: –  Мы должны следовать девизу англичан «Моя страна всегда права, даже если она и  не права».

Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне.Глава 11
« Ответ #20 : 26 Январь 2012, 10:31:58 »

Я этой поговорки  не слышал и подумал, что Берндт ее неправильно интерпретировал. Я разозлил его  еще больше, сказав, что с помощью методов, которые он оправдывал, мы обманываем  не только другие страны, но и население самой Германии, и в особенности ее  солдат.
Берндт с  сожалением посмотрел на меня и сказал:
– Да, политика –  это вещь не для каждого.
– Пожалуй, –  согласился я, но он относил свое высказывание ко мне, а я, промолчав, отнес его  к нему самому.

Но, несмотря на  подобные споры, мы жили мирно – как одна мужская семья, насколько позволяла  военная обстановка. Но пришло время перемен, которые не только нарушили эту  рутину, но и сблизили меня с Роммелем.
Здоровье  Альдингера не было таким крепким, как здоровье Роммеля. Он стал болеть и с  тяжелым сердцем вынужден был оставить свой пост правой руки Роммеля, его  соратника в течение многих лет, и улететь из Северной Африки в Европу.

Его обязанности  были переданы мне, и я переехал в комнату по соседству с комнатой Роммеля.
Берндт также  отпросился в служебный отпуск, чтобы вернуться в Берлин и в течение полугода  поработать в министерстве пропаганды у Геббельса.
Теперь круг моих  обязанностей значительно расширился. Среди них была подготовка и тщательная  организация ежедневных поездок на линию фронта. Каждое желание и каждый приказ  генерала должны были быть в точности записаны; необходимо было также постоянно  фиксировать точное время, имена, места, численность частей и т. д.

А вечерами я  превращался в личного секретаря Роммеля. Хотя генерал и не достиг еще зенита  славы, он получал из разных мест от тридцати до сорока писем в день от представителей  всех социальных слоев Германии. Много было писем от поклоняющихся героям  мальчиков, но большинство от девушек и женщин. Их любовь к Роммелю граничила с  обожанием. Почти все просили прислать фото. Чтобы ответить на этот поток писем,  мы держали большую картонную коробку открыток-портретов, снятых Хоффманом из  Мюнхена, официальным фотографом Гитлера. Запас пополнялся регулярно, и Роммель  лично подписывал каждую фотографию, которую я отсылал.

Я также должен  был лично отвечать на письма, полученные от мало знакомых Роммелю людей. Это не  всегда было просто, поскольку я не знал ни этих людей, ни того, насколько  близко они знакомы с Роммелем. Но времени было мало, и я придумал несколько  более или менее стереотипных ответов, которые мы отсылали из генеральской  канцелярии, как часть рутинной переписки. Другие письма я диктовал  стенографисту ефрейтору Бёттхеру. Вручал ему пачку писем и говорил:
– Восемнадцать  мальчиков и девочек просят фото, подготовьте их вместе с обычными дежурными  ответами.
Затем я выуживал  пару писем:
– А это два  письма от боевых товарищей времен Первой мировой. Пожалуйста, напишите:  «Дорогой Мертенс. Искренне благодарю тебя за твое письмо от…» – и я продолжал  диктовать в той же манере, в какой выражался Роммель. Но генерал всегда тщательно  изучал эти письма и не подписывал их, если они не звучали правдиво.
Меня всегда  забавляло, как он их подписывал – высунув кончик языка, чертил им в воздухе  витиеватую букву «R»,  такую же, как и в своей подписи.

Иногда среди  писем я находил знакомый почерк и говорил:
– О! Еще одно от  Старой Карги – из Лейпцига.
Эта  корреспондентка, очевидно женщина зрелого возраста, всегда подписывалась  «Старая Карга». Ее первое письмо начиналось словами: «Самый доблестный  генерал…» Зато в начале пятого письма стояла такая веселая фраза: «Дорогой  Роммель и солдаты Роммеля…» Она писала от всего сердца, без каких-либо  условностей или преклонения перед высокопоставленными персонами. Например:  «Ганс Фриче опять работает на радио – я не выношу его пустой болтовни и  иронического сарказма». Но ее письма всегда содержали массу радостных новостей  и, хотя были адресованы главным образом Роммелю, доставляли большое  удовольствие всем нам. Мы все считали, что она слегка чокнутая, эта Старая  Карга, но, несомненно, обладает бодрым духом.

На днях от нее  пришла большая посылка с книгами. Роммель попросил меня отвезти эти книги в  войска под Халфаей. Я сначала взглянул на эти книги и поразился, увидев, что  все они относятся к разряду «дрянной литературы», то есть той, которую  руководители Третьего рейха признали годной только для костра или для стран с  декадентской демократией.
Следующее письмо  начиналось: «Мы так гордимся тобой, мой знаменитый брат», – и я передал его  Роммелю, не читая, поскольку подумал, что оно пришло от его собственной сестры.

Особо  интересными мне показались письма от его швабских земляков (Швабия – область в  Юго-Западной Германии по обе стороны Черного Леса между рекой Неккар и озером  Констанц). Они были полны преданности, послушания и мужества; как известно, эти  качества присущи всем швабам, благодаря чему из них получаются отличные  солдаты. Но швабы, по-моему, имеют одну слабость – они подчас бывают смешны в  своей провинциальной гордости. Например, в одном письме я читаю: «Мы с радостью  прочитали о ваших успехах. Это, в самом деле, здорово, что Африканским корпусом  командует шваб, и мы слышали, что большая часть ваших солдат тоже швабы. Да,  нет никакого сомнения, что швабы – самые лучшие солдаты…» Я, как мог, тактично  ответил этим швабским энтузиастам и мягко заметил, что в Африканском корпусе  представлены все земли Германии, «даже Saupreussen», «прусские свиньи». Роммель немного  поколебался, стоит ли подписывать такое письмо, но потом все-таки с улыбкой  подписал.
Каждый вечер  старший офицер штаба проводил в канцелярии Роммеля краткий обзор событий,  происшедших в России. На стене у нас висела большая карта с нанесенной  обстановкой. Роммеля особо интересовала информация, касающаяся 7-й танковой  дивизии, «Дивизии призраков», которой он когда-то командовал и которая, вызывая  гордость Роммеля, ярко выделялась на фоне других войск, рвущихся к Москве.

Он также проявил  большой интерес, что вполне естественно, к захвату парашютистами войск оси  острова Крит, поскольку люфтваффе получили теперь очень удобную базу для  операций против противника в пустыне и на Ближнем Востоке в целом. Но он  понимал, что для нас гораздо важнее был бы захват Мальты, поскольку этот  маленький остров представлял постоянную угрозу нашим жизненно важным поставкам  на протяжении всей североафриканской кампании. Победила бы Британия в войне в  Северной Африке, если бы Мальта была атакована и взята в 1941 году? Я думаю,  нет.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне.Глава 12
« Ответ #21 : 26 Январь 2012, 10:42:23 »

Глава 12
Один  день на линии фронта


Роммель  лихорадочно обустраивал соллумский фронт. Позвольте рассказать вам, что это  означало для нашей повседневной жизни.
Ровно в семь  утра мы, как всегда, выезжали на линию фронта. Поскольку до нее было недалеко,  «мамонт» оставался дома. На двух открытых машинах мы выезжали из расположения  штаб-квартиры Африканского корпуса через единственные ворота, шлагбаум за нами  опускался, часовой отдавал честь. После отъезда Альдингера с Роммелем стал  ездить я. Он садился на переднее сиденье рядом с водителем, а я устраивался  сзади с доктором Хагеманом, переводчиком. Мы проезжали мимо Капуццо через брешь  в колючей проволоке и ехали в сторону границы. Мы углублялись в пустыню далеко  за наши передовые позиции. На горизонте у нейтральной полосы мы часто видели  дозорные машины противника. Они и не знали, какой ценный приз движется в зоне  видимости их биноклей.

Роммель изучает  наши позиции с удобных точек со стороны противника. Он рассматривает их в  полевой бинокль с кропотливостью ученого, склонившегося над микроскопом. Вдруг  он фыркает – что-то ему не понравилось. Мы запрыгиваем в машину вслед за ним и  едем к опорному пункту, который генерал рассматривал; Роммель едет стоя.
Часовой,  вытаращив глаза, глядит на Роммеля.
– Почему не  приветствуешь? – рявкает генерал.
Солдат мгновенно  становится по стойке «смирно»; он каменеет и немеет от страха.
– Где командир  поста? – сердито спрашивает Роммель.
– Он спит,  господин… э-э… майор! – заикаясь, отвечает часовой.
Он новобранец и  Роммеля раньше не видел. Знаков различия он разобрать не может и, думая, что  человек, который ведет себя так властно, должно быть, фронтовой командир,  наугад называет его майором.

– Да, солдат! –  рявкает Роммель. – Здесь, похоже, все спят. Пожалуйста, разбуди этого  господина.
Но часовому не  пришлось заниматься этим. Из блиндажа появился молодой офицер с раскрасневшимся  лицом. Увидев генерала, он лихо встал по стойке «смирно», козырнул и доложил:
– Полевой пост  Франко, никаких происшествий не произошло.
– А откуда вы  это знаете, господин лейтенант?! – воскликнул Роммель. – Вы же спали – да еще  так сладко!

Лейтенанту было  нечего сказать. Последовала зловещая пауза. Роммель сказал:
– Господин  лейтенант, личный состав вашего поста не выполнил мои инструкции. Ваше укрытие  слишком заметно. Мост не замаскирован. Солдаты слоняются, где хотят, вы же –  спите! Завтра я вернусь и хочу надеяться, что мои требования будут выполнены до  мелочей. До свидания, господин лейтенант.
Он сделал знак  шоферу трогаться. Молодой офицер стоял как вкопанный. Роммель умчался раньше,  чем тот смог выкрикнуть привычное «так точно, господин генерал». Если  когда-нибудь служба в североафриканской пустыне и казалась ему романтикой, то  этот строгий выговор разрушил все его иллюзии.
На следующем  посту, который назывался Кова, наши машины были узнаны еще до того, как мы  доехали до него. Опорный пункт был поднят по тревоге. Лейтенант, командующий  постом, хорошо знал свое дело. Здесь Роммель вел себя совсем по-другому. Но тем  не менее, не мог удержаться от поучений.

– Хорошо  выбранная позиция и хорошая диспозиция, – комментировал он, – крайне важны. Нам  нельзя рисковать. Трудности поставок через Средиземное море не позволяют нам  запастись снаряжением и провизией для большего количества войск, чем мы имеем  сейчас в Африке. По этой причине мы должны использовать любые естественные  возможности и все, что есть в нашем распоряжении. Один хороший опорный пункт  может заменить два плохо спланированных и полностью укомплектованных личным  составом…
– Так точно,  господин генерал.
– Как у вас  боеприпасами и продуктами?
– У нас много  боеприпасов, господин генерал, а продуктов хватит на три дня.
– Три дня, друг  мой? Вам нужна провизия на три недели. Но… ничего, мы об этом позаботимся.
После короткого  «спасибо» Роммель продолжает свой путь.

На каждом  передовом посту Роммель выходит из машины. И хотя он почти в два раза старше  меня, признаков усталости он не проявляет. Мои же ноги болят и словно налились  свинцом: очень тяжело ходить по песку. Я непрерывно делаю заметки, записываю  каждое требование, каждый приказ, каждый результат наблюдения. Когда мы  вернемся, моей задачей будет довести все, что касается начальника штаба или  старшего штабного офицера, до их внимания.
Мы посетили один  из наших постов радиопрослушивания. На соллумском фронте два таких поста,  расположенных на определенном расстоянии. Они настраиваются на частоты  противника, ориентируясь при помощи направленных антенн и методом триангуляции  пеленгуют его стационарные и подвижные передающие станции.

Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне.Глава 12
« Ответ #22 : 26 Январь 2012, 10:44:58 »

«Слухач» на  посту доложил, что, по данным радиоперехвата, противник передвигает свои  радиостанции к северу в сторону моря.
– Неудивительно,  – воскликнул Роммель, – в такую-то погоду! Вы что думаете, англичане не любят  купаться?
Мы часто  посещали Халфаю. В тот день мы попали туда после долгого объезда передовых  постов. Капитан Бах, хромая и опираясь на тросточку, вышел нам навстречу. Ни  один другой офицер не имел привилегии ходить с тросточкой, но он был уже не  молод. Пастор в гражданской жизни, он пользовался любовью своих солдат за  участливое отношение к ним. Несмотря на свою невоенную профессию, Бах  командовал своим сектором гораздо лучше, чем многие профессиональные офицеры.  Роммель был очень высокого мнения о нем.

Халфая до этого  была местом активных боевых действий. Роммель понимал ее огромное  стратегическое значение, поскольку с нее можно было контролировать прибрежную  дорогу Египет—Киренаика. И если противник вздумает атаковать Киренаику, то  стоит только перерезать эту дорогу, как он будет оттеснен далеко на юг в  пустыню. Поэтому Роммель спешил укрепить этот сектор. Он тут же послал в Халфаю  несколько подразделений 90-й легкопехотной, которая была по-прежнему лишена  подвижности из-за отсутствия транспорта.

Бах пригласил  командиров рот на совещание. Роммель воспользовался этим, чтобы преподать им  небольшой урок тактики.
– Господа, –  сказал он, – битву в пустыне можно сравнить с морским сражением. Здесь, как и  на море, преимуществом обладает тот, чьи орудия стреляют дальше. Кто обладает  большей подвижностью за счет эффективной моторизации и хорошей организации  снабжения, тот может быстрыми действиями заставить противника играть по его  правилам. Наши войска здесь в Халфае лишены подвижности. Они смогут сдержать  натиск моторизованных войск противника только в том случае, если будут  размещены на хорошо укрепленных и тщательно подготовленных позициях. И  опять-таки, преимущество здесь у того, у кого длиннее руки. А наши руки длиннее  – у нас есть орудия калибра 88 миллиметров. Но для вас, как и для подвижных  частей, особенно важно иметь хорошие укрытия, отличную маскировку и самый  лучший сектор обстрела для 88-миллиметровых орудий и другого вооружения.

Роммель  помедлил, а затем продолжил с присущей ему энергией:
– Я намерен  создать длинную оборонительную линию, протянувшуюся от моря до Сиди-Омара.  Передовые посты, численностью до роты, должны располагаться довольно далеко  друг от друга; но в целом линия должна быть спланирована на подходящую глубину.
Каждый пункт  обороны представляет собой независимую оборонительную систему. Орудия следует  расположить таким образом, чтобы они обеспечивали огонь по всем направлениям. Я  представляю себе организацию оборонительных пунктов следующим образом.

Одна  88-миллиметровая зенитка должна быть врыта в землю на глубину, позволяющую  сохранить сектор обстрела. От этого места три траншеи расходятся радиально к  трем позициям – одна к пулеметной точке, другая – к позиции тяжелого миномета и  третья – к 22-миллиметровой зенитной установке или к 50-миллиметровой  противотанковой пушке. Необходимо иметь в наличии недельный запас воды,  боеприпасов и провизии. Солдаты должны высыпаться и быть готовыми к бою. –  Голос Роммеля потеплел: – Господа, несколько слов относительно боевой тактики.  В случае нападения противника огонь нашего оружия должен полностью перекрывать  пространство между обороняемыми пунктами. Если противнику все же удастся  прорваться здесь, скажем, из-за плохой видимости, все огневые точки должны быть  способны развернуться и вести огонь в сторону тыла. Давайте уясним, что нет  понятия «направление, фронт», а есть понятие «направление, противник».

Роммель завершил  свою речь следующими словами:
– Победу в бою,  в случае атаки противника, определят действия танков и моторизованных частей,  расположенных позади линии фронта. И не важно, где они будут действовать.  Победа приходит тогда, когда противник уничтожен. Помните одно – нельзя сдавать  ни одной позиции, независимо от общей обстановки. Наши танки и моторизованные  части не оставят вас на произвол судьбы, даже если они появятся через несколько  недель… Спасибо, господа.

Офицеров  отпустили. Бах сопровождал нас до итальянской батареи. Здесь Роммель  поинтересовался, как происходит снабжение боеприпасами. Доктор Хагеман  переводил беседу с итальянского; но я заметил, что Роммель сразу же чувствовал,  когда перевод не полностью выражал все нужные оттенки значений. Он знал  итальянский довольно хорошо, только не хотел показывать это итальянцам. Я  помню, что, когда мы ехали через перевал адского огня к прибрежной равнине, нас  обстреляли с востока. Генерал вычислил, что обстрел велся с самоходных  артиллерийских установок, временно выдвинутых вперед.

На прибрежной  равнине Роммель заметил, что на некоторых оборонительных позициях трофейные  британские танки «Мк-II»  были вкопаны в землю по самую башню. Это умное применение трофейного материала  очень обрадовало Роммеля, и дальше он ехал в отличном настроении.
Когда мы  достигли берега, я предложил окунуться. У нас не было с собой плавок, но в  пустыне на линии фронта никому не было до этого дела. Роммель и я нырнули в  прохладные воды Средиземного моря. Оно играло на солнце, как голубое  шампанское. Роммель плескался в воде, радуясь как мальчишка.

Дорога шла вверх  по Серпантиновому перевалу к соллумским казармам на краю насыпи. На полпути мы  видели саперов, которые взрывами проделывали углубления на склоне горы для  установки итальянского берегового орудия. Мы остановились посмотреть на их  работу. Как обычно, Роммель вертелся во все стороны, рассматривая в бинокль  подернутые дымкой позиции противника на востоке.
Итак, поздно  вечером мы въезжаем через шлагбаум назад в Бардию. За целый день у меня во рту  не было ни маковой росинки, а в канцелярии ждет целая куча бумаг. Роммелю  предстоит решить множество проблем, даже у боевого генерала за день  накапливается гора документов.
Так проходили  наши с Роммелем дни.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне.Глава 13
« Ответ #23 : 26 Январь 2012, 18:56:15 »

Глава 13
Рождение танковой группы


В середине 1941  года в итальянском Верховном главнокомандовании в Африке были произведены  замены. Генерала Гарибальди сменил генерал Бастико.
К нам в Бардию  пришла зашифрованная радиограмма, которая предписывала Роммелю немедленно  прибыть к генералу Бастико в Кирену. Мы приехали туда на следующий день,  уставшие и покрытые пылью после дальней дороги, которая конечно же шла в объезд  Тобрука. Привыкнув к обшарпанному домику в Бардии, мы чувствовали себя так,  словно очутились в великолепном императорском дворце, когда, миновав роскошный  парк, вошли в большое здание с мраморными колоннами.

Хорошо побывать  в зеленом Джебель-Акдаре; впервые за столько месяцев наши глаза смотрели не на  солнце, песок и мух, а на зеленые поля, кудрявые облака, поросшие лесами холмы  и красивых женщин. Впрочем, мы с Роммелем, грязные и потные, прибывшие на  изрешеченной пулями машине, покрытой многомесячным слоем грязи, чувствовали  себя не в своей тарелке в этих мраморных залах и ухоженном парке. Я видел, что  итальянский Генштаб тоже понимает, что мы не вписываемся в эту обстановку.
Роммель  немедленно доложил о своем прибытии для беседы с Бастико. Однако новый  итальянский командующий только через полчаса нашел время принять его. Когда  после короткой беседы Роммель покинул офис Бастико, у него было плохое  настроение. С тех пор мы называли итальянца Бомбастико.

Роммель являлся  сейчас фактически единственным командующим, а власти у него было гораздо  больше, чем у итальянского генерала. В Кирену прибыла новая группа штабных  офицеров. Роммель еще раньше разузнал, что этот персонал предназначался для  танковой группы, которая «должна поступить в распоряжение» германского  Африканского корпуса. Я заметил, что Роммель задумался над тем, что конкретно  за этим стоит. Будет ли новый штаб напрямую связан с германским Верховным  главнокомандованием, или кто-нибудь из старшего генералитета возьмет на себя  общее командование Африканским корпусом? Во время нашей поездки в Кирену  обстановка прояснилась. Ожидая своего шефа, я познакомился с несколькими  офицерами нового штаба. Один из них, долговязый офицер связи лейтенант Дикман,  поприветствовал меня с таким высокомерным и снисходительным дружелюбием, что  мне подумалось, что в этой утонченной атмосфере на нас, фронтовых буянов,  смотрели как на дикарей, правда прибывших с благими намерениями. После Бастико  Роммель встретился с генералом Гаузе, начальником новоприбывшего штаба. Гаузе,  приятный человек, умеющий проявлять уважение к старшим, в котором чувствовалась  сила и уравновешенность, без обиняков заявил, что новый штаб будет придан  Роммелю.

Таким образом,  стало ясно, что вскоре будет создана танковая группа «Африка», которой с  августа 1941 года будет командовать Роммель. Из практических соображений она  должна была включать в себя два итальянских корпуса, стоявших на подступах к  Тобруку, и германский Африканский корпус, командовать которым должен теперь  генерал Крувел. Общее руководство боевыми действиями передавалось Роммелю.
Несмотря на  создание новой структуры, мы почти не получали пополнений. Впрочем, всем было  ясно, что какое-то время хорошего пополнения не будет. Роммель сам настаивал на  том, чтобы пути снабжения в пустыне были достаточно укреплены для обслуживания  уже имеющихся в наличии трех немецких дивизий, прежде чем другие германские  боевые части будут переброшены в Африку.

В течение жарких  летних месяцев соллумский фронт был оборудован в полном соответствии с  приказами Роммеля. Были установлены тяжелые орудия и заложены новые минные  поля. Когда приготовления закончились, Роммель сосредоточился на тобрукском  фронте. Он планомерно готовил наступление, которое наметил на конец ноября. Он  приказал войскам в некоторых секторах выдвинуться вперед и занять новые  позиции. По ночам, несмотря на налеты австралийских патрулей, перед  существующей линией фронта строились боевые передовые посты, которые должны  были быть укомплектованы личным составом по завершении строительства.



В этот раз  Роммель решил оставить в покое сектор Медавва, а штурм на юго-востоке начать в  районе Эль-Дуды – сектора, который мне всегда нравился.
Если в апреле и  мае у нас не было информации о системе обороны, то теперь мы располагали  данными аэрофотосъемки. Каждая фотография тщательно изучалась. Подробные  фотографии укреплений противника в месте своего расположения имел каждый полк,  каждый батальон и даже каждая рота.

Главную роль в  этом штурме предстояло сыграть двум танковым дивизиям. Обе они были выведены с  фронта для отдыха и специальной подготовки. 21-я была расквартирована между  Бардией и Тобруком. 115-й мотопехотный полк 15-й танковой дивизии со времени  своего прибытия в Африку занимал окопы к юго-западу от Тобрука. (Я показывал  его позиции генералу Паулюсу.) Его вывели из этого неудобного сектора для  отдыха и специальной подготовки на берегу моря восточнее Тобрука. Немедленно  последовала реакция на эту перемену. Около 70 процентов солдат свалилось с  дизентерией и желтухой. Боевая мощь части, которая на линии фронта у Тобрука была  достаточно высокой, снизилась настолько, что роту можно было сравнить со  взводом.

Чтобы ослабить  концентрацию огня противника, Роммель приказал изготовить макеты наших позиций  на свободных местах. Он велел в течение четырнадцати дней построить сотни ложных  огневых точек из дерева и мешковины вокруг всего Тобрука. Он надеялся, что  осажденный гарнизон будет попусту расходовать драгоценные боеприпасы, не  причиняя ни малейшего вреда нашим войскам. После того как противник  израсходовал на эти макеты уйму снарядов, часть этих огневых точек была  использована по своему прямому назначению.

Я оценил  разумность этой схемы, когда Роммель разрабатывал ее, но, когда его не было  рядом, мне приходилось выслушивать недоуменные вопросы офицеров:
– Боже мой,  Шмидт! О чем вы там думаете? Вы приказываете нам построить двенадцать точек  только в одном нашем секторе. А где, по-вашему, мы возьмем столько бревен и  мешковины в пустыне?
Роммель всегда –  не только сейчас – требовал от своих подчиненных проявления инициативы и  энергии.

– Хотя мы и  ведем сейчас позиционные бои, – рычал он, – это вовсе не означает, что солдаты  могут приклеиться к своим насиженным местам.
Чтобы  подготовить к наступлению как можно больше свежих немецких частей, там, где это  возможно, немцев на оборонительных позициях сменили итальянцы. Роммель отдал  следующий приказ: «Необходимо сосредоточить несколько немецких рот в  определенных точках в качестве «корсета» для остальной линии фронта». Я не  знал, нравится ли это нашим союзникам или нет.

Нельзя сказать,  чтобы Роммель вел себя с ними бестактно и властно. Однажды мы ехали по дороге  оси, когда она была близка к завершению, и он был искренне доволен трудами  итальянских строителей-дорожников. Две наши открытые машины сопровождал  «мамонт» в качестве защиты от воздушных налетов. С нами ехали штабной офицер  итальянского генерала Кальви майор Туцци, лейтенант Турини и доктор Франц,  переводчик, заменивший доктора Хагемана. Роммель подозвал толстого итальянского  майора, командовавшего одним из дорожно-строительных батальонов:
– Скажите ему,  доктор Франц, что я очень доволен работой его батальона – они выполнили ее на  отлично.
Пухлое лицо  майора расплылось от удовольствия, когда он услышал этот комплимент. Это был  веселый, живой и постоянно улыбающийся малый. Роммель спросил его, были ли  какие-нибудь жалобы. Майор возбужденно ответил:
– Si, si,  segnor[5], пища очень  однообразная, и вино плохое.
Роммель с  озорной улыбкой посмотрел на заплывшую жиром фигуру и мягко пробурчал:
– Ну, тебе-то  это совсем не повредило!

Когда Крувела  назначили командующим Африканским корпусом, а Роммеля – командующим танковой  группой «Африка», он оставил свой штаб в Бардии новому командующему, сохранив  при себе только меня, своего ординарца Гюнтера и писаря Бёттхера. Мы вернулись  в Джебель-Акдар, чтобы совсем немного пожить среди зеленых кущ Беда-Литтории.

----------------------------------------------------------------------------------------------------------- 

5.Да, да, синьор  (ит.).
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
С Роммелем в пустыне.Глава 14
« Ответ #24 : 27 Январь 2012, 14:05:33 »

Глава  14
Как  Роммель поразил Гитлера


Помните ли вы  зеленую Беда-Литторию в Зеленых горах? Я вспоминаю ее с тоской. Зато Роммель,  для которого был приготовлен там небольшой коттедж со всеми удобствами,  совершенно немыслимыми в пустыне, не любил ее. Здесь он был оторван от своих  солдат, сражавшихся на передовой, которых он любил, хотя временами и грозно  распекал.

И теперь, встав  во главе танковой группы, он в определенном смысле попал в зависимость от своих  подчиненных. Впервые его непосредственными помощниками стали два первоклассных  штабных офицера, которые очень быстро показали Роммелю, что ему без них не  обойтись. Это были генерал-майор Гаузе, начальник штаба, спокойный крепыш,  обстоятельный и склонный к размышлениям, о котором я уже упоминал, и  подполковник Вестфаль, офицер Генерального штаба, осмотрительный и компетентный  служака. Я полагаю, что в британской военной терминологии их звания  соответствовали генерал-майору Генерального штаба и офицеру оперативного отдела  Генерального штаба и что наша танковая группа (весьма эластичный термин) была  немного слабее в отношении пехоты, но сильнее по вооружению эквивалентной ей  британской армейской группы. Нет, тут и разговоров быть не может – нашу  танковую группу «Африка» никак нельзя было равнять с армейской группой.

Новый штаб тут  же убедил Роммеля, что командующему не пристало общаться с солдатами на  передовой – его дело дипломатия и общий контроль. Как солдат, рвавшийся на  передовую – вы ведь помните, что я был тогда еще очень молод, – я очень  сожалел, что дело повернулось таким образом, поскольку с каждым днем все  сильнее убеждался, что мы мало что сможем увидеть своими глазами, когда  начнется самое интересное, а оно должно было вот-вот начаться. Назревали жаркие  денечки, ибо все те, кто знал врага, с которым мы столкнулись в пустыне, не  могли себе представить, чтобы его боевой пыл угас.

Гаузе и Вестфаль  сумели тактично убедить шефа, что новые отношения с итальянцами – ведь он, в  конце концов, командовал теперь главными силами союзников помимо своих  собственных немецких войск – требовали от него представительности,  сосредоточения внимания исключительно на штабных делах, от которых, в конечном  счете, и зависел успех дела, а также на поддержании теплых отношений с  руководством итальянской армии.
Роммель и Гаузе  стали друзьями, однако Роммель никогда ни с кем не сближался слишком сильно.  Мне запомнилось много интересных разговоров, которые они вели между собой во  время наших утомительных поездок в итальянскую штаб-квартиру и обратно, когда я  был их невольным слушателем.

Однажды Гаузе  спросил:
– Господин  генерал, как вы познакомились с Гитлером?
Я навострил уши.  Роммель откинулся на спинку сиденья и задумался. Потом предался воспоминаниям,  что случалось с ним крайне редко.
– Я состоял при  штаб-квартире фюрера, когда он впервые заметил меня. К тому времени я уже  довольно долго служил здесь – эдакий незаметный подполковник на второстепенной  должности, – сказал он. – Да, я был мелкой сошкой – нечто вроде коменданта  лагеря, в котором располагалась штаб-квартира здесь, в Африке. Это означало,  что я отвечал за транспорт, меры безопасности и другие скучные организационные  материи.

И вот в День  партии – очень хлопотный день – я получил приказ от Гитлера о том, что он хочет  уехать на следующее утро в сопровождении шести машин, не более. Я должен был  сделать так, чтобы к этому кортежу ни при каких условиях не присоединилась ни  одна машина. Когда наступило утро и Гитлер собрался уезжать, я увидел, что  площадь перед штаб-квартирой запружена автомобилями, в которых сидели министры,  генералы, гауляйтеры и другие «птицы высокого полета». Но я был готов к этому.
Когда  автомобиль, в котором сидел Гитлер, уехал, я пропустил пять машин, потом встал  на дороге и загородил путь шестой. Она остановилась, и я передал ее пассажиру,  уж не помню, кто это был, кажется какой-то министр, приказ Гитлера. Как же он  разорался в ответ! Он вопил, что какой-то паршивый подполковник мешает ему,  высокопоставленному лицу из окружения Гитлера, выполнять свои обязанности.  Надутый осел!

Записан