Feldgrau.info

Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь.
------------------Forma vhoda, nizje----------------
Расширенный поиск  

Новости:

Как добавлять новости на сайте, сообщения на форуме и другие мелочи.. читаем здесь
http://feldgrau.info/forum/index.php?board=2.0

Автор Тема: Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.  (Прочитано 81708 раз)

0 Пользователей и 1 Гость просматривают эту тему.

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.
« Ответ #100 : 14 Октябрь 2011, 22:29:30 »

До этого дня  части, находившиеся в районе р. Зуша, р. Ока северо-восточнее Орла, упорно  отражали все атаки противника. Это был тот самый район, который я избрал еще в  декабре 1941 г. для сосредоточения своей 2-й танковой армии. Из-за этого района  и возник у меня конфликт с Гитлером, который затем и был использован  фельдмаршалом фон Клюге для снятия меня с должности.

В результате  провала наступления "Цитадель" мы потерпели решительное поражение.  Бронетанковые войска, пополненные с таким большим трудом, из-за больших потерь  в людях и технике на долгое время были выведены из строя. Их своевременное  восстановление для ведения оборонительных действий на Восточном фронте, а также  для организации обороны на западе на случай десанта, который союзники грозились  высадить следующей весной, было поставлено под вопрос. Само собой разумеется,  русские поспешили использовать свой успех. И уже больше на Восточном фронте не  было спокойных дней. Инициатива полностью перешла к противнику.

Спорные вопросы, возникшие во второй половине  1943 года

После 15 июля я  направился во Францию для инспектирования танковых соединений. В конце июля я  посетил соединения, имевшие на вооружении танки "тигр", в учебном  войсковом лагере Сен у Падерборна. Из лагеря я был вызван телеграммой Гитлера в  Восточную Пруссию. Во время моего первого доклада я заболел. Дизентерия,  которой я заразился в России и на которую я вначале даже и не обращал внимания,  заставила меня слечь в постель. Немного оправившись, я вылетел в Берлин, чтобы  окончательно вылечиться. В первых числах августа мне была сделана операция,  приковавшая меня к постели до конца месяца. Незадолго до операции меня посетил  генерал фон Тресков, бывший начальник оперативного отдела у фельдмаршала фон  Клюге. Он сказал мне, что прибыл по поручению фельдмаршала, который мол может  помириться со мной, если первый шаг к примирению сделаю я. Он хотел выступить  вместе со мной против Гитлера с целью добиться ограничения полномочий  последнего как верховного главнокомандующего вооруженными  силами. Согласиться с этим предложением я не  мог, так как очень хорошо знал неустойчивый характер фельдмаршала фон Клюге.  Поэтому я вынужден был отклонить просьбу генерала Трескова[43] .

* * *

Мое здоровье  поправлялось медленно. Усиленная бомбардировка Берлина авиацией противника в  августе 1943 г. нарушала необходимый для выздоровления покой. Вместе с женой мы  решили принять предложение Шпеера, который нашел для меня на одном курорте  имперского правительства в Верхней Австрии виллу в прекрасной гористой  местности. Едва мы прибыли туда 3 сентября, как 4 сентября уже получили  известие, что наша берлинская квартира почти полностью разрушена прямым  попаданием бомбы. Остатки нашего имущества поместили в подвале одной из казарм  в Вюнсдорфе. Это был тяжелый удар. Мы уже стали подумывать о переселении на  постоянное местожительство в Верхнюю Австрию, когда получили телеграмму о  предоставлении нам рейхом дотации, установленной положением, принятым осенью  1942 г. Это Шмундт, узнавший о разрушении нашего дома, постарался о таком возмещении.  Не оставалось ничего другого, как удовлетвориться этим хорошим предложением. В  октябре 1943 г. моя жена переехала в Дейпенгоф (округ Хоэнзальца), где и  проживала до появления там русских, т. е. до  20 января 1945 г.

Между тем в мое  отсутствие сделали попытку вместо производства танков Т-IV начать производство  самоходных орудий. Организация Тодта, сооружавшая Атлантический вал и другие  укрепления, внесла предложение установить башни танков "пантера" на  долговременных огневых точках. При нашем незначительном производстве танков это  был, несомненно, тяжелый удар для командования бронетанковыми войсками.  Подобное предложение свидетельствовало об абсолютном непонимании роли танков.

Сразу же после  возвращения с курорта я снова принялся за разрешение вопроса о производстве  танка с зенитной установкой. Гитлер одобрил конструкцию 37-мм спаренной  установки. Но зато выпущенная 20мм счетверенная установка на шасси танка Т-IV  была им отклонена, и выпуск этого важного оборонительного средства пришлось  снова отложить.

20 октября 1943  г. Гитлеру были показаны в учебном войсковом лагере Арис (Ожиш) деревянная  модель танка "тигр II" - чрезвычайно удачная новая модель танка  "тигр", окрещенная позднее нашими противниками "королевским  тигром", самоходное орудие фирмы "Вомаг", модель самоходного  орудия "тигр" с 128-мм пушкой, 380-мм мортира на шасси танка  "тигр", танк T-III с приспособлениями для передвижения по  железнодорожному дуги, а также легкие и тяжелые бронедрезины различных типов.

22 октября  авиация противника совершила крупный налет на заводы фирмы "Хеншель"  в Касселе, в результате которого заводы на некоторое время были выведены из  строя. Оказалось, что я был прав, когда весной предсказывал налеты авиации  противника на танковые заводы. Я тотчас же направился в Кассель на завод, чтобы  выразить свое сочувствие рабочим, дома которых были сильно разрушены; было  также много убитых и раненых. В разбитом большом монтажном  цехе мне представилась возможность выступить  перед рабочими. В моих словах не было обычных громких фраз того времени,  которые в такой серьезный момент были бы вдвойне неприемлемы. Я был встречен  рабочими радушно и тепло; в этой встрече проявилось наше взаимопонимание. Об  этом свидетельствовали всегда радовавшие меня дружественные приветы, которые я  часто получал от работников завода.

26 ноября  последовал второй воздушный налет на берлинские заводы "Алкет",  "Рейнметалл-Борзиг", "Вомаг" и "Дейче Ваффен унд  Муниционсфабрикен".

7 декабря  производство 38-тонного чешского танка было заменено производством легкого  самоходного орудия, состоящего из конструктивных элементов старого 38-тонного  танка с наклонными броневыми плитами, безоткатной пушкой и пулеметом с  изогнутым стволом. Эта конструкция могла быть названа весьма удачной.  Впоследствии этим самоходным орудием стали вооружать противотанковые дивизионы  пехотных дивизий; тем самым мои требования, высказанные 9 марта, были, наконец,  удовлетворены.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.
« Ответ #101 : 14 Октябрь 2011, 22:31:48 »

Беспомощность  пехоты перед лицом все увеличивающегося количества русских танков приводила к  крупным потерям. Однажды вечером Гитлер во время доклада о сложившейся  обстановке вышел из себя и произнес длинный монолог о том, как бессмысленно  снабжать пехотные дивизии ограниченным количеством противотанковых средств.  Случайно и я присутствовал на этом докладе. Когда Гитлер изливал свою душу, я  стоял как раз перед ним. Должно быть, выражение моего лица показалось ему до  некоторой степени саркастическим, так как он неожиданно замолчал, посмотрел на  меня и сказал: "Вы были правы! Об этом вы мне говорили 9 месяцев тому назад.  К сожалению, я не послушал вас". Наконец, я мог осуществить свое  намерение, но, к сожалению, слишком поздно. Только одну треть противотанковых  рот удалось вооружить новым оружием до начала наступления русских зимой 1945 г. 

Так развивались  наши бронетанковые войска до конца 1943 г. Обстановка на фронте во второй  половине 1943 г. продолжала складываться не в нашу пользу.

После провала  нашего неудачного наступления на Курск Восточный фронт проходил от Таганрога на  Азовском море, западнее Ворошил о в града вдоль реки Донец, по этой реке до  излучины южнее Харькова, в охват Белгорода, Сумы, Рыльска, Севска, Дмитровска  (Дмитровск-Орловский), Троены, Мценска (восточное Орла), Жиздры, Спас-Деменска,  Дорогобужа, Велижа, западнее Великих Лук и далее по озеру Ильмень, вдоль р.  Волхов, северо-восточное Чудово, по линии южнее Шлиссельбурга (Петрокрепость),  южнее Ленинграда, южнее Ораниенбаума до побережья Финского залива.

На этом фронте  русские продолжали наносить удары в первую очередь по группам армий  "А", "Юг" и "Центр". Наступление русских в  направлении Сталине с 16 по 24 июля провалилось. Но удар пятидесяти двух  стрелковых соединений и десяти танковых корпусов привел к глубокому вклинению  русских в направлении Харьков, Полтава. Прорыв удалось ликвидировать, однако  Харьков 20 августа был потерян. При наступлении, начавшемся 24 августа с линии  Таганрог, Ворошиловград, русским все же удалось осуществить прорыв. Наш фронт  до 8 сентября должен был отодвинуться на линию Мариуполь, западнее Сталине,  западнее Славянска. До середины сентября пришлось оставить рубеж, проходивший  по р. Донец; к концу этого месяца русские стояли перед Мелитополем, на  подступах к Запорожью и у устья Припяти.

11 июля начались  атаки русских севернее Курска против группы армий "Центр", которые 5  августа привели к захвату Орла. С 26 августа по 4 сентября противнику удалось  глубоко вклиниться в направлении Конотоп, Нежин. В последующие дни этот клин  был расширен. В конце сентября русские достигли Днепра в районе впадения в него  Припяти; отсюда фронт шел через Гомель, восточнее Днепра на север до Велижа.

Во второй  половине октября русские форсировали Днепр между Днепропетровском и  Кременчугом, в конце месяца наш фронт был прорван южнее Запорожья и войска  отброшены к середине ноября за Днепр. Осталось два предмостных укрепления -  одно у Никополя и другое, небольшое, у Херсона. Между 3 и 13 ноября русские  овладели Киевом и продвинулись до Житомира.

Гитлер решил  начать контрнаступление. Следуя своей скверной привычке, он решил проводить его  весьма слабыми силами. С согласия начальника генерального штаба сухопутных  войск я использовал свой доклад Гитлеру 9 ноября 1943 г. о бронетанковых  войсках для внесения предложения относительно наступления. Я предложил Гитлеру  отказаться от нанесения отдельных, распыленных по месту и времени контрударов,  а сосредоточить все наличные танковые дивизии, расположенные в районе южнее  Киева, для планируемого контрнаступления через Бердичев на Киев. Я предложил  также подтянуть сюда танковую дивизию из района предмостного укрепления у  Никополя, которое оборонялось Шернером, и танковые дивизии группы армий  Клейста, оборонявшиеся по р. Днепр у Херсона. При беседе с Гитлером я  придерживался своего старого принципа:

"Бить, так  бить!" Он знал об этом принципе, но никогда им не руководствовался. Мое  предложение было принято во внимание, но возражения фронтовых командиров  вынудили Гитлера отказаться от него. Начатое слабыми силами контрнаступления у  Бердичева после тяжелых зимних (декабрьских) боев застопорилось. Захватить Киев  и выйти на линию Днепра не удалось. 24 декабря 1943 г. русские снова начали  наступать и отбросили наши войска от Бердичева к Виннице.

Ввод в бой 25-й  танковой дивизии чрезвычайно характерен для наступательной тактики Гитлера.  Однако, чтобы осветить этот эпизод, я должен несколько вернуться назад.

После катастрофы  под Сталинградом я сформировал несколько танковых дивизий из остатков  разгромленных дивизий, солдатам-танкистам  которых ввиду ранения, болезни и других причин удалось избежать пленения. То же  самое я сделал со спасшимися остатками войск после потери Африки. 21-я танковая  дивизия была создана во Франции из оккупационных частей, вооруженных трофейной  материальной частью. 25-я танковая дивизия была образована аналогичным образом  в Норвегии. Ее командиром был генерал фон Шелл. Шелл работал вместе со мной в  министерстве рейхсвера, когда я с 1927 г. по 1930 г. занимался вопросами  автомобильных войск. Затем он уехал в продолжительную командировку в  Соединенные Штаты Америки, чтобы изучить вопросы моторизации в стране Генри  Форда. Оттуда он прибыл со многими планами в голове. Перед войной он был  начальником автобронетанкового отдела инспекции бронетанковых войск в  управлении общих дел сухопутных войск и, стало быть, главным советником по  моторизации сухопутных войск. Гитлер проявлял большой интерес к этой проблеме,  поэтому оба они работали в тесном контакте. Шелл был умным, решительным и  весьма красноречивым человеком. Он сумел убедить Гитлера в целесообразности  упрощения типов машин и необходимости налаживания серийного производства. В  результате он был назначен младшим статс-секретарем в имперском министерстве  транспорта, что является редким случаем в Германии. Там он занимался вопросами  развития автотранспортных средств. В своей деятельности он вскоре натолкнулся  на сопротивление промышленников и на связанные с ними партийные инстанции,  которые не хотели отказываться от своих старых методов производства. Эти круги  подорвали доверие Гитлера к Шеллу, и Гитлер освободил его от занимаемой  должности. Шелл был переведен в Норвегию, в спокойную страну, где он не мог  пожинать боевые лавры. Но подвижный, не знающий устали человек вскоре создал из  скудных оккупационных подразделений боеспособную часть. Я поддержал его  стремление к развертыванию этой части в  танковую дивизию и добился перевода его  соединения во Францию.

Однако после  крушения плана "Цитадель" Восточный фронт забрал все силы из Франции  и настолько ослабил находившиеся там оккупационные части, что потребовалось  пополнение. Естественно, трофейную материальную часть этого нового соединения  нужно было заменить отечественной современной техникой. Нужно было научить  людей владеть техникой и действовать в составе соединения. Дивизию нужно было  ознакомить с опытом ведения боевых действий на Восточном фронте и только тогда  поставить ей посильную задачу в соответствии с уровнем ее подготовки.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.
« Ответ #102 : 14 Октябрь 2011, 22:33:13 »

А что  получилось? В начале октября 1943 г. по приказу Гитлера эта дивизия должна была  передать на Восточный фронт для сформированной 14-й танковой дивизии свыше 600  только что полученных машин; верховное командование вооруженных сил и главное  командование сухопутных войск считали, что 25-я танковая дивизия еще долго  пробудет во Франции, а поэтому может обойтись без них, довольствуясь  низкопробной французской техникой. Это сильно ухудшило вооружение дивизии,  которая теперь могла быть использована лишь на Западном театре.  Разведывательный батальон танковой дивизии оснащался в это время  бронетранспортерами. Саперы и 1-й батальон 146-го мотополка также получили  новые бронетранспортеры. 9-й танковый полк не был еще полностью оснащен. 91-й  артиллерийский полк должен был получить вместо польских трофейных орудий  немецкие легкие полевые гаубицы и 100-мм пушки. У зенитного дивизиона не  хватало одной батареи, у противотанкового дивизиона - роты самоходных орудий.  Не хватало средств радиосвязи.

Все эти  недостатки были известны. Их нужно было устранить в спокойной обстановке во  Франции. Несмотря на все это, в середине октября поступил приказ о переводе  дивизии на восток. Я немедленно заявил протест и попросил у Гитлера обождать до  вторичной  инспекции этого соединения.  Мне хотелось получить ясное представление о боевых возможностях дивизии, чтобы  не бросить ее совершенно неподготовленной в тяжелые бои на Восточном фронте. Я  немедленно направился во Францию. После инспектирования дивизии и обстоятельных  бесед с Шеллом и другими командирами я сообщил, что дивизии необходимо по  меньшей мере четыре недели для получения на вооружение новой техники и общего  ознакомления с ней. Это сообщение я передал по телефону. Но уже был послан  приказ о переброске дивизии на восток. Гитлер, верховное командование  вооруженных сил и главное командование сухопутных войск не приняли во внимание  ни донесения командиров частей, ни сообщения ответственного лица - генерал-инспектора.  Переброска дивизии на Восточный фронт была назначена на 29 октября.

Дивизия была  небоеспособной. Мало того, порядок переброски на восток не соответствовал ни  желанию командования дивизии, ни обстановке на фронте. Кроме того, по дороге  этот порядок неоднократно подвергали изменениям. Противотанковый дивизион был  поорудийно распределен по всему эшелону. Для повышения боеспособности дивизии я  распорядился придать ей вновь сформированный 509-й танковый батальон танков  "тигр", хотя вооружение этого батальона еще не было полностью  закончено. В это же время был издан приказ о назначении нового командира  батальона; при отправке из Франции старый командир уже убыл, а новый еще не  прибыл.

Дивизия была в  спешном порядке переброшена в район действий группы армий "Юг". Штаб  группы указал для колесного транспорта дивизии район выгрузки Бердичев,  Казатин, для частей на гусеничном ходу - район Кировоград, Ново-Украинка,  причем командование дивизии не знало, куда причислить артиллерийские тягачи и  бронетранспортеры. Один район выгрузки находился от другого на расстоянии  примерно трех дней марша.

Начальник штаба  дивизии с прибывшим ранее личным составом направился через Бердичев в  Ново-Украинку, командир дивизии поехал на доклад в штаб группы армий в Винницу.  В Бердичеве специально назначенный офицер руководил разгрузкой и  сосредоточением частей и подразделений на колесном транспорте. б ноября должен  был начаться марш в районы сосредоточения. С выгруженными частями не было  установлено телефонной связи. Приказы развозились специальными офицерами на  машинах.

5 ноября  противнику удалось глубоко вклиниться под Киевом. 6 ноября группа армий отдала  примерно следующий приказ: "25-я танковая дивизия переходит в подчинение  4-й танковой армии. 6 ноября она должна начать выдвижение частей на колесном  транспорте в район Белой Церкви. Район сосредоточения - Белая Церковь, Фастов.  Дивизия охраняется своими силами. Части на гусеничном ходу подвести из района  Кировограда".

Группа армий  знала о состоянии этой дивизии.

В 16 часов  командир дивизии собрал успевших прибыть к нему командиров для отдачи им  приказа. На всех командиров полков и батальонов имелась всего лишь одна карта  1:300 000.

К этому времени  командир танковой дивизии имел в своем распоряжении следующие части:

146-й мотополк -  штаб полка, два батальона неполного состава (в каждом батальоне по две роты);

147-й мотополк -  то же самое;

9-й танковый  полк - штаб полка, штаб 2-го батальона, подразделения различных рот; всего 30  танков T-IV и 15 танков "тигр";

91-й артиллерийский  полк - штаб полка, штаб 1-го дивизиона, 1-я и 2-я батареи; кроме того, личный  состав 3-го дивизиона без орудий;

противотанковый  дивизион - штаб и одна смешанная батарея;

батальон связи -  почти в полном составе, однако без командира, который находился с передовыми  подразделениями;

саперный  батальон - в полном составе, без легкой саперной колонны и мостовой колонны;

зенитный  дивизион - штаб и 1-я батарея.

При командире  дивизии находились лишь адъютант, два офицера для поручений с несколькими  автомашинами и несколько связных на мотоциклах.

Ввиду не  терпящей промедления обстановки командир дивизии решил продвигаться через  Казатин, Сквира несколькими походными колоннами, состав которых определялся  готовностью частей к маршу и их удалением от исходного пункта дивизии, и выйти  в район западнее Белой Церкви. В этом районе он хотел дождаться подхода всех  своих частей и подразделений. Он полагал, что б ноября он не сможет выступить  раньше 22 часов, так как передача приказа частям с помощью автомашин занимала  много времени. Радиостанции еще не прибыли; кроме того, пользование радио в  целях маскировки было воспрещено.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.
« Ответ #103 : 14 Октябрь 2011, 22:35:09 »

Когда командиры  разъехались по своим частям, поступил приказ из штаба 4-й танковой армии, с  которой поддерживалась телефонная связь: "25-й танковой дивизии немедленно  достичь Фастова и всеми средствами удерживать его. Командир 25-й танковой  дивизии назначается начальником гарнизона города Фастов. В его подчинение  войдут два запасных тирольских батальона и один батальон, сформированный из отпускников,  а также прибывающий вечером полк СС танковой гренадерской дивизии  "Рейх". Далее указывался маршрут следования - Казатин, Сквира,  Попельня, Фастов, но от него пришлось отказаться, так как партизаны взорвали  мосты; для движения выбрали полевую дорогу восточнее Сквиры.

Командир дивизии  решил находиться в голове первой походной колонны. Марш начался точно в  установленное время и проходил вначале спокойно. Во второй половине ночи  встретились отходившие  колонны  авиационных частей, которые нарушили темп марша дивизии. Это потребовало  энергичного вмешательства командира дивизии. Стоявшая до сих пор сухая погода  изменилась к худшему, несколько дней подряд непрерывно шли дожди, сильно  размывшие дороги. Только гусеничные машины могли продвигаться по таким дорогам,  колесным машинам приходилось делать большие объезды. Связь между походными  колоннами была нарушена.

7 ноября около  12 часов дня прибывшие из Фастова солдаты принесли известие, что противник уже  ворвался в город. Командир дивизии с одним офицером для поручений быстро  выдвинулся вперед, чтобы подготовить наступление на Фастов. Попав по дороге под  ружейно-пулеметный огонь, они оба сели на бронетранспортеры. Вдруг  бронетранспортеры натолкнулись на русские танки Т-34. 9-я рота 146-го  мотополка, следовавшая за командиром дивизии с четырьмя тяжелыми пехотными  орудиями, попала под обстрел. Началась паника. Командир дивизии бросился  навстречу 2-му батальону 146-го мотополка дивизии, находившемуся позади в колонне.  Он увидел, что этот батальон начал отступать; однако командиру дивизии удалось  остановить его, привести в порядок и вывести в Трилесы. Он остался в батальоне,  чтобы предотвратить панику, и приказал окопаться. Наступил вечер. Ночью русские  танки напали на обоз батальона и частично вывели его из строя. Командир дивизии  принял решение пробиться ночью через действовавшие вокруг танки противника в  направлении Фастова и соединиться с выдвинувшимися вперед частями своей  дивизии. Одна пехотная рота находилась в голове этой небольшой боевой группы,  другая в хвосте; машины и тяжелое оружие находились в середине. Генерал фон  Шелл двигался в голове колонны. С тяжелыми боями около 4 часов утра 8 ноября  ему удалось выйти из кольца русских танков и к 14 час. достигнуть Белой Церкви,  где находился командный пункт 47-го танкового корпуса, в состав которого  передавалась дивизия. Между тем другие части дивизии под командованием  полковника барона фон Вехмара уже продвигались через Гребенки, Славя на Фастов.  Утром 9 ноября генерал фон Шелл направился в эти части. Расположенная восточнее  Фастова деревня Фастовец была в руках противника, и ее пришлось атаковать.  Части под личным командованием командира дивизии к середине дня взяли эту  деревню и начали наступление на Фастов. Противник понес тяжелые потери. 10  ноября наступавшие достигли пригорода Фастова, но натолкнулись на его восточной  и южной окраинах на сильное сопротивление противника; пришлось удовлетвориться  очищением от противника Славя. Но дальнейшее продвижение русских было все же  остановлено.

Танковая  дивизия, недостаточно обученная, слабо укомплектованная и к тому же  разбросанная по разным районам, попала в чрезвычайно трудное положение, в  котором ей, несмотря на личное участие генерала фон Шелла, трудно было добиться  успеха. Правда, она нанесла противнику большие потери, но и сама понесла  значительный урон. Из-за недостатка боевого опыта части вначале нередко  поддавались паническому настроению, пока солдаты и офицеры не привыкли к  трудной обстановке войны в условиях восточной зимы. В связи с недостатком сил  командование (группы армий, армии и танкового корпуса) вынуждено было сразу  бросить дивизию в бой, не считаясь с вышеуказанными факторами; однако ему можно  сделать упрек в том, что оно не умело экономно обращаться с вновь  сформированными частями.

В боях с 24 по  30 декабря 1943 г. эта несчастная дивизия снова попала в трудное положение: на  фронте шириной 40 км она была атакована превосходящими силами противника и  смята. Дивизия понесла такие тяжелые потери, что ее нужно было почти заново  формировать. Гитлер и главное командование сухопутных войск решили  расформировать ее. Но я начал возражать, так как личный состав не был виноват в  судьбе  дивизии. Генерал фон Шелл тяжело  заболел и вынужден был покинуть фронт. Он очень сильно переживал неоправданное  поражение своей дивизии, которую создавал с большой любовью и умением в течение  многих месяцев.

Недоверие  Гитлера привело к тому, что этого генерала не назначили на новую командную  должность. Его работоспособность, а также большой организаторский и  педагогический талант остались без внимания.

Чтобы хоть  что-нибудь сделать для Западного фронта, я отдал распоряжение о сведении всех  учебных частей военных школ в одну "танковую учебную дивизию". Эта  дивизия, проходившая подготовку во Франции, получила новую материальную часть;  в нее были направлены специально отобранные офицеры; командиром ее был назначен  бывший мой начальник оперативного отдела генерал Байерлейн. В декабре Гитлер  официально дал разрешение на формирование этой дивизии. Неожиданная помощь, на  которую я не рассчитывал.

Между тем на  фронте беспрерывно шли упорные бои. На участке фронта группы армий  "Центр" русским удалось осуществить прорыв в районе Речица между  Припятью и Березиной. Завязались ожесточенные бои за Невель и Витебск. Были  потеряны Гомель и Пропойск (Славгород). Только к востоку от Могилева и Орши у  нас осталось предмостное укрепление на восточном берегу Днепра.

Законно вставал  вопрос, имеет ли еще смысл удержание предмостных укреплений на Днепре при таком  положении, когда, пожалуй, навсегда исключалось возобновление наступления в  восточном направлении. Под Никополем Гитлер хотел продолжать добычу марганца.  Причиной такого упорства являлась его военно-экономическая точка зрения, в  целом неверная и, как мы считали, вредная в оперативном отношении. Лучше было  отойти за широкие водные рубежи, выделить резервы, в первую очередь танковые  дивизии, и этими  силами вести  маневренные боевые действия. Но когда Гитлер слышал слово  "оперировать", он приходил в ярость, полагая, что генералы под этим  словом понимают непрерывное отступление, и поэтому с фанатическим упрямством  настаивал на удержании местности даже там, где это наносило большой вред.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.
« Ответ #104 : 14 Октябрь 2011, 22:37:53 »

Тяжелые  кровопролитные зимние бои совершенно выбили главное командование сухопутных  войск из колеи. Не могло быть и речи о подготовке сил для Запада, где весной  1944 г. союзные державы наверняка должны были высадить десант. Поэтому я  считал, что выполнял свой долг, когда постоянно напоминал о своевременном  снятии с фронта танковых дивизий для их пополнения в тылу. Хотя верховное  командование вооруженных сил и должно было бы уделять этому важному театру  военных действий самое большое внимание, оно не оказало мне никакой поддержки.  Так оттягивалось высвобождение сил для Западного фронта, пока я, наконец, еще  раз не доложил об этом Гитлеру в присутствии Цейтцлера.

Речь шла о  снятии одной танковой дивизии. Цейтцлер доложил, что уже отдан приказе ее  выводе. Я вынужден был возразить ему и сказать, что приказы главного  командования сухопутных войск содержат обычно лазейки для корыстолюбивых  фронтовых генералов. Со стороны начальника генерального штаба мое замечание  встретило гневный протест. Однако, например, последний его приказ о снятии  дивизии содержал примерно следующие слова: "Снять с фронта как можно  быстрее танковую дивизию "X", если только позволит обстановка. Боевые  группы оставить до особого распоряжения перед фронтом противника. О начале  снятия дивизии доложить". Слова "до особого распоряжения" в  приказах главного командования сухопутных войск всегда печатались в сокращенном  виде - д. о. р. Из этого можно сделать вывод, что они употреблялись в них часто  или почти всегда. Следствием такого приказа являлось то, что командующий  группой армий или  армией, который должен  был по приказу снять с фронта дивизию, заявлял, что боевая обстановка не  позволяет сделать этого. А до тех пор, пока она, наконец, позволяла, часто  проходили недели.

В боевые группы,  которые оставались на фронте, входили, конечно, самые боеспособные части дивизии  и в первую очередь танки и мотопехота, которые главным образом и нуждались в  пополнении. Следовательно, практически сначала прибывали в тыл не требующие  пополнения транспортные колонны, затем штаб дивизии и артиллерия, по своему  составу еще способные к боевым, действиям. При такой постановке я не мог  приступать к выполнению своей основной задачи, так как основные боевые части  были еще на фронте. Цейтцлер очень сильно рассердился на меня, но мы были не  вправе пренебрегать интересами Западного фронта.

До начала  вторжения на континент 6 июня 1944 г. кое-как удалось собрать, пополнить и  обучить десять танковых и десять мотодивизий. Но об этом потом. Обучение этих  соединений, к которым добавились еще три танковые дивизии из резерва,  переброшенные из империи во Францию, я поручил своему старому испытанному  сослуживцу генералу барону фон Гейеру, которому Гитлер ни за что не хотел  доверить командование соединениями на фронте из-за многочисленных разногласий с  ним. Командная должность Гейера называлась "генерал танковых частей  Запада". В территориальном и оперативном отношении он подчинялся  главнокомандующему войсками на западе фельдмаршалу фон Рундштедту, а по службе  в бронетанковых войсках - мне. В совместной работе мы полностью доверяли друг  другу, и, как мне кажется, наша работа принесла пользу армии.

Говоря о столь  богатом событиями 1943 г., следует упомянуть еще несколько встреч. Я уже  говорил о том, что при своем первом визите к Геббельсу я начал с ним разговор  об ошибках верховного главнокомандования и  просил его склонить Гитлера к проведению  реорганизации, в частности, к учреждению полноправной должности начальника  главного штаба вооруженных сил. Это должно было уменьшить личное влияние  Гитлера на проведение операций. Правда, Геббельс назвал этот вопрос очень  щекотливым, но все же в свое время обещал оказать мне содействие. Когда министр  в конце июня 1943 г. приехал в Восточную Пруссию, я снова посетил его и  напомнил ему о нашей первой беседе. Геббельс сразу же признал все растущее  ухудшение военного положения и произнес в раздумье: "Всякий раз, когда я  себе представляю, что русские придут в Берлин, что нужно будет отравить жену и  детей, чтобы они не попали в руки жестоких врагов, то ваш вопрос всегда  действует на мою душу как какой-то кошмар". Геббельс ясно понимал те  последствия, к которым может привести дальнейшее ведение войны нашими старыми  методами, но он не сделал никаких выводов из этого. Он никогда не пытался  говорить с Гитлером о моих предложениях и повлиять на него.

Поэтому я  попробовал прощупать мнение Гиммлера по этому вопросу, но, натолкнувшись на его  непреодолимое упорство, отказался от обсуждения с ним вопроса об ограничении  полномочий Гитлера.

В ноябре я  отправился к Иодлю и изложил ему проект организации верховного командования,  согласно которому начальник главного штаба вооруженных сил должен осуществлять  фактическое руководство операциями, Гитлер же должен быть ограничен своим  собственным полем деятельности - политикой и общими вопросами ведения войны.  Когда я обстоятельно обосновал свое предложение, Иодль лаконично ответил:  "Знаете вы лучшего верховного главнокомандующего, чем Адольф Гитлер?"  Его лицо застыло в неподвижной мине, а вся поза выражала холодный отказ. Я  быстро схватил свой проект и покинул его кабинет.

В январе 1944 г.  Гитлер пригласил меня на завтрак. "Мне подарили чирка. Вы знаете, что я  вегетарианец. Давайте позавтракаем вместе". Мы завтракали вдвоем в  небольшой, скупо освещенной лишь одним окном комнате за маленьким круглым  столом. Только овчарка Блонди сидела в комнате. Гитлер кормил ее кусочками  черствого хлеба. Вошел обслуживавший нас слуга Линге и молча, бесшумно вышел.  Представлялся редкий случай поднять и обсудить щекотливые вопросы. После  нескольких вступительных фраз я перевел разговор на военное положение. Я начал говорить  о намерении союзных держав высадить весной десант на материке, заметив, что  имеющиеся в нашем распоряжении резервы недостаточны. Чтобы высвободить больше  сил, нужно придать Восточному фронту более устойчивый оборонительный характер.  Меня удивляет то, что никто не думает над усилением фронта надежными  укреплениями, никто не заботится о создании тыловых оборонительных рубежей.  Ведь восстановление старых немецких и русских укреплений создает, по моему  мнению лучшие условия для обороны, чем объявление открытых мест  "укрепленными районами", причем это делается, как правило, в  последний момент, когда уже ничего нельзя сделать, чтобы оправдать это  название. Своими словами я сразу же попал в осиное гнездо. "Поверьте мне!  Я являюсь самым крупным инженером - строителем укреплений всех времен. Я создал  Западный вал; я построил Атлантический вал. Я израсходовал столько-то и  столько-то тонн бетона. Я знаю, что означает сооружение укреплений. Для востока  у нас нет ни рабочей силы, ни материалов, ни транспортных средств. Уже сейчас  железнодорожный транспорт не справляется со снабжением фронта. Я не могу  посылать на фронт еще и эшелоны со строительным материалом". Он хорошо  держал в голове многие цифры и козырял, как всегда, точными данными, которые  никто в данный момент не был бы в состоянии сразу опровергнуть. Но, несмотря на  все это, я начал упорно возражать. Я знал, что железнодорожная сеть работает  плохо лишь к востоку от Бреста, и поэтому пытался  объяснить Гитлеру, что предложенные мною  работы по укреплению местности не потребуют никакого транспорта для подвоза  материалов к фронту; нужно будет подвезти их только к рубежу рек Зап. Буг,  Неман, с чем железные дороги могут справиться. Мы можем найти в своей стране и  рабочую силу, и стройматериалы. Продолжать войну: на два фронта с надеждой на  успех можно только в том случае, если хотя бы на одном фронте установится  затишье, пусть даже и временное, но все же позволяющее кое-что сделать для  укрепления другого фронта. После того как вы хорошо укрепили запад, нет никаких  препятствий для того, чтобы сделать то же самое и для востока.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.
« Ответ #105 : 14 Октябрь 2011, 22:40:01 »

Прижатый к  стене, Гитлер ухватился за свой уже давно известный аргумент, что генералы  Восточного фронта будут думать только об отступлении, если он в тылу за их  фронтом построит надежные оборонительные укрепления и сооружения. Ничто не  могло заставить его изменить это предвзятое мнение.

Затем зашел  разговор о генералах и о верховном командовании. Ясно было, что моя попытка  добиться косвенным путем концентрации военного командования в одном органе и  ограничить непосредственное влияние Гитлера провалилась. Поэтому я теперь счел  Своим долгом предложить самому Гитлеру назначить какого-нибудь генерала,  которому он доверяет, начальником главного штаба вооруженных сил, чтобы  наладить успешное руководство ведением операций и устранить нагромождение  штабов (штаб оперативного руководства вооруженными силами, главные командования  сухопутных, военно-воздушных и военно-морских сил, командование войск СС). Но  эта попытка также полностью провалилась. Гитлер не хотел расставаться с  фельдмаршалом Кейтелем. Он сразу же почувствовал, что его хотят ограничить во  власти.

Так я ничего и  не добился. Был ли вообще хотя бы один генерал, которому доверял Гитлер? После  этой беседы мне стало ясно, что на этот вопрос можно  ответить только отрицательно. Итак, все  оставалось по-старому. За каждый квадратный метр шли упорные бои. Безвыходное  положение ни разу не было улучшено своевременным отходом. Но еще не раз Гитлер,  глядя на меня потухающим взглядом, спрашивал: "Не знаю, почему вот уже два  года нам во всем не везет?", однако не обращал внимания на мой неизменный  ответ: "Измените способ действий".

Год решающих событий

1944 год начался  на Восточном фронте упорными атаками русских в середине января. Вначале русские  были отброшены от Кировограда. 24 и 26 января они начали брать в клещи наши  выступавшие дугой позиции западнее Черкассы, 30 января последовал удар по  нашему выступу восточнее Кировограда. Оба наступления имели успех.  Превосходство русских было значительным. В наступлении участвовали:

перед фронтом  группы армий "Южная Украина" - 34 стрелковых и 11 танковых  соединений;

перед фронтом  группы армий "Северная Украина" - 67 стрелковых и 52 танковых  соединения.

Во второй  половине февраля на фронте царило относительное спокойствие, но 3, 4 и 5 марта  русские снова начали наступать и отбросили наш фронт за р. Зап. Буг.

Группе армий  "Центр" в основном удалось удержать свой фронт до конца марта.

В апреле на юге  был потерян почти весь Крым (кроме Севастополя). Были форсированы Южн. Буг, а  также реки Прут и Серет в верхнем течении. Черновицы перешли в руки противника.  Затем, после неудавшегося крупного наступления русских в этом районе и после  потери Севастополя, наступило затишье до августа.

В январе  противник начал наступление и против группы армий "Север". Вначале  ему удалось достичь лишь небольших успехов севернее озера Ильмень и  юго-западнее Ленинграда. Однако 21 января он  ввел в бой крупные силы и отбросил наш фронт за р. Луга, а в феврале - за р.  Нарва. В конце марта немцы были оттеснены за р. Великая и за озера Чудское и  Псковское. Здесь нам удалось закрепиться.

До 22 июня на  Восточном фронте держалось затишье. За время зимней кампании было израсходовано  очень много сил. Резервов не было. Всех, без кого можно было здесь обойтись,  нужно было перебросить на Атлантический вал, который, собственно, и не был  валом, а всего лишь бутафорским укреплением для запугивания противника.

В это время на  мою долю выпало еще одно неприятное поручение Гитлера. Как и всегда, теперь ему  нужны были козлы отпущения, на которых можно было бы взвалить вину за  отступление и неудачи, которые мы понесли в течение прошедшей зимы. В числе  других он привлек к ответу генерал-полковника Янеке за потерю Крыма. Он дал  понять, что высказывания крупных партийных работников по этому вопросу  утвердили его в возникшем подозрении. Я получил задание расследовать дело  Янеке, причем мне было указано, что кто-то должен стать жертвой за потерю  Крыма. При настроениях Гитлера в то время только продолжительное ведение  расследования могло принести пользу. Я взялся за дело весьма основательно,  допросив всех, кто имел какое-либо отношение к этому делу, и с особой  тщательностью - партийных работников. Янеке стал жаловаться на медленные темпы  расследования. Но я убежден, что оправдание, которое в конце концов было ему  вынесено, принесло ему больше пользы, чем принесло бы быстрое расследование и  доклад о его результатах в неподходящее время.

Как уже  упоминалось, еще в 1943 г. я усиленно занимался вопросом обороны Западного  фронта. К началу нового года этот вопрос приобрел еще большее значение. В  феврале я выехал во Францию для проведения инспекции и беседы с фельдмаршалом  фон Рундштедтом  и генералом бароном фон  Гейером. Все мы придерживались одного мнения, что при превосходстве противника  во флоте и авиации оборона будет очень тяжелой. Особенно отрицательно скажется  превосходство противника в воздухе на передвижениях войск. Видимо, их придется  совершать быстро и только ночью. По нашему мнению, в первую очередь придется  создать достаточные резервы танковых и моторизованных дивизий и расположить их  на таком удалении от так называемого Атлантического вала, чтобы можно было  перебросить их, как только определится фронт вторжения; предварительно надо  будет подготовить сеть дорог и переправочные средства для наведения мостов.

При  инспектировании войск сразу же выяснилось, насколько велико было превосходство  противника в воздухе. Авиасоединения противника то и дело совершали полеты над  нашими войсками, находившимися на учениях, и никто не был уверен, что противник  откажется от неожиданного бомбового благословения нашего учебно-тренировочного  марша.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.
« Ответ #106 : 14 Октябрь 2011, 22:41:24 »

Прибыв в главную  ставку фюрера, я осведомился о тех приказах и распоряжениях, которые были  отданы главным штабом вооруженных сил Западному фронту, и об имеющихся в  наличии резервах. При этом выяснилось, что танковые дивизии, обставляющие  основу армии, располагались в прибрежных районах. В случае высадки противника в  другом районе, противоположном нашим предположениям, едва ли удалось бы  перебросить их с достаточной быстротой в новые районы боевых действий. В своем  докладе Гитлеру я упомянул об этой ошибке и предложил другое распределение  моторизованных войск. Гитлер возразил: "Избранное распределение  основывается на предложениях фельдмаршала Роммеля. Я не хотел бы отдавать  приказы через голову ведающего этими вопросами фельдмаршала, к тому же в его  отсутствие. Поезжайте снова во Францию и поговорите еще раз об этом с  Роммелем".

В апреле я снова  направился во Францию. Авиация противника еще более активизировала свои  действия и начала совершать оперативные бомбардировки. Так, наш учебный лагерь  в Кам де Майи вскоре после моего инспектирования был полностью разрушен. Только  благодаря предусмотрительности генерала барона фон Гейера мы не понесли  существенных потерь, так как войска и материальная часть (к большому, между  прочим, неудовольствию солдат) были размещены в деревнях и лесах в стороне от  лагеря.

После вторичной  беседы с фельдмаршалом фон Рундштедтом и с офицерами его штаба об организации  резервов я поехал, как это мне советовал Гитлер, вместе с Гейером к  фельдмаршалу Роммелю в Ла-Рош-Гион. Я был знаком с Роммелем еще до войны. Он  был командиром госларского егерского батальона, из которого вышел я, и я всегда  поддерживал с ним самые лучшие дружественные отношения. Затем мы встречались во  время польской кампании, когда в сентябре 1939 г. Гитлер посетил мой корпус  после сражения в "коридоре". Роммель был тогда комендантом главной  ставки фюрера. Позднее он перешел в бронетанковые войска и успешно командовал  7-й танковой дивизией .во Франции в 1940 г., а затем корпусом и танковой армией  в Африке. Эти бои принесли ему военную славу. Роммель обладал не только  открытым, прямым характером, был не только храбрым солдатом, он был, кроме всего  прочего, военачальником большого дарования. Это был энергичный человек с  утонченными чувствами, он всегда находил выход из самого тяжелого положения,  очень любил своих солдат и справедливо пользовался большим авторитетов В  прошедшие годы мы часто встречались для бесед с целью обмена боевым опытом и  всегда находили общий язык. В сентябре 1942 г. Роммель, вернувшись по болезни в  Германию, попросил Гитлера назначить меня в Африку его заместителем, хотя и  знал о моей ссоре с фюрером. В то время это предложение было резко отклонено.  Это  было моим счастьем, так как вскоре  пришло известие о поражении в Эль-Аламейн, которого я, по всей вероятности, не  сумел бы предотвратить, как это не удалось Штумме и тем, кто его сменил! Да и  сам Роммель не сумел бы этого сделать.

Печальный опыт,  который Роммель получил в Африке, настолько убедил его в значительном  превосходстве западных держав в воздухе, что он исключал возможность всяких  передвижений крупных соединений. Он также не верил в возможность ночных  перебросок танковых и моторизованных дивизий. В этом мнении его убеждал его  собственный опыт, полученный в Италии в 1943 г. Доклад генерала барона фон  Гейера об организации подвижных резервов за атлантическим фронтом, в котором он  отстаивал маневренное использование этих сил и создавал соответствующую этой  задаче группировку, противоречил точке зрения Роммеля. Я знал об отрицательном  исходе их совещания. Поэтому меня не удивил весьма горячий и решительный  протест Роммеля, когда я начал говорить об отводе танковых сил от побережья.  Роммель наотрез отклонил это предложение, указав, что мне, солдату Восточного  фронта, неведом опыт Африки и Италии, что в этом состоит его преимущество,  поэтому он не намерен вводить себя в заблуждение относительно своих убеждений.  Спор с Роммелем по вопросу организации моторизованных резервов не обещал в  связи с таким положением никаких результатов. Видя такой явный протест, я  отказался от дальнейших попыток убедить Роммеля и решил еще раз изложить свое  мнение по этому вопросу Рундштедту и Гитлеру. Мне было ясно, что Западный фронт  не получит ни танковых, ни моторизованных дивизий сверх тех, какие имеются  здесь в настоящее время. Только две дивизии СС (9-я и 10-я), отданные весной  "напрокат" востоку, должны были при вторжении на материк снова вернуться  на запад. Поэтому я не мог обещать Роммелю ничего, кроме этих двух дивизий. Общее  руководство войсками  на западе могло  быть облегчено лишь высвобождением для них резервов верховного командования и  предоставлением командующему этими войсками неограниченных прав над группой  армий Роммеля. Ни того, ни другого не произошло.

Роммель, приняв  во Франции командование над группой армий "Б", сделал очень много в  своем районе для усиления оборонительной мощи Атлантического вала. В  соответствии с полученным указанием рассматривать побережье как главную полосу  обороны он обеспечил предполье обороны побережья различными препятствиями,  расположив их в воде. В тыловых районах, где он считал вероятной высадку  воздушных десантов, он установил проволочные заграждения, так называемые  "спаржи Роммеля". Многие участки местности были заминированы. Все  части, находившиеся под его командованием, все свободной от занятий время  должны были посвящать окопным работам. В группе армий "Б" жизнь  кипела. Признавая необходимость всех этих усилий, в то же время нужно пожалеть,  что Роммель не смог понять всего значения подвижных резервов. Проведение  подвижными силами крупной наземной операции, которая в условиях абсолютного  превосходства противника в воздухе и на море дала бы нам в руки единственный  козырь, он считал невозможным; поэтому он и не стремился к ее осуществлению. К  этому нужно добавить, что Роммель, во всяком случае в момент моего визита,  придерживался предвзятого мнения о вероятном районе высадки десанта. Он  неоднократно заверял меня в том, что англичане и американцы, по всей  вероятности, будут высаживаться севернее устья р. Соммы. Не признавая никаких  иных возможностей, он обосновывал свое мнение тем, что противник, предпринимая  такую трудную морскую операцию крупными силами, только по причинам снабжения  должен будет выбрать для высадки десанта этот район, который находится на  минимальном расстоянии от его погрузочных портов. Уверенность его в  правильности своей точки зрения подкреплялась возможностью более свободной  поддержки десанта авиацией в районе севернее  р. Соммы. В этом вопросе он отклонял тогда любое возражение.

По всем этим  вопросам взгляды Роммеля сходились с взглядами Гитлера, хотя и по разным  причинам. Гитлер был и оставался солдатом окопной войны периода 1914-1918 гг.,  он никогда не понимал маневренного ведения войны. Роммель же считал, что в  условиях превосходства противника в воздухе вести маневренную войну нельзя.  Поэтому неудивительно, что Гитлер, считавший более свежий боевой опыт Роммеля  неоспоримым, отклонил свое предложения по организации моторизованных  соединений, которые делали ему главнокомандующий войсками на западе и я.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.
« Ответ #107 : 14 Октябрь 2011, 22:44:30 »

6 июня 1944 г.,  в день вторжения противника на материк, во Франции находились:

- сорок восемь  пехотных дивизий, из них тридцать восемь дивизий на линии фронта и десять  дивизий во фронтовом тылу, причем пять из последних дивизий находились между  реками Шельдой и Соммой, две дивизии - между реками Соммой и Сеной и три  дивизии - в Бретани;

- десять  танковых и моторизованных дивизий, из которых 1-я танковая дивизия СС  "Адольф Гитлер" - в Беверло (Бельгия), 2-я танковая дивизия - в  районе Амьен, Абвиль, 116-я танковая дивизия - восточнее Руана (севернее р.  Сены), 12-я танковая дивизия СС "Гитлер-Югенд" - у Лизье (южнее р.  Сены), 21-я танковая дивизия - у Кан, танковая учебная дивизия - в районе  Ле-Ман, Орлеан, Шартр, 17-я мотодивизия СС - в районе Сомюр, Ниор, Пуатье, 11-я  танковая дивизия - в районе Бордо, 2-я танковая дивизия СС "Рейх" - в  районе Монтобан, Тулуза, 9-я танковая дивизия -в районе Авиньон, Ним, Арль.

Вся надежда на  успех обороны связывалась с этими десятью танковыми и моторизованными  дивизиями. С трудом удалось до некоторой степени пополнить и обучить эти  дивизии.

Из этих дивизий  Роммель имел в своем подчинении четыре дивизии - 2, 116 и 21-ю танковые дивизии  и 12-ю танковую дивизию СС. В резерв верховного командования вооруженных сил  были выделены 1-я танковая дивизия СС, танковая учебная дивизия и 11-я  мотодивизия СС. 9-я и 11-я танковые дивизии и 2-я танковая дивизия СС находились  в Южной Франции на случай высадки десанта на побережье Средиземного моря.

Такое  рассредоточение сил с самого начала исключало возможность ведения успешной  обороны. Да и ход событий, кроме того, был столь нерадостным, что хуже ничего  нельзя было и придумать. В день вторжения противника на материк Роммель  находился на пути в Германию. Он ехал на доклад к Гитлеру. Гитлер, как обычно,  лег спать очень поздно, и 6 июня, когда прибыли первые донесения, его не  решились беспокоить. Иодль, который руководил операциями в отсутствие Гитлера,  не мог принять решения о немедленном использовании резерва верховного  командования вооруженных сил, даже и трех танковых дивизий, так как он не знал,  является ли высадка в Нормандии главной операцией или же она произведена с  целью ввести нас в заблуждение. Так как у верховного командования вооруженных  сил не было ясности в вопросе возможности высадки противника на побережье  Средиземного моря, оно также не подтянуло танковых дивизий из Южной Франции.  21-я танковая дивизия, стоявшая в районе вторжения противника, была к началу  своего контрудара связана с согласия Роммеля и вопреки распоряжениям генерала  барона фон Гейера с выполнением других задач и упустила тем самым подходящий  момент для наступления на десантные части англичан. 116-ю танковую дивизию  Роммель подтянул еще ближе к побережью, в район Дьеппа, и держал ее там до  середины июля. Незнание некоторыми крупными начальниками тактики применения  танков привело к тому, что отдавались приказы на совершение маршей днем под воздействием  авиации противника; в первую очередь это относится к учебной танковой дивизии.  Фронтальные  контрудары в районе действия  корабельной артиллерии противника преждевременно истрепали единственно  боеспособные силы, которые германский рейх мог противопоставить вторжению.  Бронетанковые части понесли чудовищные потери; из-за катастрофического  положения на востоке их уже никак нельзя было восполнить, потому что после 22  июня угроза полного крушения Восточного фронта повелительно требовала снабжения  резервами этого фронта, которым когда-то пренебрегали в пользу запада.

Недопущение  вторжения было бы значительно облегчено, если бы Гитлер и верховное  командование вооруженных сил последовали предложению генерала барона фон Гейера  и генерал-инспектора бронетанковых войск; они требовали разделения всех  танковых и моторизованных дивизий Западного фронта на две группы, расположения  их в боевой готовности севернее и южнее Парижа и тщательной подготовки ночных  маршей к фактическому фронту вторжения.

Но в конце  концов даже и с занятых позиций можно было бы добиться большего при  целеустремленном руководстве. Еще 16 июня, спустя две недели после начала  вторжения, 116-я танковая дивизия находилась на побережье между Абвиль и Дьепп,  11-я танковая дивизия - у Бордо, 9-я танковая дивизия - под Авиньен; танковая  дивизия СС "Рейх" вела бои с партизанами в Южной Франции. В это время  остальные дивизии вместе с прибывшими с Восточного фронта 9-й и 10-й танковыми  дивизиями СС истощили свои силы в тяжелых фронтальных атаках противника,  которого поддерживала корабельная артиллерия. Кроме этих танковых дивизий, в  этот день еще семь пехотных дивизий, расположенных севернее Сены, находились в  бездействии близ побережья в ожидании десанта противника, который так никогда и  не был высажен в этом районе.

Касаясь  частностей, можно сообщить следующее. 7 июня генерал барон фон Гейер принял на  себя командование соединениями в районе Кан, которые входили вначале в 7-ю  армию, а затем в группу армий "Б", 12-я  танковая дивизия СС и танковая учебная дивизия  были введены в бой левее уже ведшей бой 21-й танковой дивизии. 10 июня генерал  барон фон Гейер хотел нанести контрудар, но успешная атака бомбардировщиков  противника вывела из строя штаб танковой группы "Запад". Руководство  боем перешло к штабу 1-го танкового корпуса СС. С опозданием на несколько дней  в разное время и на разных участках вступили в бой дивизия СС "Адольф  Гитлер" и 2-я танковая дивизия. 28 июня заново сформированный штаб  танковой группы "Запад" снова взял в свои руки командование над 1-м и  2-м танковыми корпусами СС, 86-м и 47-м танковыми корпусами. Предложения  генерала барона фон Гейера начать наступление всеми силами были отклонены  Роммелем, который потерял веру в успех наступления. Были ли другие,  политические причины, оправдывавшие запоздалое и не централизованное введение в  бой резервов, остается недоказанным[44] .

28 июня умер  командующий 7-й армией генерал-полковник Дольман. На его место был назначен  генерал-полковник Хауссер.

29 июня в  Оберзальцберге у Гитлера состоялось совещание генералов Западного фронта. На  совещании  присутствовали также  фельдмаршалы фон Рундштедт, Шперле и Роммель. Здесь я видел Роммеля в последний  раз. У меня снова сложилось такое же впечатление, как и в конце апреля в его  штабе в Ла-Рош-Гион, что Роммель, находясь под влиянием сознания превосходства  противника в воздухе, исключает возможность ведения маневренной обороны. На  этом совещании в первую очередь шла речь об усилении наших соединений  истребительной авиации. Геринг обещал дать 800 истребителей, если Шперле сможет  предоставить необходимое количество летчиков. Но этого Шперле не смог сделать,  у него было, насколько я помню, всего 500 экипажей. Это сообщение вызвало гнев  Гитлера. Печальным итогом дня явилось вскоре последовавшее снятие с должностей  Рундштедта, Гейера и Шперле. Место Рундштедта занял фельдмаршал фон Клюге,  который уже несколько недель находился в главной ставке фюрера, изучая общую  обстановку с тем, чтобы быть под рукой в случае необходимости. Господин фон  Клюге был тогда у Гитлера "желательной персоной".
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.
« Ответ #108 : 14 Октябрь 2011, 22:46:54 »

Новое  командование войсками на западе, вступившее в свои права 6 июля, не в  состоянии было что-нибудь изменить в ходе событий. Фельдмаршал фон Клюге прибыл  во Францию с настроением, создавшимся под влиянием оптимизма, царившего в  главной ставке фюрера. Прежде всего он имел столкновение с Роммелем, но вскоре  вынужден был согласиться с его весьма трезвой оценкой положения.

Господин фон  Клюге был прилежным солдатом, хорошим тактиком небольшого масштаба, но он  ничего не понимал в вопросах применения танковых соединений в условиях  маневренной войны. Его влияние на управление танковыми соединениями там, где  мне с ним приходилось сталкиваться, было отрицательным. Он был мастер по  дроблению соединений. Поэтому неудивительно, что командование войсками на  западе продолжало ставить заплаты вместо того, чтобы пресекать зло в корне и  вести маневренную войну оставшимися, способными передвигаться танковыми  соединениями. Эти уцелевшие подвижные силы были истрепаны и обескровлены во фронтальных  контратаках, которые предпринимались против противника, поддерживаемого мощной  корабельной артиллерией.

11 июля пал Кан.  17 июля английские бомбардировщики атаковали машину Роммеля, объезжавшего  фронт; шофер был тяжело ранен, а фельдмаршал выброшен из машины и с  проломленным черепом и рядом других повреждений доставлен в госпиталь.

В его лице  Западный театр военных действий потерял самую сильную личность.

В этот день  линия фронта проходила от устья р. Орн через южные окраины городов Кан, Комон, Сен-Ло,  Лессей к побережью.

В то время как  на фронте в Нормандии развертывавшиеся передовые части западных союзников  готовились осуществить прорыв нашего фронта с захваченного предмостного  укрепления, что создавало для нас крайне напряженное положение, на Восточном  фронте развивались события, непосредственно приближавшие чудовищную катастрофу.

22 июня 1944 г.  по всему фронту группы армий "Центр", которой командовал фельдмаршал  Буш, русские перешли в наступление, введя в бой сто сорок шесть стрелковых дивизий  и сорок три танковых соединения. Они добились полного успеха. К 3 июля русские  войска вышли к Припятским болотам, достигнув линии Барановичи, Молодечно,  Козяны. С этих рубежей наступление неудержимым потоком хлынуло дальше,  перекинулось на участок группы армий "Север", и уже к середине июля  линия фронта проходила через Пинск, Пружаны, Волковыск, Гродно, Ковно (Каунас),  Двинск (Даугавпилс), Псков. На главных направлениях (Варшава и Рига)  наступление, казалось, будет продолжаться безостановочно. После 13 июля  наступление стало распространяться на участок фронта группы армий "А"  и войска противника достигли линии Перемышль, р. Сан, Пулавы (на р. Висла). В  результате этого удара группа армий "Центр" была уничтожена. Мы  понесли громадные потери - около двадцати пяти дивизий.

В результате  этих потрясающих событий Гитлер в середине июля переместил свою ставку из  Оберзальцберга в Восточную Пруссию. Все наличные силы были брошены на  разваливавшийся фронт. Фельдмаршал Модель, командующий группой армий  "А", был назначен вместо фельдмаршала Буша командующим группой армий  "Центр", вернее говоря, - командующим "пустым  пространством". Так как одному человеку нельзя было долго нести тяжесть  двойных обязанностей, то командующим группой армий "А" был назначен  генерал-полковник Гарпе.

Моделя я хорошо  знал с 1941 г., когда он командовал 3-й танковой дивизией. Описывая русскую  кампанию 1941 г., я достаточно полно охарактеризовал его как храброго,  неутомимого солдата, хорошо знавшего обстановку на фронте, умевшего применять  свои способности в бою, а потому пользовавшегося доверием своих солдат. Вскоре  он стал нехорош для ленивых и неспособных подчиненных, потому что он решительно  добивался своего. Модель был самым подходящим генералом для выполнения  непомерно тяжелой задачи по восстановлению центральной части Восточного фронта.

Гарпе был старым  офицером-танкистом родом из Вестфалии - спокойный, уверенный, храбрый и  решительный. Будучи человеком с трезвым умом и холодным рассудком, он тоже был  подходящим офицером для выполнения тех задач, которые стояли перед ним. Только  благодаря присутствию духа и выдающимся военным способностям этих генералов был  восстановлен Восточный фронт. Впрочем, для этого понадобилось определенное  время, тем более, что произошло непредвиденное событие, которое грозило сделать  все усилия, направленные к обороне родины, бесплодными.

____________________________________________________________ 

[37] Цитируется  по архиву Кизинга 1945 г.

[38] Цитируется  по архиву Кизинга 1945 г.

[39] Имеется в  виду Эрнст Бевин (1881-1951) - министр иностранных дел Великобритании в  1945-1915 гг. (Ред.).

[40] Цитируется  по архиву Кизинга 1945 г. В русском тексте заявления о результатах работы  Ялтинской конференции, опубликованном в газете "Правда" от 13 февраля  1945 г., это место изложено в следующей редакции: "В наши цели не входит  уничтожение германского народа. Только тогда, когда нацизм и милитаризм будут  искоренены, будет надежда на достойное существование для германского народа и  место для него в сообществе наций" (Ред.).

[41] Из  "Европейских писем" барона фон Штауфенберга, 1950 г.

[42] Под  "бронетанковыми войсками" в данном случае подразумеваются танковые  войска, моторизованная пехота, бронетанковые разведывательные части,  противотанковые части и части тяжелых самоходных орудий.

[43] Хенннинг  фон Тресков (1901-1944), генерал-майор вермахта, выходец из старинной прусской  офицерской семьи. Был среди участников организации покушения на Гитлера в  Смоленске в марте 1943 г. Пытался получить назначение в ставку фюрера в Растенбурге,  чтобы убить Гитлера. Был активным участником заговора 20 июля 1944 г. После  провала заговора совершил самоубийство (взорвал себя гранатой). Перед смертью  сказал одному из офицеров, посвященных в планы заговорщиков: "Мы поступили  правильно... Могу сказать с чистой совестью, что старался бороться против  Гитлера". (Ред.)

[44] Сравните:  Ганс Шпейдель, "Вторжение на материк в 1944 г.", издание Райнер  Вундерлих Ферлаг, Герман Лейнс, Тюбинген и Штуттгарт, стр. 71: "Также из  политических соображений фельдмаршалу казалось целесообразным иметь под руками  надежные танковые соединения на случай грядущих событий".

Сравните далее:  барон фон Гейер, "Бесславное вторжение" в э1, 1950 г., ирландского  журнала "An Cosantoir": "2-я танковая дивизия (армейская, но не СС)  была некоторое время в резерве у Роммеля, который, ожидая "заговор 20  июля" (покушение на Гитлера), хотел иметь в своем распоряжении на всякий  крайний случай "надежную" армейскую дивизию. Хотя обстановка на  фронте и вынудила Роммеля ввести в бой 2-ю танковую дивизию на западном участке  против 1-й американской дивизии, ему все же удалось сохранить в резерве 116-ю  танковую дивизию до середины июля", и далее: "Отказ Роммеля,  возможно, имел политические причины".
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.
« Ответ #109 : 15 Октябрь 2011, 20:11:48 »

ГЛАВА  X. 20 июля 1944 г. и его последствия


В результате  победы русских и отсутствия у нас каких бы то ни было резервов над Восточной  Пруссией, провинцией, непосредственно примыкающей к рухнувшему фронту, нависла  серьезная опасность. Поэтому я, как начальник учебных частей бронетанковых сил,  отдал 17 июля 1944 г. распоряжение о переводе всех боеспособных соединений из  Вюнсдорфа и Крампнитца (близ Берлина) в Восточную Пруссию, в укрепленный район  Летцен (Лучаны).

18 июля во  второй половине дня ко мне прибыл один знакомый генерал военно-воздушных сил и  сказал, что он хотел бы со мной побеседовать. Он сообщил мне, что новый  командующий войсками на западе фельдмаршал фон Клюге намеревается без ведома  Гитлера заключить перемирие с западными державами, для чего хочет в скором  времени вступить в переговоры с противником. Это известие совершенно ошеломило  меня. В моем воображении сразу стали вырисовываться события, которые должны  были повлиять на ослабленный Восточный фронт и пагубно отразиться на всей  судьбе Германии. Этот шаг Клюге сразу привел бы к крушению нашей обороны как на  западе, так и на востоке и к безостановочному продвижению русских. До этого  момента я не мог себе и представить, что сражающийся с противником германский  генерал  может против воли главы  государства прийти к такому решению. Я не мог поверить этому сообщению, поэтому  спросил у своего собеседника, из каких источников он узнал об этом. Генерал  отказался ответить на этот вопрос. Он не сказал мне также и причин, побудивших  его сделать такое потрясающее сообщение именно мне, и для чего он это делал. На  мой вопрос, будет ли задуманный шаг сделан в ближайшем будущем, он ответил  отрицательно. Следовательно, я имел время, необходимое для спокойного  обдумывания этого странного сообщения. Так как в ставке из-за непрерывных  докладов и визитов у меня не было условий для спокойного размышления, я решил  19 июля поехать с целью инспекции в Алленштайн (Ольштын), Тори (Торунь) и  Хоэнзальца (Иновроцлав) и во время поездки принять определенное решение. Доложи  я все слышанное Гитлеру, не зная источника сообщения, я бы совершенно  несправедливо навлек на фельдмаршала фон Клюге тяжелое необоснованное  подозрение. Это привело бы к плохим последствиям для господина фон Клюге, а  также и для Западного фронта. С другой стороны, если бы я скрыл это сообщение,  а потом оно оказалось бы правильным, это также имело бы для меня тяжелые  последствия. Следовательно, было очень трудно найти правильный выход из  положения.

19 июля в первой  половине дня я инспектировал в Алленштайне (Ольштын) противотанковые части.  Меня неожиданно вызвали к телефону. Начальник моего штаба генерал Томале просил  меня приостановить на три дня приказ о переводе из Берлина в Восточную Пруссию  бронетанковых учебных частей. Ему мол звонил генерал Ольбрихт, начальник  управления общих дел сухопутных войск в Берлине, и просил это сделать, так как  завтра, т. е. 20 июля 1944 г., в пригородах Берлина состоятся маневры резервных  и учебных частей под кодовым названием "Валькирия"; эти маневры могут  сорваться, если в них не примут участия бронетанковые учебные части. Парольное  слово "Валькирия" служило  для  маскировки маневров по отражению нападения воздушных десантов противника и по  локализации волнений внутри страны; мне, по крайней мере, было известно только  такое значение этого слова. Когда Томале успокоил меня последними сообщениями с  восточно-прусской границы и заверил, что можно повременить с отправкой 2-3 дня,  я дал, хотя и с большой неохотой, согласие на участие учебных частей в этих  маневрах.

Во второй  половине этого дня я инспектировал резервные части в Торн (Торунь). 20 июля  утром я поехал в Хоэнзальца (Иновроцлав), чтобы осмотреть находившиеся там  противотанковые части. Вечер я провел дома в Дейпенгофе. Я вышел прогуляться в  поле, но около 19 час. за мной приехал мотоциклист и сказал, что меня вызывают к  телефону. Дома я узнал, что меня вызывает для разговора по телефону главная  ставка фюрера. Тут же мне сказали, что радио передало сообщение о покушении на  Гитлера. Только около полуночи я связался по телефону с генералом Томале; он  коротко рассказал мне о покушении, назвал имена заговорщиков и сообщил приказ  Гитлера о том, что я завтра должен явиться к фюреру и получить назначение в  генеральный штаб вместо Цейтцлера. Специальный самолет должен взять меня 21  июля в 8 час. в Хоэнзальца (Иновроцлав) и доставить в Восточную Пруссию.

Все прочие  сообщения печати о моей деятельности 20 июля 1944 г. являются просто выдумкой.  Я не предполагал, что готовится покушение, ни с кем об этом не говорил,  единственный телефонный разговор, который я вел 20 июля, происходил в полночь с  генералом Томале.

Событие, которое  привело к назначению меня в генеральный штаб, как это указывается в находящемся  у меня, равносильном присяге, заявлении генерала Томале, произошло следующим  образом.

20 июля 1944 г.  около 18 час. подполковник генерального штаба Вейценегер из штаба оперативного  руководства вооруженными силами  генерал-полковника Иодля позвонил по телефону генералу Томале и спросил обо  мне. Томале указал место моего нахождения. После этого он получил приказ  немедленно прибыть в главную ставку фюрера и доложить о своем прибытии Гитлеру.  Томале прибыл туда около 19 час. Гитлер принял его в присутствии своего  адъютанта полковника фон Белова; он сразу же спросил, где я нахожусь и здоров  ли я. Томале ответил. Тогда Гитлер сказал, что он решил назначить генерала Буле  начальником генерального штаба, однако ввиду того, что последний был ранен во  время покушения и неизвестно, сколько времени он будет находиться на излечении,  Гитлер решил вместо Буле поручить генерал-полковнику Гудериану ведение дел  начальника генерального штаба. Томале поручили позаботиться о том, чтобы завтра  утром я смог прибыть к Гитлеру.

Так происходило  дело. Стало быть, вначале Гитлер не намеревался назначать меня преемником  Цейтцлера, с которым он не ладил с определенного времени. Его выбор пал на меня  лишь тогда, когда предусмотренный кандидат для этой мало почетной должности в  связи с покушением на Гитлера выбыл из строя. Все выводы, сделанные в  послевоенное время противниками Гитлера из факта моего назначения на должность  начальника генерального штаба, несостоятельны. Они относятся или к области  небылиц, или представляют собой злонамеренные клеветнические измышления.  Собственно говоря, распространители слухов могли бы и сами понять, что в июле  1944 г. совсем незаманчивой была разработка операций на Восточном фронте; а  ведь именно этим должен был заниматься человек, занимающий такую высокую  должность!

Конечно, меня  часто спрашивали, почему я вообще согласился занять такую тяжелую должность.  Ответ прост: потому что мне приказали. Описание дальнейших событий покажет, что  Восточный фронт находился на краю пропасти и что речь шла о спасении  миллионов немцев - как солдат, так и  гражданского населения. Я бы стал в своих собственных глазах подлецом и трусом,  если бы отказался от попытки спасти войска Восточного фронта и родину -  Восточную Германию. И то, что мне в конце концов все же не удалось этого  сделать, останется до последних дней моей жизни моим несчастьем и горем. Едва  ли кто-либо другой может почувствовать всю горечь судьбы нашей Восточной  Германии и ее невинных, честных, преданных и храбрых людей с большей болью, чем  я: ведь я сам пруссак!
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.
« Ответ #110 : 15 Октябрь 2011, 20:15:28 »

21 июля 1944 г.  я прилетел из Хоэнзальца (Иновроцлав) в Летцен (Лучаны). По прибытии я имел  короткую беседу с Томале, который рассказал мне о ходе вчерашнего совещания у  Гитлера и о покушении на него. Затем я встретился с фельдмаршалом Кейтелем,  генерал-полковником Иодлем и генералом Бургдорфом, преемником тяжело раненого  шеф-адъютанта Гитлера Шмундта и начальником управления личного состава  сухопутных войск. С ними мне надо было согласовать некоторые вопросы в связи с  назначением меня на должность начальника генерального штаба сухопутных войск. В  первую очередь обсуждался вопрос о почти полной замене офицерского состава  генерального штаба сухопутных войск. Нужно было заменить прежних офицеров, так  как некоторые из них были ранены во время покушения на Гитлера, например,  начальник оперативного отдела генерал Хойзингер и его первый помощник полковник  Брандт, другие подозревались в сообщничестве с заговорщиками и были поэтому  арестованы, третьих я считал по их прошлой деятельности неподходящими,  остальных же следовало заменить по той причине, что они никогда не видели  фронта. Еще до начала совещания я получил приказ в 16 час. явиться в служебное  здание главного командования сухопутных войск для принятия дел.

После окончания  беседы с офицерами верховного командования вооруженных сил я направился  примерно в середине дня на доклад к Гитлеру. Он производил  впечатление очень изнуренного человека; одно  ухо немного кровоточило; правая рука неподвижно висела на перевязи. Принимая  меня, он держался спокойно. Гитлер поручил мне ведение дел начальника  генерального штаба сухопутных войск и заявил, что у него с определенных пор не  было тесного контакта с моим предшественником Цейтцлером. Цейтцлер, продолжал  Гитлер, пять раз отказывался от своей должности; таких просьб не должно быть во  время войны; он, Гитлер, не может больше предоставлять таких прав видным  генералам, как не предоставляет их солдатам на фронте. Генералы не должны  просить у него увольнения или отставки, если с ними ничего особенного не  произошло. Он запретил мне подавать прошение об отставке независимо от  предлога.

Далее разговор  перешел на мои личные пожелания. Была удовлетворена моя просьба об  укомплектовании генерального штаба сухопутных войск подобранными мною  офицерами. Разговор коснулся также высших командных должностей на фронте. Я  заметил, что новый командующий войсками на западе не имеет достаточного опыта в  управлении бронетанковыми соединениями и что поэтому я вынужден сделать  предложение об использовании его на другой должности. Вдруг Гитлеру пришло в  голову: "Между прочим, он является соучастником заговора!" Все трое -  Кейтель, Иодль и Бургдорф - заметили, что фельдмаршал фон Клюге был  "лучшим конем в конюшне" и что поэтому, несмотря на то, что он был  осведомлен о подготовке заговора, от него нельзя отказываться. Таким образом,  моя попытка незаметно удалить господина фон Клюге с Западного фронта  провалилась. Так как Гитлер был, очевидно, лучше меня осведомлен о позиции фельдмаршала  фон Клюге, я отказался в дальнейшем предпринимать какие-либо шаги в этом  направлении.

При обсуждении  служебных дел Гитлер сделал несколько замечаний, касающихся моей личности. Он  сообщил, что моей жизни может угрожать опасность и что поэтому он отдал  распоряжение тайной полевой  полиции об  охране меня. Полиция основательно проверила также мою квартиру и автомашины, но  ничего подозрительного не нашла. Впервые в своей солдатской жизни я решил  поручить солдатам, отобранным из выздоровевших танкистов, нести непосредственно  охранение моей квартиры и служебного помещения в штабе. Они честно несли свою  службу вплоть до моей отставки. Время от времени производилась их замена.

Затем Гитлер,  зная о моей болезни сердца, посоветовал мне проконсультироваться у его личного  врача Мореля и делать у него уколы. Я принял это предложение и, вскоре явился  на консультацию, но по совету моего берлинского врача отказался от вливаний,  предложенных господином Морелем, так как лечение Гитлера, проводимое Морелем,  было безрезультатным.

При покушении у  Гитлера были повреждены правая рука, барабанная перепонка и евстахиева труба  правого уха. Он очень быстро оправился от этого. Болезнь же его, проявлявшаяся  в непрерывном нервном подергивании левой руки и левой ноги, что легко замечал  каждый, кто с ним встречался, не имела никакого отношения к покушению.  Психическая травма Гитлера была сильнее, чем полученное ранение. Свойственное  его характеру глубоко укоренившееся недоверие к людям вообще, и к генеральному  штабу и генералам в частности, превратилось теперь в ненависть. В связи с его  болезнью, которая незаметно приводит к переоценке моральных понятий в психике  человека, грубость превратилась в жестокость, склонность к блефу - в лживость.  Он часто говорил неправду, сам не замечая этого, и заранее предполагал, что  люди его обманывают. Он никому не верил. Беседы, которые и раньше с ним было  очень трудно вести, стали теперь настоящей мукой. Он часто терял самообладание  и не давал себе отчета в своих выражениях. В узком кругу своих людей он не  встречал возражений с тех пор, как вежливый и предупредительный Шмундт был  заменен неотесанным Бургдорфом.

После беседы с  Гитлером я бегло осмотрел так называемую "оперативную комнату", т. е.  место, где вчера было совершено покушение на Гитлера, о котором очень часто и  много писали, и затем направился в служебное здание начальника генерального  штаба сухопутных войск к своему рабочему месту. Помещение было пусто. Меня даже  никто не встретил. Я обошел все комнаты и, наконец, натолкнулся на спящего ефрейтора  по фамилии Риль. Я послал этого бравого солдата разыскать кого-нибудь из  офицеров. Вскоре он пришел вместе с майором бароном Фрейтагом фон  Лорингхофеном, которого я знал как офицера танковых войск, служившего в 1941 г.  моим офицером для поручений в танковой армии. Я назначил Фрейтага моим  адъютантом. Затем я попытался связаться со штабами групп армий, чтобы  осведомиться об обстановке на фронтах. В кабинете начальника генерального штаба  находились три телефонных аппарата, назначение которых мне не совсем было ясно.  Я взял телефонную трубку. Ответил какой-то женский голос. Когда я назвал свое  имя, девушка вскрикнула и повесила трубку. Прошло некоторое время, пока,  наконец, мне удалось успокоить связистку и установить нужную мне связь.

Обстановка на фронте  до 20 июля 1944 г. освещена в предыдущей главе. Она была потрясающей. Для того,  чтобы исправить ее в какой-либо мере, нужно было в первую очередь сделать  генеральный штаб сухопутных войск работоспособным. Этот главный орган,  руководивший Восточным фронтом, был дезорганизован. Мой предшественник  намеревался перевести генеральный штаб сухопутных войск в Майбахлагер у Цоссена  под Берлином. Ряд отделов был уже размещен там: генерал-квартирмейстер со  своими отделами, начальник военно-транспортной службы вооруженных сил и другие  важные отделы. Органы связи в основном уже были переведены. Поэтому из  Восточной Пруссии с большими трудностями удавалось поддерживать связь с  фронтом и заботиться о снабжении армии всем  необходимым, что входило в обязанности главного командования сухопутных войск.  Первое, что я должен был решить, - это определить место расположения главного  командования сухопутных войск. Таким местом мною была выбрана Восточная  Пруссия, где находился Гитлер и верховное командование вооруженных сил. Отделы,  переведенные в Цоссен, нужно было немедленно вернуть.

Следующим  мероприятием по восстановлению надлежащего порядка было укомплектование отделов  штаба. Я пригласил генерала Венка, который был начальником штаба у Шернера, на  должность начальника оперативного отдела и вскоре расширил его обязанности до  функций начальника штаба оперативного руководства сухопутными войсками,  подчинив ему, кроме оперативного отдела, еще организационный отдел и отдел по  изучению иностранных армий Востока с тем, чтобы весь оперативный аппарат  находился в единых руках. Во главе оперативного отдела был поставлен полковник  фон Бонин, организационного отдела - подполковник Вендланд. Разведывательный  отдел "Восток" возглавлял опытный офицер-разведчик полковник Гелен.  Генерал-квартирмейстером вместо покончившего жизнь самоубийством генерала  Вагнера стал полковник Толпе. Генерал-инспектором артиллерии при главном  командовании сухопутных войск был назначен генерал Берлин, бывший мой  артиллерийский советник во Франции и России, начальником службы связи  вооруженных сил стал генерал Праун - мой старый начальник связи в кампаниях  1940-1941 гг. Пока эти люди ко мне прибыли, пока они втянулись в работу, прошло  определенное время. Из прежних видных офицеров генерального штаба сухопутных войск  остался на своей должности лишь один начальник военно-транспортной службы  вооруженных сил - способный генерал Герке.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.
« Ответ #111 : 15 Октябрь 2011, 20:17:15 »

В первые недели  своей деятельности я приложил  все силы к  тому, чтобы весь штаб непрерывно работал. Для разрешения других насущных вопросов  у меня не было времени. События, которые нам теперь могут показаться очень  важными, в то время меня не беспокоили, так как в суматохе не было возможности  обсудить дела, не относящиеся к фронту. Чтобы спасти положение на фронте, все  мои новые коллеги и я сам работали, не зная сна и отдыха.

Каковы же были  фактические последствия 20 июля?

Человек, на  жизнь которого покушались, был легко ранен. Его физическое состояние, которое и  без того не было блестящим, ухудшилось. Его душевное равновесие было навсегда  нарушено. Выступили наружу все злые духи, которые жили в его душе. Его действия  ничем не были обузданы.

Для того, чтобы  убийство Гитлера серьезно повлияло на правительственный аппарат Германии,  необходимо было вместе с Гитлером устранить столпов национал-социалистского  режима. Но никто из них не был вместе с Гитлером во время покушения. Устранение  Гиммлера, Геринга, Геббельса, Бормана - назовем самых главных - не  предусматривалось. Заговорщики не пытались создать ни малейшей гарантии для  осуществления своих политических планов в случае, если покушение удастся.  Совершавший покушение граф Штауфенберг знал об этом недостатке плана: за  несколько дней до покушения в Оберзальцберге он воздержался от выполнения  своего намерения, заметив, что в зале не "было Гиммлера и Геринга, на  присутствие которых он рассчитывал. Неизвестно, почему граф Штауфенберг, зная  об отсутствии необходимых предпосылок для полного политического успеха его  шага, решил действовать 20 июля. Может быть, его побудило к этому известие об имевшемся  приказе арестовать доктора Герделера.

Если бы  покушение на Гитлера удалось, заговорщикам для захвата власти необходимо было  бы иметь некоторое количество войск. У них же не было ни  одной роты. Они даже не были в состоянии взять  власть в Берлине, куда прилетел из Восточной Пруссии граф Штауфенберг,  получивший ложное известие об успехе совершенного им покушения. Офицеры и  солдаты частей, выделенных для участия в маневрах "Валькирия", не  имели никакого представления о планах заговорщиков. Этим и объясняются  последующие их действия. Мое распоряжение - воздержаться от отправления из  Берлина учебных частей бронетанковых войск, отданное по совершенно другим  соображениям, также не могло способствовать их успеху, потому что заговорщики  даже не отважились посвятить личный состав частей и их командиров в свои планы.

Внешнеполитические  предпосылки успеха заговора также отсутствовали. Связи заговорщиков с видными  политическими деятелями наших противников были слабыми. Ни один из видных  политических деятелей лагеря противников не предпринял никаких действий,  направленных к поддержке заговорщиков. Едва ли будет ошибочным предположение,  что перспективы германского государства даже в случае удачи покушения были бы  не лучшими, чем сегодня. Наши противники думали не только об устранении Гитлера  и нацизма.

Первыми жертвами  покушения стали: полковник Брандт из оперативного отдела генерального штаба  сухопутных войск, генерал Кортен - начальник генерального штаба  военно-воздушных сил, генерал Шмундт - шеф-адъютант Гитлера и стенографист  Бергер. Некоторые работники главного командования сухопутных войск и верховного  командования вооруженных сил были ранены. Это были ненужные жертвы.

Следующими  жертвами стали содействовавшие или сочувствовавшие заговору вместе со своими  семьями. Только небольшое число из казненных принимало на самом деле активное  участие в организации заговора. Большая часть из них только слышала о нем и  заплатила смертью за то, что молчала о распространяемых слухах и о ведущихся за  кулисами разговорах. Первыми  пали  главари, покончив жизнь самоубийством, - генерал-полковник Бек,  генерал-квартирмейстер Вагнер, генерал фон Тресков, полковник барон Фрейтаг фон  Лорингхофен и другие. Граф Штауфенберг, Ольбрихт, Мертц фон Квирнгейм и фон  Гефтен попали в руки военно-полевого суда Фромма и были расстреляны.

Гитлер приказал,  чтобы всех обвиняемых судили одним общим судом - "народным  трибуналом". Для военнослужащих этот приказ означал, что их должен судить  не имперский военный суд, а особый суд, состоящий из гражданских судей, и что  на суде будут руководствоваться не военными законами о наказаниях и положениями  о приведении в исполнение приговоров суда, а особыми приказами Гитлера,  продиктованными ненавистью и жаждой мести. При гитлеровской диктатуре не было  никаких правовых норм, которые можно было бы противопоставить этим приказам.

Чтобы предать  "народному трибуналу" военных, подозреваемых в сотрудничестве с  заговорщиками или в осведомленности об их деятельности, нужно было их  демобилизовать. Это должно было быть сделано после расследования, проведение  которого Гитлер возложил на так называемый "суд чести". В состав  этого суда вошли: в качестве председателя - фельдмаршал фон Рундштедт, в  качестве членов - Кейтель, Шрот, Крибель, Кирхгейм и я. Я просил не обременять  меня этим мало привлекательным заданием, ссылаясь на то, что я перегружен  обязанностями по своей новой должности, оставаясь одновременно  генерал-инспектором бронетанковых войск. Однако мою просьбу оставили без  внимания. Я добился только того, что мне назначили постоянного заместителя -  генерала Кирхгейма - на тот случай, если мои служебные обязанности не позволят  мне принять участие в заседаниях. Первое время я вообще не участвовал на  судебном разбирательстве, но Кейтель разыскал меня и предложил от имени Гитлера  являться на процесс. Так, я все же вынужден был присутствовать на двух или трех  ужасных заседаниях.

То, что я там  слышал, было очень печально и потрясающе.

Предварительное  следствие вели Кальтенбруннер и группенфюрер СС Мюллер из гестапо. Первый был  австрийским юристом, второй - баварским чиновником. Оба они не имели понятия о  чести офицерского корпуса. О Мюллере можно сказать, что его отношение к  офицерам представляло собой смесь ненависти и других низких чувств; это была  холодная и тщеславная натура. Кроме этих лиц, в заседаниях принимали участие  начальник управления личного состава сухопутных войск генерал Бургдорф и его  первый помощник генерал Мейзель; они отвечали за ведение протоколов и были  наблюдателями Гитлера. Материалы предварительного следствия содержали  собственноручные показания обвиняемых, большей частью признания, сделанные с  почти невообразимой откровенностью, с какой обычно высказывались офицеры перед  офицерским судом чести, состоявшим из людей одинаковой с ними профессии.

Тот факт, что  обвиняемые находились в гестапо и имели дело со следователями, которые мыслили  совершенно по-другому, очевидно, не доходил до сознания этих несчастных.  Поэтому показания содержали не только то, что касалось непосредственно самих  обвиняемых, в них указывались также имена, действия или ошибки других. Каждого,  чье имя упоминалось в этих показаниях, затем арестовывали и допрашивали. Таким  образом, гестапо вскоре имело перед собой почти полную картину заговора, знало  о его масштабе и о круге его участников. И не только об этом. При откровенном  признании обвиняемого часто было просто невозможно объявить его невиновным и  непричастным к заговору. Хотя я и редко присутствовал на заседаниях, но я  всячески стремился, когда это было возможно, спасать людей. К сожалению, мало  кому удалось оказать добрую услугу. В таком же духе действовали и другие члены  суда, особенно Кирхгейм, Шрот и Крибель.

Поддерживал нас  всегда и фельдмаршал фон Рундштедт.

"Суд  чести" после проведения предварительного следствия должен был только  решить, кого из обвиняемых, за соучастие или за осведомленность, будет или не  будет судить "народный трибунал". Если принималось решение передать  обвиняемого трибуналу, тогда соответствующее военное управление вносило  предложение о демобилизации обвиняемого из вермахта. В этом случае  компетентность имперского военного суда уже не действовала. Такое решение могло  быть вынесено только на основе имевшихся документов. Допросы обвиняемых не  допускались.

При ведении  этого неприглядного судебного разбирательства приходилось вступать в тяжелые  конфликты со своей совестью. Нужно было обдумывать каждое слово; не хотелось,  смягчая вину одного, ввергать в несчастье других людей, еще неизвестных или уже  арестованных.

Смертные  приговоры "народного трибунала" приводились в исполнение через  повешение - способ наказания, которого доселе не знало германское правосудие,  даже военное. До этого военнослужащие, по делу которых выносились смертные  приговоры, расстреливались. Смертная казнь через повешение была завезена к нам  из Австрии. Она, к сожалению, практикуется еще и поныне.

Кто готовит  совершение государственного переворота, тот учитывает, что в случае неудачи он  будет обвинен в измене и поплатится жизнью. Но кто из казненных за участие в  заговоре 20 июля 1944 г. думал об этом? Вероятно, очень немногие. Во всяком  случае, этот аргумент не признавался Гитлером. И вот получилось, что были  осуждены офицеры, которые только накануне 20 июля узнали о том, что готовится  государственный переворот, и не могли сразу сообщить об этом надлежащим  органам, так как не осознали сразу же всей важности услышанного сообщения.  Совершенно  непричастные лица были  втянуты в гибельный круговорот, потому что они пытались помочь товарищам.
« Последнее редактирование: 15 Октябрь 2011, 20:20:20 от W.Schellenberg »
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.
« Ответ #112 : 15 Октябрь 2011, 20:23:11 »

Самым  потрясающим примером такой непричастности является случай, который произошел с  генералом Гейстерман фон Зильбергом, зятем моего уважаемого бывшего инспектора  и командира дивизии генерала Чишвитца. Зильберг 20 июля командовал дивизией на Восточном  фронте. Его начальник штаба майор Кун, работавший ранее в организационном  отделе генерального штаба сухопутных войск у генерала Штифа, был осведомлен о  готовящемся заговоре. Зильберг получил телеграмму, которой ему приказывалось  немедленно арестовать Куна и под надежным конвоем направить в Берлин. Зильберг  разрешил Куну выдвинуться вперед одному на новый командный пункт. Этим он хотел  дать ему возможность покончить жизнь самоубийством. Но Кун не воспользовался  предоставленным ему случаем застрелиться, как предполагал Зильберг, а перебежал  к противнику. Зильберг был арестован и предан военно-полевому суду. Суд вынес  очень мягкое решение. Вскоре об этом узнал Гитлер. Он приказал провести новое  следствие с тем, чтобы вынести Зильбергу смертный приговор, так как Кун,  служивший в свое время в организационном отделе генерального штаба сухопутных  войск, несомненно, был посвящен во многие секретные дела, стало быть, его  переход к противнику мог принести значительный ущерб нашему фронту. В феврале  1945 г. Зильберг был расстрелян. Такая же участь постигла и зятя моего  несчастного начальника, добросердечного генерала Готше, хотя и по другой  причине: зять генерала Готше высказал мнение, что эту войну выиграть нельзя.

Печальна была  судьба осужденных, но еще печальнее была участь их родственников. Полицейские  аресты, обрушившиеся на них, приносили невероятные мучения и душевные пытки.  Только некоторым из них можно было помочь и облегчить их страдания.

Итоги покушения ужасны,  если рассматривать положение вещей, как оно есть. Сам я противник всякого  убийства. Наша христианская религия дает в этом отношении ясную заповедь.  Поэтому я не могу одобрять покушения. Независимо от этой религиозной причины я  должен также констатировать, что для удачного исхода государственного  переворота в тот период не было ни внутренних, ни внешнеполитических  предпосылок. Приготовления были совершенно недостаточны, подбор лиц на  важнейшие государственные посты - непонятен. Организатором заговора был вначале  доктор Герделер, идеалист, который думал совершить государственный переворот  без покушений. Он и его участники по заговору были, несомненно, воодушевлены  идеей оказать своему народу самую добрую услугу. Доктор Герделер подобрал для  правительства "большое число видных деятелей и подготовил списки, которые  из-за его собственной неосторожности попали в руки гестапо.

Характеристику  генерал-полковника Бека, которого намечали сделать главой государства, я уже  приводил. Его поведение 20 июля подтвердило правильность моего мнения.  Фельдмаршал фон Витцлебен был больным человеком. Правда, он страшно ненавидел  Гитлера, но едва ли обладал решительностью, нужной для совершения военного  путча в такой напряженной обстановке. Генерал-полковник Гепнер был храбрым  солдатом-фронтовиком, но я сомневаюсь в том, что он полностью сознавал всю  важность своих действий 20 июля. Генерал Ольбрихт был весьма способным  офицером, хорошо знал свои служебные обязанности, но у него не было ни  командных прав, ни войск, на которые он мог бы опереться при совершении  государственного переворота. Вплоть до 20 июля 1944 г., т. е. несколько лет,  шли дискуссии и совещания. Непрерывно расширялся круг людей, осведомленных о  планах заговорщиков. Неудивительно, что гестапо, в конце концов, пронюхало об  одном из кружков заговорщиков. Надвигалась угроза волны арестов. Видимо, это  побудило импульсивного графа Штауфенберга, не медля более, совершить покушение,  смысл которого едва  ли уразумели другие  заговорщики. Покушение не удалось. Совершивший его сильно ошибся относительно  эффективности своей бомбы и вел себя очень необдуманно. Действия  генерал-полковника Фромма, командующего армией резерва, были непонятны. В конце  концов, и он сам стал жертвой злосчастного покушения. Генерал Генрих фон  Штюльпнагель, командующий войсками во Франции, большой идеалист, которого я  хорошо знал и всякий раз, приезжая в Париж, посещал, должен был умереть ужасной  смертью. Но самой ужасной была кончина фельдмаршала Роммеля, правду о которой я  узнал, уже находясь в плену. Только тогда до моего сознания дошла вся глубина  трагедии, которую мы переживали.

Конечно, еще не  раз будет ставиться вопрос, что произошло бы, если бы покушение удалось. Никто  этого не может сказать. Одно, кажется, несомненно: в то время большая часть  германского народа еще верила в Адольфа Гитлера и поэтому решила бы, что  заговорщики устранили единственного человека, который, может быть, предотвратил  бы полную военную катастрофу. Ненависть народа легла бы бременем в первую  очередь на офицерский корпус, генералитет и генеральный штаб - и не только во  время войны, но также и после нее. Ненависть и презрение народа перешли бы и на  солдат, которые в разгар смертельной схватки с врагом, нарушая присягу, убивают  главу государства, оставляя без капитана находящийся под угрозой  государственный корабль. Нельзя сомневаться в том, что наши противники  обращались бы с нами лучше, если бы удалось покушение, чем они обращаются с  нами теперь, после нашего поражения.

Но вот могут  спросить: а что все-таки произошло бы? Я хотел бы сказать только одно. Очень  много пишут и говорят о сопротивлении гитлеровскому режиму. Но кто из  оставшихся в живых, нынешних ораторов и писателей, имевших когда-то доступ к  Гитлеру, хоть один раз пытался оказать ему сопротивление? Кто отважился хотя бы  раз возразить Гитлеру, высказать ему свое мнение и настоять на нем с глазу на  глаз с диктатором? Именно так следовало бы поступать. В течение тех месяцев,  когда я приходил к Гитлеру на доклад и вел с ним многочисленные беседы на  военные, технические и политические темы, я видел, что так поступали немногие,  из которых, к сожалению, только некоторые находятся ныне в живых. Я совершенно  отказываюсь назвать борцами сопротивления таких людей, которые только  шушукались за кулисами о том, что они придерживались другого мнения, людей,  которые пытались только подстрекать на активные действия других. Тот, кто  придерживался иного мнения, чем Гитлер, обязан был сказать ему об этом  совершенно открыто, если ему представлялся такой случай. Это нужно было делать  в первую очередь тогда, когда это было совершенно необходимо, когда это еще  имело смысл, а именно, в предвоенные годы. Кто ясно себе представлял, что  политика Гитлера должна привести к войне, что необходимо предотвратить войну,  что война станет несчастьем для нашего народа, тот должен был перед войной искать  и найти случай сказать об этом Гитлеру и германскому народу со всей ясностью,  если не в самой Германии, то из-за границы. Сделали ли это в свое время  заговорщики?

Я видел  германских солдат в двух тяжелых войнах. Во второй мировой войне я имел честь быть  их командиром. В боях они были преданными до самой смерти, верными своей  присяге, несмотря на угрожающую катастрофу. Такими они должны и остаться.  Только эта преданность, эта самоотверженность, этот неописуемый героизм помогут  возродить сильный и здоровый народ, сильное и здоровое государство.

Дай бог, чтобы  молодому поколению удалось на этой благородной основе мирным путем восстановить  новую Германию; которую снова, как когда-то, уважали бы другие народы.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.
« Ответ #113 : 16 Октябрь 2011, 12:39:22 »

ГЛАВА  XI. Начальник Генерального штаба


Вернемся к  происходившим в то время военным событиям. После того, как генеральный штаб  главного командования сухопутных войск был сделан работоспособным, выяснилось,  что он действует с чрезвычайной медлительностью. Это было связано с тем, что  Гитлер сохранил за собой право утверждать все мелкие вопросы и не желал  предоставить начальнику генерального штаба самых минимальных полномочий в  области отдачи приказов. Поэтому в направленной Гитлеру докладной записке я  просил предоставить мне право отдавать указания группам армий Восточного фронта  по всем принципиальным вопросам и решать все вопросы, касающиеся генерального  штаба в целом. Гитлер отклонил обе мои просьбы. Против моих предложений  протестовали Кейтель и Иодль. Отказ был написан собственноручно Кейтелем. На  мои возражения Иодль ответил: "Генеральный штаб вообще надо  разогнать"! Впрочем, если самые влиятельные представители  "корпорации", носящие малиновый кант, сами рубили сук, на котором они  сидели, то и всему учреждению ничем уже нельзя было помочь. Последствия этого  сразу же проявились в ряде грубых нарушений дисциплины, вынудивших меня  перевести виновников в штаб главного командования сухопутных войск -  единственный орган, по отношению к которому я обладал ограниченными  дисциплинарными правами. Там я заставил этих слишком самоуверенных молодых  господ в течение нескольких недель поразмыслить над своим поведением.  Воспользовавшись удобным случаем, я доложил Гитлеру о принятых мною мерах. Он  удивленно посмотрел на меня, но не проронил ни одного слова.

Как-то в один из  первых дней моей деятельности на новом посту я сказал Гитлеру, что хочу  побеседовать с ним наедине. Он спросил: "Что вы имеете в виду -служебные  или личные дела?" Конечно, речь шла о служебных вопросах, которые с  надлежащей ясностью можно было обсудить только с глазу на глаз. Каждый третий  при обсуждении таких вопросов был уже лишним. Это Гитлер сам хорошо знал,  однако отклонил мою просьбу, заявив, что может обсуждать со мной служебные  вопросы только в присутствии фельдмаршала Кейтеля и двух стенографисток. Вследствие  такого распоряжения мне редко представлялся случай откровенно высказывать свое  мнение верховному главнокомандующему, так как сделать это, не создавая  опасности умаления его авторитета, можно было только в личной беседе. И этот  весьма неудобный порядок моих встреч с Гитлером был также внушен фельдмаршалом  Кейтелем, который боялся, что будет несвоевременно осведомлен о важных вопросах  и постепенно отойдет на задний план. Я должен был руководить штабом в тех же  условиях, от которых страдал мой предшественник. Естественно, что это не  способствовало смягчению общего тона и существующих разногласий.

Обстановка на  Восточном фронте на 21 июля 1944 г. (в тот день, когда я был вынужден принять  дела начальника генерального штаба) была весьма неблагоприятной.

Наиболее  устойчивой казалась обстановка на фронте группы армий "Южная Украина",  в которую входили  6-я и 8-я немецкие  армии, румынские части и часть венгерской армии. Фронт этой группы армий  проходил от устья р. Днестр вверх по течению до района восточнее Кишинева, затем  севернее Яссы, южнее Фэлтичени, затем, пересекая pp. Прут и Серет, до района  истоков р. Серет. Группа армий "Южная Украина" в весенних боях  (март-апрель) отразила атаки противника севернее Яссы, а затем смогла выделить  несколько дивизий в резерв. Командовал ею генерал Шернер, пользовавшийся особым  доверием Гитлера.

К группе армий  "Южная Украина" примыкала группа армий "Северная Украина".  До 12 июля 1944 г. она успешно оборонялась на фронте, проходившем у Рэдауц на  Верхнем Серете, восточное Делятин, через Бучач, Тарнополь, Езерна, Берестечко и  к району южнее Ковель. 13 июля русские перешли в наступление и прорвали фронт  группы армий в трех местах, захватив 21 июля Львов, излучину р. Сан севернее  Перемышля, Томашув, Холм и Люблин. Русские осуществили глубокое вклинение,  выйдя почти на линию Пулавы на Висле, Брест-Литовск (Брест) на Западном Буге.

Уже эта картина  внушала серьезные опасения, но положение группы армий "Центр" после  22 июля 1944 г. было просто катастрофическим; худшего ничего и не придумаешь. В  период с 22 июня по 3 июля 1944 г. русские начали наступление и прорвали  немецкий фронт между реками Припять и Березина, у Рогачева, Чауссы, севернее  Орши и по обе стороны Витебска. Понеся огромные потери (около двадцати пяти  дивизий), фронт откатился на линию Давид-городок, Барановичи, Молодечно,  Козяны, Западная Двина севернее Полоцка. В последующие дни русские, энергично  развивая успешное наступление, овладели Пинском, а также районом Пружаны,  Волковыск, Неман, восточное Гродно, Ков-но (Каунас), Двинск (Даугавпилс),  восточное Двинска (Даугавпилс), Идрица. Этим ударом в крайне тяжелое положение  была поставлена не только группа армий "Центр", но и группа армий  "Север". До 21 июля  русские,  казалось, неудержимым потоком хлынули к р. Висла от Сандомира до Варшавы, а  также через Седлец, Бельск-Подляски, Белосток, Гродно, Ковно (Каунас) и, что  самое неприятное, через Паневежис на Шауляй и Митаву (Елгаву). Севернее Митавы  противник вышел на побережье Рижского залива, отрезав группу армий  "Север" от других фронтов.

Группа армий  "Север", правый фланг которой находился севернее Полоцка, обороняла  фронт по линии севернее Полоцка, Идрица, Остров, Псков, Чудское озеро, Нарва и  далее до побережья Финского залива.

В результате  катастрофы группы армий "Центр" группа армий "Север" должна  была до 21 июля 1944 г. оттянуть свой правый фланг на линию Митава (Елгава),  Двинск (Даугавпилс), Псков. Но это была, конечно, не последняя остановка.

От своего  предшественника я принял не только дезорганизованный штаб, но и совершенно  разваливающийся фронт. Резервов главное командование сухопутных войск не имело.  Единственные имевшиеся в нашем распоряжении силы находились в Румынии, в тылу  группы армий "Южная Украина". Уже одного взгляда на карту железных  дорог было достаточно, чтобы понять, что переброска этих резервов займет много  времени. Небольшие силы, которые можно было взять из армии резерва, уже  направлялись в группу армий "Центр", которая понесла больше всего  потерь.

Договорившись с  командующим группой армий "Южная Украина", где начальником штаба был  генерал Венк, знавший обстановку в Румынии, я предложил Гитлеру вывести из  Румынии все дивизии, которые можно снять с фронта, и использовать их для  восстановления связи между группами армий "Центр" и "Север".  Незамедлительно началась переброска этих сил. Кроме того, Гитлер распорядился  поменять местами командующих группами армий "Южная Украина" (Шернер)  и "Север" (Фриснер). Группе армий "Южная Украина" были даны  инструкции, предоставлявшие командующему группой самостоятельность, необычную  для гитлеровской системы руководства. В результате этих энергично принятых мер  удалось приостановить продвижение русских в районе Добеле, Тукум (Тукумс),  Митава. Теперь я планировал не только соединение обеих групп армий, но и  эвакуацию немецких войск из Прибалтики с тем, чтобы значительно сократить линию  фронта.

Эвакуация  немецких войск из Прибалтики и без того была необходима, так как это была  единственная возможность спасти от уничтожения группу армий "Север",  оборонявшуюся на чрезвычайно растянутом фронте. Генерал Шернер получил приказ  прислать свои предложения относительно эвакуации войск из Прибалтики. Он хотел  выполнить эту задачу в 3-4 недели. Но обстановка не позволяла этого. Мы должны  были действовать быстро, чтобы опередить противника и оттянуть в Восточную  Пруссию основные силы группы армий, сохранив их боеспособность. Поэтому я  распорядился провести эвакуацию немецких войск из Эстонии и Литвы в течение  одной недели, создать предмостное укрепление в районе Риги и немедленно  сосредоточить все моторизованные и танковые войска в районе западнее Шауляй. В  этом районе я ожидал очередного удара русских. Здесь нужно было приостановить  их наступление, чтобы дать возможность группе армий "Север" в Прибалтике  снова установить связь с группой армий "Центр".

В результате  контрудара немецких войск в период с 16 по 26 сентября 1944 г. была установлена  связь между обеими группами армий. В этом большая заслуга храброго полковника  графа Штрахвитца и его сводной танковой дивизии. Теперь нужно было немедленно  использовать создавшееся выгодное положение. Но группа армий "Север"  не сумела сделать этого. Шернер не верил в новое наступление русских западнее  Шауляй, он думал, что оно начнется у Митавы (Елгавы). Поэтому вопреки директиве,  подписанной Гитлером, он задержал свои танковые части у Митавы. Мои просьбы о  выполнении директивы не были приняты во внимание. Я не могу утверждать, но  вполне возможно, что Шернер действовал с разрешения Гитлера, с которым он поддерживал  прямую связь. В результате растянутый немецкий фронт западнее Шауляй в октябре  был снова прорван. Между Мемелем (Клайпеда) и Либавой (Лиепая) русские вышли к  Балтийскому морю. Группа армий "Север" после второй неудачной попытки  установить связь вдоль побережья была окончательно отрезана от всего Восточного  фронта и снабжалась боеприпасами и продовольствием по морю.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.
« Ответ #114 : 16 Октябрь 2011, 12:40:47 »

Я отстаивал  перед Гитлером необходимость вывода этих ценных войск, совершенно необходимых  для обороны Германии. Эта борьба только отравляла атмосферу, но оставалась  безуспешной.

В то время как  на левом фланге обширного фронта осуществлялись важные перегруппировки и велись  упорные бои, в то время как фельдмаршал Модель, проявив личную храбрость,  остановил открывающийся фронт группы армий "Центр" восточное Варшавы,  1 августа 1944 г. в Варшаве вспыхнуло восстание поляков под руководством  генерала Бур-Комаровского. Это восстание непосредственно в тылу наших войск  явилось чрезвычайно опасной угрозой. Связь с частями 9-й армии генерала фон Формана,  действовавшими на фронте, была нарушена. Нельзя было не считаться с  возможностью быстрого установления взаимодействия между русскими и восставшими  поляками. Я возбудил ходатайство о включении Варшавы в зону боевых действий  сухопутных войск. Однако тщеславие генерал-губернатора Франка и рейхсфюрера СС  Гиммлера вынудило их повлиять на Гитлера и заставить его объявить, что Варшава  (несмотря на то, что она находилась непосредственно за линией фронта и даже  примыкала к нему) не относится к зоне боевых действий, а остается в подчинении  генерал-губернатора. Подавление восстания было поручено рейхсфюреру СС.  Последний в свою очередь возложил эту задачу на группенфюрера СС фон дем Бах-Зелевского,  которому для этой цели было подчинено несколько эсэсовских и полицейских  частей.

Бои, длившиеся  неделями, носили ожесточенный характер. Соединения СС, участвовавшие в  подавлении восстания, только в оперативном отношении подчинялись войскам СС, но  не принадлежали к их составу; они не отличались безупречной дисциплиной.  Бригада Каминского состояла из бывших военнопленных, главным образом русских,  враждебно относившихся к полякам; бригада Дирлевангера состояла из немецких  штрафников, которые должны были искупить свою вину. Когда эти сомнительные элементы  вынуждены были не на жизнь, а на смерть вести ожесточенные бои за каждую улицу,  за каждый дом города, их моральный дух оказался недостаточно стойким. Сам фон  дем Бах однажды, докладывая о наличии вооружения в его частях, сообщил мне о  бесчинствах своих подчиненных, пресечь которые он не в состоянии. От его  сообщений волосы становились дыбом, поэтому я был вынужден в тот же вечер  доложить обо всем Гитлеру и требовать удаления обеих бригад с Восточного  фронта. Вначале Гитлер не согласился удовлетворить мои требования. Но даже  офицер связи Гиммлера с Гитлером бригаденфюрер СС Фегелейн вынужден был заявить  в подтверждение моих слов: "Так точно, мой фюрер, они действительно  босяки!" Гитлеру не оставалось ничего другого, как принять мое предложение.  Фон дем Бах позаботился о том, чтобы Каминского расстреляли; этим он избавился  от нежелательного свидетеля.

Только 2 октября  1944 г. восстание было подавлено. Учитывая, что восставшие склонны  капитулировать, я посоветовал Гитлеру придерживаться принципов международного  права и обращаться с ними как с военнопленными, чтобы быстрее закончить  бессмысленную бойню. Гитлер согласился также и с этим предложением.  Генерал-полковник Рейнгардт, ставший 15  августа вместо Моделя командующим группой  армий "Центр", получил соответствующую директиву; согласно этой  директиве войска и действовали.

В борьбе с  повстанцами всегда бывает трудно отличать организованных бойцов от гражданского  населения. Об этом пишет сам генерал Бур-Комаровский: "В боях наши  командиры с трудом отличали солдат от гражданских лиц. Наши люди не носили  военной формы, и мы не могли воспрепятствовать гражданскому населению носить на  руках бело-красные повязки. Гражданское население, как и солдаты национальной  армии, пользовались трофейным (немецким) оружием, что мешало бережно относиться  к боеприпасам. На одного немецкого солдата повстанцы из гражданского населения  тратили несколько снарядов и ручных гранат. В каждом поступившем ко мне  донесении содержались жалобы на бесцельное расходование боеприпасов"[45] .  Так как поляки, кроме того, носили немецкую военную форму, взятую из  захваченных у нас складов, то сложность положения немцев, а тем самым и  склонность их к беспощадному уничтожению противника все больше увеличивались.  Поэтому неудивительно, что и Гитлер, которому Фегелейн и Гиммлер регулярно  докладывали о варшавских событиях, часто разражался гневом, отдавая строгие  приказы, касавшиеся тактики боевых действий и отношения к жителям Варшавы. Этот  гнев нашел свое выражение в инструкции верховного комиссара войск СС и полиции  восточной зоны генерал-губернатору Кракова доктору Франку от 11 октября 1944  г.: "Новая политика в отношении Польши. Обер-группенфюрер фон дем Бах  получил приказ умиротворить Варшаву, т. е. еще до окончания войны сравнять Варшаву  с землей, поскольку это не помешает выполнению военных планов по сооружению  укреплений. До начала разрушений из Варшавы должны быть  вывезены все виды сырья, текстиль и мебель.  Это является основной задачей гражданской администрации"[46] . Об этом  приказе, который был отдан по линии СС, я в то время ничего не знал. Впервые я  прочел его в 1946 г. в нюрнбергской тюрьме. Слухи о намерении полностью  разрушить Варшаву, которые ходили в главной ставке, а также вспышка гнева  Гитлера в моем присутствии в связи с событиями в Варшаве побудили меня указать  в очередном докладе на необходимость сохранения города, объявленного по приказу  Гитлера крепостью, в которой должны укрыться немецкие войска. Тем более важно  было сохранить здания потому, что Висла в то время стала уже передним краем,  который проходил через город.

Во время  неоднократных восстаний в 1943-1944 гг. Варшава и без того была сильно  разрушена, а в результате боев с осени 1944 г. и до начала наступления русских  в январе 1945 г. были уничтожены ранее уцелевшие здания этого несчастного  города.

После  капитуляции пленные повстанцы были переданы эсэсовцам. Бур-Комаровский был  знакомым Фегелейна, они неоднократно встречались на международных турнирах.  Фегелейн о нем позаботился.

25 июля 1944 г.  попытка 16-го танкового корпуса русских переправиться через Вислу по  железнодорожному мосту у Демблина провалилась. Потери противника составили 30  танков. Мост удалось своевременно взорвать. Другие части бронетанковых войск  русских были задержаны севернее Варшавы. У нас, немцев, в то время создалось  впечатление, что наша оборона заставила противника приостановить наступление.

2 августа 1-я  польская армия "Польских Свободных Демократических Вооруженных Сил"  перешла тремя дивизиями в наступление через Вислу на участке Пулавы, Демблин.  Несмотря на тяжелые потери, ей все же  удалось захватить одно предмостное укрепление  и удержать его до подхода советских подкреплений.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.
« Ответ #115 : 16 Октябрь 2011, 12:41:47 »

Под Магнушевом  на Висле противнику также удалось создать предмостное укрепление. Войска,  форсировавшие Вислу на этом участке, имели задачу продвигаться вдоль берега на  Варшаву, однако были остановлены на р. Пилица.

Тем не менее 8  августа у командования 9-й немецкой армии создалось впечатление, что попытка  русских захватить Варшаву внезапным ударом с хода разбилась о стойкость  немецкой обороны, несмотря на восстание поляков, которое, с точки зрения  противника, началось преждевременно. Штаб армии доложил, что за период с 26  июля по 8 августа 1944 г. захвачено 603 военнопленных, имеется 41 перебежчик,  за этот период части армии подбили 337 танков и взяли следующие трофеи: 70  орудий, 80 противотанковых пушек, 27 минометов и 116 пулеметов. Это были  внушительные цифры после месяца непрерывных отступательных боев.

До сих пор как  на востоке, так и на западе никаких оборонительных укреплений не строилось.  Гитлер считал, что на западе можно положиться на Атлантический вал, а в  отношении востока заявлял, что если построить укрепления, то генералы с меньшей  энергией будут обороняться на своих участках и будут склонны к преждевременному  отходу на тыловые оборонительные рубежи. Однако теперь, после неудач, лишивших  нас почти всех захваченных на востоке территорий, после того как Восточный  фронт продвинулся угрожающе близко к границам Германии, нужно было при любых  условиях что-то предпринять, чтобы какая-нибудь небольшая неудача не повлияла  сразу на общее положение. По моему убеждению, о котором я докладывал Гитлеру  еще в январе, нужно было в первую очередь восстановить наши старые укрепленные  районы на востоке. Затем следовало восстановить оборонительные рубежи между  этими укрепленными районами и важнейшие линии электропередачи.

Я разработал  вместе с генерал-инспектором инженерных войск при главном командовании  сухопутных войск Якобом план строительных работ. Для разработки планов  строительства укреплений я приказал восстановить отдел укреплений генерального  штаба, распущенный моим предшественником, и назначить начальником этого отдела  подполковника Тило. Разработанный нами план под свою личную ответственность я направил  в качестве приказа в соответствующие инстанции, а затем представил его Гитлеру,  доложив, что ввиду крайней важности и срочности этого вопроса должен просить  одобрить план задним числом. Гитлер с большой неохотой согласился это сделать;  часто прибегать к подобному методу я не мог.

Во всяком  случае, строительство укреплений началось. Земляные работы велись, как правило,  добровольцами - женщинами, детьми и стариками, в них участвовала вся рабочая  сила, которую еще могла выделить наша страна. Организация "Гитлеровская  молодежь" оказала нам большую помощь. Все эти мужественные немцы, несмотря  на плохую погоду, трудились с большим усердием и чувством долга в надежде  создать хотя бы какое-нибудь прикрытие для своей горячо любимой родины,  обеспечить оборонительными рубежами солдат, ведущих тяжелые боевые действия.  Правда, впоследствии их труд не оправдал всех надежд, которые возлагали на него  и они, и я. Однако этого нельзя ни ставить в вину людям, строившим укрепления,  ни объяснять ошибочностью самого принципа. Укрепления не были обеспечены  гарнизонами и вооружением, потому что Западный фронт в силу неизбежной  необходимости потребовал и получил все, что было заготовлено для Восточного  фронта, и последнему достались лишь жалкие остатки, которые не могли быть использованы  на западе. Здесь уместно выразить сердечную благодарность людям, строившим  укрепления, за их самоотверженную и добросовестную помощь. Кроме того, многие  построенные ими оборонительные  сооружения в течение длительного времени  выполняли свое назначение. Мы надеемся, что придет время, когда оборона  Кенигсберга (Калининграда), Данцига (Гданьска), Глогау (Глогув) и Бреслау  (Бреславля) будет изучена со всей беспристрастностью. Никто не может сказать, в  каком темпе протекало бы наступление русских и какие еще территории Германии  поразило бы их губительное влияние, если бы не были построены немецкие  оборонительные сооружения.

Мне было  совершенно ясно, что сооружаемые укрепления могут выдержать осаду только в том  случае, если они будут обеспечены гарнизонами, оружием и разными запасами.  Поэтому я отдал приказ о формировании крепостных частей из военнообязанных,  которые были признаны не полностью годными для боевых действий в полевых  условиях, но при правильной организации питания и медицинского обслуживания  могли нести службу в укрепленных районах. Вначале было сформировано сто таких  крепостных пехотных батальонов и сто батарей. Вслед за ними должны были быть  сформированы пулеметные, противотанковые, танковые подразделения и  подразделения связи. Но мы еще не успели как следует обучить эти первые части,  как 80% из них было отправлено на Западный фронт. Мои решительные протесты не  были приняты во внимание;

я узнал обо всем  слишком поздно и уже не мог ничего изменить. На западе эти еще не обученные  подразделения попали в водоворот поражения и погибли, не принеся пользы. На  востоке превосходные оборонительные позиции и укрепления оказались незанятыми и  впоследствии не смогли стать настоящими опорными пунктами для отходивших с  фронта войск.

То же самое получилось  и с вооружением. Первое мое предложение - предоставить в мое распоряжение  склады трофейных орудий - было почти издевательски отклонено Кейтелем и Иодлем.  Они полагали, что в Германии уже не осталось неиспользованных трофейных пушек.  Однако начальник оперативного отдела  верховного командования вооруженных сил  генерал Буле сообщил, что на складах имеется еще множество артиллерийских  орудий и другого тяжелого оружия. Всю эту технику уже несколько лет подряд  понемногу смазывают, но не используют. Я приказал установить эти орудия на  восточных укреплениях и важнейших оборонительных позициях и подготовить для них  расчеты. Но Иодль добился передачи Западному фронту всех орудий калибром более  50 мм, а также орудий, из которых было произведено свыше 50 выстрелов. Но на  Западный фронт эти орудия прибыли уже слишком поздно, в то время как Восточному  фронту они могли бы еще оказать неоценимую помощь. 50-мм и 37-мм  противотанковые пушки в 1941 г. уже не были эффективными против русских танков  Т-34, и поэтому именно на востоке нужны были пушки крупного калибра.

Что касается  запасов, то было отдано распоряжение обеспечить укрепления всем необходимым на  три месяца. Были установлены радиостанции, созданы запасы горючего. Я  использовал каждую свою поездку для того, чтобы контролировать ход работ на  местах. В моих стремлениях меня поддерживали друзья, особенно генерал-полковник  Штраус. Они снова предоставили себя в мое распоряжение, невзирая на свои  прежние должности, с которых их вытеснили болезнь или безапелляционное решение  Гитлера. Энергично помогали также и некоторые гаулейтеры, и если иногда  вследствие их чрезмерного усердия возникали трения, то, несмотря на это, надо  признать их добрую волю и желание оказать нам помощь.

После того как  большая часть крепостных войск была выведена из моего подчинения, я пришел к  мысли о создании ландштурма (ополчения) в находящихся под угрозой восточных  провинциях.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.
« Ответ #116 : 16 Октябрь 2011, 12:43:19 »

Это решение  давно уже предлагалось оперативным отделом главного командования сухопутных  войск, начальником которого был генерал Хойзингер, но в свое время было отклонено  Гитлером. Мне казалось, что из военнообязанных, пригодных к военной службе, но  не призванных в армию вследствие занятости на важных военных предприятиях, в  восточных районах можно создать под командованием офицеров части ландштурма,  которые подлежали формированию только в случае прорыва русскими фронта. С этим  проектом я пошел к Гитлеру и предложил возложить эту задачу на штурмовые  отряды, состоящие из вполне надежных людей. Я заранее заручился поддержкой  начальника штаба штурмовых отрядов (СА) Шепмака, человека разумного и  дружественно настроенного по отношению к армии. Сначала Гитлер одобрил мое  предложение, но на следующий день сообщил мне, что принял другое решение. Он  хотел поручить эту задачу не штурмовым отрядам (СА), а национал-социалистской  партии, т. е. рейхслейтеру Борману. Ополченцы должны были называться  "фольксштурмом" (народным ополчением). Вначале Борман ничего не  делал, но после моих неоднократных напоминаний он обязал всех гаулейтеров (а не  только гаулейтеров пограничных районов) приступить к формированию  "фольксштурма".

В результате  "фольксштурм" был непомерно раздут, не хватало ни обученных  командиров, ни оружия, не говоря уже о том, что руководство  национал-социалистской партии выдвигало на руководящие посты не опытных  командиров, а партийных фанатиков. Мой старый боевой товарищ генерал фон  Витерсгейм был рядовым, в то время как его ротой командовал никогда не  служивший в армии партийный деятель. В таких условиях бравые солдаты, готовые  на самопожертвование, больше занимались совершенно бессмысленным разучиванием  германского приветствия вместо изучения и овладения оружием. В рядах  "фольксштурма" высокий идеализм и полная готовность к  самопожертвованию не находили ни вознаграждения, ни благодарности. И я хотел бы  сейчас выразить благодарность бойцам "фольксштурма".

Все эти меры, кажущиеся  безнадежными, были  необходимы потому,  что боевые части последнего призыва, сформированные в Германии армией резерва,  должны были использоваться не для обороны востока, а для наступления на западе.  В августе и сентябре устойчивость Западного фронта была нарушена, и он из-за  отсутствия оборудованных тыловых рубежей и укрепленных районов был отведен к  Западному валу. Но Западный вал не являлся уже полноценным оборонительным  рубежом, так как боевая техника с его укреплений была переброшена для усиления  Атлантического вала и большей частью потеряна. Отход был начат внезапно, и  западные союзники настолько осмелели, что неоднократно создавалась обстановка,  позволявшая наносить успешные контрудары при наличии резервов. Каждый раз,  когда появлялась такая возможность, Гитлер впадал в неистовство, ему хотелось  использовать благоприятную обстановку, но для этого у него не было войск.

Наконец, в  сентябре он решил собрать все силы страны для последнего мощного удара. Во  главе армии резерва после покушения 20 июля 1944 г. был поставлен рейхсфюрер СС  Гиммлер. Он присвоил себе титул "главнокомандующего" и приступил к  созданию "политических солдат" (как они представлялись ему и Гитлеру)  и в первую очередь "политических офицеров". Вновь сформированные  соединения получили название "народной" гренадерской дивизии,  "народного" артиллерийского корпуса и т. д. Их офицерский состав был  подобран управлением личного состава сухопутных войск, во главе которого стоял  генерал Бургдорф, отнюдь не идеалистически настроенный преемник идеалиста  Шмундта. Этих офицеров не имели права переводить в другие обычные войсковые  части. На военную службу были призваны руководящие деятели национал-социалистской  партии. Но когда некоторые из этих господ сочли необходимым докладывать с  Восточного фронта непосредственно Борману, а этот ярый противник армии начал бегать  к Гитлеру со своими  предложениями, я  решил, что дело заходит слишком далеко, и отказался от такого вмешательства.  Виновники были наказаны. Конечно, этот скандал вместе с затягиванием выполнения  планов формирования "фольксштурма" не способствовал оздоровлению  атмосферы в главной ставке фюрера.

С помощью  последнего призыва активных бойцов Гитлер хотел подготовить наступление, выбрав  для него подходящий момент в ноябре месяце. Он хотел разбить войска западных  держав и сбросить их в Атлантический океан. Для выполнения этого гигантского  плана должны были быть использованы новые воинские формирования, созданные  последними усилиями нашей родины. Но к этому мы еще вернемся.

5 августа 1944  г., когда такие события, как покушение на Гитлера и провал на Восточном фронте,  еще были сильны в памяти людей, к Гитлеру в Восточную Пруссию приехал премьер  Румынии маршал Антонеску. Я получил задание проинформировать маршала о  положении на Восточном фронте. Присутствовали Гитлер, Кейтель, некоторые  офицеры, обычно участвовавшие в обсуждении обстановки, а также Риббентроп и его  помощники из министерства иностранных дел. Занимавший должность старшего  переводчика министерства иностранных дел Шмидт (в ранге посланника) должен был  переводить мой доклад на французский язык. Шмидт был не только милым человеком  и приятным собеседником, но и самым лучшим переводчиком из тех, с которыми мне  приходилось встречаться. Он обладал особым чувством проникновения в ход мыслей,  которые он должен был передавать. Вот уже несколько десятилетий он принимал  участие во многих ответственных переговорах по самым разнообразным вопросам из  всех областей жизни. Одного ему никогда не приходилось делать - переводить  доклады о военной обстановке. Уже после нескольких первых фраз выяснилось, что  он не владеет военной терминологией. Мне казалось, что будет проще, если я  сделаю доклад  на французском языке. Я  начал говорить по-французски, и мне было приятно, что Антонеску меня хорошо  понимает.

В ходе доклада  выяснилось, что Антонеску полностью понимает наше тяжелое положение и  необходимость сначала восстановить фронт групп армий "Центр" и  "Север", а затем уже установить связь между ними. Со своей стороны он  предложил эвакуировать Молдавию и отойти на линию Галац, Фокшаны и далее  Карпаты, если это потребуется в общих интересах. Я немедленно перевел это  великодушное предложение Гитлеру и впоследствии напомнил ему о нем. Гитлер с  благодарностью принял предложение Антонеску и, как мы увидим далее, сделал из  него свои выводы.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.
« Ответ #117 : 16 Октябрь 2011, 12:44:27 »

На следующий  день Антонеску сказал мне, что хочет побеседовать со мной с глазу на глаз.  Беседа состоялась в штаб-квартире Антонеску в "Вольфсшанце" и была  для меня весьма поучительной. Румынский маршал оказался не только хорошим  солдатом, но и большим знатоком своей страны, ее транспорта, экономики и  политических вопросов. Все, о чем он говорил, было обосновано и в то же время  выражено в любезной и вежливой форме. Такое сочетание редко можно было  встретить в Германии в то время. Вскоре он начал говорить о покушении на  Гитлера, не скрывая своего возмущения: "Поверьте мне, я могу доверить свою  жизнь любому своему генералу. У нас немыслимо участие офицеров в таком  государственном перевороте!" В то время я ничего не мог ответить на его  тяжелые упреки. Но две недели спустя Антонеску, а вместе с ним и мы оказались  совсем в другом положении.

Маршала  сопровождал министр иностранных дел Румынии Михай Антонеску. Он производил  впечатление ловкого, но отнюдь не симпатичного человека. В его любезности было  что-то липкое. С немецкой стороны вместе со мной прибыли посланник фон  Киллингер и представитель немецких вооруженных сил в Румынии Ганзен. С обоими я  имел обстоятельную беседу относительно их взглядов на положение в Румынии. Они  не возлагали больших надежд на Антонеску, а придерживались мнения, что мы,  немцы, должны опереться на молодого короля. Это заблуждение привело к очень  тяжелым последствиям, оно в значительной степени способствовало тому, что  германские военные инстанции убаюкивали себя ложными надеждами на безопасность  и не верили скупым известиям о грозящем предательстве.

Вновь  назначенный командующий группой армий "Южная Украина"  генерал-полковник Фриснер (сменивший генерала Шернера), разделяя мнение  Антонеску, вскоре после посещения последним главной ставки фюрера, в конце июля  1944 г., предложил Гитлеру перенести фронт на линию Галац, Фокшаны, Карпаты.  Фюрер в виде исключения согласился с этим предложением, но отдачу  окончательного приказа и выполнение своего решения поставил в зависимость от  поступления донесений, подтверждающих возможность наступления противника. До  этого все фронты должны оставаться на прежних рубежах. Сведения, поступавшие в  главную ставку фюрера о положении в Румынии в последующие дни, были весьма  противоречивы; большей частью они отражали точку зрения германских официальных  представителей и были утешительными для нас. Однако министр иностранных дел фон  Риббентроп настолько не доверял донесениям своего посланника, что считал  необходимым перебросить в Бухарест одну танковую дивизию и просил об этом  Гитлера. Я присутствовал на докладе Риббентропа Гитлеру и поддерживал его мнение.  Сам я не мог выделить для этой цели ни одной дивизии с Восточного фронта,  слишком уж напряженной была там общая обстановка. Поэтому я предложил вывести  из Сербии 4-ю полицейскую дивизию СС, которая вела там бои с партизанами, и  направить ее в Румынию. Эта дивизия была моторизованной, следовательно, могла  достаточно быстро достичь румынской столицы.

Однако Иодль  выступил против моего предложения, хотя Валахия считалась тогда так называемым  театром военных действий верховного командования вооруженных сил,  следовательно, была в ведении Иодля и не относилась к Восточному фронту. Гитлер  не принял никакого решения. И все осталось по-прежнему.

Кризис  надвигался не только в Румынии, но и в Болгарии. Я получил донесение от  полковника фон Юнгенфельдта, который обучал болгарских танкистов владению  немецкой техникой. В донесении давалась мрачная, но, к сожалению, весьма  справедливая оценка положения в стране, а именно, указывались вредные  настроения и ненадежность болгарских войск. Я сообщил Гитлеру эти сведения, но  он не поверил им, более того, он выразил уверенность, что болгары никогда не  будут добровольно сражаться на стороне русских, так как они ненавидят  большевизм. Я предложил не посылать больше в Болгарию германскую технику и  вернуть немецкую материальную часть, которая там находится, но моя просьба была  отклонена. Попытка сделать это помимо разрешения была сорвана Иодлем.

20 августа 1944  г. началось наступление русских на фронте группы армий "Южная  Украина". Оно имело успех на тех участках, которые оборонялись румынскими  частями. Но этим дело не ограничилось. Румынские части перешли на сторону  противника и повернули оружие против своих вчерашних союзников. Немецкое  командование и немецкие войска не ожидали такого предательства. Хотя Гитлер  сразу дал разрешение на отход группы армий, на некоторых участках наши войска  пытались удерживать фронт и медленно, с боями отступали. Чтобы избежать полного  разгрома и уничтожения, необходимо было быстро отступить и удержать мосты на  Дунае. Но этого не было сделано. В результате румыны опередили немцев,  блокировали переправы и этим отдали немецкие части в руки русских. Мы полностью  потеряли 16 немецких дивизий - невозместимые потери в нашем и без того тяжелом  положении.

Эти германские  части мужественно сражались до конца; их боевая честь осталась незапятнанной.  Они не виновны в своей тяжелой судьбе. Это несчастье можно было бы смягчить,  если бы было принято решение отойти на линию Галац, Фокшаны, Карпаты еще до  начала наступления русских и нарушить тем самым планы русских, укоротив фронт  настолько, чтобы его можно было удержать без румын. Но для этого нужно было  ясное понимание политического положения и моральных качеств главы румынского  государства.

Антонеску сильно  в этом заблуждался и должен был поплатиться смертью за свою ошибку. Его  заверение относительно надежности румынских генералов и офицеров было, к  сожалению, необоснованным, но оно произвело известное впечатление на германское  командование и также ввело его в заблуждение. В течение нескольких недель была  потеряна вся Румыния. 1 сентября русские вступили в Бухарест. Болгария, король  которой (Борис) умер 28 августа 1943 г. при довольно странных обстоятельствах,  выпала из нашей коалиции и 8 сентября перешла на сторону противника. Мы  потеряли 88 наших танков T-IV и 50 штурмовых орудий, которые мы в свое время  отправили в Болгарию. Рухнули надежды Гитлера получить, по крайней мере, две  болгарские антибольшевистские дивизии. Немецкие солдаты, находившиеся в  Болгарии, были разоружены и взяты в плен. Болгары перешли на сторону русских и  начали сражаться против нас.

Теперь и Гитлеру  стало ясно, что Балканы оборонять уже нет смысла. Была признана необходимость  постепенной сдерживающей эвакуации. Однако отход войск осуществлялся слишком  медленно и не позволял высвободить силы, необходимые для обороны Германии.

19 сентября 1944  г. Финляндия заключила перемирие с Англией и Россией. Последствием этого шага  явился разрыв отношений с Германией. Визит фельдмаршала Кейтеля к фельдмаршалу  Маннергейму 20  августа 1944 г. остался  безрезультатным; уже 3 сентября финны запросили перемирия.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.
« Ответ #118 : 16 Октябрь 2011, 12:45:46 »

Неудивительно,  что после этих событий союзническая верность Венгрии также поколебалась. Регент  адмирал фон Хорти и до этого следовал за Гитлером не в силу своих убеждений, а  только подчиняясь политической необходимости. Эти сдержанные, выжидательные  настроения проявились еще во время посещения Хорти Берлина в 1938 г. Во время  войны Гитлер неоднократно вынужден был оказывать на Хорти сильное давление,  чтобы заставить его действовать в выгодном для Германии направлении. И вот в  конце августа 1944 г. Гитлер послал меня в Будапешт, чтобы передать регенту  письмо, а также получить представление о его позиции. Я был принят в замке, в  Будапеште, вежливо и со всеми надлежащими почестями. Первыми словами регента  после того, как мы уселись за стол, были: "Видите, уважаемый коллега, в  политике всегда нужно иметь запасный выход". Я понял смысл его слов.  Умный, опытный политик, он всегда имел запасный выход или думал, по крайней  мере, что имеет его.

Адмирал Хорти  продолжительное время в очень вежливой форме говорил о национальной проблеме в  Венгрии, в стране, в которой вынуждены сосуществовать вот уже несколько  столетий различные национальности. Он подчеркнул тесные связи, с давних пор  соединявшие Венгрию с дружественной Польшей, на которые Гитлер, по его мнению,  очень мало обращает внимания. Он попросил как можно скорее вывести из Польши  венгерскую кавалерийскую дивизию, сражавшуюся в районе Варшавы. Я мог обещать  ему это, так как мы сами намеревались отправить венгров, воюющих в Польше, на  родину. У меня не могло сложиться положительного впечатления о позиции Хорти, о  чем я и вынужден был доложить Гитлеру. Все красивые слова начальника  генерального штаба Венгрии Вереша не могли изменить моего мнения.


В конце августа  русские подошли к Бухаресту и  ворвались  в его пригороды. Война стучалась в двери Венгрии. В Будапеште я жил под  впечатлением этих событий.

В эти тяжелые  для Восточного фронта дни на Западном фронте также шли кровопролитные  оборонительные бои. 17 июля фельдмаршал Роммель стал жертвой нападения  английских истребителей-бомбардировщиков, фельдмаршал фон Клюге должен был  принять общее руководство операциями. В этот день линия фронта на западе  проходила от устья р. Орн, по южным окраинам Кана, через Комон, Сен-Ло, Лессей  до побережья. 30 июля американцы прорвали наш фронт у Авранша. Спустя несколько  недель, 15 августа, главные силы немецкой армии на Западном фронте (тридцать  одна дивизия) вели бои за свое существование. Двум третям этих сил (двадцати  дивизиям) грозило окружение у Фалеза. Бронетанковые и моторизованные соединения  противника наступали на Орлеан и через Шартр на Париж. Нормандия и Бретань, за  исключением нескольких крепостей Атлантического вала с окруженными в них пятью  немецкими дивизиями, были потеряны Американцы высадились небольшими силами на  побережье Средиземного моря между Тулоном и Каннами. 11-я танковая дивизия,  которая могла оказать им сопротивление, находилась, к сожалению, на западном  берегу Роны, под Нарбонной. Другие немецкие дивизии находились: две с половиной  дивизии - в Голландии, семь дивизии - на фронте, проходившем по побережью  пролива между Шельдой и Сеной, одна дивизия - на островах пролива Ла-Манш, две  дивизии - на побережье, между Луарой и Пиренеями, семь с половиной дивизий - на  побережье Средиземного моря и одна дивизия - на альпийском фронте, на границе с  Италией.

Для отражения  наступления противника на Париж мы могли выделить только две с половиной  дивизии. Из свежих сил две дивизии СС были посланы в Бельгию, три пехотные  дивизии двигались через Кельн и Кобленц во Францию.

Вот теперь штаб  оперативного руководства вооруженными силами вспомнил о значении тыловых  позиций. На оперативные карты обстановки были нанесены оборонительные рубежи на  реках Сена, Сомма и Марна. Но эти рубежи так и остались обозначенными лишь на  картах.

Теперь даже и  Гитлер решил заменить фельдмаршала фон Клюге фельдмаршалом Моделем, а в  дальнейшем ограничить сферу компетенции Моделя главным фронтом вторжения, общее  же руководство войсками на западе снова возложить на фельдмаршала фон  Рундштедта.

День 15 августа  1944 г. был бурным днем в главной ставке фюрера. На основе донесений с  Западного театра военных действий я сделал доклад о положении танковых  соединений. Я заявил Гитлеру: "Одна храбрость бронетанковых войск не в  состоянии возместить отсутствие двух других составных частей вооруженных сил -  авиации и флота". Гитлер пришел в ярость. Он потребовал, чтобы я вышел за  ним в соседнюю комнату. Там мы начали спорить так громко, что в комнату вошел  один из адъютантов Гитлера майор фон Альсберг и сказал: "Господа, вы так  громко беседуете, что на улице слышно каждое слово. Разрешите мне закрыть  окна?".

Гитлер пришел в  отчаяние, узнав, что фельдмаршал фон Клюге не вернулся из поездки по фронту. Он  предполагал, что фельдмаршал установил связь с противником. Поэтому он приказал  вызвать его на доклад в главную ставку фюрера. Но фельдмаршал фон Клюге по  дороге покончил жизнь самоубийством, отравившись ядом.

25 августа 1944  г. пал Париж.

Гитлер и штаб  оперативного руководства вооруженными силами должны были принять окончательное  решение относительно дальнейшего развития операций. Нужно было себе ясно  представить, какой участок имеет наибольшее значение для обороны германской  крепости.

Гитлер и его  военные советники не сомневались в том, что следует продолжать оборону. Всякая  мысль о переговорах (общих или сепаратных) с противниками (западными или  восточными) была отныне беспредметной вследствие требования безоговорочной  капитуляции, которое совместно выставили наши противники. Однако желание строго  ограничиться одной обороной могло только продолжить наше сопротивление, но вряд  ли могло привести к благоприятному исходу войны.

Перенесение  главной тяжести обороны на восток привело бы к укреплению Восточного фронта и  остановило бы дальнейшее продвижение русских. Важные в военном и  продовольственном отношении области Верхней Силезии и Польши остались бы за  Германией. Но принятие этого решения требовало предоставить Западный фронт  самому себе, что в ближайшем времени привело бы к его падению под ударами  превосходящих сил западных держав. Гитлер не мог рассчитывать на склонность  западных держав заключить сепаратный мир в ущерб интересам России, поэтому он  отклонил это решение.

 Напротив, перенесение  главных усилий на запад создавало, по мнению Гитлера, при своевременном  введении в бой имеющихся сил и средств перспективу нанесения мощного удара по  западным союзникам, прежде чем они выйдут к р. Рейн или форсируют ее.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.
« Ответ #119 : 16 Октябрь 2011, 12:48:06 »

Это решение  требовало соблюдения следующих предварительных условий:

1) укрепление  Восточного фронта и удержание его до тех пор, пока на западе не закончится  наступление с ограниченной целью и пока не представится возможность перебросить  на восток освободившиеся силы;

2) проведение  этого наступления по возможности в самое ближайшее время, чтобы до наступления  зимы (когда, вероятно, русские возобновят наступление) освободить резервы для  Восточного фронта;

3) немедленное  сосредоточение сил для наступления, чтобы создать практические условия для выполнения  принятого решения;

4) ведение  успешной борьбы за выигрыш времени на Западном фронте до начала наступления.

Гитлер и главный  штаб вооруженных сил планировали начать наступательные действия уже в середине  ноября с тем, чтобы к середине декабря создать возможность для переброски  сильных резервов на восток. Прогноз на теплую осень с поздним наступлением  холодов на востоке позволял ожидать, что зимнее наступление русских начнется  после нового года. Учитывая эти предпосылки, командование решило, что мои  опасения относительно Восточного фронта не должны приниматься во внимание.

Ясно, что меня,  как одного из руководителей Восточного фронта, весьма тревожил подобный план  дальнейшего развития операций. После того как было принято решение относительно  Западного фронта, я видел свою задачу в том, чтобы выполнить первое условие  плана - укрепить Восточный фронт.

Кроме уже  упомянутых работ по созданию тыловых оборонительных рубежей и укреплений, на  фронте также всеми средствами начали оборудовать позиции. Все танковые и  моторизованные дивизии были сняты с фронта до декабря месяца, разделены на  четыре группы как подвижные резервы и пополнены свежими силами. Однако  недостаток пехоты на Восточном фронте позволил снять только одну-единственную пехотную  дивизию и сосредоточить ее в качестве резерва в районе Кракова.

Предмостные  укрепления на Висле, захваченные русскими во время летних боев, надо было  ликвидировать или, по крайней мере, сократить, чтобы оттянуть начало  наступления противника или затруднить его действия.

Наконец, в целях  сокращения линии фронта и создания резервов нужно было эвакуировать морем  немецкие войска из Прибалтики, так как попытка вывести эти войска по суше не  удалась.

К сожалению, все  пункты этого плана действий на Восточном фронте нам не удалось осуществить.  Правда, сооружение укреплений проходило успешно, но предназначавшиеся для них  гарнизоны и вооружение, вследствие катастрофически быстрого изменения  обстановки на западе, пришлось отправить на фронт вторжения. Отсюда значение  укреплений было ограничено. Оно еще более уменьшилось после приказа Гитлера  относительно создания так называемой "Главной линии сопротивления"  ("grosskampflinie"), которая должна была быть занята непосредственно  перед крупным наступлением противника. По приказу Гитлера она создавалась не на  удалении 20 км от переднего края обороны (как предлагали я и командование групп  армий), а на расстоянии всего. 2-4 км.

На Висле удалось  ликвидировать одно русское предмостное укрепление и сократить другие.  Вследствие того, что ряд дивизий был снят с Восточного фронта, а командующий  4-й танковой армией, неутомимый генерал Балк, был переведен на Западный фронт,  на этом решающем участке, к сожалению, не удалось добиться большего успеха.  Предмостные укрепления, особенно у Баранува, оставались для нас опасными  очагами.

Особенно  отрицательно сказывалось невыполнение плана по сокращению линии фронта, так как  группа армий "Север" продолжала обороняться в Прибалтике. Гитлер  отклонил мое повторное предложение эвакуировать Прибалтику и создать сильные  резервы из состава группы армий "Север". При этом он руководствовался  политическими мотивами и неуверенностью главнокомандующего военно-морскими  силами гросс-адмирала Деница. Гитлер боялся, что эвакуация наших войск окажет  неблагоприятное влияние на нейтральную позицию Швеции и нанесет ущерб  "учебному району для подводных лодок" в Данцигской бухте (бухте  Гданьской). Кроме того, он думал удержанием Прибалтики сковать на севере  Восточного фронта достаточно большое количество русских дивизий, которые в  противном случае противник мог бы использовать  на более опасных для нас участках Восточного фронта. Непрекращающиеся атаки  русских в Прибалтике укрепили это его мнение.

На основании  этих и других подобных доводов Гитлер и штаб оперативного руководства  вооруженными силами отклоняли также все предложения о немедленной эвакуации  немецких войск с Балкан и из Норвегии, а также о сокращении линии фронта в  Италии.

Но не только  план действий на Восточном фронте оказался невыполненным. Еще плачевнее была  обстановка на Западном фронте.

Пренебрежение  западными укреплениями, включая Западный вал, и концентрация всех инженерных  сил и средств, начиная с 1940 г., исключительно на Атлантическом вале  "мстили" теперь самым серьезным образом. С востока были сняты все  скудные, в лучшем случае третьестепенные силы, созданные по инициативе  командования Восточного фронта еще осенью 1944 г. Но и этих подкреплений было  недостаточно, и немецкий фронт во Франции рухнул, поэтому незанятые укрепления не  имели никакого значения. Их быстрое падение вынудило вести маневренную войну на  оперативном просторе почти неподвижными соединениями, так как дорожная сеть  была разрушена господствовавшей в воздухе авиацией противника. Когда имелись  танковые соединения, в Нормандии вели позиционную войну. Теперь же, когда  бронетанковые войска были израсходованы, пришлось вести маневренную войну, от  которой раньше отказывались. Благоприятные возможности, которые представлялись  иногда вследствие слишком смелых действий американского командования, не могли  быть использованы. От первоначального плана - наступать на южном фланге  американцев - пришлось отказаться. Однако самым худшим было то, что срок начала  наступления, т. е. середина ноября, оказался нереальным и пришлось его  передвинуть на середину декабря. Это ухудшило перспективы на  своевременное высвобождение и переброску  резервов на восток да и вообще на удержание ослабленного Восточного фронта.

Развернуть силы  для наступления на западе своевременно не удалось. Борьба за выигрыш времени на  Западном фронте проходила безуспешно. Но, несмотря на неблагоприятные условия,  Гитлер и верховное командование вооруженных сил упорно держались за однажды  принятое ими решение наступать на западе. Свои планы они сохранили в секрете.  Противника удалось захватить врасплох. Впрочем, сохранение планов наступления в  тайне от собственных штабов и войск было доведено до такой крайности, что от  этого пострадало снабжение наступающих войск всем необходимым, особенно горючим.

_________________________________________________________________

[45] Из книги  генерала Бур-Комаровского "Непобедимые", изд. 1946 г.

[46] Газета  "Изар-Пост", Нюрнберг, 23 февраля 1946 г. (Всегерманское  информационное агентство).
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.
« Ответ #120 : 18 Октябрь 2011, 13:07:36 »

-Операции на Восточном фронте
-Удар русских войск
-30 января русские начали крупное  наступление в Венгрии




Операции на Восточном фронте

В то время как  Западный фронт был отброшен от Атлантического вала на Западный вал, на  Восточном фронте непрерывно шли тяжелые бои. На южном участке этого фронта не  удалось приостановить продвижение русских. В результате их наступления,  проходившего с небольшими паузами, была захвачена вся территория Румынии,  Болгарии и, наконец, большая часть Венгрии. В Венгрии сражалась группа армий  "Южная Украина" под командованием генерал-полковника Фриснера, которая  25 сентября сменила свое ставшее неточным название "Южная Украина" на  "Юг". В октябре после упорных боев в районе Дебрецена, где контратаки  наших войск временно приостановили противника, район Зибенбюрген (Семихолмье)  полностью был захвачен русскими.

В районе  действий группы армий "Юго-восток" под командованием фельдмаршала  барона фон Вейхса в этом месяце пал Белград. Несмотря на то, что Балканский  фронт фактически уже слился с Восточным  фронтом, руководство которым осуществляло  главное командование сухопутных войск, эта группа продолжала оставаться в  ведении главного командования вооруженных сил. Граница между сферами  командования вооруженных сил и главного командования сухопутных войск проходила  между устьями рек Драва и Бая. Это было совершенно бессмысленно. Южнее этой  границы на северном фланге группы "Юго-восток" русские форсировали  Дунай, в то время как командующий группой обращал основное внимание на слабый  участок фронта своих войск, расположенный значительно южнее. 29 октября русские  подошли вплотную к Будапешту, а 24 ноября они форсировали Дунай у Мохач. В это  время, когда германские войска стояли еще в Салониках и в Дураццо, Моравская  долина уже была в руках противника. Из-за партизанской войны на Балканах  очищение их все больше усложнялось. 30 ноября русские прорвали фронт группы  "Юго-восток" у города Печь, севернее р. Драва, вышли к оз. Балатон и  атаковали дунайский участок, оборонявшийся группой армий "Юг". До 5  декабря им удалось вплотную подойти к Будапешту с юга. В этот же день они форсировали  реку севернее Будапешта, продвинулись до города Вац и с трудом были остановлены  нами восточнее р. Грон. Далее на северо-восток они захватили Мышкольц и вышли в  район южнее Кашау (Кошице). Наши войска на Балканах отошли на линию Подгорица,  Ужице и далее на север.

Наступление,  начатое 21 декабря, привело в день рождества 1944 г. к окружению Будапешта.  Противник вышел на линию оз. Балатон, Штульвансенбург (Секешфехервар), западнее  Комарно, а также севернее Дуная до р. Грон. Оттуда линия фронта проходила почти  по венгерской государственной границе. С обеих сторон бои велись с большим  ожесточением. Мы несли тяжелые потери.

На участке  фронта группы армий "Северная Украина" генерал-полковника Гарпе,  которая с сентября  месяца стала  называться группой армий "А", русские, продолжая наступление, в конце  июля достигли Вислы, подойдя вплотную к Варшаве. Южнее ее шли ожесточенные бои  между реками Сан и Вислока. Группа армий состояла в это время из 1-й танковой  армии генерал-полковника Хейнрици, которая находилась в Карпатах, 17-й армии  генерала Шульца в районе между Карпатами и Вислой и 4-й танковой армии генерала  Балка (позднее ею стал командовать генерал Грезер), которая стояла на Висле. К  1 августа русские захватили ряд предмостных укреплений за Вислой, причем самым  важным из них было укрепление у Баранува, поменьше-у Пулавы, у Магнушева и  четвертое в другом районе. Успехи русских в горах были, естественно, меньшими.  Особенно критическим стало положение 5-9 августа на предмостном укреплении у  Баранува. Здесь русские могли в любой день осуществить прорыв. Только благодаря  неутомимой энергии и умелому руководству генерала Балка удалось в этом районе  предотвратить катастрофу. Ожесточенными контратаками, длившимися неделями,  Балку удалось значительно сузить большое предмостное укрепление у Баранува,  ликвидировать еще одно небольшое предмостное укрепление и укрепиться у Пулавы.  После этого русские перенесли главный удар своего наступления в горы. У Санок и  Ясло им удалось вклиниться в нашу оборону, но решающего прорыва осуществить не  удалось. Горный хребет Восточных Бескид удерживался до тех пор, пока события в  Венгрии не вынудили повернуть 1-ю танковую армию на линию Кашау (Кошице), Ясло.  К новому году линия фронта этой группы армий проходила вдоль словацкой границы  до района восточнее Кашау (Кошице), оттуда через Ясло, западнее Дембица,  западнее Сташува, южнее Опатува, по Висле севернее устья р. Сан до Варшавы  (исключая упомянутые предмостные укрепления).

В группу армий  "Центр" входила 9-я армия генерала фон Формана, 2-я армия  генерал-полковника Вейса, 4-я армия генерала Госбаха и 3-я танковая армия  генерал-полковника Рейнгардта, которой с 15 августа стал командовать  генерал-полковник Раус. Этой группой армий командовал фельдмаршал Модель, а  после перевода его 15 августа на Западный фронт - генерал-полковник Рейнгардт.  В августе противник подошел вплотную к Варшаве, достиг затем линии Остров  (Остров-Мазовецкий), Судауен (Сувалки), восточно-прусская граница, западнее  Шауляй, западнее Митава (Елгава). В сентябре он продвинулся северо-восточнее  Варшавы до р. Нарев, на которой в октябре создал по обе стороны Остенбурга  (Пултуск) предмостные укрепления. За период с 5 по 19 октября был совершен уже  упоминавшийся прорыв германского фронта западнее Шауляй. Группы армий "Центр"  и "Север" были окончательно отрезаны друг от друга.

Группа армий  "Центр" повернула 19 октября свой левый фланг на Мемель (Клайпеда),  оставив 22 октября удерживаемые на северном берегу реки предмостные укрепления  у Тильзита (Советск) и Рагнит (Неман). С 16 по 26 октября русские наступали в  Восточной Пруссии на фронте Гумбиннен (Гусев), Гольдап. В тяжелых боях они были  остановлены и местами немного отброшены назад. Происходившие здесь события  позволили германскому народу составить представление о том, что грозило ему в  случае победы русских.

 Группа армий  "Север", как уже указывалось, в период с 14 по 26 сентября была  отведена на предмостное укрепление в район Риги с целью быстрой дальнейшей ее  переброски к группе армий "Центр". Этот план провалился из-за противоречащего  ему решения командующего группой армий генерал-полковника Шернера. Последний  задержал свои бронетанковые силы в районе Риги, Митавы (Елгавы) вместо того,  чтобы вывести их в район западнее Шауляй, и этим дал возможность противнику  осуществить прорыв у города Шауляй, что окончательно отрезало группу армий от  главной группировки войск.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.
« Ответ #121 : 18 Октябрь 2011, 13:09:32 »

Группа армий  состояла из 16-й и 18-й армий, т. е. в этом районе у нас было вначале двадцать  шесть дивизий, а затем после неоднократных эвакуации осталось шестнадцать,  которых так сильно не хватало для обороны рейха. После того, как с 7 по 16  октября нами была оставлена Рига, линия фронта группы армий проходила (почти  без изменения до конца года) от побережья южнее Либавы (Лиепая) через Прекуле,  южнее Фрауэнбурга (Салдус), восточнее Тукума (Тукумс) и до побережья Рижского  залива.

Относительная  стабильность сильно растянутого фронта между Карпатами и Балтийским морем  позволила укрепить его и выделить танковые и моторизованные дивизии в подвижный  резерв. Разумеется, двенадцать слабых дивизий представляли собой весьма  незначительный резерв для гигантского фронта в 1200 км и ввиду большого  превосходства, которым теперь обладали русские!

Сооружение  укреплений на Восточном фронте свелось, между тем, к созданию растянутых,  занятых незначительными силами позиций, достаточно сильных для позиционных  действий, но неспособных выдержать сильный удар противника. Мы прилагали все  усилия, чтобы использовать опыт последних боев, наталкиваясь при этом на  сопротивление со стороны Гитлера.

Одним из  важнейших требований фронта было устройство за первой полосой обороны (HKL -  "Hauptkampflinie"), создававшейся в обычных боевых условиях еще и  второй полосы обороны ("Grosskampflinie"), на которую можно было бы  опереться в крупных оборонительных сражениях. Фронтовые командиры требовали,  чтобы примерно в 20 км в тылу от переднего края первой полосы обороны  возводились для ведения крупных сражений сильные, тщательно замаскированные и  занятые войсками позиции. Далее, они желали получить инструкции по обороне,  которые давали бы им право непосредственно перед началом артиллерийской  подготовки противника, отходить своими основными силами на вторую полосу обороны,  оставляя на первой  лишь небольшое  прикрытие. Такой маневр сделал бы артиллерийскую подготовку ее совершенно  напрасной, свел бы на нет все продолжительные приготовления противника к  развертыванию своих сил, заставил бы его натолкнуться на хорошо подготовленный  рубеж обороны и отступить. Нет сомнения, что это требование было вполне  обоснованным. Я изучил его и доложил Гитлеру. Он вышел из себя и совершенно  отказался мириться с таким положением, когда без боя хотели оставить территорию  глубиной в 20 км. Гитлер приказал создавать главную линию сопротивления в 2-4  км от переднего края обороны. При отдаче этого бессмысленного приказа он  полностью жил воспоминаниями о первой мировой войне, причем никакие аргументы  не могли заставить его отказаться от своего решения. Эта ошибка очень сильно  дала себя знать, когда в январе 1945 г. русским удалось осуществить прорыв, а  резервы, опять же в соответствии с категорическим приказом Гитлера и вопреки  моему совету, были подтянуты близко к линии фронта. Передний край обороны,  главная линия сопротивления и резервы - все сразу попало под удары русских и  было одновременно опрокинуто. Гнев Гитлера обратился теперь на людей, строивших  укрепления, а когда я стал возражать ему, - также и на меня. Он приказал  принести стенограмму совещания, проведенного осенью 1944 г., на котором  обсуждалось положение главной линии сопротивления, так как теперь он начал  утверждать, что всегда стоял за расстояние в 20 км. "Какой дурак может  приказать такую ерунду?" Я обратил его внимание на то, что это он сделал  сам. Принесли и стали зачитывать стенограмму. Но после нескольких предложений он  приказал прекратить чтение. Это было ясное самоизобличение. К сожалению, пользы  в нем не было, так как прорыв фронта был свершившимся фактом.

Мы еще вернемся  к тактике Гитлера при описании крупного наступления русских. Гитлер все еще жил   верой, что только он является  единственным действительно боевым солдатом в главной ставке, и поэтому считал,  что большинство его военных советников неправы, а прав только он. К тому же он  страдал манией величия, которая подогревалась хвалебными песнопениями его "партейгеноссен",  начиная от фон Риббентропа и Геринга. Все это приводило к тому, что Гитлер  считал себя полководцем и поэтому не терпел поучений: "Вам нечего меня  поучать! Я командую германскими сухопутными силами на фронтах уже пять лет, я  накопил за это время такой практический опыт, какой господам из генерального  штаба никогда не получить. Я проштудировал Клаузевица и Мольтке и прочел планы  стратегического развертывания Шлиффена. Я больше в курсе дела, чем вы!"  Это одно из многих его замечаний, которые делались по моему адресу всякий раз,  когда я стремился растолковать ему требования современного момента.

Несмотря на то,  что у нас было полно своих собственных забот, тут еще и венгры доставляли нам  заботы своей недостаточной боеспособностью и сомнительной союзнической  верностью. Я уже упоминал о позиции, занятой регентом Хорти по отношению к  Гитлеру. Пусть эта позиция с венгерской точки зрения и была понятной, с нашей  же, германской точки зрения она была ненадежной. Регент Венгрии уповал на  сотрудничество с англо-саксонскими державами. Он хотел установить с ними связь  воздушным путем. Пытался ли он это сделать, были ли англо-американцы склонны к  этому со своей стороны, - мне неизвестно. Но я знаю, что группа высших  венгерских офицеров перешла к противнику. Так поступил 15 октября генерал  Миклош, с которым я познакомился в Берлине, как с военным атташе, и начальник  венгерского генерального штаба Вереш, который незадолго до этого, находясь у  меня в Восточной Пруссии, давал заверения в своей союзнической верности и  получил от меня в подарок автомашину. На этой автомашине, на моем собственном  "мерседесе", спустя несколько дней он и уехал к русским. На венгров  нельзя было больше полагаться. Гитлер свергнул режим Хорти и на место  последнего поставил Салаши, венгерского фашиста, бездарного и неэнергичного.  Это произошло 16 октября 1944 г. Но это нисколько не улучшило положения в  Венгрии; исчезали скромные остатки обоюдного доверия и симпатии друг к другу.

В Словакии,  которая вначале полностью нас поддерживала, уже давно активно действовали  партизаны. Все опаснее становилось сообщение по железным дорогам. Пассажирские  поезда останавливались, пассажиров обыскивали, германских солдат, и особенно  офицеров, убивали. Это заставляло принимать строгие контрмеры. Ненависть и  убийства царили в Словакии, что имело место также, к сожалению, во все  возрастающих масштабах и в других странах. Крупные державы, ведущие против нас  войну, призывали к партизанским действиям, тактика которых противоречила  международному праву; это вынуждало нас к обороне, и эта оборона была Объявлена  затем обвинителями и судьями в Нюрнберге преступной, противоречащей нормам  международного права, хотя союзные державы при вступлении на территорию  Германии издавали более строгие карательные приказы, чем приказы, изданные в  свое время немцами, причем разоруженная и истощенная Германия не давала им ни  одного повода к применению этих приказов.

Чтобы нарисовать  более полную картину, следует коснуться немного Италии. 4 июня 1944 г. союзные  войска вошли в Рим. Группа армий "Юг" под командованием фельдмаршала  Кессельринга обороняла Апеннины севернее Рима, ведя упорные бои с  превосходящими силами противника. Этот участок фронта связывал более двадцати  дивизий. Верные Муссолини итальянцы не могли из-за их слабой боеспособности  считаться надежной силой, а поэтому использовались только для несения службы в  Ривьере. В основном же в тылу германского фронта велась ожесточенная  партизанская война со всей итальянской жестокостью. Она вынуждала нас к  принятию жестких контрмер, так как мы не могли оставить на произвол судьбы  снабжение этой группы армий и должны были поддерживать связь с ней. Военные  трибуналы держав-победительниц, осуждая эти факты после заключения перемирия,  руководствовались отнюдь не чувством справедливости, а исключительно  собственными интересами.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.
« Ответ #122 : 18 Октябрь 2011, 13:25:10 »

Наступление в Арденнах

В начале декабря  Гитлер перевел свою главную ставку из Восточной Пруссии в Цигенберг под  Гиссеном, чтобы быть поближе к Западному фронту, на котором должно было  начаться последнее решительное наступление немцев,

Все силы  германских сухопутных войск, которые удалось сколотить за последние месяцы,  должны были наступать из района гор Эйфель к р. Маас, прорвать относительно  слабый фронт союзных держав южнее Люттиха и затем, форсировав реку в  направлении Брюсселя и Антверпена, завершить этот стратегический прорыв  окружением противника севернее участка прорыва. В случае удачи этого  наступления Гитлер ожидал значительного ослабления западных держав, что  предоставило бы ему время для переброски крупных сил на Восточный фронт с целью  отражения ожидаемого зимнего наступления русских. Он рассчитывал таким образом  выиграть время, чтобы разрушить надежды его противников на полную победу,  заставить их отказаться от требований безоговорочной капитуляции и склонить к  заключению согласованного мира.

Неблагоприятная  погода и задержки с подготовкой новых формирований вынудили его вторично  перенести удар, запланированный вначале на середину ноября, на этот раз на 16  декабря. Наконец-то, наступление было начато.

Наступательная  группировка состояла из двух танковых армий; 5-й танковой армии под  командованием генерала фон Мантейфеля и 6-й танковой армии под командованием  обергруппенфюрера СС Зеппа Дитриха. Главный удар наносился на правом фланге 6-й  танковой армией, укомплектованной хорошо оснащенными соединениями войск СС. В  центре наступала 5-я танковая армия. Обеспечение левого фланга наступающей  группировки возлагалось на 7-ю армию генерала Брандербергера, однако для  выполнения такой трудной задачи эта армия была недостаточно подвижной.

Командующий  войсками на западе фельдмаршал фон Рундштедт и командующий группой армий  "Б" фельдмаршал Модель считали более целесообразным поставить  наступающим войскам ограниченную задачу, так как, по их мнению, силы были  недостаточны для осуществления крупной операции, задуманной Гитлером. Они  хотели разгромить силы противника, находящиеся восточное р. Маас, между Аахеном  и Люттихом, и этим ограничиться. Однако Гитлер отклонил их контрпредложения и  настоял на своем далеко идущем плане.

Итак, 16 декабря  началось наступление, 5-я танковая армия глубоко вклинилась в оборону  противника. Передовые танковые соединения сухопутных войск - 116-я и 2-я  танковые дивизии - вышли непосредственно к р. Маас. Отдельные подразделения 2-й  танковой дивизии даже достигли р. Рейн. 6-я танковая армия не имела такого  успеха. Скопления войск на узких обледенелых горных дорогах, задержки с вводом  в бой второго эшелона на участке 5-й танковой армии, недостаточно быстрое  использование первоначального успеха - все это привело к тому, что армия  потеряла темп наступления - самое необходимое условие для проведения каждой  крупной операции. К тому же и 7-я армия натолкнулась на трудности, в результате  чего потребовалось повернуть танковые части Мантейфеля на юг, чтобы  предупредить угрозу с фланга. После этого не могло быть и речи о крупном  прорыве. Уже 22 декабря пришлось признать необходимость ограничения цели  операции. В этот день мыслящему в больших масштабах командованию надлежало бы  вспомнить об ожидаемом наступлении на Восточном фронте, положение которого  зависело от своевременного окончания в основном уже провалившегося наступления  на Западном фронте. Однако не только Гитлер, но также и верховное командование  вооруженных сил, и особенно штаб оперативного руководства вооруженными силами,  в эти роковые дни думали только о Западном фронте. Трагедия нашего военного  командования стала еще более очевидной после провала наступления в Арденнах  перед концом войны.

24 декабря было  ясно для каждого здравомыслящего солдата, что наступление окончательно  провалилось. Нужно было немедленно переключить все наши усилия на восток, если  это не было уже слишком поздно.

Подготовка обороны на востоке

Внимательно  следил я из своего штаба, переведенного в Майбахлагер под Цоссеном, за ходом  наступления на западе. В интересах своего народа я желал, чтобы оно завершилось  полным успехом. Но когда уже 23 декабря стало ясно, что нельзя добиться  крупного успеха, я решил поехать в главную ставку фюрера и потребовать прекращения  опасного напряжения и незамедлительной переброски всех сил на Восточный фронт.

Все больше  поступало сведений о предстоящем наступлении русских. Мы установили районы  развертывания основных сил. Были определены три главные ударные группы русских:

1) На  предмостном укреплении у Баранува находились в боевой готовности для  наступления шестьдесят стрелковых соединений, восемь танковых корпусов,  кавалерийский корпус и шесть других танковых соединений.

2) Севернее Варшавы  были сосредоточены пятьдесят четыре стрелковых соединения, шесть танковых  корпусов, кавалерийский корпус и девять других танковых соединений.

3) Группировка  на восточно-прусской границе состояла из пятидесяти четырех стрелковых  соединений, двух танковых корпусов и девяти других танковых соединений.

Кроме того,  группировка из пятнадцати стрелковых и двух танковых соединений находилась  южнее Ясло, группировка из одиннадцати стрелковых соединений, кавалерийского  корпуса и танкового корпуса - под Пулавы и группировка из тридцати одного  стрелкового соединения, пяти танковых корпусов и трех других танковых  соединений - южнее Варшавы.

Мы рассчитывали,  что наступление начнется 12 января 1945 г. Превосходство русских выражалось  соотношением: по пехоте 11:1, по танкам 7:1, по артиллерийским орудиям 20:1.  Если оценить противника в целом, то можно было говорить без всякого  преувеличения о его 15-кратном превосходстве на суше и по меньшей мере о  20-кратном превосходстве в воздухе. Я не страдаю недооценкой германского  солдата. Он был выдающимся воином, его можно было без всяких опасений бросить в  наступление против противника, превосходящего в пять раз. При правильном  управлении он благодаря своим блестящим качествам сводил на нет такое численное  превосходство и побеждал. Но то, что ему предстояло теперь, после пяти лет  тяжелых боев с превосходящими силами противника, в условиях сокращения рациона,  ухудшения вооружения и слабой надежды на победу, было чудовищным бременем.  Верховное командование, в первую очередь сам Гитлер, должны были сделать все,  чтобы облегчить ему выполнение этой чудовищной задачи. Меня занимал вопрос - в  человеческих ли силах было вообще все это. Поверьте, что эта мысль угнетала  меня с самого начала войны против России и даже раньше. А теперь она властно  ставила дилемму: быть или не быть?

И вот миллионы  немцев встали перед противником, готовые оборонять германский восток от самого  страшного, что только могло произойти - от мощного натиска русских. Разве не  стала вдруг ясной наша судьба после небольшого вклинения русских в Восточную  Пруссию! Это было ясно точно так же, как и мне, всем солдатам. Они знали - тем  более, если они были восточными немцами - точно так же, как и я, что на карту  поставлена наша вековая культура. Семьсот лет труда и борьбы немцев и их  успехов были поставлены на карту! Перед таким будущим требование безоговорочной  капитуляции было жестокостью, преступлением против человечности, а для солдат  еще и позором, которого они не хотели, да и не могли взять на себя, пока еще не  исчезла последняя перспектива на другую возможность достижения мира.

Другую же  возможность заключения мира можно было создать только тогда, когда удастся  как-нибудь и где-нибудь приостановить предстоящее наступление русских. Для  этого необходимо было немедленно перебросить войска с запада на восток, создать  в районе Литцманштадта (Лодзь), Хоэнзальца (Иновроцлав) сильную резервную армию  и начать ею маневренные бои с русскими армиями прорыва. В этом виде боя  германское командование и германские войска все еще превосходили противника,  несмотря на продолжительность войны и на сильное истощение наших сил.

Исходя из этого,  я намеревался выдержать бой на востоке, но для этого нужно было прежде всего  выиграть бой с Гитлером за высвобождение необходимых для Восточного фронта сил.  24 декабря я поехал в Гиссен, а оттуда на доклад в главную ставку фюрера.

На докладе об  обстановке на фронтах присутствовали, кроме Гитлера, как обычно, фельдмаршал  Кейтель, генерал-полковник Иодль, генерал Бургдорф и ряд молодых офицеров. В  своем докладе я назвал группировки сил противника и указал соотношение сил, о  чем уже упоминалось выше. Работа моего отдела по изучению иностранных армий  Востока была образцовой, его данные были абсолютно достоверными. Я уже  достаточно хорошо знал начальника этого отдела генерала Гелена, поэтому мог  судить о нем и его сотрудниках, о методах работы и ее результатах. Вскоре  данные Гелена подтвердились.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.
« Ответ #123 : 18 Октябрь 2011, 13:26:48 »

Исторический  факт - Гитлер смотрел на вещи по-другому. Он заявил, что данные отдела по  изучению иностранных армий Востока генерального штаба сухопутных войск являются  блефом. Он утверждал, что каждое стрелковое соединение русских насчитывает  самое большее 7000 человек, бронетанковые же соединения не имеют танков.  "Да это же самый чудовищный блеф со времен Чингизхана, - воскликнул он, -  кто раскопал эту ерунду?". После покушения Гитлер сам часто прибегал к  блефу невероятного масштаба. Он приказал сформировать артиллерийские корпуса,  которые фактически по своей силе являлись всего лишь бригадами. Были созданы  далее танковые бригады двухбатальонного состава, т. е. по силе равные только  полку. А противотанковые бригады состояли всего лишь из одного дивизиона. По  моему мнению, этим самым он вносил путаницу в организацию своих собственных  сухопутных сил, но отнюдь не вводил в заблуждение противника относительно нашей  действительной слабости.

Образ мышления  Гитлера становился все более странным и толкал его к выводам, что противник  тоже пытается ввести его, Гитлера, в заблуждение потемкинскими деревнями и что  в действительности русские и не собираются начинать серьезного наступления. Это  же утверждал на ужине и Гиммлер, с которым я сидел рядом, являвшийся  командующим армией резерва и одновременно группой армий "Верхний  Рейн", созданной для обороны р. Рейн и для перехвата перебежчиков;  одновременно Гиммлер являлся министром внутренних дел, начальником полиции и  рейхсфюрером СС. В то время Гиммлер чувствовал свое значение. Он полагал, что  обладает таким же хорошим военным суждением, каким обладал Гитлер, и, конечно,  значительно лучшим, чем все генералы: "Знаете ли, дорогой  генерал-полковник, я не верю, что русские будут вообще наступать. Это всего  лишь крупный блеф. Данные вашего отдела по изучению иностранных армий Востока  неимоверно преувеличены, они заставляют вас слишком много думать. Я твердо  убежден, что на востоке ничего не случится". На такую наивность не  действовали никакие доводы.

Значительно  опаснее для предлагаемого мною перемещения главных усилий на восток было  сопротивление Иодля. Иодль не хотел терять на западе инициативу, якобы  перехваченную у противника. Он признавал, что наступление в Арденнах  застопорилось, но зато думал, что благодаря этому наступлению противник потерял  инициативу в оперативном отношении. Он думал наступлением на другом, на  неизвестном и неожиданном для противника месте, достичь нового частичного  успеха и надеялся таким путем парализовать противника на Западном фронте. С  этой целью он начал новое наступление на северной границе Эльзас-Лотарингии.  Германские войска должны были продвигаться по обе стороны Битш в южном  направлении на Цаберн. Это наступление, начавшееся 1 января 1945 г., вначале  тоже имело успех, однако до цели - Цаберн, затем Страсбург - было еще очень  далеко. Иодль, увлеченный своим замыслом, решительно запротестовал, когда я  потребовал вывода войск из Арденн и с Верхнего Рейна. Он неоднократно повторял  свой аргумент: "Мы не вправе отказываться от только что перехваченной у  противника инициативы". Гитлер охотно поддерживал его, так как "на  востоке мы можем еще жертвовать территорией, на западе же нет". Не  помогали и мои доводы, что Рурская область уже парализована налетами  бомбардировочной авиации западных держав, что транспорт выведен из строя из-за  превосходства противника в воздухе, что это положение будет  не улучшаться, а, наоборот, все больше  ухудшаться, что, напротив, промышленность Верхней Силезии может еще работать на  полную мощность, что центр тяжести германской военной промышленности  переместился уже на восток страны, что если мы потеряем еще и Верхнюю Силезию,  то проиграем войну через несколько недель.

Я получил во  всем отказ и провел этот чрезвычайно серьезный и траурный рождественский  сочельник в обстановке, совершенно не соответствующей торжественному  христианскому празднику. Известие об окружении Будапешта, поступившее в этот вечер,  не могло способствовать улучшению настроения. Когда я уходил с этого ужина, мне  сказали, что Восточный фронт должен рассчитывать только на свои собственные  силы. Когда я снова потребовал эвакуации Курляндии (Прибалтика) и отправки на  Восточный фронт войск, прибывших из Норвегии, ранее находившихся в Финляндии,  меня снова постигло разочарование. Прибывшие из Норвегии войска предназначались  для ведения боевых действий в Вогезах; это были горные части, а поэтому  особенно подходили для боев в горных условиях. Впрочем, район Вогезов между  Битшем и Цаберном был мне хорошо знаком. Когда-то я там служил еще в чине  лейтенанта. Как раз в Битше и стоял тот первый гарнизон, в котором я служил  сначала в чине фенриха, а потом молодого лейтенанта. Одна горная дивизия не  могла совершить там решительного переворота.

25 декабря, в  первый день рождества, я выехал на поезде в Цоссен. Я находился в пути, когда  Гитлер за моей спиной распорядился о переброске корпуса СС Гилле, в который  входили две дивизии СС, из района севернее Варшавы, где он был сосредоточен в  тылу фронта в качестве резерва группы армий Рейнгардта, к Будапешту для прорыва  кольца окружения вокруг этого города. Рейнгардт и я были в отчаянии. Этот шаг  Гитлера приводил к безответственному ослаблению и без  того чересчур растянутого фронта. Все протесты  оставались без внимания. Освобождение от блокады Будапешта было для Гитлера  важнее, чем оборона Восточной Германии. Он начал приводить внешнеполитические  причины, когда я попросил его отменить это злосчастное мероприятие, и  выпроводил меня. Из резервов, собранных для отражения наступления русских  (четырнадцать с половиной танковых и моторизованных дивизий), две дивизии были  посланы на другой фронт. Оставалось всего двенадцать с половиной дивизий на  фронте протяженностью в 1200 км.

Вернувшись в  штаб, я еще раз вместе с Геленом проверил сведения о противнике и обсудил с ним  и с Венком выход из положения, который еще казался возможным. Мы пришли к  выводу, что только прекращение всех наступательных действий на западе и  незамедлительное перенесение центра тяжести войны на восток могут создать  небольшие перспективы приостановления наступления русских. Поэтому я решил еще  раз накануне Нового года попросить Гитлера о принятии этого единственно  возможного решения. Вторично мне пришлось ехать в Цигенберг. Я намеревался  действовать, подготовившись еще тщательнее, чем в первый раз. Поэтому по  прибытии в Цигенберг я разыскал прежде всего фельдмаршала фон Рундштедта и его  начальника штаба генерала Вестфаля, рассказал им обоим об обстановке на  Восточном фронте, о своих планах и попросил оказать мне помощь. Как фельдмаршал  фон Рундштедт, так и его начальник штаба проявили, как и прежде, полное  понимание всей важности "другого" фронта. Они дали мне номера трех  дивизий Западного фронта и одной дивизии, находившейся в Италии, которые можно  было бы быстро перебросить на восток, так как они стояли недалеко от железной  дороги. Для этого требовалось только согласие фюрера. Со всей осторожностью об  этом было сообщено дивизиям. Я уведомил об этом начальника отдела военных  перевозок, приказав подготовить эшелоны. Затем я отправился с этими  скромными данными на доклад к Гитлеру. У него произошла та же история, что и в  памятный рождественский вечер. Иодль заявил, что он не имеет свободных сил, а  теми силами, которыми располагает запад, ему нужно удерживать инициативу в  своих руках. Но на этот раз я мог опровергнуть его данными командующего  войсками на западе. Это произвело на него, видимо, неприятное впечатление.  Когда я назвал Гитлеру номера свободных дивизий, он с явным раздражением  спросил, от кого я узнал об этом, и замолчал, нахмурившись, когда я назвал ему  командующего войсками его собственного фронта. На этот аргумент вот уже  действительно нечего было возразить. Я получил четыре дивизии и ни одной  больше. Эти четыре были, конечно, только началом, но пока они оставались  единственными, которые верховное командование вооруженных сил и штаб  оперативного руководства вооруженными силами вынуждены были отдать Восточному  фронту. Но и эту жалкую помощь Гитлер направил в Венгрию!
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.
« Ответ #124 : 18 Октябрь 2011, 13:27:54 »

Утром 1 января я  снова отправился к Гитлеру, чтобы доложить ему, что корпус СС Гилле в составе  6-й армии Балка начнет в этот день вечером наступление на Будапешт. Гитлер  возлагал на это наступление большие надежды. Я был скептически настроен, так  как для подготовки наступления было очень мало времени, командование и войска  не обладали тем порывом, какой у них был раньше. Несмотря на первоначальный  успех, наступление провалилось.

Результаты  поездки, в главную ставку фюрера были весьма и весьма незначительными. Начались  новые размышления, новые сопоставления и проверка данных о противнике. Я решил  поехать в Венгрию и лично переговорить с командующими, убедиться в наших  перспективах и найти выход из создавшегося положения. В течение нескольких  дней, с 5 по 8 января 1945 г., я посетил генерала Велера, преемника Фриснера на  должности командующего группой армий "Юг", генерала Балка и генерала  СС Гилле и обсудил с ними вопросы продолжения операций в Венгрии. Я получил  информацию о причинах неудачи наступления на Будапешт. По всей вероятности, это  произошло потому, что первоначальный успех вечернего сражения 1 января не был  использован ночью для совершения решительного прорыва. У нас не было больше  офицеров и солдат 1940 г., иначе мы, возможно, достигли бы успеха, позволяющего  сохранить силы и приостановить на некоторое время наступление противника на  дунайском фронте.

Из Венгрии я  направился к Гарпе в Краков. Он и его способный начальник штаба генерал фон  Ксиландер ясно и последовательно изложили свои мысли относительно обороны  против русских. Гарпе предложил отдать противнику находившийся в наших руках  берег Вислы непосредственно перед началом наступления русских, которое  ожидалось 12 января, чтобы отступить примерно на 20 км и занять менее  растянутые тыловые позиции. Это давало возможность снять с фронта несколько  дивизий и создать таким образом резерв. Его взгляд был правилен и хорошо  обоснован, но он имел мало перспектив на благосклонность со стороны Гитлера. Об  этом я сказал Гарпе. Он же со своим прямым характером изъявил желание, чтобы  его предложения несмотря ни на что, были доложены фюреру, даже если это будет  иметь для него неприятные последствия. Мероприятия группы армий по организации  обороны были целесообразными и охватывали все, что позволяли наши средства.

Наконец, я  связался по телефону с Рейнгардтом. Он, как и Гарпе, сделал аналогичное  предложение и хотел отказаться от оборонительных, позиций на р. Нарев, чтобы  отойти на не столь растянутые позиции вдоль восточно-прусской границы и создать  тем самым возможность для сохранения нескольких дивизий в качестве резерва. И  ему, к сожалению, я не мог обещать, что добьюсь согласия Гитлера на его  предложение.

И вот теперь,  зная все нужды и запросы групп армий, я решил еще раз в это тяжелое время  съездить к Гитлеру и попытаться сделать Восточный фронт главным фронтом,  высвободить силы на Западном фронте и сообщить фюреру желание групп армий  перенести фронты на тыловые рубежи, ибо нет вообще никакого другого выхода для  своевременного создания резервов.

9 января 1945 г.  я снова был в Цигенберге. Твердо решив не идти на уступки, я намеревался  показать Гитлеру, какую он берет на себя в противном случае ответственность.  Мой доклад состоялся при обычной аудитории. На этот раз присутствовал также мой  бывший начальник штаба инспекции бронетанковых войск генерал Томале.

Гелен весьма  тщательно подготовил данные о противнике, составил для наглядности несколько  карт и схем, отображающих соотношение сил. Когда я показал Гитлеру эти  разработки, он разразился гневом, назвал их "совершенно идиотскими" и  потребовал, чтобы я немедленно отправил составителя этих схем в сумасшедший  дом. Я закипел от ярости и заявил Гитлеру: "Разработки сделаны генералом  Геленом, одним из способнейших офицеров генерального штаба. Я бы не показал их  вам, если бы не считал их своими собственными разработками. Если вы требуете  запереть генерала Гелена в сумасшедший дом, то отправьте и меня вместе с  ним!" Требование Гитлера сменить генерала Гелена я решительно отклонил. И  вот разразился ураган. Доклад не имел успеха. Предложения Гарпе и Рейнгардта  были отклонены. Последовали ожидаемые ядовитые замечания в адрес генералов,  которые де под термином "оперировать" всегда понимают только отход на  следующие запасные позиции. Все это было в высшей степени нерадостно.

Все усилия  создать крупные оперативные резервы на угрожаемых участках сильно растянутого  Восточного фронта разбились о бестолковую позицию Гитлера и Иодля. В настроении  верховного командования  вооруженных сил  господствовало необоснованное мнение о том, что наши точные данные о  предстоящем крупном наступлении русских могут быть всего лишь крупным блефом.  Там вообще охотно верили только в то, чего желали, и закрывали глаза на суровую  действительность. Страусова политика и стратегия самоуспокоения и самообмана!  Для утешения Гитлер сказал в заключение доклада: "Восточный фронт никогда  не имел столь много резервов, как сегодня. Это ваша Заслуга. Я благодарю вас за  это". Я возразил: "Восточный фронт - как карточный домик. Стоит  прорвать фронт в одном единственном месте, рухнет весь фронт, ибо резерв в  двенадцать с половиной дивизий для фронта такой громадной протяженности очень и  очень мал!"

Резервы  располагались: 17-я танковая дивизия у Пинчова (Пиньчув), 16-я танковая дивизия  южнее Кельце, 20-я мотодивизия под Вирцоником и Островцом, 10-я мотодивизия  (только боевые части) под Каменной, 19-я танковая дивизия у Радома, 25-я  танковая дивизия у Могельница, 7-я танковая дивизия у Цихенау (Цеханув), мотодивизия  "Великая Германия" у Хорцеле (Хожеле), 18-я мотодивизия восточное  Иоганнесбурга (Пиш), 23-я пехотная дивизия (не в полной боевой готовности) у  Николайкена (Миколайки), 10-я самокатно-егерская бригада у Зенсбурга  (Зендзборк), части мотодивизии "Бранденбург" (вновь сформированной)  южнее Дренгфурта; танковый корпус "Герман Геринг": 1-я танковая  дивизия "Герман Геринг" западнее Гумбиннена (Гусев), 2-я мотодивизия  "Герман Геринг" на фронте в Восточной Пруссии юго-восточнее  Гумбиннена (Гусев), 5-я танковая дивизия под Бартенштейном (Бартошице), 24-я  танковая дивизия в пути из Венгрии в Растенбург (Растемборк).

Сильно  расстроенный оскорбительным указанием Гитлера, что "восток должен  рассчитывать только на свои собственные силы и обходиться тем, что он  имеет", я вернулся в свой штаб в Цоссен. Гитлер и Иодль  знали совершенно точно, что Восточный фронт,  если ожидаемое наступление станет фактом, не сможет обойтись тем, чем он  располагает, и тогда даже немедленное решение о переброске резервов на восток в  условиях превосходства противника в воздухе, а стало быть, медленного  продвижения транспортов будет слишком запоздалым. В какой степени их  происхождение (родом они были из провинций, далеко расположенных от Пруссии)  способствовало тому, что они занимали такую бестолковую позицию, остается  неясным, но что это оказывало какое-то влияние на их рассуждения, в этом я  убедился во время своих последних докладов. Для нас, жителей Пруссии, речь шла  о близкой родине, с таким напряжением созданной в боях и сражениях, о стране с  вековой христианской, западной культурой, о земле с могилами наших предков, о  Пруссии, которую мы любили. Мы знали, что при удачном наступлении с востока мы  должны ее потерять. Больше всего мы боялись за ее жителей, боялись того, что  произошло с населением Голдапа и Неммерсдорфа. Но и этих наших опасений не  понимали, не прислушивались к предложениям фронта об эвакуации из угрожаемых  областей гражданского населения, так как Гитлер видел в этом лишь выражение  пораженчества, которое якобы одолевало генералов. Он боялся, что эти  пораженческие настроения распространятся на общественность. В этом его  поддерживали гаулейтеры, особенно гаулейтер Восточной Пруссии Кох. Этот  последний питал какое-то подозрение к генералам. Районом боевых действий групп  армий считалась узкая полоса шириной в 10 км, проходившая за линией фронта.  Батареи тяжелых орудий находились уже на огневых позициях, расположенных на  территории так называемых отечественных областей, подведомственных гаулейтерам,  на территории, где не оборудуешь ни одной огневой позиции, не срубишь дерева  без того, чтобы не вступить в конфликт с гражданскими властями (т. е. с  партийными властями).
Записан