Feldgrau.info

Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь.
------------------Forma vhoda, nizje----------------
Расширенный поиск  

Новости:

Пожелания по работе сайта и форума пишем здесь.
http://feldgrau.info/forum/index.php?board=1.0

Автор Тема: Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.  (Прочитано 81782 раз)

0 Пользователей и 1 Гость просматривают эту тему.

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.
« Ответ #75 : 08 Октябрь 2011, 20:53:17 »

15 октября  войска 6-й армии заняли Краснополье, юго-восточнее города Сумы.

16 октября я  посетил 4-ю танковую дивизию с целью проверки хода подготовки к наступлению из  района Мценск.

В этот день  румыны заняли Одессу, 46-й танковый корпус приближался к Можайску.

17 октября  капитулировала группировка противника, находившаяся в окружении севернее  Брянска. Совместно со 2-й армией нами было захвачено свыше 50000 пленных и до  400 орудий; были уничтожены основные силы 50-й русской армии. Противник  предпринимал контратаки в районе Фатежа.

18 октября  началось наступление 11-й армии на  Крым.  После занятия Таганрога 1-я танковая армия повернула на Сталине, 6-я армия  заняла Грайворон.

19-я танковая  дивизия, действовавшая севернее нашей 2-й танковой армии, заняла Малоярославец.  Немецкие войска овладели Можайском.

19 октября 1-я  танковая армия начала подготовку к наступлению на Ростов. Ее войска прорвались  к городу Сталине. 17-я и 6-я армии добились успехов в своем наступлении на  Харьков и Белгород. Преследованию противника препятствовала плохая погода.  Такая же погода была и в районе действий группы армий "Центр", 43-й  армейский корпус занял Лихвин. В течение 24 часов этот корпус действовал,  будучи в подчинении 2-й танковой армии.

20 октября  капитулировала группировка противника, окруженная в районе Трубчевска.  Распутица задержала действия всей группы армий.

1-я танковая  армия заняла город Сталине, 6-я армия приближалась к Харькову; к 21 октября она  подошла к западной окраине города.

Наступление из  района Мценск, предпринятое 22 октября 24-м танковым корпусом, потерпело  неудачу из-за недостаточного взаимодействия между танками и артиллерией. 23  октября наступление было возобновлено действовавшей северо-западнее Мценска 3-й  танковой дивизией, которой были переданы на это время все наличные танки; на  этот раз наступление закончилось успехом. 24 октября при преследовании  разбитого противника был занят населенный пункт Чернь. Я лично наблюдал за  боями 22 и 23 октября и получил полное представление о том, в каких трудных  условиях приходилось действовать нашим войскам. Причинами этих затруднений  явились топкая местность и обширные минные поля у русских.

23 октября 18-я  танковая дивизия заняла Фатеж.

24 октября 6-я  армия овладела Харьковом и Белгородом, полностью очистив их от противника.  Левее нас 43-й армейский корпус занял Белев на р. Ока.

25 октября я  присутствовал при подходе полка "Великая Германия" к Черни и наблюдал  за боем, который группа Эбербаха вела в северной части этого населенного  пункта.

К 25 октября  закончились бои в районе Брянска. В этот день началось ранее объявленное  распределение сил на правом фланге группы армий "Центр", 34-й и 35-й  корпуса, а также 48-й танковый корпус без 25-й мотодивизии перешли в подчинение  2-й армии, 1-я, кавалерийская дивизия была отправлена на родину в Восточную  Пруссию для переформирования в 24-ю танковую дивизию. Вместо этого 2-я танковая  армия получила 43-й армейский корпус под командованием генерала Хейнрици, в  состав которого входили 31-я и 131-я пехотные дивизии, и 53-й армейский корпус  генерала Вайзенбергера, в состав которого входили 112-я и 167-я пехотные  дивизии. Через некоторое время в подчинении армии была передана 296-я пехотная  дивизия, 25-я мотодивизия оставалась в подчинении 2-й армии.

2-й танковой  армии была теперь поставлена задача нанести удар на Тулу. 2-я армия в новом  составе была направлена на восток и таким образом была снова разъединена с  нами.

Успешно завершив  бои в районах Брянска и Вязьмы, группа армий "Центр" добилась тем  самым еще одного крупного тактического успеха. Вопрос о том, в состоянии ли она  продолжать наступление, чтобы превратить этот тактический успех в оперативный,  являлся наиболее важным со времени начала войны вопросом, стоявшим перед высшим  командованием германской армии.

_________________________________________________________________ 

[31] Составная  часть антифризной смеси, применявшаяся в немецкой армии (Ред.).
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.
« Ответ #76 : 09 Октябрь 2011, 11:42:25 »

Удар на  Тулу и Москву

2-я танковая  армия продолжала наступление на Тулу. Единственная дорога, по которой могли  двигаться наши войска, - шоссе Орел-Тула - оказалась малопригодной для движения  тяжелых автомашин и танков и через несколько дней была окончательно разбита.  Кроме того, русские, являющиеся мастерами в области разрушения, взорвали при  отходе все мосты, а на более узких местах заминировали обширные участки  местности вдоль дороги. Чтобы хоть как-нибудь обеспечить подвоз войскам,  приходилось сооружать настилы длиной в несколько километров из бревен.  Боеспособность наступающих частей зависела не столько от численности личного  состава, сколько от возможности обеспечения их горючим. Поэтому все имевшиеся в  наличии танки 24-го танкового корпуса были объединены под командованием  полковника Эбербаха и вместе с полком "Великая Германия" образовали  авангард, который был направлен на Тулу.

26 октября 53-й  армейский корпус достиг Оки, 43-й армейский корпус расширил предмостное  укрепление на р. Ока у Белова, занимаемый 31-й пехотной дивизией. Наш правый  сосед направил свой 48-й танковый корпус на Курск. Левее нас, в полосе 4-й  армии, русские предприняли контратаки, вынудившие немецкие войска перейти к  обороне.

27 и 28 октября  я сопровождал наступление группы Эбербаха. 27 октября у верховного командования  вооруженных сил возникла мысль о том, чтобы в случае получения сведений о  подходе свежих русских сил повернуть нашу армию с востока на Воронеж. Однако в  этом направлении не было никаких шоссе. Во всяком случае, в качестве  предпосылки для проведения такой операции мы должны были сначала овладеть  Тулой. Я попросил Либенштейна внушить эту мысль командованию. Ночь с 27 на 28  октября я провел в Черни, в покинутом здании детской больницы, кишевшей  клопами. Наши передовые части достигли района Плавок, 53-й и 43-й армейские  корпуса расширили свои предмостные укрепления на р. Ока. 4-я армия отражала  ожесточенные атаки русских.

28 октября мне  было сообщено через Либенштейнa, что  верховное командование вооруженных сил отказывается от своего намерения  повернуть нас на Воронеж. Наступление на Тулу продолжалось. Ввиду недостатка  горючего Эбербах посадил на танки один батальон полка "Великая  Германия". Мы достигли Писареве, в 30 км южнее Тулы. Разведка 43-го  армейского корпуса достигла Одоево. Ночь я снова провел в Черни с тем, чтобы  утром на "Шторхе" вылететь обратно в свой штаб.

28 октября нам  было передано пожелание Гитлера "захватить нашими подвижными  батальонами" мосты через Оку восточное Серпухова. Мы могли выбрасывать  вперед наши подразделения только до такой степени, до какой было возможно  обеспечивать их снабжение. По окончательно разрушенной дороге Орел-Тула наши  автомашины могли передвигаться с максимальной скоростью 20 км/час, да и то не  всегда. "Подвижных батальонов" уже не было. Гитлер жил в мире  иллюзий.

В этот день 1-я  танковая армия переправилась через р. Миус, а 17-я армия - через р. Донец.

29 октября наши  головные танковые подразделения достигли пункта, отстоящего в 4 км от Тулы.  Попытка захватить город с хода натолкнулась на сильную противотанковую и  противовоздушную оборону и окончилась провалом, причем мы понесли значительные  потери в танках и офицерском составе.

Меня посетил  командир 43-го армейского корпуса генерал Хейнрици, всегда отличавшийся своими  трезвыми суждениями, и доложил, что его войска плохо снабжаются, а с 20 октября  они даже перестали получать хлеб.

К 30 октября  53-й армейский корпус вышел на шоссе Орел - Тула. После окончания боев в районе  "брянского котла" 19 октября командир корпуса генерал Вайзенбергер  подтянул 167-ю пехотную дивизию через Волхов, Горбачеве, а 112-ю пехотную  дивизию - через Белев, Арсеньево, Царево. Из-за распутицы корпус не смог взять  с собой все автомашины и, в частности,тяжелую артиллерию. Моторизованные  подразделения корпуса вынуждены были совершить обходное движение через Орел,  Мценск. Сведения о подходе русских с востока, поступавшие с 27 октября,  заставили меня с целью обеспечения правого фланга перебросить 53-й армейский  корпус на участок Епифань, Сталиногорск.

Состояние шоссе  Орел-Тула к этому времени стало настолько плохим, что 3-я танковая дивизия,  подошедшая к Туле вслед за группой Эбербаха, вынуждена была снабжаться по  воздуху.

Ввиду  невозможности взять Тулу с фронта генерал барон фон Гейер предложил обойти  город с востока. Я согласился с этим предложением и приказал ему наступать в направлении  на Дедилово и захватить переправу на р. Шат. Генерал Гейер считал совершенно  невозможным использование моторизованных войск до наступления морозов и был,  безусловно, прав. Продвигаться вперед можно было только очень медленно и ценой  больших потерь в материальной части. В связи с такой обстановкой большое  значение приобретало восстановление железнодорожного участка Мценск-Тула.  Несмотря на все старания, восстановительные работы шли очень медленно.  Недостаток локомотивов вынудил меня искать выход из положения, и я обратился с  просьбой о присылке автодрезин; однако мы не получили ни одной дрезины.

1 ноября 24-й  танковый корпус достиг района западнее Дедилово.

Когда авангард  53-го армейского корпуса приблизился 2 ноября к населенному пункту Теплое, он  неожиданно натолкнулся на противника. Эта была крупная русская  группировка" состоявшая из двух кавалерийских дивизий, пяти стрелковых  дивизий и одной танковой бригады, продвигавшаяся вдоль шоссе Ефремов-Тула и,  очевидно, имевшая задачу атаковать в тыл и фланг соединения 24-го танкового  корпуса в районе Тулы. Появление частей 53-го армейского корпуса оказалось для  русских, по-видимому, такой же неожиданностью, как и их появление для немцев. С  3 по 13 ноября в районе Теплое развернулись бои, в результате которых 53-му  армейскому корпусу, поддержанному танковой бригадой Эбербаха, удалось отбросить  противника обратно к Ефремову, захватив при этом более 3000 пленных и  значительное количество орудий. Морозы, наступившие в ночь с 3 на 4 ноября,  хотя и облегчили передвижение, однако случаи обморожения наносили войскам  большой урон. Для обеспечения растянутого фланга в районе Мценск, Чернь и  восточнее были использованы пехотные и другие не танковые подразделения 17-й  танковой дивизии, которые к этому времени подошли сюда из района Карачева.  Ремонтом шоссе Орел, Тула непрерывно занимались саперные и строительные  батальоны, а также подразделения рабочих батальонов государственной трудовой  повинности. В эти дни 48-й танковый корпус занял Курск. 5 ноября меня ненадолго  посетил фельдмаршал фон Бок. Командование группы армий 4 ноября пришло к  выводу, что русские планомерно очищают район к западу от Дона между Воронежем и  Сталиногорском, и доложило это мнение главному командованию сухопутных войск.  Однако обстановка в полосе действий 2-й танковой армии опровергала это мнение.  Напротив, в районе Теплое противник наступал!
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.
« Ответ #77 : 09 Октябрь 2011, 11:44:43 »

6 ноября я  вылетел на фронт. Мои впечатления от этой поездки видны из следующего письма:

"Наши  войска испытывают мучения, и наше дело находится в бедственном состоянии, ибо  противник выигрывает время, а мы со своими планами находимся перед  неизбежностью ведения боевых действий в зимних условиях. Поэтому настроение у  меня очень грустное. Наилучшие пожелания терпят крах из-за стихии. Единственная  в своем роде возможность нанести противнику мощный удар улетучивается все  быстрее и быстрее, и я не уверен, что она может когда-либо возвратиться. Одному  только богу известно, как  сложится  обстановка в дальнейшем. Необходимо надеяться и не терять мужества, однако это тяжелое  испытание...

Будем надеяться  на то, что в ближайшее время я смогу писать в более радостном тоне. О себе я не  беспокоюсь. Однако в настоящее время трудно быть в хорошем настроении".

7 ноября морозы  впервые нанесли нам тяжелые потери. Поступили сведения о том, что 1-я танковая  армия, наступавшая на Ростов, 5 ноября вышла к Дону.

8 ноября 53-й  армейский корпус добился успехов в районе населенного пункта Теплое," 24-й  танковый корпус отражал атаки противника из Тулы.

9 ноября стали  явными намерения противника начать контратаки восточное и западнее Тулы.  Поэтому 24-й танковый корпус, передав танковую бригаду Эбербаха 53-му  армейскому корпусу, перешел к обороне, 17-я танковая дивизия без своих танков  была подчинена 24-му танковому корпусу и подтянута к населенному пункту Плавск.  Ввиду того, что восточное Черни отмечались новые части противника, обеспечение  фланга на участке Мценск, Чернь было передано другим частям 47-го танкового  корпуса. Насколько напряженной была в эти дни обстановка в районе Тулы, можно  судить хотя бы по тому факту, что четыре слабых батальона 4-й танковой дивизии  занимали фронт шириной в 35 км с тем, чтобы обеспечивать связь между 53-м  армейским корпусом и 3-й танковой дивизией, действовавшей под Тулой.

12 ноября  температура упала до 13 градусов мороза, 13 ноября - до 22 градусов. В этот  день в Орше под руководством начальника генерального штаба сухопутных сил было  проведено совещание командующих армиями группы армий "Центр" и  объявлен "приказ на осеннее наступление 1941 г.". Этот приказ ставил  перед 2-й танковой армией задачу овладеть городом Горьким (бывшим Нижним  Новгородом), находившимся в 600 км от Орла. Либенштейн немедленно заявил, что  2-я  танковая армия при настоящей  обстановке способна лишь дойти до Венева. Теперь же не май месяц и мы не во  Франции! Я полностью разделял мнение своего начальника штаба и немедленно  доложил в письменной форме командующему группой армий о том, что танковая армия  не в состоянии выполнить этот приказ. При составлении доклада я воспользовался свежими  впечатлениями от поездки на фронт 13 и 14 ноября, во время которой я посетил  53-й армейский и 24-й танковый корпуса.

13 ноября я  вылетел на "Шторхе" из Орла, но севернее Черни попал в метель и был  вынужден сделать посадку на временном аэродроме в Черни. Оттуда при  22-градусном морозе я отправился на машине в Плавок к генералу Вайзенбергеру.  Это был последний день боев в районе Теплое, и Вайзенбергер доложил мне  обстановку. Перед ним стояла задача наступать в направлении на Волово,  Сталиногорск. Для обеспечения правого фланга против отходящих к Ефремову  русских войск танковая бригада Эбербаха оставлялась в его подчинении до тех  пор, пока не подойдет 18-я танковая дивизия. Боевой состав пехоты сократился в  среднем до 50 человек в каждой роте. Все ощутимее становился недостаток в  зимнем обмундировании.

Действиям 24-го  танкового корпуса в значительной степени мешала гололедица, ибо при отсутствии  специальных шипов для гусениц танки не могли преодолевать обледенелые склоны.  Генерал барон фон Гейер считал, что корпус не в состоянии перейти в наступление  раньше 19 ноября. Для этого ему была необходима танковая бригада Эбербаха и  запас горючего на четверо суток; он же имел запасы горючего только на один  день!

По моему мнению,  он должен был назначить наступление на 17 ноября, чтобы во взаимодействии с  53-м армейским корпусом помешать противнику образовать новый фронт на линии  Волово, Дедилово. Кроме того, 43-й армейский корпус был атакован западнее Тулы  и нуждался в поддержке, 47-й танковый корпус в составе 18-й танковой, 10-й  пехотной и 29-й моторизованной дивизий должен был обеспечивать наш правый  фланг.

Ночь я провел в  Плавске.

14 ноября утром  я посетил 167-ю пехотную дивизию и беседовал со многими офицерами и солдатами.  Снабжение войск было плохим. Не хватало белых маскировочных халатов, сапожной  мази, белья и прежде всего суконных брюк. Значительная часть солдат была одета  в брюки из хлопчатобумажной ткани, и это - при 22-градусном морозе! Острая  необходимость ощущалась также в сапогах и чулках. Днем я побывал в 112-й  пехотной дивизии, где увидел ту же картину. Наших солдат, одетых в русские  шинели и меховые шапки, можно было узнать только по эмблемам.

Все запасы  обмундирования, имевшиеся в танковой армии, были немедленно отправлены на  фронт. Однако по сравнению с потребностями это было лишь каплей в море.

В героической  бригаде Эбербаха осталось не более 50 танков. В трех танковых дивизиях  насчитывалось около 600 танков. Гололедица сильно препятствовала действиям  танков, тем более, что шипы еще не были получены. Из-за морозов потели стекла  оптических приборов, а специальная мазь, противодействующая этому, до сих пор  не была получена. Перед пуском танковых моторов их приходилось разогревать.  Горючее частично замерзало, масло густело. Здесь также недоставало зимнего  обмундирования и глизантина. 43-й армейский корпус сообщил о кровопролитных  боях. Ночь я снова провел в Плавске.

15 ноября  русские продолжали атаки на позиции 43-го армейского корпуса;

16 ноября ко мне  явился генерал Хейнрици: потери от морозов, недостаток обмундирования,  вшивость!

17 ноября мы  получили сведения о выгрузке сибиряков на станции Узловая, а также о выгрузке  других  частей на участке Рязань-Коломна.  112-я пехотная дивизия натолкнулась на свежие сибирские части. Ввиду того, что  одновременно дивизия была атакована русскими танками из направления Дедилово,  ее ослабленные части не были в состоянии выдержать этот натиск. Оценивая их  действия, необходимо учесть, что каждый полк уже потерял к этому времени не  менее 400 человек обмороженными, автоматическое оружие из-за холода не  действовало, а наши 37-мм противотанковые пушки оказались бессильными против  русских танков Т-34. Дело дошло до паники, охватившей участок фронта до  Богородицка. Эта паника, возникшая впервые со времени начала русской кампании,  явилась серьезным предостережением, указывающим на то, что наша пехота  исчерпала свою боеспособность и на крупные усилия уже более неспособна.  Положение на фронте 112-й пехотной дивизии было исправлено собственными  усилиями 53-го армейского корпуса, который повернул 167-ю пехотную дивизию на  Узловую.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.
« Ответ #78 : 09 Октябрь 2011, 11:46:05 »

Наш сильно  растянутый фланг обеспечивался тем временем подошедшими частями 47-го танкового  корпуса.

"Мы  приближаемся к нашей конечной цели очень медленно в условиях ледяного холода и  в исключительно плохих условиях для размещения наших несчастных солдат. С  каждым днем увеличиваются трудности снабжения, осуществляемого по железным  дорогам. Именно трудности снабжения являются главной причиной всех наших  бедствий, ибо без горючего наши автомашины не могут передвигаться. Если бы не  эти трудности, мы были бы значительно ближе к своей цели. И тем не менее, наши  храбрые войска одерживают одну победу за другой, преодолевая с удивительным  терпением все трудности. Мы должны быть благодарны за то, что наши люди  являются такими хорошими солдатами..." (из письма от 17 ноября 1941 г.).

Поскольку боевые  операции продолжались и в зимний период, нам пришлось позаботиться о том, чтобы   снабдить продуктами питания население  Германии, армию, а также гражданское население России. В результате богатого  урожая осенью 1941 г. на полях осталось много хлеба. Не было недостатка и в  убойном скоте. От 2-й танковой армии нельзя было требовать отправки большого  количества продуктов питания в Германию, если учесть бедственное состояние  железнодорожного транспорта. После того как были обеспечены потребности войск,  всему русскому населению, проживающему в городах, и в первую очередь населению  Орла, было выдано на руки продовольствие на период до 31 марта 1942 г. Для  того, чтобы население не испытывало беспокойства в этом отношении, мы расклеили  по всему Орлу объявления о принятых мерах по обеспечению населения  продовольствием. Русское правительство имело в плодородных черноземных областях  колоссальные элеваторы, где хранились большие запасы зерна.

Чтобы обеспечить  потребности нашей армии, а также дать населению работу и хлеб, мы пустили в ход  несколько фабрик и заводов, оборудование которых русские не успели эвакуировать  из Орла. В числе пущенных нами предприятий были завод жестяных изделий,  кожевенный и войлочный цеха обувной фабрики.

О настроениях,  господствовавших среди русского населения, можно было,между прочим, судить по  высказываниям одного старого царского генерала, с которым мне пришлось в те дни  беседовать в Орле. Он сказал: "Если бы вы пришли 20 лет тому назад, мы бы  встретили вас с большим воодушевлением. Теперь же слишком поздно. Мы как раз  теперь снова стали оживать, а вы пришли и отбросили нас на 20 лет назад, так  что мы снова должны начать все сначала. Теперь мы боремся за Россию, и в этом  мы все едины".

18 ноября 2-я  танковая армия перешла в наступление в соответствии с приказом, полученным 13  ноября в Орше. В наступлении участвовали:

47-й танковый  корпус:

18-я танковая  дивизия наступала на фабричный город Ефремов; 20 ноября после упорных уличных  боев дивизия захватила этот город и удержала его, несмотря на ожесточенные  контратаки противника;

10-я мотодивизия  наступала на Епифань, Михайлов; 29-я мотодивизия наступала на Спасское,  Гремячее, имея задачу обеспечить восточный фланг армии от возможного нападения  свежих сил противника из района Рязань, Коломна;

25-я мотодивизия  к тому времени была еще занята в одной из операций верховного командования  вооруженных сил по уничтожению окруженного противника и после выполнения своей  задачи должна была составить корпусный резерв;

53-й армейский  корпус:

167-я пехотная  дивизия наступала через Сталиногорск на Венев;

112-я пехотная  дивизия наступала на Сталиногорск, где должна была создать предмостное  укрепление на р. Дон; позднее, учитывая потери этой дивизии, ее предполагалось  сменить 56-Й пехотной, дивизией, которая входила в резерв группы армий и должна  была подойти из района Карачева;

24-й танковый  корпус получил задачу силами 17, 3 и 4-й танковых дивизий, полка "Великая  Германия" и наступающей с юга 296-й пехотной дивизии охватить с двух  сторон город Тулу и овладеть им; впереди 24-го танкового и 53-го армейского  корпусов наступала на Каширу боевая группа 17-й танковой дивизии, имея задачу  захватить имеющийся там мост через Оку и воспрепятствовать подходу подкреплений  противника из района Москвы;

43-й армейский  корпус силами 31-й и 131-й пехотных дивизий наступал через Лихвин и Калугу в  район, расположенный между реками Упа и Ока, имея задачей очистить его от  противника и обеспечить на участке Тула, Алексин связь между 2-й танковой  армией и 4-й армией.

2-я армия, наш  сосед на правом фланге, получила  задачу  наступать в направлении к востоку от Орла. Рассчитывать на поддержку с ее  стороны не приходилось. Было известно, что западнее дороги Елец, Ефремов  русские производят окопные работы, и командование 2-й армии сделало вывод, что  предположения об отходе русских за Дон не оправдались.

4-я армия,  действовавшая левее 2-й танковой армии, имела задачу форсировать Оку севернее  Алексина и наступать на Серпухов; армия имела в своем составе до 36 дивизий.

2-я танковая  армия насчитывала только 12,5 сильно потрепанных дивизий. Пехотные части все  еще не получили зимнего обмундирования и почти не могли передвигаться. За сутки  они проходили 5, самое большее 10 км. Возможности армии справиться с  доставленными перед нею задачами были более чем сомнительны.

18 ноября при  сильной поддержке авиации 47-му танковому корпусу удалось захватить Епифань, а  24-му танковому корпусу - Дедилово. 19 ноября 24-й танковый корпус достиг  Болохово.21 ноября 53-й армейский корпус занял Узловую; 24 ноября 24-й танковый  корпус занял Венев и подбил при этом 50 русских танков, 43-й армейский корпус  медленно продвигался к р, Упа. Пока проходило это продвижение". 21 ноября  в районе действий передовых частей 47-го танкового корпуса появились опасные  свежие силы противника - 50-я армия русских, в состав которой входили 108-я танковая  бригада, 299-я стрелковая дивизия, 31-я кавалерийская дивизия и другие части.  Положение снова стало серьезным.

1-я танковая  армия группы армий "Юг" после продолжительного и трудного перехода по  топким и обледенелым дорогам достигла 19 ноября северной окраины Ростова и  завязала там тяжелые бои. 21 ноября армия полностью овладела Ростовом. Мосты  через Дон были разрушены русскими. Предвидя в скором времени возможность  контратак противника, 1-я танковая  армия  перешла к обороне. 20 ноября 48-й танковый корпус 2-й армии занял город Тим, а  уже 23 ноября он был контратакован в этом районе противником.

"Страшный  холод, жалкие условия расквартирования, недостаток в обмундировании, тяжелые  потери в личном составе и материальной части, а также совершенно неудовлетворительное  состояние снабжения горючим - все это превращает руководство боевыми операциями  в сплошное мучение, и на меня все более и более давит та огромная  ответственность, которую, несмотря на все красивые слова, никто не может с меня  снять.

Три дня я провел  на передовой линии с тем, чтобы получить наиболее точную картину положения на  фронте, и теперь я намерен, если боевая обстановка это мне позволит,  отправиться в воскресенье в штаб группы армий, чтобы получить информацию о  перспективах на ближайшее будущее, о чем пока нам ничего неизвестно. О чем  думает командование, я не знаю, так же как не знаю, как нам удастся к весне  привести себя в порядок" (из письма от 21 ноября 1941 г.).
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.
« Ответ #79 : 09 Октябрь 2011, 11:47:29 »

23 ноября во  второй половине дня я решил лично отправиться к командующему группой армий  "Центр" И попросить, чтобы он изменил поставленную мне задачу,  которая стала невыполнимой. Я доложил фельдмаршалу фон Боку о том, что 2~я  танковая армия находится в весьма тяжелом положении и что ее войска, особенно  пехотные части, чрезвычайно утомлены; я указал на отсутствие зимнего  обмундирования, на плохую работу службы тыла, незначительное количество танков  и орудий, а также на угрозу сильно вытянутому восточному флангу со стороны  свежих сил противника, прибывающих с Дальнего Востока в район Рязань, Коломна.  Фельдмаршал фон Бок ответил мне, что тексты моих предыдущих докладов он уже  отправил главному командованию сухопутных войск и оно хорошо осведомлено об истинном  положении на фронте.

Затем фон Бок  приказал связать его по телефону с главнокомандующим сухопутными войсками и  предложил мне надеть наушники и прослушать его разговор с главнокомандующим.  Изложив содержание моего доклада об обстановке, фон Бок попросил  главнокомандующего изменить поставленную мне задачу, отменить приказ о  наступлении и отдать приказ о переходе к обороне на удобных в условиях зимы  позициях.

Главнокомандующий  сухопутными войсками, по всей вероятности, не был свободен в принятии решения.  В своих ответах он старался обойти наиболее трудные вопросы. Отклонив мои  предложения, он приказал продолжать наступление. После наших настоятельных  требований указать нам, по крайней мере, какую-либо достижимую и не слишком  далекую цель, достигнув которой мы могли бы затем создать оборонительную линию,  главнокомандующий назвал нам, наконец, линию Михайлов, Зарайск и добавил, что  важнейшей нашей задачей является полное разрушение железнодорожной линии  Рязань-Коломна.

Я остался  недоволен результатами своей поездки в штаб группы армий. В тот же день я  направил для доклада начальнику генерального штаба находившегося при моем штабе  офицера связи главного командования сухопутных войск подполковника фон  Кальдена. Он должен был также попытаться добиться распоряжения о  приостановлении наступления, однако возвратился обратно, не добившись никаких  результатов. Отрицательное отношение главнокомандующего сухопутными войсками и  начальника генерального штаба к моим предложениям позволяло сделать вывод, что  они сами, а не только один Гитлер, являются сторонниками продолжения  наступления. Во всяком случае, высшему военному командованию отныне было  известно чрезвычайно тяжелое положение моей армии, и я полагал, что Гитлеру  также было об этом подробно доложено.

24 ноября 10-я  мотодивизия заняла Михайлов, 29-я мотодивизия продвинулась на 40 км к северу от   города Епифань. 25 ноября боевая группа  17-й танковой дивизии подошла к Кашире. Наш сосед справа занял Ливны.

26 ноября 53-й  армейский корпус подошел к Дону, форсировал его силами 167-й пехотной дивизии у  Иван-озера и атаковал сибиряков северо-восточнее этого населенного пункта под  Донской. Доблестная дивизия захватила 42 орудия, некоторое количество автомашин  и до 4000 пленных. С востока на сибиряков наступала 29-я мотодивизия 47-го  танкового корпуса, в результате чего противника удалось окружить.

Я находился в  этот день в 53-м армейском корпусе и решил отправиться 27 ноября в штаб 47-го  танкового корпуса и 29-ю мотодивизию. Утром я прибыл в Епифань, где генерал  Лемельзен доложил мне, что ночью 29-я мотодивизия очутилась в критическом  положении. Главные силы 239-й сибирской стрелковой дивизии, оставив свою  артиллерию и автотранспорт, вырвались из" окружения и ушли на восток.  Растянутая линия окружения из частей 29-й мотодивизии не смогла сдержать  прорвавшихся русских и понесла большие потери. Я направился в штаб дивизии ив  71-й пехотный полк, который пострадал больше всех. Сначала я считал, что  причиной несчастья является плохое состояние разведки и охранения. Однако после  того, как я на месте заслушал сообщения командира батальона и командиров рот,  мне стало ясно, что войска верно выполняли свой долг и что причиной прорыва  является превосходство сил противника. О достоверности полученных мной  сообщений свидетельствовали многочисленные трупы немецких солдат, которые  лежали на поле боя в полной военной форме и с оружием в руках. Я постарался  ободрить личный состав полка и заставить его забыть свою неудачу. Сибиряки  ускользнули от нас, правда, без своего тяжелого оружия и автотранспорта, а у  нас не было сил их задержать. Это было самым печальным событием того дня.  Преследование ускользнувшего противника, немедленно предпринятое  мотоциклетными подразделениями 29-й  мотодивизии, не дало никаких результатов.

Затем я  направился в разведывательный батальон и 33-й мотострелковый полк 4-й танковой  дивизии, а к ночи поехал в штаб 24-го танкового корпуса. Лишь тот, кто в эту  зиму нашего несчастья лично видел бесконечные просторы русских снежных равнин,  где ледяной ветер мгновенно заметал всякие следы, лишь тот, кто часами ехал по  "ничейной" территории, встречая лишь незначительные охраняющие  подразделения, солдаты которых не имели необходимого обмундирования и питания,  в то время как свежие сибирские части противника были одеты в отличное зимнее  обмундирование и получали хорошее питание, лишь тот мог правильно оценить  последовавшие вскоре серьезные события.

Полковник Балк,  в то время референт главного командования сухопутных войск по вопросам  бронетанковых войск, сопровождал меня во время этой поездки. Я просил его  передать главнокомандующему сухопутными войсками свои впечатления о поездке.

Наиболее  неотложной нашей задачей было овладение Тулой. Немыслимо было проводить  дальнейшие операции на север или, на восток, т. е. в направлении наших  ближайших целей, не овладев предварительно этим важным узлом путей сообщения и  аэродромом. Мое посещение командиров корпусов имело целью подготовить  наступление на Тулу, трудности которого я отчетливо себе представлял. Мы хотели  захватить город двойным охватом: силами 24-го танкового корпуса с севера и  востока и силами 43-го армейского корпуса с запада. 53-й армейский корпус  должен был во время проведения этой операции обеспечивать наш северный фланг  против сил противника, действовавших с московского направления, а 47-й танковый  корпус - растянувшийся восточный фланг против перебрасываемых сюда сибиряков,  10-я мотодивизия этого корпуса, достигнув 27 ноября, в соответствии с  приказом, города Михайлов, отправила группы  подрывников для взрыва железной дороги на участке Рязань-Коломна, но, к  сожалению, эти группы не смогли выполнить своей задачи: оборона русских была  слишком сильна. Из-за больших холодов во время продвижения на Ефремов вышла из  строя почти вся артиллерия 18-й танковой дивизии. 29 ноября превосходящие силы  противника впервые оказали сильное давление на 10-ю мотодивизию. Поэтому наши  войска вынуждены были оставить Скопин.

Наступательная  сила 24-го танкового корпуса, который вел непрерывные бои в течение нескольких  месяцев, также значительно снизилась. Корпусная артиллерия насчитывала всего  лишь 11 орудий.

В южной части  Восточного фронта 27 ноября превосходящие силы русских начали наступление на  Ростов; обстановка там стала чрезвычайно напряженной. Правее нас было отмечено  усиление противника, действовавшего против 2-и армии. На левом фланге моей  армии 43-и. армейский корпус достиг шоссе Тула-г Алексин. Здесь корпус  натолкнулся на крупные силу противника, немедленно предпринявшего контратаки.

2-я танковая  дивизия 4-й армии вышла к Красной Поляне, в 22 км северо-западнее Москвы.

28 ноября  русские снова прорвались к Ростову. 1-я танковая армия вынуждена была  готовиться к оставлению города.

Наши успехи в  полосе действий 43-го армейского корпуса оставались незначительными. В этот  день командование группы армий отказалось от наступления на далеко отстоящие от  нас цели, которые были указаны главным командованием сухопутных войск, приказав  в первую очередь "пробиться к Туле".
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.
« Ответ #80 : 09 Октябрь 2011, 11:49:04 »

30 ноября  главное командование сухопутных войск выразило сомнение в том, достаточно ли  сосредоточено нами сил для проведения наступления на Тулу. Усиление  группировки, наступающей на Тулу, было возможно лишь за счет сокращения сил  47-го танкового  корпуса, предназначенных  для обеспечения нашего фланга. Учитывая нараставшую угрозу с востока, я считал  это рискованным. Однако в тот же день на самом южном участке немецкого  Восточного фронта произошло событие, которое наиболее ярко осветило наше общее  положение. В этот день группа армий "Юг" оставила Ростов. На следующий  день командующий этой группой фельдмаршал фон Рундштедт был смещен со своей  должности и заменен фельдмаршалом фон Рейхенау. Это было первым тревожным  сигналом! Тем не менее ни Гитлер, ни верховное командование вооруженных сил, ни  главное командование сухопутных войск не обратили на него никакого внимания.

Общие наши  потери на Восточном фронте, начиная с 22 июня 1941 г., достигали уже 743000  человек, что составило 23% к общей численности наших вооруженных сил, которые  насчитывали около 3,5 млн. человек.

В тот же день 30  ноября было отмечено усиление противника, действовавшего против моего северного  фланга у Каширы. Было очевидно, что противник перебрасывает с центрального  участка фронта, западнее Москвы, часть своих сил на угрожаемые фланги.

Я получил  сообщение о смерти своего боевого соратника, начиная с лета этого года,  полковника Мельдера и был чрезвычайно опечален тем, что мы потеряли одного из  наших лучших солдат.

Усиление  партизанской войны на Балканах требовало от немецкого командования отправки  туда все большего количества войск.

Новый  командующий группой армий фельдмаршал фон Рейхенау признал неизбежным сдачу  Ростова и отвод 1-й танковой армии за линию р. Миус. Таким образом, отстранение  Рундштедта с поста командующего через 24 часа оказалось совершенно ненужным  мероприятием.

Между тем в моей  армии продолжалась подготовка к наступлению, которое мы предполагали начать 2  декабря во взаимодействии с 4-й армией. Однако  1 декабря нам сообщили, что 4-я армия перейдет в наступление только 4 декабря.  Я охотно отложил бы начало наступления и для моей армии с тем, чтобы  действовать одновременно с 4-й армией, а также дождаться подхода 296-й пехотной  дивизии. Однако 24-й танковый корпус, на исходные позиции которого противник  оказывал сильное давление, не мог больше ждать, и я решил начать наступление 2  декабря силами этого корпуса.

Свой передовой  командный пункт мы организовали в Ясной Поляне, бывшем поместье графа Толстого.  Я посетил командный пункт 2 декабря. Ясная Поляна находилась позади командного  пункта полка "Великая Германия", в 7 км южнее Тулы.

2 декабря 3-й и  4-й танковым дивизиям, а также полку "Великая Германия" удалось  прорвать передний край обороны противника, для которого наше наступление  явилось полной неожиданностью. Наступление продолжалось и 3 декабря в условиях  сильного снегопада и ветра. Дороги заледенели, передвижение было затруднено,  4-я танковая дивизия подорвала железнодорожную линию Тула - Москва и, наконец,  достигла шоссе Тула-Серпухов. Этим, однако, наступательная сила дивизии была  исчерпана, а все запасы горючего израсходованы. Противник отошел на север.  Положение оставалось напряженным.

4 декабря  разведка обнаружила крупные силы противника к северу и югу от клина наших  войск, вышедших на шоссе Тула-Серпухов, 3-я танковая дивизия вела тяжелые бои в  лесу, восточное Тулы. Наши успехи в течение этого дня были незначительными.

Однако решающее  значение для всей обстановки под Тулой имели следующие вопросы: во-первых,  обладает ли еще 43-й армейский корпус достаточной наступательной мощью для  того, чтобы замкнуть кольцо окружения вокруг Тулы и соединиться севернее города  с 4-й танковой дивизией, и, во-вторых, в состоянии ли 4-я армия оказать на  противника такое давление, которое помешало бы ему подтянуть свои силы к Туле.

3 декабря я  отправился в Грязново, в 43-й армейский корпус для того, чтобы лично  ознакомиться с боеспособностью его соединений. 4 декабря рано утром я посетил  командный пункт 31-й пехотной дивизии, а затем посетил 17-й пехотный полк и его  3-й егерский батальон - мой старый госларский егерский батальон, в котором я  начал свою военную службу и в 1920-1922 гг. командовал 11-й ротой.  Обстоятельная беседа, проведенная мной с командирами рот, имела целью выяснить,  обладают ли войска достаточной наступательной силой для выполнения предстоящей  задачи. Офицеры откровенно изложили мне все свои заботы, однако на вопрос о  наступательной способности все же ответили утвердительно, сказав: "Еще  один раз мы как-нибудь выбьем противника из его позиций". Вопрос о том,  обладают ли и остальные подразделения 43-го армейского корпуса такой же  боеспособностью, как мои старые госларские егери, остался пока нерешенным.  Впечатление, полученное от этой поездки, заставило меня еще раз решиться на  продолжение наступления.

Обратная поездка  тянулась бесконечно долго ,и была опасной из-за поднявшейся вьюги и обледенелых  склонов. В конце концов мой командирский танк попал в овраг, из которого он в  темноте никак не мог выбраться. К счастью, по другую сторону оврага я встретил  машину связи штаба группы, которая и доставила меня в ту же ночь в Ясную  Поляну.

4 декабря 43-й  армейский корпус занял исходные позиции для наступления, а 296-я пехотная  дивизия, которой командовал генерал Штеммерман, продолжала свой тяжелый марш по  направлению к Туле.

О переходе  дивизии в наступление в этот же день не могло быть и речи. Температура упала до  минус 35 градусов. Авиаразведка донесла о передвижении крупных сил противника  из Каширы на юг. Сильное  прикрытие этого  передвижения истребителями не давало возможности нашей авиаразведке вести  наблюдение с более близких расстояний.

5 декабря 43-й  армейский корпус пытался перейти в наступление, но не смог воспользоваться  первоначальным успехом 31-й пехотной дивизии, 296-я пехотная дивизия достигла  р. Упа лишь после наступления темноты, будучи в чрезвычайно изнуренном  состоянии. Один из ее полков я сам видел. В районе действий 29-й мотодивизии  русские войска, поддержанные танками, атаковали северо-восточное Венева.  Опасность, угрожавшая флангам и тылу 24-го танкового корпуса, соединения  которого находились севернее Тулы и из-за 35-градусного мороза были лишены  возможности передвигаться, ставила под сомненье целесообразность дальнейшего  продолжения наступления . Наступление было бы возможно только в том случае,  если бы 4-я армия наступала одновременно с нами и притом успешно. К сожалению,  об этом не могло быть и речи. Дело обстояло как раз наоборот. Помощь 4-й армии  ограничилась действиями ударной группы в составе двух рот, которые после  выполнения своей задачи снова возвратились на исходные позиции. Этот эпизод не  оказал никакого влияния на противника, действовавшего против 43-го армейского  корпуса, 4-я армия перешла к обороне!

Перед лицом  угрозы моим флангам и тылу и учитывая наступление неимоверно холодной погоды, в  результате которой войска потеряли подвижность, я в ночь с 5 на 6 декабря  впервые со времени начала этой войны решил прекратить это изолированное  наступление и отвести далеко выдвинутые вперед части на  линию: верхнее течение р. Дон, р. Шат, р. Упа,  где и занять оборону. За все время войны я не принимал ни одного решения с  таким трудом, как это. Такого же мнения придерживались мой начальник штаба  Либенштейн и старший из командиров корпусов генерал фон Гейер, однако это мало  способствовало улучшению моего настроения.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.
« Ответ #81 : 09 Октябрь 2011, 11:50:38 »

В ту же ночь я  по телефону доложил о своем решении фельдмаршалу фон Боку. Его первым вопросом  было: "Где, собственно, находится ваш командный пункт?" Он был  уверен, что я нахожусь в Орле, далеко от района происходящих событий. Однако  танковые генералы не делали таких ошибок. Я находился достаточно близко от  района происходящих событий и от своих войск, чтобы иметь возможность правильно  оценить обстановку и возможности моих солдат.

Положение было  серьезным не только в полосе действий моей 2-й танковой армии. В ту же ночь с 5  на б декабря вынуждены были прекратить свое наступление также 4-я танковая  армия Гепнера и 3-я танковая армия Рейнгардта, вышедшая с севера к пункту,  находившемуся в 35 км от Кремля, так как у них не было сил, необходимых для  достижения великой цели, уже видневшейся перед ними. В районе Калинина, где  действовала наша 9-я армия, русские даже перешли в наступление.

Наступление на  Москву провалилось. Все жертвы и усилия наших доблестных войск оказались  напрасными. Мы потерпели серьезное поражение, которое из-за упрямства  верховного командования повело в ближайшие недели к роковым последствиям.  Главное командование сухопутных войск, находясь в далекой от фронта Восточной  Пруссии, не имело никакого представления о действительном положении своих войск  в условиях зимы, хотя и получало об этом многочисленные доклады. Это незнание  обстановки все время вело к новым невыполнимым требованиям.

Своевременный  отвод войск и занятие обороны на выгодном и заранее подготовленном рубеже  явились  бы наилучшим и наиболее  действенным средством для того, чтобы восстановить положение и закрепиться до  наступления весны. В полосе действий 2-й танковой армии таким рубежом могла бы  стать занимаемая ею в октябре частично оборудованная линия обороны по рекам  Зуша и Ока. Однако именно с этим Гитлер не соглашался. Упрямство ли Гитлера или  внешнеполитические соображения оказали влияние на принятие решений в эти дни -  мне неизвестно. Тем не менее я могу это предположить, так как 8 декабря Япония  вступила в войну, а 11 декабря последовало объявление Германией войны  Соединенным Штатам Америки.

Военных  специалистов в эти дни удивлял тот факт, что, несмотря на объявление Гитлером  войны США, Япония не объявила войны Советскому Союзу. В связи с этим русские  имели возможность высвободить свои войска, находившиеся на Дальнем Востоке, и  использовать их против Германии. Эти войска были с невиданной до сих пор  скоростью (эшелон за эшелоном) направлены на наш фронт. Не разряжение  обстановки, а новое исключительно тяжелое ее напряжение явилось результатом  этой странной политики. Расплачиваться за нее должны были наши солдаты.

Война стала  отныне действительно "тотальной". Экономический и военный потенциал  большей части стран земного шара объединился против Германии и ее слабых  союзников.

Вернемся все же  вновь к положению у Тулы. 24-му танковому корпусу удалось планомерно оторваться  от противника, но 53-й армейский корпус испытывал сильное давление его войск со  стороны Каширы, 47-й танковый корпус в ночь на 8 декабря вынужден был в результате  удара русских сдать Михайлов, 10-я мотодивизия понесла при этом тяжелые потери.  Правее нас 2-я армия потеряла в эти дни Елец. Противник наступал на Ливны и  усилился у Ефремова.

О моих взглядах  и настроениях в тот период можно судить по письму от 8 декабря, в котором я  писал: "Мы  стоим перед печальным  фактом того, что наше верховное командование слишком туго натянуло тетиву лука,  не хотело верить поступающим сообщениям об ослаблении боеспособности наших  войск, выдвигало все время новые и новые требования, не обеспечило нас всем  необходимым для тяжелой зимы и было застигнуто врасплох русскими морозами,  доходившими до минус 35 градусов. Наши силы были недостаточны для того, чтобы  успешно осуществить наступление на Москву, и, таким образом, мне с болью в  сердце пришлось в ночь на 6 декабря принять решение о прекращении  бесперспективных боевых действий и об отходе на заранее избранный, сравнительно  небольшой по ширине рубеж, который я надеялся удержать оставшимися у меня  силами. Русские продолжают сильно нажимать, и можно ожидать еще множества  всяких неприятных инцидентов. Наши потери, особенно больными и обмороженными,  очень велики, и даже при условии, что часть из них после небольшого отдыха  снова возвратится в строй, все же в настоящий момент ничего нельзя сделать.  Из-за морозов потери в автотранспорте и артиллерии превысили все расчеты.  Кое-как мы выходим из положения, используя крестьянские сани, однако они,  естественно, приносят нам небольшую пользу. К счастью, нам удалось сохранить те  наши танки, которые еще были на ходу. Однако долго ли они смогут находиться в  строю при таком холоде, знает один лишь бог.

Ростов был  началом наших бед; это был первый -предостерегающий сигнал. Несмотря на это,  наступление здесь продолжалось. Моя поездка в штаб группы армий 23 ноября не  дала никаких результатов и не внесла необходимой ясности; там продолжали  работать спустя рукава. Затем потерпел поражение мой северный сосед; мой южный  сосед был и до того не очень боеспособен, и в конце концов у меня не было  другого выбора, как прекратить наступление, так как одному, да еще при  35-градусном морозе, мне было не под силу опрокинуть весь Восточный фронт.

Я также просил  Балка доложить мою оценку обстановки главнокомандующему сухопутными войсками,  но не знаю, удалось ли ему выполнить мою просьбу.

Вчера меня  посетил Рихтгофен[33] . Мы с ним долго беседовали с глазу на глаз и установили,  что имеем одинаковый взгляд на сложившуюся обстановку. Наконец, я имел беседу с  генералом Шмидтом, который командовал армией, действовавшей справа от нас. Он  также во всем согласился со мной. Во всяком случае, я не одинок в своих  взглядах, хотя, увы, это не имеет никакого значения, так как никто ими не  интересовался...

Мне самому никак  не верилось, что в течение двух месяцев можно будет так сильно ухудшить  обстановку, которая была почти блестящей... Если бы своевременно было принято  решение о прекращении наступления и о переходе на зимний период к обороне на  выгодном и заранее оборудованном рубеже, то ничего опасного не случилось бы.  Теперь же на долгие месяцы наступила полная неопределенность... Я меньше всего  думаю о себе; гораздо больше меня интересует судьба всей Германии, за которую я  очень опасаюсь".

9 декабря  противник, развивая успех в районе Ливны, где действовала 2-я немецкая армия, окружил  части 95-й пехотной дивизии. В полосе действий моей армии 47-й танковый корпус  отходил на юго-запад;

24-й танковый  корпус отбивал атаки русских, предпринимавшиеся ими из Тулы.

10 декабря я в  письменной форме доложил о нашей обстановке шеф-адъютанту Гитлера Шмундту и  начальнику управления личного состава главного командования сухопутных войск  Кейтелю-младшему с тем, чтобы они там не питали в дальнейшем никаких иллюзий. В  тот же день я писал своей жене: "Надо надеяться, что эти мои письма вовремя  дойдут до адресата, ибо при установлении полной ясности и при твердом желании  положение еще может быть исправлено. У нас недооценили  силы противника, размеры его территории и  суровость климата, и за это приходится теперь расплачиваться... Хорошо еще, что  я 5 декабря самостоятельно принял решение о прекращении наступления, ибо в  противном случае катастрофа была бы неминуемой".

10 декабря была  отмечена выгрузка русских войск в районе Касторной и Ельца. В полосе действий  2-й армии противник расширил прорыв и перерезал дорогу Ливны-Чернова. 10-я  мотодивизия моей армии вела оборонительные бои в Епифани. 53-й армейский и 24-й  танковый корпуса достигли рубежа рек Дон, Шат, Упа.

Между 296-й и  31-й пехотными дивизиями образовалась опасная брешь.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.
« Ответ #82 : 09 Октябрь 2011, 11:51:59 »

11 декабря  корпуса нашего соседа справа продолжали отходить на запад. Над Ефремовом  нависла угроза, и 12 декабря он был сдан.

Для того, чтобы  закрыть брешь, образовавшуюся на фронте 43-го армейского корпуса, 4-й армии  было приказано направить туда 137-ю пехотную дивизию. Однако требовалось  некоторое время для того, чтобы дивизия могла подойти к этому участку ввиду  значительного расстояния и плохой погоды. Поэтому в течение 12 декабря мы  вынуждены были направить все свои наличные подвижные силы на помощь попавшему в  беду соседу справа.

13 декабря 2-я  армия продолжала отход. При этих обстоятельствах 2-я танковая армия не была в  состоянии удержаться на рубеже Сталиногорск, р. Шат, р. Упа, тем более, что  112-я пехотная дивизия не имела достаточно сил для того, чтобы оказать  дальнейшее сопротивление и задержать наступление свежих сил противника. Войска  вынуждены были отходить за линию р. Плава. Действовавшие левее нас 4-я армия и  прежде всего 4-я и 3-я танковые группы также не могли удержать свои позиции.

14 декабря я  прибыл в Рославль, где встретился с главнокомандующим сухопутными войсками  фельдмаршалом фон Браухичем. Фельдмаршал фон Клюге также  присутствовал при этом. Для того, чтобы  попасть в Рославль, мне пришлось в течение 22 час ехать на автомашине при  снежной вьюге. Я подробно обрисовал главнокомандующему сухопутными войсками  положение своих войск и просил его разрешить моей армии отойти на рубеж р. Зуша  и Ока, где во время октябрьских боев находилась наша передовая линия, которая  вследствие этого была до некоторой степени оборудована. Главнокомандующий дал  мне на это свое согласие. Был поднят также вопрос и о том, каким образом можно  будет закрыть 40-километровый разрыв, образовавшийся между 24-м танковым и 43-м  армейским корпусами. Для этой цели 4-я армия должна была передать в подчинение  2-й танковой армии 137-ю пехотную дивизию. Однако фельдмаршал фон Клюге пока  направил только четыре батальона этой дивизии под командованием командира дивизии.  Я считал это совершенно недостаточным и просил, чтобы оставшаяся половина  дивизии была бы также немедленно направлена в мое распоряжение. Во время боев  этой дивизии за устранение разрыва погиб отважный генерал Бергман.  Образовавшаяся опасная брешь между корпусами так и не была ликвидирована.

В результате  совещания в Рославле последовал следующий приказ: "2-я армия переходит в  подчинение командующего 2-й танковой армии. Обе армии должны удержать рубеж  перед Курском, Орлом, Плавск, Алексин, а в крайнем случае по р. Ока". Я  был убежден, что главнокомандующий доложит Гитлеру об этом своем распоряжении,  однако дальнейшие события поколебали эту уверенность.

В этот день  глубокий прорыв, предпринятый русскими 13 декабря через Ливны в направлении на  Орел, оказал свое действие - была окружена и частично уничтожена 45-я пехотная  дивизия. Гололедица затрудняла все виды передвижения. Потери от обморожения  были больше, чем от огня противника. Пришлось отвести 47-й танковый корпус, так  как его сосед справа -  293-я пехотная  дивизия 2-й армий - отступил от Ефремова.

16 декабря по  моей настоятельной просьбе на аэродром в Орле прибыл находившийся поблизости  Шмундт, с которым я имел получасовую беседу. Я обрисовал ему серьезность  обстановки и просил доложить об этом фюреру. Я надеялся, что в течение ночи  Гитлер вызовет меня к телефону, чтобы дать ответ на мои предложения, которые я  передал со Шмундтом. Во время беседы я узнал о предстоящем изменении в главном  командовании сухопутных войск - о смене фельдмаршала фон Браухича. В ту же ночь  я писал: "Ночь я провел без сна, ломая голову над тем, что я еще мог бы  предпринять для того, чтобы помочь моим солдатам, которые оставались совершенно  беспомощными в условиях этой безумной зимы. Трудно даже себе представить их  ужасное положение. Работники верховного командования, которые ни разу не были  на фронте, не в состоянии представить себе истинного положения войск. Они все  время передают по телеграфу одни лишь невыполнимые приказы и отказываются  удовлетворить все наши просьбы и выполнить наши предложения".

В ту же ночь  Гитлер вызвал меня по телефону, потребовал стойко держаться и, запретив нам  отходить, пообещал перебросить по воздуху пополнение, если не ошибаюсь, в 500  человек! Телефонные вызовы Гитлера повторялись затем неоднократно, но  слышимость была очень плохая. Что касается отхода, то он уже начал  осуществляться в соответствии с беседой в Рославле с фельдмаршалом фон  Браухичем, и было совершенно невозможно его остановить.

17 декабря я  побывал у командиров 24-го и 47-го танковых корпусов, а также у командира 53-го  армейского корпуса с тем, чтобы еще раз ознакомиться с положением войск и  переговорить с командирами корпусов относительно обстановки. Все три генерала  считали, что наши наличные силы недостаточны для того, чтобы организовать стойкую  оборону восточное Оки.

Отсюда  следовало, что нам необходимо сохранить боеспособность войск до подхода свежих  сил, когда можно будет создать прочную оборону. Генералы доложили, что войска  начинают сомневаться в способностях верховного командования, которое отдало  свой последний приказ о наступлении, оценив при этом возможности противника  совершенно неправильно. "Если бы мы обладали своей прежней маневренностью  и боеспособностью, выполнение этого приказа ничего бы не стоило. Гололедица затрудняла  все наши передвижения. Русские хорошо снаряжены и хорошо подготовлены к зиме, а  у нас ничего нет".

2-я армия  опасалась, что противник предпримет в этот день прорыв в направлении на  Новосиль.

Учитывая всю  сложившуюся обстановку, и с согласия командования группы армий решил вылететь в  главную ставку фюрера и лично доложить ему обстановку, так как все мои доклады,  как письменные, так и по телефону, не привели к каким-либо результатам. Беседа  была назначена на 20 декабря. К этому времени фельдмаршал фон Бок подал рапорт  о болезни и его сменил на посту командующего группой армий "Центр"  фельдмаршал фон Клюге.

18 декабря 2-й  армии было приказано оборонять рубеж Тим, Ливны, Верховье и через несколько  дней, примкнув к правому флангу 2-й танковой армии, отойти на рубеж Б. Река  Зуша, р. Зуша. 2-й танковой армии было приказано отойти на рубеж Могилки, Верх.  Плавы, Сороченка, Чукина, Козмино.

43-й армейский  корпус был передан в подчинение 4-й армии.

19 декабря 47-й  танковый корпус и 53-й армейский корпус заняли оборону по р. Плава. Я решил  отвести 47-й танковый корпус на линию Озерки (район северо-западнее  Подосиновки), а 24-й танковый корпус сосредоточить в качестве резерва армии в  районе Орла с тем, чтобы дать ему небольшой отдых, а затем использовать в  качестве оперативного подвижного резерва.

4-я армия была  атакована противником на своем левом фланге и местами отброшена назад.

________________________________________________________________ 

[33] Фельдмаршал  авиации.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.
« Ответ #83 : 11 Октябрь 2011, 08:42:48 »

Моя  первая отставка

"Монах,  монах, как труден твой путь!" Эти слова, в применении к нашей обстановке,  мне все чаще и чаще приходилось слышать от своих сослуживцев, когда я сообщил  им о своем решении отправиться к Гитлеру. Мне и самому было ясно, как нелегко  будет добиться, чтобы Гитлер принял мою точку зрения. Однако в то время я все  еще верил, что наше верховное командование в состоянии здраво оценить  обстановку, если об этом будет доложено фронтовым генералом. Эта уверенность  сохранялась у меня на всем пути, когда я на самолете летел от фронтовой линии,  проходившей севернее Орла, до далекой Восточной Пруссии, где находилась  благоустроенная и хорошо отапливаемая верховная ставка фюрера.

20 декабря в 15  час. 30 мин. я высадился на аэродроме Растенбург (Растемборк), после чего имел  пятичасовую беседу с Гитлером, прерванную лишь дважды, каждый раз на полчаса;  один раз - на ужин, а второй - для просмотра еженедельной кинохроники, которую  Гитлер всегда сам просматривал.

В 18 часов я был  принят Гитлером в присутствии Кейтеля, Шмундта и нескольких других офицеров. Ни  начальник генерального штаба, ни какой-либо другой представитель главного  командования сухопутных войск не присутствовали во время моего доклада  главнокомандующему сухопутными войсками, каковым Гитлер назначил себя после  смещения с этого поста фельдмаршала Браухича. Как и 23 августа 1941 г., я  предстал в единственном числе перед верхушкой верховного командования  вооруженных сил. Когда Гитлер поздоровался со мной, я впервые заметил его  отчужденный и враждебный взгляд, который он устремил на меня,  свидетельствовавший о том, что он уже имеет предубеждение против меня. Тусклое  освещение небольшой комнаты усиливало неприятное впечатление.

Доклад начался с  моего изложения оперативной обстановки в районе 2-й танковой армии и 2-й  полевой армии. Затем я доложил свое намерение отвести войска обеих армий от  рубежа к рубежу до линии рек Зуша, Ока, о чем я еще 14 декабря докладывал в  Рославле фельдмаршалу фон Браухичу и на что было получено его согласие. Я был  убежден, что об этом было в свое время доложено Гитлеру. Как велико было мое  удивление, когда Гитлер, вспылив, воскликнул: "Нет, это я запрещаю!"  Я доложил ему, что отход уже начат и что впереди указанной линии вдоль рек Зуша  и Ока отсутствуют какие-либо рубежи, которые были бы пригодны для организации  длительной обороны. Если он считает необходимым сохранить войска и перейти на  зиму к обороне, то другого выбора у нас быть не может.

Гитлер: "В  таком случае вам придется зарыться в землю и защищать каждый квадратный метр  территории!"

Я:  "Зарыться в землю мы уже не можем, так как земля промерзла на глубину в  1-1,5 м, и мы со своим жалким шанцевым инструментом ничего не сможем  сделать".

Гитлер:  "Тогда вам придется своими тяжелыми полевыми гаубицами создать воронки и  оборудовать их как оборонительные позиции. Мы уже так поступали во Фландрии во  время первой мировой войны".

Я: "В  период первой мировой войны каждая наша дивизия, действовавшая во Фландрии,  занимала фронт шириной в 4-6 км и располагала двумя-тремя дивизионами тяжелых  полевых гаубиц и довольно большим комплектом боеприпасов. Мои же дивизии  вынуждены каждая оборонять фронт шириной в 20-40 км, а на каждую дивизию у меня  осталось не более четырех тяжелых гаубиц с боекомплектом в 50 выстрелов на  каждое орудие. Если я использую свои гаубицы для  того, чтобы сделать воронки, то с помощью  каждого орудия я смогу только создать 50 мелких воронок, величиной в таз для  умывания, вокруг которых образуются черные пятна, но это ни в коем случае не  составит оборонительной позиции! Во Фландрии никогда не было такого холода, с  каким мы столкнулись здесь. Кроме того, боеприпасы мне необходимы для того,  чтобы отразить атаки русских. Мы не в состоянии вбить в землю шесты,  необходимые для прокладки телефонных линий, и для этого вынуждены использовать  взрывчатые вещества. Где же нам взять необходимое количество подрывных средств  для создания оборонительной полосы такого большого масштаба?"

Однако Гитлер  продолжал настаивать на выполнении своего приказа - прекратить отход и  остановиться там, где мы находились в тот момент.

Я: "В таком  случае мы вынуждены будем перейти к обороне на невыгодных для нас позициях, как  это было на Западном фронте в период первой мировой войны. Нам, как и тогда,  придется вести сражения за счет использования техники и иметь исключительно большие  потери, не имея возможности добиться успехов. Придерживаясь такой тактики, мы  уже в течение этой зимы вынуждены будем пожертвовать лучшей частью нашего  офицерского и унтер-офицерского корпуса, а также личным составом, пригодным для  его пополнения, причем все эти жертвы будут напрасными и сверх того  невосполнимыми".

Гитлер: "Вы  полагаете, что гренадеры Фридриха Великого умирали с большой охотой? Они тоже  хотели жить, тем не менее король был вправе требовать от каждого немецкого  солдата его жизни. Я также считаю себя вправе требовать от каждого немецкого  солдата, чтобы он жертвовал своей жизнью".
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.
« Ответ #84 : 11 Октябрь 2011, 08:44:47 »

Я: "Каждый  немецкий солдат знает, что во время войны он обязан жертвовать своей жизнью для  своей родины, и наши солдаты на практике доказали, что они к этому готовы.  Однако такие жертвы нужно требовать от солдат лишь тогда, когда это  оправдывается необходимостью. Полученные мною указания неизбежно приведут к  таким потерям, которые никак не могут быть оправданы требованиями обстановки.  Лишь на предлагаемом мной рубеже рек Зуша, Ока войска найдут оборудованные еще  осенью позиции, где можно найти защиту от зимнего холода. Я прошу обратить  внимание на тот факт, что большую часть наших потерь мы несем не от противника,  а в результате исключительного холода и что потери от обморожения вдвое  превышают потери от огня противника. Тот, кто сам побывал в госпиталях, где  находятся обмороженные, отлично знает, что это означает".

Гитлер:  "Мне известно, что вы болеете за дело и часто бываете в войсках. Я признаю  это достоинство за вами. Однако вы стоите слишком близко к происходящим  событиям. Вы очень сильно переживаете страдания своих солдат. Вы слишком  жалеете их. Вы должны быть от них подальше. Поверьте мне, что издали лучше  видно".

Я: "Я,  безусловно, считаю своей обязанностью уменьшить страдания своих солдат,  насколько это в моих силах. Однако это трудно сделать в условиях, когда личный  состав до сих пор еще не обеспечен зимним обмундированием и большая часть  пехотинцев носит хлопчатобумажные брюки. Сапог, белья, рукавиц и подшлемников  или совершенно нет, или же они имеются в ничтожном количестве".

Гитлер вспылил:  "Это неправда. Генерал-квартирмейстер сообщил мне, что зимнее  обмундирование отправлено".

Я:  "Конечно, обмундирование отправлено, но оно до нас еще не дошло. Я  проследил его путь. Обмундирование находится в настоящее время на  железнодорожной станции в Варшаве и уже в продолжение нескольких недель никуда  не отправляется из-за отсутствия паровозов и наличия пробок на железных  дорогах. Наши требования в сентябре и октябре были категорически отклонены, а  теперь уже слишком поздно что-либо сделать".

Вызвали  генерал-квартирмейстера, который вынужден был подтвердить верность моих  утверждений. Результатом этой беседы явилась кампания зимней помощи по сбору  теплых вещей, начатая Геббельсом к рождеству 1941 г. Однако в течение зимы  1941/42 г. солдаты ничего из этих вещей не получили.

Затем мы перешли  к обсуждению вопросов, касающихся боевого состава войск армии и состояния  продовольственного снабжения. Ввиду больших потерь в автотранспорте, которые мы  понесли в период распутицы, а также из-за больших морозов ни в войсках, ни в  специальных транспортных подразделениях недоставало необходимого автотранспорта  для подвоза предметов снабжения. Не получая никакого пополнения взамен  выбывшего из строя автотранспорта, войска вынуждены были использовать местные  транспортные средства, а именно - крестьянские телеги и сани, имевшие  незначительную вместимость. Для того, чтобы заменить недостающие грузовые  машины, требовалось очень большое количество местных транспортных средств и  многочисленный обслуживающий персонал. Гитлер требовал резкого сокращения  частей снабжения и тылов войсковых частей, которые, по его мнению, слишком  разбухли, с тем чтобы освободить личный состав для фронта. В той мере,  насколько это не вредило делу снабжения, такое сокращение, конечно, уже было  сделано. Более значительных результатов можно было добиться путем улучшения  других транспортных средств, особенно железнодорожного транспорта. Однако было  трудно убедить Гитлера в этой несложной истине.

Далее мы перешли  к вопросу об условиях расквартирования войск. Несколько недель тому назад в  Берлине была открыта выставка, отражавшая мероприятия главного командования  сухопутных войск по обеспечению войск в условиях зимы. Фельдмаршал фон Браухич  не поленился лично показать Гитлеру эту  выставку. Выставка была изумительно красива, и  ее даже показывали в кинохронике. Но, к сожалению, войска не имели ни одной из  этих красивых вещей. Из-за непрекращающейся маневренной войны невозможно было  что-нибудь построить, а страна давала нам очень мало. Поэтому условия  размещения наших войск были исключительно плохими. Об этом Гитлер также не имел  ясного представления. Когда мы беседовали на эту тему, присутствовал министр  вооружения доктор Тодт, человек умный и здравомыслящий. Под впечатлением моего  рассказа об обстановке на фронте Тодт подарил мне две окопные печи, которые он  намеревался показать Гитлеру, а затем в качестве моделей отправить в войска,  которые должны были производить такие печи, используя для этого местные  средства. Его подарок явился, пожалуй, единственным положительным результатом  этой длительной беседы.

Во время ужина я  сидел рядом с Гитлером и, воспользовавшись этим обстоятельством, рассказал ему  некоторые подробности относительно фронтовой жизни. Однако это не произвело на  него того впечатления, на которое я рассчитывал. Очевидно, Гитлер, как и его  приближенные, считал, что я сильно преувеличиваю.

После ужина  беседа была возобновлена, и я внес предложение о том, чтобы на работу в  верховное командование вооруженных сил и главное командование сухопутных войск  были поставлены офицеры генерального штаба, имеющие фронтовой опыт. Я сказал:  "Судя по отношению работников главного командования сухопутных войск, у  меня сложилось впечатление, что наши донесения и доклады оцениваются  неправильно, а вследствие этого и вас часто неверно информируют. Поэтому я  считаю необходимым на должности офицеров генерального штаба назначать в  верховное командование вооруженных сил и главное командование сухопутных войск  офицеров, имеющих достаточный фронтовой опыт. Необходимо произвести "смену  караулов". В обоих штабах, на самых высших должностях, находятся офицеры,  которые с самого начала войны, т. е. в продолжение двух лет, ни разу не видели  фронта. Эта война настолько отличается от первой мировой войны, что фронтовой  опыт того периода сейчас не имеет никакого значения".

Мои слова попали  в самый центр осиного гнезда. Гитлер с негодованием возразил: "Я не могу  сейчас расстаться со своим окружением".

Я: "Вам нет  необходимости расставаться со своими личными адъютантами; не об этом идет речь.  Важным является замена руководящих офицеров, занимающих должности в генеральном  штабе, офицерами, обладающими фронтовым опытом, особенно опытом боевых действий  в зимних условиях".
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.
« Ответ #85 : 11 Октябрь 2011, 08:46:05 »

Эта моя просьба  была также категорически отклонена. Беседа закончилась неудачно. Когда я  выходил из помещения, где делал доклад, Гитлер сказал Кейтелю: "Этого  человека я не переубедил!" Тем самым в отношениях между нами образовалась  трещина, которая в дальнейшем уже никак не могла быть ликвидирована.

На следующее  утро, прежде чем отправиться в обратный путь, я еще раз позвонил по телефону  начальнику штаба оперативного руководства вооруженных сил генералу Йодлю и  вторично заявил, что нынешние методы действий неизбежно приведут к  исключительно большим человеческим жертвам, которые ничем не оправдываются.  Необходимы резервы, причем незамедлительно, для того, чтобы, оторвавшись от  противника, закрепиться на тыловой оборонительной полосе. Этот мой призыв не  возымел никакого действия.

21 декабря,  после телефонного разговора с Йодлем, я вылетел обратно в Орел. По приказу  Гитлера граница левого фланга моей армии была установлена у места впадения р.  Жиздра в Оку. Это изменение в значительной степени увеличило ответственность  танковой армии, что было для меня весьма нежелательно. Остаток дня ушел на  разработку и отдачу приказов, которые должны были учесть намерения Гитлера.

Для того, чтобы  обеспечить выполнение этих приказов, я 22 декабря отправился в дивизии,  входящие в состав 47-го танкового корпуса. После непродолжительной беседы в  штабе корпуса я поехал в Чернь, где находилась 10-я мотодивизия, и сообщил  командиру дивизии генералу фон Леперу цель нового приказа и причины, заставившие  Гитлера его отдать. Во второй половине дня с той же целью я побывал в 18-й и  17-й танковых дивизиях. К полуночи я по гололедице возвратился обратно в Орел.  Во всяком случае, я лично подробно ознакомил командиров соединений,  находившихся на самом левом фланге, с изменениями, вызванными приказом Гитлера,  и считал, что с чистой совестью могу ожидать событий ближайших дней.

23 декабря ушло  на беседы с командирами остальных корпусов. В 43-м армейском корпусе мне  сообщили, что 167-я пехотная дивизия также сильно пострадала, 296-я пехотная  дивизия отступала по направлению к Белову. Способность этого корпуса к  сопротивлению оценивалась очень низко. Между его левым флангом и 43-м армейским  корпусом образовалась громадная брешь, которая не могла быть закрыта наличными  силами, почти не имевшими возможности передвигаться вне дорог по непроходимой  местности. Учитывая все это, я принял решение отвести по шоссе Тула - Орел 3-ю  и 4-ю танковые дивизии к Орлу, дать им трехдневный отдых для приведения себя в  порядок, а затем под командованием штаба 24-го танкового корпуса направить обе  дивизии через Карачев, Брянск на север с задачей атаковать фланг противника,  форсировавшего Оку. Однако прорыв противника в районе действий 2-й армии  вынудил меня повернуть часть этих сил к месту нового кризиса, что замедлило  сосредоточение обеих дивизий в районе Лихвина. Все остальные части 24-го  танкового корпуса, кроме танковых, были сосредоточены в Орле и использованы в  качестве гарнизона города.

День 24 декабря  я использовал для посещения ряда госпиталей, где происходили рождественские  празднества. Мне удалось доставить радость бравым солдатам. Но это была  печальная обязанность.Вечер я провел за работой, пока не явились Либенштейн,  Бюсинг и Кальден, с которыми я и провел несколько часов в дружеской обстановке.

24 декабря 2-я  армия оставила Ливны. Севернее Лихвина противник переправился через Оку. По  приказу главного командования сухопутных войск 4-я танковая дивизия была  направлена на Белев с задачей задержать противника. Намечаемая мной контратака  сосредоточенными силами 24-го танкового корпуса грозила превратиться в частные,  разрозненные действия.

В ночь на 25  декабря 10-я мотодивизия вынуждена была оставить Чернь в связи с охватывающим  маневром, предпринятым русскими. Успех русских был неожиданно увеличен тем, что  части 53-го армейского корпуса, действовавшие левее 10-й мотодивизии, не смогли  удержаться больше на своих позициях, и противнику удалось прорвать здесь наш  фронт. Части 10-й мотодивизии были окружены в Черни. Я немедленно доложил  командованию группы армий об этом неблагоприятном событии. Фельдмаршал фон  Клюге бросил мне ряд резких упреков, сказав, что я должен был бы отдать приказ  об оставлении Черни не в эту ночь, а, по крайней мере, на 24 часа раньше.  Результатом задержки приказа и явилось окружение части 10-й мотодивизии. Я же,  как об этом сообщалось выше, лично передал войскам приказ Гитлера удержать этот  населенный пункт. Поэтому я с возмущением отклонил предъявленный мне  несправедливый упрек.

25 декабря  окруженным частям 10-й мотодивизии удалось вырваться из кольца окружения и  достигнуть наших позиций, приведя с собой несколько сот пленных. Был отдан  приказ об отходе на рубеж рек Зуша, Ока.

Вечером у меня  снова произошло резкое столкновение с фельдмаршалом фон Клюге, который упрекнул  меня в том, что я представил ему неверное официальное донесение: он повесил  трубку, сказав: "Я доложу о вас фюреру". Это было уже слишком. Я  сообщил начальнику штаба группы армий, что после такого обращения я больше не  считаю возможным командовать армией и прошу освободить меня от занимаемой  должности. Это свое решение я немедленно передал также по телеграфу.  Фельдмаршал фон Клюге упредил меня в этом отношении и еще раньше обратился к  главному командованию сухопутных войск с ходатайством о моей смене. 26 декабря  утром я получил распоряжение Гитлера о переводе меня в резерв главного  командования сухопутных войск. Моим преемником был командующий 2-й армией  генерал Рудольф Шмидт.

26 декабря я  простился со своим штабом и отдал небольшой приказ войскам. 27 декабря я  оставил фронт и переночевал в Рославле; ночь на 29 я провел в Минске, ночь на  30 - в Варшаве, ночь на 31 - в Познани, а 31 прибыл в Берлин.

По вопросу о  моем прощальном приказе своим солдатам снова возник спор между фельдмаршалом  фон Клюге и моим штабом. Командование группы армий хотело воспрепятствовать  отдаче такого приказа, так как фельдмаршал фон Клюге опасался, что приказ будет  содержать в себе критику командования.

Приказ,  разумеется, был безукоризненный; Либенштейн позаботился о том, чтобы мои  войска, по крайней мере, получили мой прощальный привет.

Привожу текст  этого приказа:

Командующий 2-й  танковой армией Штаб армии. 26.12.1941 г.

Приказ по армии

Солдаты 2-й  танковой армии!

Фюрер и  верховный главнокомандующий вооруженными силами освободил меня с сегодняшнего  дня от командования.

Прощаясь с вами,  я продолжаю помнить о шести месяцах нашей совместной борьбы за величие нашей  страны и победу нашего оружия и с глубоким уважением помню обо всех тех, кто  отдал свою кровь и свою жизнь за Германию. Вас, мои дорогие боевые друзья, я от  глубины души благодарю за все ваше доверие, преданность и чувство настоящего  товарищества, которое вы неоднократно проявляли в течение этого  продолжительного периода. Мы были с вами тесно связаны как в дни горя, так и в  дни радости, и для меня было самой большой радостью заботиться о вас и за вас  заступаться.

Счастливо  оставаться!

Я уверен в том,  что вы, так же как и до сих пор, будете храбро сражаться и победите, несмотря  на трудности зимы и превосходство противника. Я мысленно буду с вами на вашем  трудном пути.

Вы идете по  этому пути за Германию!

Хайль Гитлер!

Гудериан.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.
« Ответ #86 : 13 Октябрь 2011, 14:07:59 »

ГЛАВА  VII. Вне службы


Я был  чрезвычайно удручен несправедливым отношением ко мне. Поэтому, приехав в  Берлин, я в первых числах января 1942 г. потребовал военного расследования  моего дела с тем, чтобы опровергнуть обвинения фельдмаршала фон Клюге и дать  объяснения своим действиям. Однако Гитлер отказал мне в этом. Свой отказ он  ничем не обосновал. По-видимому, никто не хотел внести ясность в этот вопрос.  Всем было хорошо известно, что со мной обошлись несправедливо. Сразу же после  моего отъезда из Орла туда прибыл полковник Шмундт, который по поручению  Гитлера должен был выяснить обстоятельства всего дела. Шмундт узнал от  Либенштейна и ряда фронтовых генералов истинное положение вещей и сообщил по  этому поводу своему заместителю в главной ставке следующее: "С этим  человеком обошлись несправедливо. Вся армия заступается за него и поддерживает  его. Нам следует принять меры к тому, чтобы восстановить его положение".  Честные намерения идеалиста Шмундта не вызывают никакого сомнения. Однако ему  не удалось осуществить это хорошее намерение. Причины этого следовало искать в  действиях других влиятельных лиц.

Я остался в  Берлине без дела, в то время как мои солдаты продолжали свой тяжелый путь. Я  знал, что за каждым моим шагом и за каждым высказыванием будут следить. Поэтому  я держал себя в течение первых месяцев очень осторожно и почти не выходил из  дому. Я принимал только очень немногих посетителей. Одним из первых ко мне  явился командир полка лейб-штандарт СС Зепп Дитрих, который предварительно  позвонил мне из рейхсканцелярии. Свой визит ко мне он объяснил тем, что хотел  дать понять "лицам, находящимся наверху", что со мной обошлись  несправедливо и что он лично не причастен к этому. Дитрих не скрывал своего  мнения и от Гитлера.

Изменения в  руководстве армии не прекратились с отстранением фельдмаршала фон Рундштедта и  меня от занимаемых нами должностей. Были также отстранены многие другие  генералы, пользовавшиеся до того времени доверием, в том числе генералы Гейер,  Ферстер и Гепнер. Фельдмаршал фон Лееб и генерал Кюблер подали в отставку по  собственному желанию. Генерал-полковник Штраус объявил себя больным.

Эта  "чистка" не обошлась без резких протестов. Особенно серьезные  последствия имел случай с генерал-полковником Гепнером, которого Гитлер лишил  при отставке права на ношение мундира и орденов, а также права на пенсию и на  служебную квартиру. Гепнер отказался признать этот противозаконный приказ, а у  юристов из главного командования сухопутных войск и верховного командования  вооруженных сил хватило мужества доложить Гитлеру, что он не имеет права  выносить подобные решения. Такие меры по отношению к Гепнеру могут быть  применены лишь в том случае, если против него будет возбуждено дисциплинарное  дело, но оно, по мнению юристов, несомненно, должно закончиться в пользу  Гепнера.

Разговаривая по  телефону со своим непосредственным начальником фельдмаршалом фон Клюге, Гепнер  с негодованием отозвался о "дилетантском военном руководстве". Фон  Клюге сообщил об этом разговоре Гитлеру, который пришел в ярость. В результате  этих событий рейхстаг утвердил 26 апреля 1942 г. закон, окончательно  ликвидировавший последние ограничения Гитлера в области законодательной и  исполнительной  власти, а также  правосудия. Этот закон явился завершением злополучного закона от 23 марта 1933  г. о предоставлении Гитлеру чрезвычайных полномочий и узаконивал любого вида  произвол со стороны диктатора Германии. Тем самым Германия перестала быть  современной страной, где существуют общепринятые права и законы. К составлению  этих двух законов военные специалисты не привлекались; им лишь пришлось  испытать на себе их гибельные последствия.

Переживания  последних месяцев усилили начавшуюся у меня болезнь сердца. По совету врача я  решил отправиться с женой в конце марта 1942 г. на четыре недели на курорт.  После всех моих переживаний в России мирный и прелестный весенний ландшафт, а  также принятые мною на курорте ванны весьма благотворно подействовали на  состояние моего сердца и на общее душевное состояние. Однако по возвращении в  Берлин мне пришлось много пережить из-за болезни моей любимой жены, которая  получила заражение крови и в течение нескольких месяцев не вставала с постели.  Помимо всего этого, из-за многочисленных посетителей и их назойливых расспросов  дальнейшее мое пребывание в Берлине стало настолько безрадостным, что мы решили  продать свое небольшое наследство и вместо него купить небольшой домик на  Боденском озере или в Зальцкамергуте с тем, чтобы удалиться от атмосферы,  господствовавшей в столице. В конце сентября я обратился к командующему армией  резерва[34] генералу Фромму с просьбой о предоставлении мне отпуска. Фромм  попросил меня зайти к нему. За несколько дней до этого я получил из Африки  телеграмму от Роммеля, в которой он сообщал, что заболел и вынужден  возвратиться в Германию и что он   предложил Гитлеру назначить вместо него меня. Однако Гитлер отклонил это  предложение. Фромм задал мне только один вопрос, не предполагаю ли я снова  возвратиться на службу в армию. Я ответил отрицательно.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.
« Ответ #87 : 13 Октябрь 2011, 14:09:15 »

На следующий  день после моего возвращения из Зальцкамергута Фромм снова мне позвонил и  попросил зайти к нему. Он передал мне, что днем раньше он беседовал со  Шмундтом, который сообщил ему, что о моем возвращении на службу в армию не  может быть и речи. Фюрер, однако, слышал, что я хочу приобрести дом на юге  Германии. Он знает, что я происхожу из области Варта или из Западной Пруссии, и  хочет поэтому, чтобы я поселился там, а не на юге Германии. Он намерен всем тем,  кто получил дубовые листья к рыцарскому железному кресту, предоставить  государственную дотацию и прежде всего имение. Мне следует подыскать себе  что-нибудь подходящее на своей родине.

После такого  сообщения мне, во всяком случае, можно было убрать свой военный мундир подальше  и полностью перейти на положение гражданского человека. Однако дело до этого не  дошло.

Осенью 1942 г. у  меня обострилась болезнь сердца. В конце ноября последовал сердечный приступ, в  результате которого я в течение нескольких дней оставался без сознания и ничего  не ел. Я поправлялся очень медленно и то лишь благодаря стараниям опытного  профессора фон Домаруса, одного из лучших берлинских специалистов. К рождеству  я уже в состоянии был подняться на несколько часов с постели, а в январе начал  понемногу ходить и даже намеревался в конце февраля отправиться в область  Варта, чтобы выбрать себе имение и стать помещиком. Однако и на сей раз дело не  дошло до этого.

В 1942 г.  немецкие войска на Восточном фронте еще раз предприняли наступление,  продолжавшееся с 28 июня по конец августа, в результате которого южный фланг  немецкой армии (Клейста) достиг Кавказского хребта, а действовавшая севернее  6-я армия (Паулюса) дошла до Сталинграда. Операции снова проводились  рассредоточенно. Поставленные при этом цели не соответствовали возможностям  наших войск, ослабленных во время зимней кампании 1941/42 г. Как и в августе  1941 г., Гитлер преследовал экономические и политические цели, которых он хотел  достигнуть еще до того, как будет сломлена военная мощь противника. Овладение  нефтяными месторождениями, расположенными в районе Каспийского моря, нарушение  судоходства по Волге и парализация сталинградской промышленности - вот те цели,  которые послужили основанием для принятия этих, не понятных с военной точки  зрения, решений в выборе операционных направлений.

Я имел  возможность следить за всеми этими событиями только по материалам печати и  радиопередачам, а также по случайным сообщениям своих друзей. Однако и этого  было достаточно, чтобы понять, что обстановка в значительной степени ухудшилась  и что после катастрофы под Сталинградом в конце января 1943 г. положение стало  в достаточной степени угрожающим, даже без выступления западных держав. Пробная  высадка англичан в Дьеппе 19 августа 1942 г. явилась предупреждением для нас,  указывающим на то, что второй фронт будет также открыт.

В ноябре 1942 г.  войска союзников высадились в Северной Африке. Положение действовавших там  наших войск стало в связи с этим угрожающим.

25 сентября  Гитлер снял генерал-полковника Гальдера с поста начальника генерального штаба  сухопутных сил, заменив его генералом Цейтцлером. В связи с этой сменой было  решено изъять из ведения начальника генерального штаба подбор кадров для  генерального штаба и передать его в ведение управления личного состава,  подчинявшегося непосредственно Гитлеру. Это решение лишило начальника  генерального штаба одного из последних прав, остававшегося еще у него в области  осуществления общего руководства генеральным штабом. Цейтцлер тщетно  протестовал против этого  решения.  Смещением Гальдера Гитлер завершил, наконец, раскол, который он не провел  осенью 1939 г., хотя уже в тот период у него появилось глубокое и непреодолимое  недоверие к руководящим лицам армии. В продолжение трех лет, вопреки своим  внутренним убеждениям, работали вместе люди противоположных стремлений и  питающие друг к другу чувство глубокого недоверия. Изменится ли положение в  будущем? Будет ли Гитлер доверять Цейтцлеру больше, чем Браухичу и Гальдеру?  Будет ли он отныне прислушиваться к советам военных специалистов? Судьба  немецкого народа зависела от ответов на эти вопросы.

Во всяком  случае, новый начальник генерального штаба приступил к работе с большим  рвением. Он часто защищал перед Гитлером свою точку зрения и боролся за то,  чтобы переубедить Гитлера. Он пять раз подавал в отставку и пять раз получал  отказ Гитлера. В конце концов недоверие к нему Гитлера настолько возросло, что  он получил согласие на свой уход. Добиться успеха в борьбе с Гитлером ему не  удалось.

__________________________________________________________________ 

[34] Под  понятием "армия резерва" имеются в виду все запасные соединения и  части и военно-учебные заведения, находившиеся на территории Германии и Австрии  во время второй мировой войны (Ред.).
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.
« Ответ #88 : 13 Октябрь 2011, 14:12:00 »

ГЛАВА  VIII. Развитие бронетанковых войск с января 1942 г. по февраль 1943 г.


Гитлер, назначив  себя в декабре 1941 г. главнокомандующим сухопутными силами, стал усиленно  заниматься вопросами технического оснащения армии. Особый интерес он проявлял к  бронетанковым войскам. Приводимые ниже данные, частично взятые мною из записок  Заура, сотрудника министерства вооружения и боеприпасов[35] , возглавлявшегося  Альбертом Шпеером, свидетельствуют о стремлении Гитлера продвинуть вперед  военную технику и проливают в то же время свет на его неуравновешенный  характер. С этой точки зрения они заслуживают особого внимания.

Как уже  упоминалось, в ноябре 1941 г. видные конструкторы, промышленники и офицеры  управления  вооружения[36] приезжали в  мою танковую армию для ознакомления с русским танком Т-34, превосходящим наши  боевые машины; непосредственно на месте они хотели уяснить себе и наметить,  исходя из полученного опыта ведения боевых действий, меры, которые помогли бы  нам снова добиться технического превосходства над русскими. Предложения офицеров-фронтовиков  выпускать точно такие же танки, как Т-34, для выправления в наикратчайший срок  чрезвычайно неблагоприятного положения германских бронетанковых сил не  встретили у конструкторов никакой поддержки. Конструкторов смущало, между  прочим, не отвращение к подражанию, а невозможность выпуска с требуемой  быстротой важнейших деталей Т-34, особенно алюминиевого дизельного мотора.  Кроме того, наша легированная сталь, качество которой снижалось отсутствием  необходимого сырья, также уступала легированной стали русских.

Было решено  восполнить этот недостаток следующим образом: выпустить ранее разработанную  конструкцию танка "тигр" весом почти в 60 т и, кроме того,  сконструировать более легкий тип танка весом в 35- 45 т, который впоследствии  окрестили "пантерой". 23 января 1942 г. проект этого танка был  представлен Гитлеру. При его обсуждении Гитлер приказал довести  производственную мощность танковой промышленности Германии до такого уровня,  чтобы производить ежемесячно 600 танков. В мае 1940 г. наша производственная  мощность составляла 125 танков всех типов в месяц. Увеличение производственной  мощности важнейшего боевого средства - танков почти за два года войны было  очень незначительным; это свидетельствует о том, что ни Гитлер, ни генеральный  штаб не понимали полностью значения танков в боевых  действиях. Крупные успехи бронетанковых сил в  1939-1941 гг. также нисколько не изменили это положение.

При докладе  Гитлеру 23 января 1942 г. проекта нового танка он высказал мнение, которое  явилось новым препятствием в разрешении вопросов развития техники и  оперативно-тактического использования танков. Гитлер полагал, что новая  кумулятивная граната, которую должны были начать использовать в артиллерии,  обладая очень высокой пробивной способностью брони, в будущем значительно  уменьшит значение танков. Он думал, что на это техническое новшество надо  ответить увеличением самоходной артиллерии, для которой он хотел использовать  ходовую часть танков. Поэтому 23 января 1942 г. при представлении ему проекта  танка "пантера" он и потребовал начать работу в этом направлении.

8 февраля 1942  г. во время авиационной катастрофы погиб рейхсминистр вооружения и боеприпасов  доктор Тодт. Его заменил Шпеер.

В марте фирма  Круппа и профессор Порше получили заказы на производство танков весом в 100 т.  Разработка этой конструкции должна была проходить таким ускоренным темпом,  чтобы ее можно было испытать весной 1943 г. Чтобы форсировать развитие  бронетанковых войск, требовалось много конструкторов, и их нашли, остановив  производство мирной продукции на автомобильных заводах. 19 марта 1942 г. Шпеер  доложил фюреру, что к октябрю 1942 г. будет выпущено 60 танков "Тигр"  фирмы Порше и 25 танков "тигр" фирмы Хеншеля и что до марта 1943 г.  мы будем располагать еще 135 танками "тигр", т. е. всего будем иметь  220 таких танков, причем лишь в том случае, если все они выдержат испытания.

В апреле Гитлер  потребовал сконструировать гранаты для 75- и 88-мм пушек танков  "тигр" и "пантера". Фирмы Хеншеля и Порше выпустили первые  пробные танки "тигр".

В апреле же  Гитлер, очевидно, носился с мыслью  высадки десанта на остров Мальту, так как он  сделал заказ на 12 танков T-IV с лобовой броней толщиной в 80 мм для штурма  островных укреплений. Позднее уже ничего не было слышно об этом весьма важном  намерении.

В мае 1942 г.  Гитлер одобрил конструкцию танка "пантера", предложенную фирмой МАН,  и сделал заказ на специальные железнодорожные платформы для транспортировки  сверхтяжелых танков. Производство артиллерийских самоходных установок должно  было достичь 100 штук в месяц, танков T-III - 190 штук.

В июне 1942 г.  Гитлера обуревала новая забота - достаточна ли будет толщина брони танка. Он  приказал увеличить толщину лобовой брони у танка T-IV и у штурмовых самоходных  орудий до 80 мм и одновременно высказал свою неуверенность в том, что 80-мм  лобовая броня новой "пантеры" будет для нас надежной защитой весной  1943 г. Поэтому он приказал проверить возможность утолщения брони танка до 100  мм и потребовал довести до такой толщины хотя бы все вертикальные стенки машины.  Для танка "тигр" он приказал исследовать возможность применения  лобовой брони толщиной 120 мм.

В докладе от 23  июня 1942 г. указывалось, что на май 1943 г. запланировано следующее  производство боевых машин:

Бронеавтомобилей  на основе старого танка T-II - 131 шт. Танков "пантера" - 250 шт.  Танков "тигр" - 265 шт.

Гитлер был очень  доволен этим планом. Он желал ускорить выпуск танковых дизельных моторов с  воздушным охлаждением; это желание, высказанное еще в 1932 г. генералом Лутцем,  осуществлялось фирмой Круппа только в отношении легких танков T-I. Далее Гитлер  перешел к важнейшим вопросам танкостроения и согласился с предложенными ему  принципами, что в танкостроении имеет важное значение в первую очередь тяжелое  вооружение, во вторую очередь - большая скорость  и в третью очередь - мощная броневая защита. Однако в нем жили две души, ибо он  думал, что лишь толстая броня является совершенно необходимым элементом. Его  фантазия превратилась в гигантоманию. Инженеры Гроте и Гакер получили заказ на  конструирование танка-гиганта весом в 1000 т. Для конструкции танка  "тигр" фирмы Порте толщина брони днища указывалась в 100 мм, а в  качестве его вооружения предусматривались или 150-мм пушка L-37, или 100-мм  пушка L-76. Профессор Порше обещал выпустить первые машины своей марки к 12 мая  1943 г.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.
« Ответ #89 : 13 Октябрь 2011, 14:13:31 »

8 июля 1942 г.  из танков "тигр" должна была быть срочно сформирована первая танковая  рота для участия в боях под Ленинградом. 23 июля, т. е. через 15 дней, Гитлер  изменил свое решение, потребовав привести в боевую готовность танки  "тигр" не позднее сентября для использования их во Франции. Вероятно,  уже в то время он опасался высадки западными державами крупных десантов.

Чтобы улучшить  старый танк T-III, Гитлер приказал заменить его старую пушку новой 75-мм пушкой  L-24. Он горел желанием увеличить огневую мощь танка. В этом же докладе большую  роль снова играл вопрос об усиленном выпуске самоходных орудий на базе танков,  хотя это должно было неизбежно повести к сокращению выпуска танков.

В августе 1942  г. Гитлер потребовал доложить ему соображения, в какие сроки можно установить  на танке "тигр" длинноствольную 88-мм пушку, которая пробивала бы  броню толщиной в 200 мм. Поступающие в ремонт танки Т-IV он приказал вооружить  длинноствольными пушками, стремясь тем самым повысить их мощность.

В сентябре 1942  г. был составлен новый план выпуска танков и самоходных орудий, согласно  которому к весне 1944 г. должен быть достигнут следующий уровень ежемесячного  производства:

Легких  разведывательных танков "леопард - 150 шт. Танков "пантера" -  600 шт. Танков "тигр" - 50 шт.

Всего танков -  800 шт. Штурмовых самоходных орудий - 300 шт. Легких самоходных орудий - 150  шт. Тяжелых самоходных орудий - 130 шт. Сверхтяжелых самоходных орудий - 20 шт.

Всего самоходных  орудий - 600 шт.

Чтобы не очень  сокращать выпуск танков, был издан приказ, по которому самоходные орудия должны  производиться не из улучшенных сортов стали. Но, несмотря на такое решение,  было ясно, что центр тяжести в промышленности начали переносить, что было очень  рискованно, с производства танков на производство самоходных орудий, т. е. с  наступления на оборону, точнее, на оборону недостаточными средствами, так как  уже в то время с фронта стали поступать жалобы, что самоходные орудия,  смонтированные на шасси T-II и 38-тонного чешского танка, не соответствуют  требованиям войны.

Во время беседы  о танке "тигр" фирмы Порше Гитлер заявил, что, по его мнению, этот  танк с его электроприводом и мотором с воздушным охлаждением особенно пригоден  для использования его в Африке, однако радиус его действий нужно увеличить с 50  до 150 км. Что касается последнего требования, то он, несомненно, был прав;  правда, такое требование надо было выдвинуть уже при обсуждении первого проекта  конструкции этого танка.

В сентябре  обсуждение этих вопросов велось уже под впечатлением тяжелых боев в районе  Сталинграда и в самом городе. Начались размышления об улучшении конструкции  штурмовых самоходных орудий с учетом  использования длинноствольной 75-мм пушки L-70  и утолщения лобовой брони до 100 мм. Следовало установить тяжелые пехотные  орудия на танках Т-IV или на штурмовых самоходных орудиях. Необходимо было  внести изменения в конструкцию уже находившегося в производстве танка  "тигр" фирмы Порше, чтобы создать на его основе штурмовое самоходное  орудие с длинноствольной 80-мм пушкой, имеющей лобовую броню толщиной в 200 мм.  Думали даже об установке на этом танке 210-мм мортиры. Разумеется, тогдашние  типы наших танков не были приспособлены для ведения уличных боев; но тем не  менее эти непрерывные приказы, требующие конструктивных изменений в процессе  производства боевых машин, а тем самым и создания бесчисленного множества  различных типов с большим числом запасных частей, были крупной ошибкой. Все это  приводило к тому, что ремонт танков в полевых условиях становился неразрешимой  проблемой.

В сентябре 1942  г. танк "тигр" был впервые применен в бою. Опыт прошлой мировой войны  показал, что для введения в бой новых боевых средств нужно запастись терпением  и ожидать до тех пор, пока не будет налажено массовое производство этого  боевого средства и пока не будет обеспечено его массированное применение на  поле боя. Ведь это же было в первую мировую войну, когда французы и англичане  преждевременно небольшими порциями ввели в бой свои танки, напрасно уповая на  их большой успех. Военно-критическая литература порицала их за эту ошибку. Я  сам часто об этом говорил и писал. Об этом знал и Гитлер. Однако ему не  терпелось, он горел желанием испытать свою крупную боевую машину. Он возложил  на первые танки "тигр" совершенно второстепенную задачу, а именно:  начать небольшую атаку на труднопроходимой местности - в заболоченных лесах под  Ленинградом, по которым тяжелые танки могли двигаться в колонну по одному по  просекам, натыкаясь, конечно, на стволы противотанковых  пушек противника, расставленных на этих  проходах. Тяжелые, непоправимые потери и рассекречивание этого боевого средства  (в будущем его нельзя уже было использовать внезапно) - таковы последствия  такого применения новых танков. Еще больше разочаровывало то, что атака провалилась  из-за неблагоприятной местности.

В октябре выпуск  танков еще больше сократился за счет увеличения выпуска штурмовых самоходных  орудий. Было приказано выпускать штурмовые самоходные орудия на базе танка T-IV  с длинноствольной 75-мм пушкой L-70 и на базе танка "пантера" с  длинноствольной 88-мм пушкой L-71. Кроме того, 40-60 тяжелых пехотных орудий  установили на шасси танка T-IV. Гитлер думал поставить на базу танка T-IV  мортиры с укороченными стволами, которые стреляли бы фугасными гранатами. Все  эти конструкции были интересными, но в итоге получалось, что все они  существовали за счет выпуска нашего единственного в то время боевого танка  T-IV, производство которого в октябре впервые достигло такой весьма скромной  цифры, как 100 единиц. Но и это еще не все. Министерство вооружения и  боеприпасов внесло предложение наряду с запланированным легким разведывательным  танком "леопард" выпускать также в качестве разведывательной машины и  танк "пантера". К счастью, до этого дело не дошло.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.
« Ответ #90 : 13 Октябрь 2011, 14:15:21 »

В  противоположность этой ошибочной тенденции в танкостроении Гитлер высказал  правильное мнение о том, что длинноствольная 88-мм пушка с настильной  траекторией важнее для "тигра", чем какая-нибудь другая крупного  калибра с меньшей начальной скоростью снаряда. Танковая пушка в первую очередь  должна служить для боя с танками противника; перед этой главной задачей все  остальное должно считаться второстепенным.

В ноябре Гитлер  потребовал увеличить выпуск танков "тигр" с 13 до 25 штук в месяц, и  это требование было выполнено в том же месяце. Выпуск же  штурмовых самоходных орудий достиг впервые 100  штук в месяц.

В начале декабря  1942 г. начались новые споры по вопросу применения танков. Гитлеру указывали,  что рассредоточенное применение танков "тигр" имеет крупные  недостатки. Гитлер выразил мнение, что на востоке рассредоточенное  использование танков вполне закономерно, а к массированному их применению  нужно-де прибегать лишь в Африке. К сожалению, до меня не дошли обоснования  этого непонятного намерения.

Производство  танков T-III было полностью прекращено; вместо них начали выпускать штурмовые  самоходные орудия. Выпуск этих орудий должен был достигнуть до июня 1943 г. 220  штук в месяц, причем на 24 из них должны были устанавливаться легкие полевые  гаубицы. Вооружение их этим орудием с небольшой начальной скоростью снаряда и с  очень крутой траекторией отвечало, правда, требованиям боя пехоты, но  значительно ослабляло мощь нашей противотанковой обороны.

Во время беседы  с инженерами фирмы Порше и доктором Мюллером фирмы Крупп Гитлер высказал  пожелание, чтобы опытная боевая машина "мышонок"  ("Mauschen") - 100-тонный танк - была выпущена к лету 1943 г. От  фирмы Круппа он потребовал начать серийное производство танков этого типа,  выпуская по пять машин в месяц. Непрерывно поступали сведения о трудностях  приобретения запасных частей вследствие продолжающегося увеличения числа типов  боевых машин, которые постоянно претерпевали разные конструктивные изменения.

В январе 1943 г.  дискуссии по вопросам броневой защиты, вооружения и выпуска танка-мамонта  продолжались. На старом танке Т-IV толщину лобовой брони в наклонной плоскости  было приказано довести до 100 мм, толщину лобовой брони танка  "пантера" также до 100 мм. Легкий разведывательный танк  "леопард" был  вычеркнут из  производственного плана, так и не поступив в производство, так как он "не  соответствовал по своей броневой защите и вооружению той обстановке, которая  сложится в 1944 г.". На танках "тигр" было решено установить  длинноствольную 88-мм пушку, лобовую броню толщиной 150 мм, боковую броню 80  мм. Танк "мышонок" фирмы Порше решили принять на вооружение, повысив  месячный выпуск до 10 штук. Хотя это гигантское дитя фантазии Гитлера и его  свиты не существовало даже в виде деревянной модели, тем не менее все же решили  к концу 1943 г. начать его серийное производство. Предлагалось вооружить этот  танк 128-мм пушкой и изучить, кроме того, возможность установления на нем  150-мм пушки.

Для ведения боя  в городах Гитлер приказал создать три таранных танка типа "тигр" на  базе ходовой части танка, выпускаемого фирмой Порше. Но выпущены эти танки не  были. Можно представить себе ведение боя методом рыцарских времен этими  новейшими продуктами фантазии стратегов-бюрократов! Чтобы эти гиганты  городского боя могли снабжаться в достаточном количестве очищенным спиртом, был  издан приказ о выпуске специальных прицепов для горючего и дополнительных  бачков. Затем Гитлер потребовал сконструировать специальные аппараты для  дымопуска, устанавливаемые на танках. Он высказал также мнение, что вертолет  наиболее пригоден для использования его в артиллерии и бронетанковых войсках.

Обращение  Гитлера "Ко всем работникам танкостроения" от 22 января 1943 г., а  также новые полномочия на расширение программы производства танков,  предоставленные министру Шпееру, свидетельствовали обо все растущей тревоге в  связи с понижающейся боевой мощью германских бронетанковых войск перед лицом  постоянно увеличивающегося серийного производства старого, но прекрасного  русского танка Т-34.

Несмотря на все  это, в начале февраля Гитлер приказал начать производство так называемых  "шмелей" (мощные полевые гаубицы) и  "шершней" (88-мм пушки) в виде самоходных орудий на шасси танка Т-IV.  Все заводы, производящие танки T-II, он перевел на выпуск самоходных орудий,  вооруженных легкой полевой гаубицей, а заводы, выпускающие старый 38-тонный  чешский танк, - на производство самоходных орудий, оснащенных противотанковой  пушкой "Pak-40". Он приказал ускоренными темпами выпустить 90 танков  "тигр" фирмы Порше под названием "Фердинанд". Для танков  Т-IV, "пантера" и штурмовых самоходных орудий с целью защиты их от  бронебойных средств русской пехоты были введены так называемые съемные  "экраны" (прикрепляемые на внешние стенки танка броневые листы,  защищающие вертикальные плоскости корпуса танка и его ходовую часть).

Наконец, в  обсуждение все ухудшающегося положения на танковом фронте вмешался генеральный  штаб, который потребовал отказаться от производства всех типов танков, за  исключением танка "тигр" и танка "пантера", еще не готового  к серийному производству. Гитлера склонили согласиться с этим предложением;  министерство вооружения и боеприпасов также приветствовало вызванное этим  упрощение производства. Эта группа новаторов не обдумала лишь одного, что с  прекращением производства танков T-IV германские сухопутные войска должны  ограничиваться 25 танками "тигр", выпускаемыми ежемесячно. Следствием  этого могло бы быть полное уничтожение германских сухопутных войск за очень  короткий срок. Русские выиграли бы войну без помощи своих западных союзников и  захватили бы всю Европу. Никакая сила на земле не смогла бы сдержать их.  Европейские проблемы были бы весьма упрощенно разрешены. Мы бы тогда узнали,  что значит истинная демократия.

Опасность,  надвигавшаяся на нас, была настолько чудовищна, что стали искать человека среди  генералов бронетанковых войск и отдельных благоразумных личностей из военного  окружения Гитлера, который был бы в состоянии немедленно устранить угрозу  наступления хаоса. Мои довоенные труды положили Гитлеру на стол и упросили его  прочесть их. Затем ему предложили вызвать меня. Наконец, преодолев чувство  недоверия, которое Гитлер питал ко мне, он согласился выслушать меня. И вот, к  моему величайшему удивлению, 17 февраля 1943 г. я был вызван управлением  личного состава сухопутных войск и направлен на беседу к Гитлеру в главную  ставку в Винницу.

_________________________________________________________________ 

[35]  Министерство вооружения и боеприпасов находилось в подчинении верховного  командования вооруженных сил (Ред.).

[36] Управление  вооружения было подчинено командующему армией резерва, являвшемуся одновременно  начальником вооружения (Ред.).
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.
« Ответ #91 : 14 Октябрь 2011, 22:09:44 »

ГЛАВА  IX. Генерал-инспектор бронетанковых войск


Назначение и первые шаги

Когда 17 февраля  1943 г. меня вызвали к телефону для разговора с управлением личного состава  сухопутных войск, я не имел никакого представления о том, что меня ожидает. За  несколько недель до этого разговора я после своего выздоровления как-то посетил  начальника управления личного состава генерала Бодевина Кейтеля, чтобы ознакомиться  с общей обстановкой и различными изменениями в штатах. По его словам, нечего  было и думать о какой-нибудь должности. И вот теперь генерал Линнарц, помощник  Кейтеля, сообщает мне, что я должен немедленно направиться в Винницу к фюреру.  Хотя он и не мог ничего сообщить о цели этого вызова, я понимал, что только  большая нужда заставила Гитлера сделать этот шаг. Катастрофа под Сталинградом,  неслыханная капитуляция целой армии на огромном фронте, тяжелые потери,  вызванные этим национальным несчастьем, а также тяжелое поражение наших союзников,  которые не могли  своими небольшими  силами удержать фланги, примыкавшие к 6-й армии, - все это привело к тяжелому  кризису. Боевой дух армии и народа сильно понизился.

К военной  катастрофе присоединились также внешнеполитические и внутриполитические  промахи.

Западные  державы, высадив десант в Африке, добились крупных успехов. Все возрастающее  значение этого театра военных действии стало очевидным после совещания  Рузвельта и Черчилля, которое проходило с 14 по 24 января 1943 г. в Касабланке.

Важнейшим итогом  этой конференции явилось решение о требовании безоговорочной капитуляции держав  оси. Это наглое требование было встречено германским народом и особенно армией  сильным возмущением. Отныне каждому солдату стало совершенно ясно, что наши  противники преисполнены страстью уничтожить германский народ, что их борьба  направляется не только против Гитлера и так называемого нацизма, как они тогда  утверждали с пропагандистской целью, но и против деловых, а потому и неприятных  промышленных конкурентов.

Долгое время  потом хвастались своими деяниями эти рачители уничтожения из Касабланки. 5  января 1945 г. Уинстон Черчилль говорил в палате общин:

"Только  после обстоятельного, всесторонне продуманного, разумного и зрелого взвешивания  всех фактов, от которых зависят наша жизнь и наша свобода, президент США решил  с полного моего согласия, как уполномоченного военного кабинета, настроить  конференцию в Касабланке на полную и безоговорочную капитуляцию всех наших  врагов. То, что мы непреклонно настаиваем на безоговорочной капитуляции, не  означает, что мы будем использовать наше победоносное оружие для  несправедливого и жестокого обращения с народами"[37] .

Еще раньше, 14  декабря 1944 г., Уинстон Черчилль обещал отдать Польше Восточную Пруссию, за  исключением Кенигсберга (Калининград), который должен был отойти русским; он  обещал полякам Данциг (Гданьск) и 200 миль побережья Балтийского моря; он  гарантировал им свободу "расширения своих границ на западе за счет  германской территории". Он заявил буквально следующее: "С востока на  запад или на север будут переселены миллионы людей; немцев выгоним или, как это  предлагается, проведем тотальное изгнание немцев из областей, которые должна  получить Польша на западе и на севере. Нежелательно иметь смешанное  население".

Разве такое  отношение к населению Восточной Германии не было жестоким? Разве оно не было  несправедливым? Очевидно, палата общин не разделяла единодушно мнения Черчилля,  ибо 18 января 1945 г. ему снова пришлось защищать свою точку зрения:

"Какова  должна быть наша позиция в обращении с коварным врагом, с которым мы имеем  дело? Должна быть безоговорочная капитуляция или мы должны заключить с врагом  перемирие, дав тем самым ему возможность развязать через несколько лет новую  войну? Принцип безоговорочной капитуляции был провозглашен президентом  Соединенных Штатов и мною в Касабланке, и я взял на себя обязательство везде  придерживаться этого принципа. Я уверен, что мы поступили правильно, как бы  много ни оставалось тогда неясных вопросов, сейчас уже разрешенных в нашу  пользу. Должны ли мы, следовательно, теперь изменить то заявление, которое мы  сделали, когда были слабыми, изменить сегодня, когда мы так окрепли? Для меня  ясно, что у нас нет никаких оснований отходить от принципа безусловной  капитуляции. Нет никаких оснований вступать с Германией или Японией в  какие-либо переговоры, ограничивающие безусловную капитуляцию..."[38] .

Уинстон Черчилль  сегодня уже не так твердо уверен, что тогда он поступал правильно. Как он, так  и Бевин явно отошли от прошлого требования. Им хотелось бы изменить, например,  решения Ялтинской конференции, проходившей в феврале 1945 г., где было  провозглашено: "Мы не ставим себе целью уничтожение германского народа, но  только после искоренения нацизма и милитаризма будет существовать надежда на  порядочную жизнь немцев и на место их в содружестве наций"[39] .  Существует ли теперь надежда? Разумеется, существует. В нейтральных странах уже  в феврале 1943 г., т. е. в тот период, который я описываю, яснее западных  держав представляли себе будущее развитие европейских проблем. 21 февраля 1943  г. глава испанского государства Франко направил английскому послу сэру Самуэлю  Гоуэру ноту, в которой говорилось:

"Если не  изменится в корне ход войны, то русские армии проникнут вглубь территории  Германии. Разве такие события в случае, если они произойдут, не являются  угрозой для Европы, особенно Англии? Коммунистическая Германия передала бы  России свои военные секреты и военную промышленность. Немецкие техники и  специалисты дали бы России возможность превратиться в гигантскую империю,  простирающуюся от Атлантического до Тихого океана[40] .

Я спрашиваю  себя: есть ли в Центральной Европе, на этом пестром ковре необъединенных рас и  наций, обнищавших и обескровленных войной, такая сила, которая смогла бы  противопоставить себя стремлениям Сталина? Такой силы нет. Мы можем быть  уверены, что все эти страны рано или поздно попадут под господство коммунизма.  Поэтому мы считаем обстановку чрезвычайно серьезной и просим английский народ  тщательно взвесить положение. Если Россия получит разрешение на оккупацию  Германии, никто уже не будет тогда способен остановить дальнейшее продвижение  Советов.

Если Германия  перестанет существовать, мы должны ее создать вновь. Верить, что ее место может  быть занято федерацией латышей, поляков, чехов и румын, смешно. Такой союз  государств быстро подпадет под русское господство"[41] .

Сэр Самуэль  Гоуэр 25 февраля 1943 г., как мы предполагаем, ответил по поручению и с  разрешения своего правительства: "Теорию, что Россия после войны создаст  угрозу Европе, я не могу признать. Также я отклоняю мысль, что Россия после  окончания боевых действий может начать против Западной Европы политическую  кампанию. Вы констатируете, что коммунизм представляет наибольшую опасность для  нашего континента и что победа русских способствовала бы триумфу коммунизма во  всей Европе. Мы придерживаемся совершенно другого мнения. Разве может после  войны какая-нибудь нация, полностью опираясь на свои собственные силы,  подчинить Европу? Россия будет занята своим восстановлением, причем в большей  степени она зависит от помощи Соединенных Штатов и Великобритании. Россия не  занимает ведущего положения в борьбе за победу. Военные усилия совершенно  одинаковы, и победу союзники одержат совместно. После окончания войны крупные  американские и английские армии оккупируют континент. Они будут состоять из  первоклассных солдат, они не будут потрепаны и истощены, как русские части.

Я отважусь  предсказать, что англичане будут самой мощной военной силой на континенте.  Влияние Англии на Европу будет таким же сильным, каким оно было в дни поражения  Наполеона. Наше влияние, подкрепляемое военной мощью, будет чувствовать вся  Европа, и мы будем принимать участие в ее восстановлении".
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.
« Ответ #92 : 14 Октябрь 2011, 22:10:54 »

Вот что сказал  сэр Самуэль, представитель Великобритании в нейтральной Испании Франко. Это  звучало очень самоуверенно. Гитлер в своей инстинктивной неприязни к  дипломатическим переговорам точно определил, что он не сможет договориться с  западными державами. Его судьба, так же как и судьба германского народа,  находилась на острие меча.

Во  внутриполитической жизни отставка Редера и Шахта вызвала новое обострение.  Казалось, государственный строй дал первую трещину.

Под впечатлением  этих событий 18 февраля 1943 г. я поехал на поезде в сопровождении  обер-лейтенанта Бэке в Растенбург (Растенборк, Восточная Пруссия), чтобы оттуда  на самолете вылететь в ставку. В поезде я встретил генерала Кемпффа, моего  старого коллегу по бронетанковым войскам. От него я узнал некоторые подробности  хода операций за прошедший год. В Растенбурге (Растенборк) меня встретил  адъютант Кейтеля майор Вейс, который тоже не мог точно сообщить, зачем меня  вызывает фюрер. С Кемпффом и с моим старым коллегой по инспекции автомобильных  войск и по службе во 2-й танковой дивизии в довоенное время Шарлем де Больеном  я вылетел в Винницу. 19 февраля во второй половине дня мы прибыли в Винницу и  разместились в военной гостинице "Егерхое".

Утром 20 февраля  прибыл шеф-адъютант Гитлера генерал Шмундт. Началась обстоятельная беседа о  намерениях Гитлера и о возможностях их осуществления. Шмундт признался мне, что  бронетанковые силы Германии вследствие все возрастающего превосходства русских  бронетанковых сил находятся в таком тяжелом  положении, что больше уже никак нельзя  отказываться от их обновления. Мнения генерального штаба и министерства  вооружения и боеприпасов по этому вопросу сильно расходятся, бронетанковые  войска вышли у главного командования из доверия, а напряженная обстановка  настойчиво требовала поставить во главе этого рода войск энергичное и  компетентное командование. Поэтому-де Гитлер решил поручить мне контроль над  бронетанковыми войсками и желал бы узнать на этот счет мое мнение. Я ответил  Шмундту, что, принимая во внимание тяжелое положение моего народа и моего рода  войск, я готов последовать призыву Гитлера. Но я мог развернуть успешную  деятельность только при определенных предпосылках; они нужны были мне тем  более, что я только что перенес тяжелую болезнь и не хотел тратить свои силы в  служебных конфликтах, в которые раньше меня неоднократно втягивали.  Следовательно, я должен был требовать, чтобы я подчинялся не начальнику  генерального штаба сухопутных войск и не командующему армией резерва, а  непосредственно Гитлеру. Далее я должен оказывать влияние на разработку  различных образцов материальной части танков, которой занимаются управление  вооружения и министр вооружения и боеприпасов, так как без такого влияния  восстановить боевую мощь этого рода войск немыслимо. Наконец, я должен иметь  такое же влияние на организацию и обучение бронетанковых войск,  военно-воздушных сил и войск СС, как и на организацию и обучение сухопутных  войск в целом. Разумеется также, что все бронетанковые дивизии резерва  сухопутных войск, все соответствующие школы должны подчиняться мне.

Я попросил  Шмундта сообщить фюреру эту программу и в случае, если она будет одобрена,  назначить меня на прием к Гитлеру. В противном случае лучше отказаться от  использования меня на этой должности и отослать обратно в Берлин. Моя беседа со  Шмундтом длилась два часа.

Вскоре после  прибытия Шмундта в ставку фюрера последовал телефонный вызов; меня назначали на  доклад к Гитлеру .в 15 час. 15 мин. Я был принят точно в указанное время.  Сначала Гитлер беседовал со мной в присутствии Шмундта, но вскоре мы остались с  фюрером в его рабочем кабинете с глазу на глаз. После мрачного 20 декабря 1941  г. я не видел Гитлера. Он очень постарел за прошедшие 14 месяцев. Его манера  держать себя не была уже такой уверенной, какой была раньше; речь казалась  медлительной, левая рука дрожала. На его письменном столе лежали мои книги.  Свою беседу он начал словами: "В 1941 г. наши пути разошлись. В то время  между нами имели место недоразумения, о чем я очень сожалею. Вы мне  нужны". Я ответил, что готов работать, если он сможет создать мне условия  для плодотворной деятельности. Гитлер сообщил мне, что он намеревается  назначить меня генерал-инспектором бронетанковых войск. Шмундт, продолжал он, сообщил  уже о моем мнении по этому вопросу. Он, фюрер, одобряет его и просит меня  разработать на этой основе инструкцию и представить ее. Он заметил, что еще раз  прочел все мои довоенные труды о бронетанковых войсках и убедился, что я уже в  то время правильно предвидел ход развития. Гитлер сказал, что я должен отныне  претворять свои идеи на практике.

Затем Гитлер  начал говорить о современном военном положении. Он ясно отдавал себе отчет в  той неудаче, которая постигла нас в военном, политическом и моральном отношении  в связи с поражением под Сталинградом и последующим отступлением немецких войск  на Восточном фронте. Гитлер выразил (конечно, это была только его точка зрения)  решимость устоять перед ударами противника, а затем восстановить положение. Эта  первая встреча с Гитлером закончилась после 45-минутной деловой беседы примерно  в 16 час.

От Гитлера я  направился к начальнику генерального штаба генералу Цейтцлеру, чтобы получить  информацию об обстановке на фронтах. Вечер я провел  в обществе генерала Кестринга, бывшего  военного атташе в Москве, фон Прина, коменданта Винницы, и Бушенхагена,  командира 15-й пехотной дивизии. Со всеми этими генералами я был хорошо знаком.  После моего долгого отсутствия их сообщения были полезны для меня. То, что  сообщил Прин об управлении германскими властями оккупированной территорией,  было весьма нерадостно. Методы управления немцев, особенно методы германского  рейхскомиссара Коха, превратили украинцев из друзей немцев в их врагов. К  сожалению, военные инстанции не могли бороться с теми махинациями, которые  проводились по линии партийной и административной без участия военных и, как  правило, без их ведома и против их воли. До нас доходили лишь слухи о различных  злоупотреблениях.

День 21 февраля  я использовал для беседы с Иодлем, Цейтцлером, Шмундтом и адъютантом Гитлера  полковником Энгелем, с которыми я поделился основными принципами моей новой  инструкции.

22 февраля я  вылетел в Растенбург (Растенборк), чтобы там вместе с фельдмаршалом Кейтелем,  который тогда не находился в ставке фюрера в Виннице, подготовить инструкцию.  Туда же 23 февраля прибыл и командующий армией резерва генерал-полковник Фромм.  Инструкция была составлена через несколько дней; 28 февраля она была одобрена и  подписана Гитлером. Так как она имела для моей деятельности в последующие годы  принципиальное значение, я привожу ее текст.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.
« Ответ #93 : 14 Октябрь 2011, 22:12:32 »

ИНСТРУКЦИЯ ДЛЯ  ГЕНЕРАЛ-ИНСПЕКТОРА БРОНЕТАНКОВЫХ ВОЙСК

1.  Генерал-инспектор бронетанковых войск ответственен передо мною за дальнейшее  развитие бронетанковых войск, этого имеющего для ведения войны решающее  значение рода войск.

Генерал-инспектор  подчиняется непосредственно мне. Он имеет права командующего армией и является  старшим начальником бронетанковых войск[42] .

2. На  генерал-инспектора возлагается разрешение вопросов организации и обучения  бронетанковых войск и крупных подвижных соединений сухопутных войск во взаимном  согласии с начальником генерального штаба сухопутных войск. Кроме того, он  имеет право от моего имени давать указания военно-воздушным силам и войскам СС  по вопросам организации и обучения бронетанковых частей.

Решения по  принципиальным вопросам я оставляю за собой.

Свои требования  в области дальнейшего технического развития своего рода войск и планирования  производства он увязывает с рейхсминистром вооружения и боеприпасов и  докладывает мне.

3. В качестве  старшего начальника рода войск генерал-инспектор является также командующим  запасными частями своего рода войск. Его задачей является бесперебойное  обеспечение фронта боеспособным личным составом и исправными бронетанковыми  средствами в виде отдельных боевых машин и текущих пополнений для действующих  соединений или вновь сформированных соединений.

Его задача -  производить по моим указаниям распределение танков и других броневых средств  между действующей армией и армией резерва.

4.  Генерал-инспектор бронетанковых войск обеспечивает планомерное и своевременное  формирование и пополнение бронетанковых войск и подвижных соединений согласно  отданным приказам. Вместе с генеральным штабом сухопутных войск он заботится о целесообразном  использовании экипажей, потерявших в бою свои машины.

5.  Генерал-инспектор бронетанковых войск должен обобщать и использовать опыт в  области боевого применения вооружения, боевой подготовки и организации  бронетанковых войск.

Для этого он имеет  право посещать и инспектировать все бронетанковые части вооруженных сил и войск  СС.

Бронетанковые  войска действующей армии сообщают об опыте боевых действий непосредственно  генерал-инспектору бронетанковых войск. Генерал-инспектор бронетанковых войск в  свою очередь докладывает полученные сведения и свои личные соображения всем  надлежащим инстанциям, включая рейхсминистра вооружения и боеприпасов.

Генерал-инспектор  руководит разработкой всех уставов и наставлений для бронетанковых войск. При  этом уставы, излагающие вопросы управления соединениями и взаимодействия с  другими родами войск, должны быть предварительно утверждены начальником  генерального штаба.

6.  Генерал-инспектору бронетанковых войск, как старшему начальнику рода войск,  подчинены:

а) запасные и  учебные войсковые части подвижных войск (за исключением запасных кавалерийских  и самокатных частей), находящиеся в подчинении особых командных инстанций;

б) военные  училища и школы подвижных частей (за исключением кавалерийских училищ и школ по  подготовке самокатчиков) действующей армии и армии резерва вместе с  принадлежащими к ним учебными частями.

7.  Генерал-инспектор бронетанковых войск полномочен в пределах сферы своей  компетенции давать директивные указания всем служебным инстанциям сухопутных  войск. Все инстанции должны представлять генерал-инспектору бронетанковых войск  необходимые ему сведения.

Главная ставка  фюрера, 28 февраля 1943 г.

Фюрер

Подпись: Адольф  Гитлер

Инструкция  содержала ряд полномочий, которых не имели мои коллеги по другим родам войск -  так называемые "генерал-инспекторы родов войск" в главном  командовании сухопутных войск, подчинявшиеся начальнику генерального штаба  сухопутных войск. Они могли посещать войска только с разрешения начальника  генерального штаба; они не пользовались никакими правами по отношению к армии  резерва и училищам; они не имели права издавать уставы и наставления.  Естественно, что действия этих достойных сожаления солдат были ограничены.  Только этим объясняется тот факт, что все мои предшественники на посту  генерал-инспектора бронетанковых войск не смогли разрешить ни одного важного  вопроса. Опытные офицеры-фронтовики не стремились занять эти должности, а если  все же их вынуждали к этому, то они всеми средствами пытались попасть снова на  фронт, где они могли проявить себя. Однако мое назначение на должность  генерал-инспектора изменило положение бронетанковых войск. Неудивительно, что  генеральный штаб, особенно его начальник, и главное командование сухопутных  войск мало были восхищены новой директивой и восприняли ее как нарушение своих  священных прав. Впоследствии мне не раз приходилось преодолевать чинимые ими  трудности и препятствия. Даже после окончания войны они не оставляли меня в  покое, причем не останавливались перед извращением фактов. Однако эта  реорганизация не причинила ущерба интересам великого дела, и бронетанковые  войска оставались до самого конца боевым и вполне современным родом войск,  способным выполнять свои задачи.

Но в директиву,  пока она следовала из Растенбурга (Растенборка) в Винницу на письменный стол  Адольфа Гитлера, вкралась одна крупная ошибка: в сноске к пункту 1,  разъясняющей термин "бронетанковые войска", я назвал части самоходных  орудий, которые раньше всегда причислялись к артиллерии. Это имело свое  основание, так как выпуск самоходных орудий составлял значительную часть  выпуска танков; напротив, эффективность самоходных орудий как противотанкового  средства была незначительной, ибо они были вооружены пушками, имеющими  незначительную пробивную силу. Конечно, боевые возможности  "противотанковых" подразделений, специально созданных для  противотанковой обороны, были еще меньше. Эти подразделения должны были  довольствоваться в борьбе с танками противника орудиями с недостаточной  пробивной силой, которые буксировались полугусеничными тягачами. Практически  эти пушки никакой пользы не приносили. В этой области я и хотел добиться  коренных изменений. Протащенное без моего ведома в сноску слово  "тяжелый" ограничивало самоходные орудия, подлежащие передаче  генерал-инспектору, частями тяжелых самоходных орудий, которые находились еще в  стадии формирования. Их должны были вооружить самоходными орудиями, созданными  на базе танков "тигр" и "пантера". Уже на первом докладе я  заметил, что со мной сыграли злую шутку, т. е. не со мной лично, а с  противотанковой обороной сухопутных войск, а тем самым и с самими сухопутными  войсками.

Пока инструкция  шла по бюрократическим каналам, я направился в Берлин, чтобы сформировать себе  штаб и сделать его работоспособным. Я обосновался в моем старом служебном  помещении на Бендлерштрассе, в котором я работал еще до войны, будучи  командующим бронетанковыми войсками. Начальником штаба я выбрал себе опытного  офицера-фронтовика и убежденного танкиста полковника Томале, который с  величайшим усердием, не покидавшим его до самой катастрофы, приступил к  выполнению своих новых обязанностей. При назначении на эту самую ответственную  должность в моем штабе я учитывал личные и деловые качества офицера. Ко мне  прибыли два офицера генерального штаба, специалисты в области организации и  применения бронетанковых войск, один - непригодный для использования на фронте  из-за тяжелого ранения подполковник Фрейер, другой - молодой майор Кауффман.  Последний позже был заменен майором бароном фон Вельвартом. Адъютантом был  утвержден тяжело раненый подполковник принц Макс цу Вальдек. Из числа опытных  фронтовых офицеров были назначены сотрудники, ответственные за разработку  вопросов по каждому виду бронетанковых войск. Как правило, это были тяжело  раненые, нуждавшиеся в некотором отдыхе, пожилые офицеры. Время от времени их  меняли, после того как они полностью оправлялись от своих ран и высказывали  желание сменить пыльный воздух канцелярии на свежий ветер фронта. Благодаря  такой системе замены офицеров генерал-инспекция все время поддерживала тесный,  живой контакт с фронтом.

Для запасных  бронетанковых частей была создана должность инспектора бронетанковых войск  тыла, которую некоторое время занимал генерал Эбербах. Его штаб также  располагался в Берлине; начальник штаба полковник Больбринкер одновременно  занимал должность начальника шестой инспекции в управлении общих дел  командующего армией резерва. Это совмещение обязанностей я ввел по  договоренности с генералом Фроммом с целью координировать мои действия с  действиями армии резерва во имя наших общих интересов. Оно оправдало себя  вплоть до самого конца войны. Училища бронетанковых войск были подчинены  начальнику управления училищ, которым долгое время был тяжело раненый генерал  фон Хауеншильд. Наконец, я прикомандировал к моему штабу некоторое количество  офицеров для поручений из числа выздоравливающих, признанных ограниченно  годными для несения службы в тылу, но негодными для фронта. Эти офицеры должны  были заниматься собиранием и изучением опыта боевых действий, а также  расследованием чрезвычайных происшествий на фронте.

Отдел военных  уставов и наставлений был поручен полковнику Тейссу, известному мне еще по 1938  г., когда он был командиром австрийского танкового батальона. Он занимал этот  пост до конца войны и, кроме того, собрал громадный военно-исторический  материал.

В Берлине я  посетил военные учреждения, с которыми в будущем я должен был работать. Между  прочим, я нанес визит фельдмаршалу Мильху в министерстве авиации, которого я  хорошо знал и ценил, встречаясь с ним еще до войны. Мильх дал мне подробную и  весьма поучительную характеристику тогдашним руководящим лицам. Из большого  круга национал-социалистских сановников он только некоторых считал видными  деятелями, имеющими влияние на Гитлера, и рекомендовал мне их посетить. Это были  Геббельс, Гиммлер и Шпеер; последнего мне и без того пришлось бы посетить как  министра вооружения и боеприпасов.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.
« Ответ #94 : 14 Октябрь 2011, 22:16:16 »

Следуя  предложению Мильха, 6 марта я нанес первый визит доктору Геббельсу и  представился ему как вновь назначенный генерал-инспектор бронетанковых войск. Я  был очень радушно принят и немедленно втянут в продолжительную беседу о  политическом и военном положении. Доктор Геббельс был, вне всякого сомнения,  одним из умнейших людей из личного окружения Гитлера. От него, может быть, и  следовало ожидать содействия, которое могло бы улучшить наше положение. Поэтому  я особенно стремился внушить ему правильное понимание нужд фронта и изменений,  которые следовало внести в руководство военными действиями. В этой первой  беседе со мной он держал себя очень просто, и я обратил его внимание на плохую  организацию наших верховных военных органов и еще более плохой подбор людей на  руководящие посты. Я попросил его подумать над тем, что существование различных  инстанций - верховного командования вооруженных сил, штаба оперативного  руководства вооруженными силами, главного командования сухопутных войск,  главного командования военно-воздушных  сил, главного командования военно-морских сил,  командования войск СС, министерства вооружения и боеприпасов - создает путаницу  в руководстве вооруженными силами. Гитлер все увеличивает количество инстанций,  подчиненных непосредственно ему, но он не сможет длительное время осуществлять  руководство таким множеством учреждений. Гитлер не является профессиональным  офицером генерального штаба, поэтому ему следует опираться в своей работе на  начальника главного штаба вооруженных сил, который хорошо разбирается в  оперативных вопросах и может их разрешить лучше, чем фельдмаршал Кейтель.

Я попросил  доктора Геббельса взять на себя задачу сообщить обо всем этом в соответствующей  форме Гитлеру, так как я считал, что этот важный вопрос имеет больше перспектив  на успешное разрешение, если его поставит гражданское лицо из ближайшего  окружения Гитлера, а не генерал, к которому, как я знал из собственного опыта,  Гитлер не питает особого доверия. Доктор Геббельс сказал, что ковать придется  чересчур горячее железо, но он попытается при удобном случае завести об этом  речь и побудить Гитлера создать более эффективную организацию верховного  командования вооруженных сил.

Затем через  несколько дней я направился к Шпееру, который оказал мне дружеский прием. С  этим проницательным и простым человеком я сотрудничал впоследствии самым  теснейшим образом. Шпеер в своих размышлениях и решениях руководствовался  простым здравым смыслом, он был чужд болезненного личного тщеславия и  ведомственного патриотизма. Конечно, в то время Шпеер еще находился под  обаянием Гитлера, но он обладал столь независимым суждением, что замечал все  ошибки и недостатки существующей системы и пытался их устранить.

Чтобы получить  представление о состоянии производства танков, я посетил заводы фирм  "Алкет" в Шпандау и "Даймлер-Бенц" в Берлин-Мариенфельде.

Наконец, я  разработал проект новых штатов военного времени для танковых дивизий и моторизованных  частей, входивших в состав этих дивизий, на 1943 г. и, насколько можно было  предвидеть, на 1944 г. Я хотел добиться экономии личного состава и материальной  части при одновременном повышении боевой способности частей путем обеспечения  их более совершенным вооружением и применения более целеустремленной тактики.  На этом я построил свой первый доклад, с которым я хотел явиться к Гитлеру 9  марта. Для этой цели я вылетел вместе с полковником Томале в Винницу. Прибыв на  место назначения в 16 часов, я увидел целое собрание офицеров и генералов,  желавших присутствовать при моем дебюте. Я был неприятно удивлен, увидев такое  множество людей, ибо я надеялся, что смогу доложить свои соображения в самом  узком кругу. Но я совершил ошибку, сообщив тезисы моего доклада адъютантуре  Гитлера. И вот прибыли все заинтересованные лица: весь состав главного штаба  вооруженных сил, начальник генерального штаба сухопутных войск с некоторыми  начальниками отделов, генерал-инспекторы пехоты и артиллерии и, наконец, шеф-адъютант  Гитлера Шмундт. Все находили в моих планах какие-нибудь недостатки, особенно им  не нравилось мое желание подчинить самоходные орудия генерал-инспектору  бронетанковых войск и вооружить ими противотанковые дивизионы пехотных дивизий,  сняв с вооружения этих дивизионов пушки на полугусеничной тяге. Вследствие  этого непредвиденного упорного сопротивления доклад длился 4 часа; я был так  утомлен, что, покинув помещение, потерял сознание и упал на землю. К счастью,  обморок моментально прошел и не был никем замечен.

Конспект этого  доклада, т. е. отдельные тезисы, которые я составил для лучшего изложения и  захватил с собой, благодаря случайному стечению обстоятельств уцелел. Ниже я  помещаю этот конспект, ибо его содержание характерно для многих моих бесед с  Гитлером, имевших место впоследствии.


КОНСПЕКТ ДОКЛАДА

1. Задача на  1943 г. состоит в том, чтобы создать некоторое количество полностью  боеспособных танковых дивизий для проведения наступления с ограниченными  целями.

В 1944 г. мы  должны быть в состоянии вести наступление крупного масштаба. Полностью  боеспособной танковая дивизия считается в том случае, когда число ее танков  находится в соответствующей пропорции к остальным боевым средствам и машинам.  Немецкая танковая дивизия состоит из четырех батальонов и насчитывает 400  танков. Если число танков станет значительно меньше 400, то обслуживающий  аппарат (количество людей и колесных машин) не будет соответствовать подлинной  ударной силе дивизии. К сожалению, в настоящее время у нас нет уже ни одной,  полностью боеспособной танковой дивизии. Однако успех боевых действий, как  этого года, так и последующих лет зависит от того, удастся ли нам снова создать  такие соединения. Если нам удастся разрешить эту задачу, то мы во  взаимодействии с военно-воздушными силами и подводным морским флотом одержим  победу. Если не удастся, то наземная война станет затяжной и дорогостоящей.

Речь идет о том,  чтобы немедленно создать полностью боеспособные танковые дивизии, при этом  лучше иметь немного полноценных дивизий вместо большого количества плохо  оснащенных соединений. Последние требуют для оснащения несоразмерно много  автомашин, расходуют много горючего и живой силы без должного эффекта,  затрудняют управление и снабжение и создают на дорогах заторы.

2. Для  достижения поставленной организационной цели я предлагаю принять на 1943 г.  следующее штатное расписание (схема 1, к сожалению, не сохранилась).

Относительно  вооружения танков необходимо сказать следующее.

В настоящее  время на вооружение поступает только танк T-IV. Учитывая текущие потребности в  пополнении материальной частью Восточного и Африканского фронтов, а также  потребность в учебной материальной части, нужно ежемесячно формировать или  полностью вооружать один танковый батальон. Далее, в 1943 г. можно рассчитывать  на формирование небольшого количества танковых батальонов, вооруженных танками  "пантера" и "тигр", которые, однако (это касается танков  "пантера"), не следовало бы использовать на фронтах до июля- августа.

Для того, чтобы  повысить боеспособность подлежащих укомплектованию танковых дивизий, следует  использовать легкие самоходные орудия, имеющиеся в относительно большом  количестве.

Я считаю  неотложным делом обеспечить формирование одного дивизиона легких самоходных  орудий в месяц с включением этих дивизионов в состав танковых дивизий до тех  пор, пока не будет налажено производство танков в таком количестве, которое  полностью удовлетворило бы потребности танковых дивизий в танках.

Далее, в течение  1944-1945 гг. следует усиленно продолжать производство танков Т-IV, не сокращая  при этом выпуск танков "пантера" и "тигр".

3. На 1944 г. я  предлагаю штатное расписание военного времени, указанное на схеме 2 (к  сожалению, не сохранившейся). Эта схема содержит, в отличие от схемы 1,  требование, относящееся только к танкам: доведение танкового полка до бригады  четырехбатальонного состава.

4. Количество  танков, предусмотренное предложенной мною организацией, может быть достигнуто  путем увеличения выпуска танков T-IV, "пантера" и "тигр", а  до тех пор, пока мы не будем располагать достаточным количеством этих танков,  использовать легкие самоходные орудия на базе танка T-IV с 75-мм пушкой L-48.

Соответствующее  количество танков будет  достигнуто лишь  в том случае, если будут созданы основы для продолжительной службы отдельного  танка. Для этого необходимо:

а) довести до  конца новые конструкции ("пантера");

б) улучшить  обучение экипажей (участие в сборке танков, индивидуальное обучение и обучение  в составе подразделений);

в) снабдить  учебные подразделения необходимой учебной материальной частью (приложение не  сохранилось); письмо генерала Хубе об опыте обучения во фронтовых условиях не  сохранилось;

г) проводить  обучение систематически и предоставлять для этого необходимое время (не  перемещать вновь сформированные части с их мест расположения, а сохранять их  поблизости от заводов).

5. Успех в бою  может быть достигнут только большой концентрацией всех танковых сил и средств в  решающем районе на танкодоступной местности и сохранением момента внезапности в  отношении количества и тактико-технических данных материальной части.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.
« Ответ #95 : 14 Октябрь 2011, 22:18:57 »

Для этого  необходимо:

а) отказаться от  снабжения второстепенных театров военных действий танками новой конструкции,  ограничиваясь использованием на этих фронтах танковых частей, имеющих на вооружении  трофейную материальную часть;

б) свести все  танковые подразделения и части (включая танки "тигр",  "пантера", T-IV и временно также часть легких самоходных орудий) в  танковые дивизии и танковые корпуса, находящиеся под компетентным командованием;

в) принимать во  внимание условия местности при использовании танков в наступлении;

г) держать в  резерве новую материальную часть (т. е. в настоящее время танки  "тигр" и "пантера", а также тяжелые самоходные орудия) до  тех пор, пока мы не будем иметь этой техники в количестве, обеспечивающем успех  решающего внезапного удара; преждевременное  рассекречивание новой техники может привести к  тому, что уже в следующем году мы встретим эффективную оборону противника,  против которой за такой короткий срок нам нечего будет противопоставить;

д) отказаться от  новых формирований; основу старых танковых и моторизованных дивизий составляют  хорошо обученные солдаты и неплохая техника, что обеспечивает необходимую  помощь при обучении новых пополнений; этого нельзя сказать о новых  формированиях.

Продолжительное  использование танковых дивизий исключительно в обороне является в настоящее  время расточительностью. Это мешает пополнению дивизий и снижает их готовность  к наступлению.

Из  вышеизложенного можно сделать вывод о необходимости снять с фронта большое  количество танковых дивизий и направить их в тыл на пополнение.

6.  Противотанковая оборона все больше и больше становится главной задачей  самоходных орудий, так как другие противотанковые средства недостаточно  эффективны в борьбе с новыми танками противника и несут слишком большие потери.

Все дивизии,  находящиеся на основных фронтах, нуждаются поэтому в определенном оснащении их  этим видом оружия, в то время как на второстепенных фронтах следует  удовлетворяться созданием резерва самоходных орудий при главном командовании, а  дивизии вооружить в первую очередь противотанковыми орудиями на самоходных  лафетах. В целях экономии личного состава и материальной части следует  постепенно осуществлять слияние дивизионов самоходных орудий с противотанковыми  дивизионами.

Новые тяжелые  самоходные орудия следует использовать только на главных фронтах и для  выполнения особых задач. Именно они являются в первую очередь противотанковым  средством.

Эффективность  75-мм самоходного орудия L-70 еще неизвестна.

7. Танковые  разведывательные батальоны превратились в пасынков танковых дивизий. Если их  значение в Африке бесспорно, то на Восточном фронте в настоящее время оно  уменьшилось. Однако это не должно вводить нас в заблуждение. Если мы в 1944 г.  снова предпримем наступление большого масштаба, на что будем надеяться, то нам  необходимо иметь эффективную наземную разведку.

Для этого  необходимо:

а) достаточное  количество легких однотонных бронетранспортеров (находятся в производстве и уже  выпускаются);

б)  бронеавтомобиль с большой скоростью передвижения (60-70 км/час), надежной  броней и хорошим вооружением.

В настоящее  время такие машины больше не выпускаются. Я прошу полномочий на изучение этого  вопроса вместе с министром Шпеером, чтобы затем сделать конкретное предложение.

8. Для оснащения  моторизованных частей танковых дивизий необходимо продолжать выпуск 3-тонных  бронетранспортеров и наладить их серийное производство, отказавшись от всяких  конструктивных изменений.

Этими машинами  также должны быть обеспечены инженерные части и части связи бронетанковых  войск.

9. Артиллерия  танковых и моторизованных дивизий уже 10 лет получает в достаточном количестве  надежные самоходные орудия. Танки новой конструкции не могут быть использованы  артиллерийскими наблюдателями.

10. Прошу дать  принципиальное решение следующих вопросов:

а) утвердить  проект организации штаба генерал-инспектора бронетанковых войск с местом  пребывания в главной ставке фюрера и штаба инспектора бронетанковых войск армии  резерва с постоянным местом пребывания в Берлине;

б) утвердить  штатное расписание организации войск военного времени;

в) подчинить всю  самоходную артиллерию генерал-инспектору бронетанковых войск;

г) отказаться от  новых формирований танковых и моторизованных дивизий в сухопутных войсках и в  войсках СС, ввести в существующих дивизиях, а также в дивизии "Герман  Геринг" новое штатное расписание военного времени;

д) продолжать  выпуск танков Т-IV в 1944-1945 гг.;

е)  сконструировать бронеавтомобиль хотя бы на основе имеющихся конструкций;

ж) еще раз  проверить необходимость конструирования легкого самоходного орудия с 75-м м  пушкой L-70. В противном случае (если придется отказаться от этой конструкции)  заменить его легким самоходным орудием с 75-мм пушкой L-48 и бронетранспортером  для пехоты.

Каждый пункт  доклада вызвал горячие споры. Все пункты, по крайней мере теоретически, были  одобрены, за исключением одного - подчинения самоходных орудий  генерал-инспектору бронетанковых войск. При обсуждении этого вопроса в зале  поднялась буря негодования. Все присутствующие, кроме Шпеера, были против меня,  особенно возмущались, конечно, артиллеристы. Шеф-адъютант фюрера даже заявил,  что самоходная артиллерия является единственным оружием, в котором артиллеристы  могут заслужить рыцарский крест. Наконец, Гитлер сказал, сочувственно посмотрев  на меня: "Вы видите, все против вас. В таком случае я тоже не могу  согласиться". Это решение имело большие последствия, ибо самоходная  артиллерия осталась сама по себе; противотанковые дивизионы сохранили на  вооружении несовершенные орудия на тракторной тяге, пехотные дивизии были  лишены эффективной противотанковой обороны.

Прошло 9  месяцев, пока Гитлера убедили в этой ошибке, но уже не удалось до конца войны  обеспечить все дивизии этим столь необходимым противотанковым средством. К  сожалению, во вред общему делу даже одобренные предложения постоянно то  отводились, то опять принимались, то объединялись в одно предложение, что  препятствовало их осуществлению на практике; это касается в первую очередь моих  настойчивых, неоднократных просьб о своевременном отводе с фронта на пополнение  танковых дивизий, чтобы создать подвижный резерв в распоряжении верховного  командования. Но именно верховному командованию и недоставало понимания  решающего значения подвижных боеспособных оперативных резервов. Это непонимание  господствовало до самого последнего дня войны, оно в значительной степени  виновно в нашем поражении. Виновен в катастрофе и Гитлер со своими военными  советниками, которые не только не поддержали меня по вопросу о создании таких  резервов, а, наоборот, даже препятствовали мне.

10 марта я  прилетел в Берлин и приступил к работе. 12 марта я инспектировал танковое  училище в Вюнсдорфе, 17 марта осмотрел в Касселе заводы Хеншеля  ("Хеншельверке"), выпускавшие наши "тигры", некоторые  важные детали для "пантеры" и противотанковые пушки образца 1943 г.  (88-мм). 18 марта я посетил расположенный в Эйзенахе 300-й танковый батальон,  где проводились испытания танков, управляемых на расстоянии, а также танковое  училище для унтер-офицеров бронетанковых войск в Эйзенахе. 19 марта я был в  Рюгенвальде, где Гитлеру демонстрировались орудие "Густав",  установленное на железнодорожной платформе, танк T-IV с броневым экраном и  самоходное орудие "Фердинанд".

Самоходное  орудие "Фердинанд" было сконструировано на базе танка  "тигр" профессора Порше с электродвигателем к 88-мм пушкой L-70,  установленной в неподвижной башне. Кроме длинноствольной пушки, у танка не было  другого оружия, т. е. для ближнего боя  он был непригоден. В этом, несмотря на его  сильную броню и хорошую пушку, была его слабость. Так как был уже сделан один  выпуск этих танков (90 штук), я должен был найти им применение, хотя я и не мог  разделять с тактической точки зрения восхищения Гитлера этим  "сооружением" его любимца Порше. Из 90 самоходных орудий  "Фердинанд" был сформирован танковый полк в составе двух; батальонов  по 45 орудий в каждом.

Экраны  представляли собой броневые щиты, которые устанавливались на некотором  расстоянии от основной брони корпуса танков Т-III, Т-IV и самоходных орудий для  защиты от русских противотанковых ружей и сведения на нет их эффективности.  Сравнительно тонкие вертикальные броневые стенки корпусов названных типов  танков не выдерживали огня русских противотанковых ружей. Это новшество  оправдало себя.

"Густав"  представлял собой мощное 800-мм орудие на железнодорожной установке, которая  могла продвигаться только по двухпутной линии. Это орудие не имело отношения к  моим войскам, и после демонстрации, заряжания и стрельбы я хотел было уйти, как  вдруг меня окликнул Гитлер: "Послушайте! Доктор Мюллер (представитель  фирмы Круппа) сказал мне, что из "Густава" можно стрелять также по  танкам. Что вы думаете об этом?" В первый момент я растерялся и уже видел  "Густава" в серийном производстве, но быстро собрался с мыслями и  ответил: "Стрелять - да, но не попадать!" Доктор Мюллер начал  страстно протестовать. Но как можно использовать орудие для уничтожения танков,  если на один выстрел из него требуется 45 минут? Вопрос о минимальной дальности  выстрела заставил даже доктора Мюллера отказаться от своего утверждения.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.
« Ответ #96 : 14 Октябрь 2011, 22:21:58 »

22 марта я  обсуждал с командиром парашютной дивизии "Герман Геринг" вопросы  наиболее целесообразной реорганизации этого соединения, которое в то время было  единственной боевой дивизией, насчитывавшей 34 000 человек. Большинство солдат  и офицеров этой дивизии чувствовало себя в Голландии неплохо. При нашем  положении с резервами в 1943 г. это было просто нетерпимо.

Наконец, в конце  марта было решено провести реорганизацию моторизованных частей танковых дивизий  на основе опыта последнего года войны.

Визиты доктора Герделера

В эти дни  интенсивной работы мой старый знакомый генерал фон Рабенау привел ко мне  доктора Герделера, сильно желавшего о чем-то со мной побеседовать. Господин  доктор Герделер начал рассказывать мне, что Гитлер неспособен выполнять  обязанности рейхсканцлера и верховного главнокомандующего вооруженными силами,  а поэтому нужно ограничить фюрера в его полномочиях. Он подробно изложил мне  свой проект программы правительства и свои реформы, свидетельствовавшие о  большом идеализме. Они предусматривали социальное выравнивание, которое было,  конечно, желательно, хотя доктринерские методы доктора Герделера и затруднили  бы разрешение этого вопроса. На случай удачи планов доктор Герделер не мог,  однако, гарантировать поддержку заграницы. Очевидно, он когда-то уже пытался  установить контакт с заграницей, но его попытка была встречена очень холодно.  Требование наших противников о "безусловной капитуляции" оставалось  бы в силе также и в случае успеха доктора Герделера.

Я спросил у  доктора Герделера, как он себе представляет ограничение полномочий Гитлера. Он  ответил, что номинально его следует оставить главой рейха, но интернировать в  Оберзальцбург или в какое-нибудь другое надежное место. На мой вопрос о способе  устранения руководящих национал-социалистов, без чего нельзя было рассчитывать на  успешное выполнение его  плана, он  ответил, что это дело вермахта. Но доктору Герделеру пока еще не удалось  склонить на свою сторону ни одного из находившихся на фронте войсковых  командиров. Поэтому он попросил меня при посещении действующей армии выдвигать  его требования, а затем сообщить ему, кто из генералов согласен следовать за  ним. На мой вопрос, кто же возглавляет это мероприятие, он назвал  генерал-полковника Бека. Я был сильно удивлен, когда узнал, что такой человек,  как Бек, нерешительный характер которого мне был хорошо известен, оказался  втянутым в такое мероприятие. Бек был самой неподходящей личностью для  совершения государственного переворота, ибо он никогда не смог бы прийти к  определенному решению и не имел никакого авторитета в армии; больше того, он  был неизвестен армии. Бек являлся философом, но не революционером.

Недостатки и  слабости национал-социалистской системы и ошибки Гитлера выступали в то время  совершенно ясно. Видел все эти недостатки и я; поэтому нужно было стремиться  ликвидировать их. Однако в том опасном положении, в котором находился рейх  вследствие катастрофы под Сталинградом, и в условиях, когда Советский Союз  также требовал безоговорочной капитуляции, нужно было выбрать путь, который не  привел бы рейх и народ к катастрофе. В этом была основная трудность, и это  возлагало большую ответственность на тех, кто в душе еще надеялся на  возможность спасения рейха. Поэтому я пришел к заключению отказаться от  намерений доктора Герделера, как практически неосуществимых и наносящих вред  общим интересам. Как и вся армия, я чувствовал себя связанным присягой. Поэтому  я попросил доктора Герделера отказаться от своего намерения.

Тем не менее  доктор Герделер попросил меня, несмотря на мои сомнения, собрать ему  необходимые сведения. Я согласился выполнить это дерзкое требование с  намерением доказать доктору Герделеру, что не  только я, но и другие генералы думают также; я  надеялся заставить этого несомненно идеалистически настроенного человека  свернуть с его опасного пути. В апреле я еще раз увидел доктора Герделера и  смог его заверить, что не встретил ни одного генерала, который был бы склонен  согласиться с его планами. Опрошенные мною лица, ссылаясь на присягу и на  серьезное положение на фронте, отказались от всякого участия в замыслах доктора  Герделера. Я снова попросил его отказаться от своих намерений.

Доктор Герделер,  который, впрочем, в беседах отказывался совершенно ясно от мысли совершить  покушение, в заключение попросил меня молчать о нашем разговоре, и я сдержал  это обещание. В 1947 г. я узнал из книги прокурора Фабиана фон Шлабрендорффа  "Офицеры против Гитлера", что или доктор Герделер или генерал фон  Рабенау не сдержали своего обещания молчать. Сообщения упомянутой книги обо мне  не соответствовали действительности.

С апреля 1943 г.  я не разговаривал больше с доктором Герделером и ничего не слышал о его  намерениях.

Однако вернемся  к моей служебной деятельности.

"Цитадель"

29 марта я  вылетел в Запорожье в группу армий "Юг", чтобы посетить фельдмаршала  фон Манштейна. Здесь как раз был достигнут крупный успех: благодаря правильному  оперативному использованию танковых соединений снова был захвачен Харьков.  Темой моей беседы с Манштейном был приобретенный при этих действиях опыт,  особенно опыт использования батальонов, на вооружении которых находились танки  "тигр", в танковой дивизии "Великая Германия" и танковой  дивизии СС "Адольф Гитлер". В штабе я встретил своего старого друга  Гота, командующего 4-й танковой армией, который также поделился со мной своим  боевым опытом. Мне снова  стало ясно, как  прискорбен тот факт, что Гитлер был не в состоянии терпеть близко около себя  такую способную военную личность, как Манштейн. Оба были слишком разными  натурами: с одной стороны - своевольный Гитлер со своим военным дилетантством и  неукротимой фантазией, с другой - Манштейн со своими выдающимися военными  способностями и с закалкой, полученной в германском генеральном штабе, трезвыми  и хладнокровными суждениями - наш самый лучший оперативный ум. Позднее, когда я  был назначен начальником генерального штаба сухопутных войск, я неоднократно  предлагал Гитлеру назначить Манштейна вместо Кейтеля начальником главного штаба  вооруженных сил, но каждый раз напрасно. Конечно, Кейтель был удобен для  Гитлера: он пытался по глазам Гитлера читать его мысли и выполнять их, прежде  чем последний выскажет их. Манштейн был неудобен: у него было свое мнение,  которое он открыто высказывал. В конце концов, Гитлер заявил на мои  предложения: "Манштейн, возможно, и является самым лучшим умом, рожденным  генеральным штабом, но он может оперировать только свежими, хорошими дивизиями,  а не развалинами, которыми мы сегодня только и располагаем. Так как я не могу  дать ему сегодня ни одного свежего, способного к действиям соединения,  назначение его не имеет смысла". Он просто не хотел этого назначения и  маскировался такими уклончивыми объяснениями.

Затем я полетел  в Полтаву в армейскую группу Кемпффа, а оттуда 30 марта в дивизию "Великая  Германия", в танковую дивизию СС "Адольф Гитлер" и 31 марта в  корпус генерала фон Кнобельсдорффа. Везде я пытался получить в первую очередь  ясное представление о боевом опыте "тигров", чтобы знать об их  тактических и технических возможностях и сделать выводы для будущей организации  танковых соединений, вооруженных "тиграми". Свое первое посещение  фронта в качестве генерал-инспектора я закончил 1 апреля прощальным визитом в  Запорожье к Манштейну.

Итоги этой  первой поездки по фронтам нашли свое отражение в моей беседе со Шпеером об  увеличении выпуска танков "тигр" и "пантера" и в докладе  Гитлеру 11 апреля в Берхтесгадене (Оберзальцбург), который мне пришлось увидеть  тогда впервые. Вилла фюрера "Бергхоф" примечательна тем, что в той ее  части, в которой нам удалось побывать, мы не видели соединенных меж собой  комнат. Величаво выглядел лишь большой приемный зал, из окна которого  открывался чудесный вид на горы. В зале было несколько дорогих ковров и картин,  среди последних красовался великолепный Фейербах; перед камином имелось  специальное возвышение, на котором Гитлер проводил ночные часы после так  называемой вечерней трапезы в узком кругу своей свиты - военных и партийных  адъютантов и секретарш. Я никогда не принадлежал к этому кругу.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.
« Ответ #97 : 14 Октябрь 2011, 22:23:31 »

В тот же день я  посетил Гиммлера, с которым обсудил вопросы, связанные с координацией  организации танковых соединений войск СС и танковых соединений сухопутных  войск. В моих стремлениях я достиг лишь частичного успеха. Гиммлер особенно не  хотел соглашаться с моим желанием отказаться от новых формирований. Правда,  Гитлер признал во время моего доклада 9 марта, что новые формирования имеют  слабые стороны, однако в вопросе войск СС Гитлер вместе с Гиммлером за спиной  солдат втихомолку вынашивал идею создания независимо от сухопутных войск, к  командованию которых фюрер никогда не питал полного доверия, приватной армии -  своего рода гвардии преторианцев. От нее он ожидал величайшей преданности и  готовности к любым действиям также в случае, если сухопутные войска, скованные  в своих действиях старыми прусско-германскими традициями, откажутся следовать  за Гитлером.

Такая  двойственная политика Гитлера и Гиммлера поставила после войны войска СС в  крайне неприятное  положение, так как им  начали ставить в упрек промахи остальных частей СС и особенно полицейских  отрядов службы безопасности. Уже во время войны беспрерывное предпочтение  войскам СС при выделении им резерва и определении его силы, при вооружении и  оснащении вызывало справедливое негодование в менее счастливых соединениях  сухопутных войск. И если чувство товарищества на фронте стояло выше такой  несправедливости, то это только благодаря самоотверженности германского  солдата, который оставался одним и тем же независимо от того, какого цвета  носил он мундир.

День 12 апреля я  использовал для того, чтобы нанести визит начальнику генерального штаба  военно-воздушных сил генерал-полковнику Ешонеку. Я встретил усталого человека в  совершенно подавленном настроении. У нас не состоялось даже официальной беседы  о вещах, которые имели прямое отношение к обоим родам войск - как к  бронетанковым, так и к военно-воздушным силам. Тем более, нам не удалось  достигнуть никакого сближения. Вскоре после нашей встречи (в августе 1943 г.)  Ешонек не вынес обвинений Гитлера и Геринга в бездействии военно-воздушных сил  и покончил жизнь самоубийством. Он последовал примеру своего товарища Удета,  который сделал такой же отчаянный шаг в ноябре 1941 г., так как не мог найти  другого выхода из своего положения, понимая, что необходимо для ведения войны,  и видя неспособность и бездействие Геринга. Мой визит к главнокомандующему  военно-воздушными силами так и не состоялся из-за напряженной внеслужебной  деятельности этого господина.

Вернувшись в  Берлин, 13 апреля я имел продолжительную беседу со Шмундтом. Учитывая  безнадежную обстановку, создавшуюся в Африке, я стремился побудить его помочь  мне вывезти оттуда на самолетах танковые экипажи, ставшие излишними в настоящих  условиях, а главное, имевшие хорошую подготовку в  результате долголетнего обучения командиров и  их помощников по технической части. Вероятно, я неубедительно говорил с  Шмундтом или он сам нечетко доложил Гитлеру о моем желании, ибо когда я на  последовавшем вскоре докладе фюреру сам изложил ему свою просьбу, то потерпел  неудачу. Интересы сохранения престижа, как это часто бывает, победили разум.  Самолеты, летавшие в большом количестве порожними в Италию, могли бы захватить  этих ценных людей и обеспечить нам формирование и пополнение частей как в тылу,  так и на фронте. Об этом я доложил еще раз в Оберзальцберге 29 апреля; в этот  же день вместе с Буле, Кейтелем и Шпеером были разрешены вопросы организации и  вооружения.

В Африку  продолжали отправлять и там "сжигать" все новые и новые части, туда  были посланы и танковые подразделения, вооруженные новейшими  "тиграми". Не обращалось внимание ни на какие возражения; то же самое  делалось и позднее при обороне Сицилии. Когда я хотел вернуть танки  "титр" на материк, вмешался Геринг: "Не могут "тигры"  взять шест и перепрыгнуть через Мессинский пролив. Вы должны с этим  согласиться, генерал-полковник Гудериан!" Я ответил: "Если вы действительно  господствуете в воздухе над Мессинским проливом, то "тигры" могут  вернуться таким же образом, каким они попали на Сицилию". На это воздушный  специалист ответил молчанием. "Тигры" остались в Сицилии.

30 апреля из  Берхтесгадена я вылетел в Париж, чтобы нанести первый визит главнокомандующему  войсками на западе фельдмаршалу фон Рундштедту, осмотреть находящиеся на западе  танковые соединения и проверить оборонительные возможности Атлантического вала  в противотанковом отношении. В 81-м армейском корпусе у моего старого  сослуживца по Франции генерала Кунтцена, находившегося в Руане, я получил  информацию об обороне побережья, затем посетил 100-й танковый полк в Ивето,  вооруженный  французскими трофейными  танками. Здесь меня застала телеграмма Гитлера, который вызывал меня на  совещание в Мюнхен.

В Мюнхен я  прибыл 2 мая. Первое совещание состоялось 3 мая, второе - 4 мая в присутствии  моего начальника штаба Томале, вызванного из Берлина с новыми материалами. На  этих совещаниях, на которых присутствовали верховное командование вооруженных  сил, представители главного штаба вооруженных сил, начальник генерального штаба  сухопутных войск со своими ответственными работниками, командующие группами  армий "Юг" - фон Манштейн и "Центр" - фон Клюге,  командующий 9-й армией Модель, министр Шпеер и другие, стоял очень серьезный  вопрос - должны ли группы армий "Юг и "Центр" Восточного фронта  в недалеком будущем (летом 1943 г.) начать наступление.

Этот вопрос  обсуждался по предложению начальника генерального штаба генерала Цейтцлера,  который хотел при помощи двойного флангового охвата уничтожить ряд русских  дивизий под Курском, позиции которых образовали выдвинутую на запад дугу. Этим  ударом он хотел ослабить наступательный порыв русской армии в такой мере, чтобы  создать германскому верховному командованию благоприятные предпосылки для  дальнейшего ведения войны на востоке. Этот вопрос горячо обсуждался еще в  апреле, однако тогда, сразу после катастрофы под Сталинградом и после  последовавшего поражения на южном участке Восточного фронта, едва ли кто мог  думать о крупных наступательных действиях. Но вот теперь начальник генерального  штаба хотел применением новых танков "тигр" и "пантера",  которые должны были, по его мнению, принести решающий успех, снова захватить  инициативу в свои руки.

Совещание открыл  Гитлер. В своей 45-минутной речи он обстоятельно обрисовал положение на  Восточном фронте и поставил на обсуждение присутствующих  предложения начальника генерального штаба и  возражения генерала Моделя. Модель, располагая подробными разведывательными  данными, особенно аэрофотоснимками, доказал, что как раз на этих участках  фронта, на которых обе группы армий хотят предпринять наступление, русские  подготовили глубоко эшелонированную, тщательно организованную оборону. К тому  времени русские уже отвели главные силы своих мотомеханизированных войск с  выступающих вперед позиций и в свою очередь на вероятных направлениях нашего  прорыва, который мы намечали провести согласно нашей схеме наступления,  необычайно усилили свою артиллерию и противотанковые средства.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.
« Ответ #98 : 14 Октябрь 2011, 22:25:21 »

Модель сделал отсюда  правильный вывод, что противник рассчитывает на наше наступление, поэтому,  чтобы добиться успеха, нужно следовать другой тактике, а еще лучше, если вообще  отказаться от наступления. По выражениям, в которых Гитлер преподнес мнение  Моделя, можно было безошибочно определить, что оно сильно повлияло на него и  что он не решается назначить наступление по плану Цейтцлера. Гитлер попросил  фельдмаршала фон Манштейна первым высказаться по предложению Цейтцлера.  Манштейну не повезло, как часто бывало и во время его разговоров с глазу на  глаз с Гитлером. Он сказал, что наступление имело бы успех, если бы его смогли  начать в апреле; теперь же он сомневается в успехе. Для проведения наступления  ему нужно дать еще две боеспособные пехотные дивизии. Гитлер ответил, что он не  располагает такими двумя дивизиями и что Манштейн должен обойтись силами,  которые у него есть; затем он еще раз повторил свой вопрос, но ясного ответа на  него не получил. Затем Гитлер обратился к фельдмаршалу фон Клюге, который прямо  высказался за предложение Цейтцлера.

Я попросил слова  и заявил, что наступление бесцельно; наши только что подтянутые на Восточный  фронт свежие силы при наступлении по плану начальника генерального штаба будут  снова разбиты, ибо мы  наверняка понесем  тяжелые потери в танках. Мы не в состоянии еще раз пополнить Восточный фронт  свежими силами в течение 1943 г.; больше того, мы должны теперь думать также и  о снабжении Западного фронта новейшими танками, чтобы уверенно встретить  подвижными резервами ожидаемую в 1944 г. высадку десанта западных держав. Кроме  того, я указал, что у танка "пантера", на который начальник  генерального штаба сухопутных войск возлагал большие надежды, обнаружено много  недостатков, свойственных каждой новой конструкции, и что трудно надеяться на  их устранение до начала наступления. Шпеер поддержал мои доводы в части,  касающейся вооружения. Но только мы двое были единственными участниками этого  совещания, которые на предложение Цейтцлера ясно ответили "нет".  Гитлер, который еще не был полностью убежден сторонниками наступления, так и не  пришел в этот день к окончательному решению.

Кроме совещания,  носившего военный характер, я в этот день имел в Мюнхене еще и личную беседу:  впервые после событий декабря 1941 г. я снова встретил фельдмаршала фон Клюге.  Его недружелюбное приветствие снова разбередило мои старые раны. Я ответил  очень холодно. После совещания господин фон Клюге пригласил меня в соседнюю  комнату и спросил о причинах моей неприветливости. Мне пришлось ответить, что  лежало у меня на душе против него. При этом я подчеркнул, что после того, как  выяснились все обстоятельства событий, он должен дать разъяснение своего  поведения в декабре 1941 г. Мы расстались, ничего не выяснив.

Спустя некоторое  время меня посетил в Берлине Шмундт и дал мне прочитать письмо фельдмаршала фон  Клюге к Гитлеру. Фон Клюге вызывал меня в этом письме на дуэль. Фон Клюге знал  совершенно точно, что поединки запрещены и что Гитлер не потерпит, чтобы его  генералы занимались этим во время войны. Тем не менее он выбрал Гитлера  посредником.

Шмундт заявил  мне от имени Гитлера, что фюрер не желает этой дуэли; он хочет, чтобы эта ссора  была улажена подходящими средствами. Я удовлетворил желание Гитлера, написав  фельдмаршалу фон Клюге письмо, в котором выразил сожаление, что своим  поведением в Мюнхене я обидел его, заметив, что все это явилось реакцией на ту  тяжелую обиду, которую он нанес мне в 1941 г., и что поэтому я не мог поступить  иначе.

В области  танкостроения в апреле было принято решение продолжать выпуск танка T-IV  согласно моим заказам до тех пор, пока не будет полностью обеспечено серийное  производство танка "пантера". Месячный выпуск танков должен был  достигнуть 1955 штук. Было отдано распоряжение об усилении активной противовоздушной  обороны в важнейших центрах танковой промышленности - Касселе, Фридрихсгафене и  Швейнфурте. В своем докладе от 4 мая в Мюнхене я предложил создать запасные  центры по производству танков, но против этого предложения выступил, первый  заместитель Шпеера Заур, который утверждал, что авиация противника  концентрирует свои усилия только по авиационным заводам, и не хотел верить, что  после разрушения авиационных заводов на очередь встанут по здравому смыслу  танковые заводы.

10 мая Гитлер  был в Берлине, и меня вызвали на совещание в имперскую канцелярию по вопросам  производства танка "пантера", так как промышленность не смогла  выпустить их в первоначально установленные сроки. Чтобы ликвидировать это  отставание, была установлена повышенная цифра выпуска - вместо 250 танков к 31  мая должно было быть выпущено 324 танка. После окончания совещания я взял  Гитлера под руку и попросил разрешения сказать ему откровенно несколько слов.  Он согласился, и я начал убедительно просить его отказаться от наступления на  Восточном фронте, так как ему должно быть видно, с какими трудностями мы должны  бороться уже сейчас. В настоящее время не  стоит предпринимать крупные операции, от этого  сильно пострадает оборона на западе. Я закончил вопросом: "Почему вы  хотите начать наступление на востоке именно в этом году?" Здесь в разговор  вмешался Кейтель: "Мы должны начать наступление из политических  соображений". Я возразил: "Вы думаете, что люди знают, где находится  Курск? Миру совершенно безразлично, находится ли Курск в наших руках или нет. Я  повторяю свой вопрос: "Почему вообще вы хотите начать наступление на  востоке именно в этом году?" Гитлер ответил на это буквально следующее:  "Вы совершенно правы. При мысли об этом наступлении у меня начинает болеть  живот". Я ответил: "У вас правильная реакция на обстановку.  Откажитесь от этой затеи". Гитлер заверил, что в решении этого вопроса он  никоим образом не чувствует себя связанным. На этом разговор был закончен.  Кроме фельдмаршала Кейтеля, которого в настоящее время уже нет в живых, свидетелями  этого разговора были мой начальник штаба Томале и господин Заур из министерства  вооружения и боеприпасов.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Х.В.Гудериана. Воспоминания солдата.
« Ответ #99 : 14 Октябрь 2011, 22:26:44 »

Через день я  выехал на поезде в Летцен (Лучаны), где временно расположился мой штаб. Там я  осмотрел местные казармы. 13 мая я имел беседу со Шпеером, а во второй половине  дня был на докладе у Гитлера. 1 мая Гитлеру показали деревянную модель  "мышонка" - танка профессора Порше и фирмы Круппа, на котором  намеревались установить 150-мм пушку. Общий вес танка должен был достигнуть 175  т. Нужно было рассчитывать на то, что он в действительности после  конструктивных изменений по указаниям Гитлера будет весить 200 т. Модель не  имела ни одного пулемета для ведения ближнего боя. Уже по этой причине я должен  был отклонить ее. Конструкция имела тот же самый недостаток, который делал  "Фердинанда" Порше непригодным для ведения ближнего боя. А ведь танку  в конце концов неизбежно приходится вести ближний бой, ибо он действует во  взаимодействии с  пехотой. Начались  бурные споры, так как все присутствующие, кроме меня, находили  "мышонка" великолепным. Он обещал быть именно "гигантским".  Кроме "мышонка", была показана весьма удачная деревянная модель  самоходного орудия фирмы "Вомаг", созданного на базе танка T-IV. Его  высота составляла лишь 170 см, т. е. находилась на грани практически возможной  высоты. Затем было показано самоходное орудие, вооруженное тяжелой пехотной  пушкой, и модель танка с 37-мм спаренной зенитной установкой.

После окончания  демонстрации моделей я вылетел в Берлин. 24 и 25 мая я провел инспектирование  654-го танкового батальона, размещенного в Бруке на Лейте. Батальон был  вооружен уже упоминавшимися танками "тигр" фирмы Порше. Затем я  посетил завод "Нибелунгенверк" в Линце, выпускавший танки  "пантера" и противотанковые пушки. 26 мая из Линца я вылетел в Париж,  чтобы проинспектировать училище командиров танковых батальонов. 27 мая я  посетил в Амьене 216-й танковый батальон, 28 мая - курсы командиров рот в  Версале и командиров 14-й и 16-й танковых дивизий в Нанте. Наконец, 29 мая я  посетил крепость Сен-Назер и ознакомился с оборонительными сооружениями  Атлантического вала. Впечатление, которое я получил при их осмотре, было еще  хуже, чем я ожидал, критически относясь к громкой пропаганде вала. Затем 30 мая  я вылетел в Берлин, 31 мая - в Иннсбрук для беседы со Шпеером, а 1 июня - в  Графенвер для инспектирования 51-го и 52-го танковых батальонов. В тот же день  я вернулся в Берлин.

Между тем  верховное командование вооруженных сил пришло к странному решению послать 1-ю  танковую дивизию на Пелопоннес на случай высадки английского десанта в Греции.  Эта дивизия была только что пополнена, и в ее состав вошел первый танковый  батальон, вооруженный только что выпущенными танками "пантера". Она  была нашим самым сильным резервом. И вот теперь мы должны были поставить ее на карту.  Мой полный негодования протест утонул в смехотворных аргументах Кейтеля,  который утверждал, что горно-стрелковую дивизию, которую я рекомендовал как  наиболее подходящую для действий в Греции, будет невозможным снабдить большим  количеством фуража, так как это потребует крупных транспортных средств. Я был  не в состоянии отменить это решение, но начал на свой страх и риск  препятствовать отправке танков "пантера" в Грецию. Вскоре один  офицер-танкист, который был послан в Грецию для ведения воздушной разведки,  сообщил мне, что греческие узкие горные дороги и мосты не подходят для танков  "пантера" с их широкой колеей. Благодаря этому аргументу мне удалось  задним числом получить от Гитлера разрешение на свои действия. Вскоре мы  почувствовали, как необходима была нам 1-я танковая дивизия в России.

15 июня я снова  занимался нашими подопечными детьми "пантерами", у которых оказались  не в порядке боковые зубчатые передачи и выявились недостатки в оптике. На  следующий день я высказал Гитлеру свои сомнения относительно целесообразности  использования танков "пантера" на Восточном фронте, так как они не  были еще полностью готовы к их использованию в боях.

В Мюнхене в  гостинице "Фиряресцейтен" я встретился с фельдмаршалом Роммелем и  имел с ним беседу об опыте использования танков на африканском театре военных  действий. Вечером я вылетел в Берлин, осмотрел 18 июня в Ютербоге  артиллерийское вооружение и в этот же день полетел в Берхтесгаден на доклад к  Гитлеру. Короткая остановка в Графен веере еще раз дала мне возможность  ознакомиться в 51-м и 52-м танковых батальонах с отрицательными сторонами танка  "пантера" и затем доложить о них Гитлеру. Кроме технических  недостатков еще несовершенных "пантер", были недостатки и у экипажей  машин, в частности у водителей, еще слабо изучивших новую технику и не имевших  достаточного фронтового опыта. К сожалению, все эти соображения не удержали ни  Гитлера, ни  начальника генерального  штаба сухопутных войск от злосчастного наступления под названием  "Цитадель", которое было начато на востоке.

Африканский  театр военных действий 12 мая окончательно прекратил свое существование  капитуляцией Туниса. 10 июля союзники высадились в Сицилии. 25 июля был смещен  и арестован Муссолини. Маршалу Бадольо поручили формирование правительства.  Отпадение Италии стало вопросом ближайшего будущего.

В то время как  события на юге все более и более приближали войну к границам Германии, Гитлер  начал недопустимое по замыслу и проведению наступление на востоке. На юге из  района Белгорода наступали десять танковых дивизий, одна мотодивизия и семь  пехотных дивизий, на севере из района западнее Орла наступали семь танковых  дивизий, две мотодивизии и девять пехотных дивизий. Все, что сухопутные войска  смогли сконцентрировать для увеличения своей наступательной силы, было  использовано при этом наступлении, о котором сам Гитлер правильно сказал в  Мюнхене, что оно не имеет права провалиться, так как даже отход обратно на  исходные позиции представлял бы собой уже поражение. Каким образом Гитлер  решился на наступление, до сих пор неясно. По всей вероятности, решающим явился  нажим начальника генерального штаба сухопутных войск.

Наступление  началось 5 июля маневром, давно известным русским по многочисленным предыдущим  операциям, а потому заранее ими разгаданным. Гитлер отказался от обоих своих  контрпредложений (от наступления на острие русского клина через Севск и от  наступления из района Харьков в юго-восточном направлении с прорывом фронта  русских и расширением флангов прорыва) в пользу плана Цейтцлера, который хотел  уничтожить выдвинутые вперед в виде дуги позиции русских двойным охватом в  общем направлении на город Тим и захватить тем самым инициативу на Восточном  фронте снова в свои руки.

С 10 по 15 июля  я посетил оба наступающих фронта, сначала южный, потом северный, и уяснил себе  на месте в беседах с командирами-танкистами ход событий, недостатки наших  тактических приемов в наступательном бою и отрицательные стороны нашей техники.  Мои опасения о недостаточной подготовленности танков "пантера" к  боевым действиям на фронте подтвердились. 90 танков "тигр" фирмы  Порше, использовавшихся в армии Моделя, также показали, что они не  соответствуют требованиям ближнего боя; эти танки, как оказалось, не были  снабжены в достаточной мере даже боеприпасами. Положение обострялось еще и тем,  что они не имели пулеметов и поэтому, когда врывались на оборонительные позиции  противника, буквально должны были стрелять из пушек по воробьям. Им не удалось  ни уничтожить, ни подавить пехотные огневые точки и пулеметные гнезда  противника, чтобы дать возможность продвигаться своей пехоте. К русским  артиллерийским позициям они вышли одни, без пехоты. Несмотря на исключительную  храбрость и неслыханные жертвы, пехота дивизии Вейдлинга не смогла использовать  успех танков. Продвинувшись около 10 км, войска Моделя были остановлены.  Правда, на юге успех был больше, но он был недостаточен для блокирования  русской дуги или для понижения сопротивления. 15 июля началось русское  контрнаступление на Орел, оборона которого была ослаблена в целях высвобождения  сил для наступления. 4 августа город пришлось оставить. В этот же день пал  Белгород.
Записан