Танковая школа располагалась в Пышме и в ней учили только на механиков-водителей. А на заряжающих и командиров орудий учили в другой, в 60 километрах от Свердловска. Проучились мы полный срок - 6 месяцев. Ездили мало, но матчасть выучили очень хорошо. И это неудивительно, потому что у нас учились в основном бывшие механизаторы хорошо знакомые с техникой. Причем, не только молодежь, но и люди постарше, даже с 1914 г.р.
И по сравнению с Тоцкими лагерями это был, конечно, курорт. Сидим в помещениях, слушаем преподавателей, а в пехоте ведь все бегом, и куда бежишь, зачем, непонятно… А наш старшина оказался совершенно прав. Я, например, как и все был рад тому, что проживу еще хотя бы шесть месяцев. Ведь в то время мы уже знали, что из танкистов редко кто долго живет… Живой тот, кто первым люк открыл. Потому что танк заправляется восьмьюстами литрами солярки, а перед водителем бак на 160 литров, и если попадание, то все… К тому же у нас учились люди после ранений на фронте, они что-то рассказывали, поэтому мы уже ясно понимали, что танкисты это - смертники… Они рассказывали, что в пехоте две три атаки и все: либо в госпиталь, либо в землю, а уж танкисты полтора часа и все… Это сейчас некоторые "ветераны" рассказывают, что они всю войну прошли, как будто нас из тайги привезли и мы ничего не знаем…
После окончания учебы нас отправили получать технику на "Уралмаш". Нужно загонять машины на платформы, а у нас не получается, не хватает практики. Тогда из цеха пришли девчоночки в белых платках и черных комбинезонах и мигом загнали наши машины на платформы. Как лупанула, все сделала ювелирно, а им всего по 17 лет… Но они же за рычагами по двенадцать часов в день.
Учили нас на Т-34, а получили мы "сотки" - Су-100. Но эта самоходка создана на базе Т-34-85, поэтому все нам было понятно. Насколько я знаю, каждый день "Уралмаш" выпускал целый полк - 21 машину. И если я не ошибаюсь, наш отдельный 1976-й полк был всего третьим по счету, который получал эти самоходки. Свой первый экипаж, конечно, помню, потому что мы провоевали вместе до самого конца. Цветков Борис Иванович - командир орудия, Ромас Илья Николаевич из Полтавы, а командир экипажа - младший лейтенант Николай Смирнов из Саратова. Сказать, что жили дружно, значит, ничего не сказать. Сейчас, в мирное время, люди так не живут как тогда.
Это был уже декабрь 44-го. Нас сразу на десять дней вывезли на тактические занятия в голое поле, а там ведь дикий холод стоял - 40 градусов… Можете себе представить наше состояние?! В общем, вернулись оттуда как черти… Потом нас перебросили под Москву в Загорск и опять начали учить: матчасть, тактика. Месяца полтора там пробыли и только потом нас отправили на фронт. В дороге, конечно, больше всего запомнились, конечно, страшные пейзажи Белоруссии. Ровным счетом ничего там не осталось, одни дымари стояли…
Заправились и пошли боем на Констенблют. Что сказать про первый бой? К тому времени я уже и не рассчитывал, что вернусь домой живым, поэтому особенно и не переживал… Хотя нас еще и в школе, и в Загорске учили и как правильно маневрировать и как встречать танки, но когда пошли вперед, то из двадцати машин полка сразу потеряли восемь… Но в бою же из танка особенно ничего не видно. Только знаешь, и чувствуешь что рядом другие машины, а так особенно ничего и не видишь: огонь, дым кругом… И помню думал тогда: "Эх, лишь бы дома узнали, где моя могилка…" Любой бой легким не бывает, но, пожалуй, что этот самый первый бой оказался для меня и самым тяжелым за все время моего пребывания на фронте. Там такая драка шла, к тому же немцы разбомбили наши артсклады, и такое творилось кругом…
Вы упомянули, что в первом же бою сразу потеряли почти половину полка. В этой связи хотелось бы вам задать такой вопрос. Не считаете ли вы, что мы воевали с неоправданно большими потерями, что людей у нас не берегли?
Сейчас я понимаю, что мы были неподготовленные как следует, поэтому и несли такие большие потери. А то, что мы понесли очень большие потери, это я лично видел… Даже я видел, что у нас многие моменты не учитывались и не продумывались как следует, было много недоработки и всяких недостатков, а что уж говорить про 41-й и 42-й годы…
Но с другой стороны, как беречь людей, если брать надо?! Хитрость, конечно, хорошо, но пройдет ли она, это еще вопрос… Поэтому только вперед! Но я вам скажу, что такие серьезные потери мы понесли только в этом бою, а в последующих теряли максимум по одной или две машины.
А на счету вашего экипажа есть подбитые танки?Нет, танков мы не подбивали, а вот про одно орудие точно помню. Но у нас ведь и как таковых танковых боев не было, потому что у немцев танков почти не оставалось и они их очень берегли. Зато сразу после окончания войны в Братиславе я своими глазами видел овраг, в котором было 30-35 танков. И наши, и немецкие они и на боку лежали, и без башен, и на дыбы друг для друга… И это была не свалка, а именно место тяжелых боев. А невдалеке было похоронено около трех тысяч наших солдат…
Но я вам скажу, что и наша Су-100 не вполне оправдала себя. Это же известный факт. Да, само орудие отличное, но оно было расположено в неподвижной рубке и имело весьма ограниченный угол горизонтального обстрела. А эти баки… Вот тяжелые самоходки это совсем другое дело. Я, кстати, в Германии видел, вы не поверите, танк "КВ". А про "ИС-2" и говорить нечего, это были настоящие хозяева поля боя. Вот, кстати, вспомнился один эпизод, при котором я сам не присутствовал, но при этом был Чувардин - мой приятель, который все это лично видел и рассказал мне.
Во время боев в Германии где-то в одном месте прямо в поле стоял двухэтажный дом, за которым закрепился немецкий танк. Причем так удачно, что мы никак не могли к нему подобраться, и он чуть ли не десять наших танков успел уничтожить. Объехать невозможно, потому что он все отлично пристрелял. И так и так его пробовали достать, все никак. И тогда у нас вызвался Собакин - крупный такой парень, 22-го или 23-го года, наводчик ИС-2: "Разрешите, я попробую!" Как следует прицелился и как влупил. И дом этот насквозь пробил и танк сразу загорелся. Когда увидели, что оттуда пошел черный дым, то два или три танка сразу устремились туда, и успели схватить двух немцев из этого экипажа. Те начали просить их пощадить, и тогда кто-то из наших предложил: "Ладно, простим, если выдержите наше испытание. Садитесь верхом на пушку!" Те сели и, конечно, насмерть. Куда уж там, ведь это же не шутейное дело 122-мм орудие...
Насколько это характерный эпизод с пленными?За все мое время на фронте я не видел ни разу, чтобы их били, или тем более убивали, это единственный в своем роде эпизод.
Многие бывшие танкисты признаются, что им доводилось давить пленных немцев.
Ничего подобного я не видел. Было другое. Идет, например, по дороге колонна пленных и тут или нерадивый танкист или те, кто специально хотели отомстить, врезались в нее на полном ходу. Но за это строго наказывали. А лично мне даже в бою не пришлось немцев давить, и я на своих гусеницах крови ни разу не видел.
И даже власовцев, которых было полно, никто не трогал и не стрелял, потому что все понимали, что это подневольные солдаты. Кстати, помню, однажды украдкой прочитал их листовку: "Союз Разрушимых Республик Голодных". Сталина, конечно, ругали, жидов очень часто поминали недобрым словом. Причем, я отлично запомнил, что сразу после войны нам совсем по-другому рассказывали, как удалось захватить Власова. Будто бы его шофер привез его в парикмахерскую, а сам позвонил и сообщил, где он находится и его схватили.
А какое отношение было к гражданскому населению Германии? В последнее время, например, очень много говорится и пишется, что бойцы Красной Армии чуть ли не поголовно убивали, грабили и насиловали немок.С женщинами было все гораздо проще и без всяких страстей, потому что немки уже тогда вели себя так, как наша молодежь сегодня… А если кого ловили, что насиловали, если это было доказуемо, то срок без всякого - 15 лет… Но учтите, что мы и сами их боялись, потому что в то время немки чуть ли не поголовно болели венерическими болезнями. Кстати, тех, которые болели, стригли наголо и посылали в специальные лагеря на принудительное лечение.
А про убийства я вам скажу так. Вот, например, у меня был знакомый автоматчик. Николаем звали, фамилии не помню, но точно откуда-то с Украины. 1924-го года. У него немцы отца убили, мать неизвестно куда угнали, а деда, бабку, сестер и других родственников кинули в колодец и сверху еще чем-то закидали, чтобы уж наверняка… Конечно, он немцев ненавидел! Он мне так прямо и говорил: "А на хера мне жить?! Мне ведь ехать некуда и не к кому…" Так вот он мог прямо на улице подойти и бросить немцу под ноги гранату… Я знаю, что он не насиловал, но двух немок убил, он мне сам говорил об этом… Но этот несчастный парень вскоре погиб. Как-то разбирали на дрова какое-то хранилище, неудачно что-то сделали, и его придавило насмерть…
Многие ветераны рассказывают, что в это время было особенно много показательных расстрелов.За войну мне несколько раз пришлось присутствовать, когда зачитывали приговор военного трибунала, но ни разу при нас осужденных не расстреливали. Своими глазами я этого не видел. Например, еще в Тоцких лагерях в апреле 43-го из нашего батальона трое сбежали, но их дней через восемь-девять поймали и привезли в полк. Всех построили, объявили, что они приговорены к расстрелу, и их увезли. Мы даже вроде бы слышали вдалеке выстрелы. Но эта история имела довольно интересное продолжение.
После войны я 35 лет проработал в Стерлитамаке на заводе "Строймаш" и одно время там работал мужчина, внешне похожий на киргиза, и его редкая фамилия показалась мне знакомой. И как-то я его спросил: "А ты в Тоцких лагерях не был?" - "Был". - "А не тебя ли судил трибунал? Мне кажется, я твою фамилию тогда слышал". - "Да, это нас судили". - "Так вас же приговорили к расстрелу". - "Приговорили, но на самом деле отправили на передовую".
А вам самому с особистами приходилось общаться?Они у нас, конечно, были, но меня никогда не трогали. Хотя однажды у меня была довольно скользкая ситуация. Как-то уже после войны я нашел пистолет ТТ. Во время дежурства по батальону мне дали указание, чтобы больные, человек пятнадцать, убрались на чердаке казармы. Они туда пошли, но не убирались, а просто курили, болтали, в общем, так там и остался бардак. Я когда это увидел, разозлился, пнул один сверток бумаги, а в нем оказался пистолет с патронами… Ну я и решил его спрятать и привезти домой. Но я был весь в сомнениях, потому что с оружием было очень строго. И как-то решил спросить нашего старшину Тихонова, с которым у нас сложились доверительные отношения: "Так и так, Николай, что посоветуешь?" - "Лучше отдай, а то посадят". Я его послушал и сдал. И правильно сделал, потому что после этого произошел такой случай. У нас служил Кочетов из Оренбурга, который где-то достал мелкашку. И кто-то его сдал, так сколько его таскали… Так что особисты свою работу знали. Если кто-то что-то удумал, то их сразу убирали, некоторые прямо даже за вещами не приходили… Поэтому все боялись что-то лишнее ляпнуть.
А какое мнение у вас сложилось о политработниках?Они почти всегда находились при штабе и у нас появлялись нечасто. Наш полк, кстати, воевал в составе 1-го Украинского Фронта и однажды нас отправили охранять штаб Фронта. Помимо нас там стоял и танковый полк, и зенитки, и артиллеристы. И вот тогда мне довелось увидеть маршала Конева совсем близко. В годах уже, лысый, среднего роста, и особенно мне запомнилось, что он был одет в летнее белое обмундирование.
Говорят, Иван Степанович мог и палкой проучить нерадивого офицера или солдата.Это больше Жуков. У нас на "Строймаше" работал один бывший майор, так он рассказывал, что на фронте однажды проснулся оттого, что его ударом планшета по голове разбудил лично Жуков: "Вы что тут делаете?!", и дальше побежал по окопам…
Но когда в 1974 году Жуков умер, то мы, фронтовики, собрались, и этот бывший майор плакал и говорил про него только хорошее: "Грамотный, настойчивый и невероятно требовательный… Мы его никогда не забудем!"
Где вы встретили конец войны?После Констенблюта наш полк участвовал в боях за Коттбус, Херрлиц, а потом нас срочно бросили на Прагу. Прямо через Карпаты, а это ведь самые настоящие горы… Один полк идет, через полчаса другой, и только гусеницы гремят… В пропасть никто не падал, но, например, у меня в Карпатах лопнула масляная трубка. Вызвали техпомощь, они быстренько подъехали и помогли поменять.
Приехали в Прагу и как нас встречали чехи, это словами не передать… Подбегали, прямо в люк совали цветы, и прямо тут же на площади на постамент установили одну "тридцатьчетверку". А потом я узнал, что после событий 1968 года они ее сняли и нас просто ненавидели…
Вскоре нас через Венгрию своим ходом перебросили в Мадервара, это городок в шестидесяти километрах от Будапешта. Запомнилось, что там находился подземный пороховой завод. Около года прослужили там, а потом нас поездом отправили в Австрию. И не доезжая километров пятнадцать до Вены, наш эшелон пытались взорвать. Это случилось 2 июня 1946 года в 2 часа ночи. Пустили нам навстречу через тоннель другой эшелон, но нам повезло, только пять вагонов опрокинулись. А ведь сверху шел наливной состав, и эти недобитые фашисты хотели на нас еще и горючее пустить… До того ненавидели нас! Я вам скажу так: немцы нас боялись, чехи уважали, австрийцы ненавидели, но самое опасное это в Венгрии. Если идешь на пост, то на виду не стой ни в коем случае. У нас установили специальные бетонные будки для часовых, но я в них никогда не стоял, всегда заходил в тень, потому что свободно могли убить… А однажды произошел даже такой случай. У нас рассказывали, что ночью мимо штаба полка проходили трое венгров, так они просто подхватили нашего часового, через дорогу перебежали и унесли с собой… И все пять дней как ни искали его, ни слуху ни духу… У них же в каждом доме подвалы, склады для продуктов, где там найдешь… Так что мадьяры - это настоящее зверье, хуже немцев! И даже поляки нас старались отравить. Предлагали купить у нас оружие, но мы знали, что они купят, на десять метров отойдут и тебя же из него застрелят… Это, конечно, не мое дело, но я не понимаю, почему наше правительство так мягко ведет себя с поляками и постоянно с ними заигрывает.
Фактически против нас вся Европа воевала. И какая Европа! Помню, в Германии смотришь, на лавочке сидит старик и ноты читает… В 1945 году в Праге как раз при нас праздновали 100-летие среднего технического образования, а у нас во многих деревнях даже начальных школ не было…
Вообще, какое впечатление на вас произвела заграница?Конечно, разница в уровне жизни бросалась в глаза, но нас ведь предупреждали: "… говорите, что у них все плохо!" Помню, остановились в одном месте, и я зашел в конюшню. Смотрю, а там ни корыта, ничего. И когда стоял часовым все думал, хорошо, но откуда же они воду носят, ведь поблизости даже колонки не видно. Потом случайно клапан нажал, и мне в лицо вода как брызнула, оказалось - автопоилка… Лошадь поела, сама носом нажала и попила. Уже в то время у них все было механизировано! А какая кругом чистота и дисциплина… Там если ты пришел постричься в парикмахерскую, то заранее знаешь, что на каждого человека - полчаса. Постригли, потом мастер проверяет. Конечно, они нас очень многому научили.
Помню, в Германии после войны мы служили в местечке Лютергоф, это рядом с Потсдамом. Раньше в этом военном городке располагалась учебка эсэсовцев, так там было абсолютно все для нормальной жизни, вплоть до детсадов и спортивных снарядов для детей младшего возраста. А у нас?!
Были у вас какие-то трофеи?Когда демобилизовался, то привез с собой аккордеон, два баяна: немецкий и итальянский, но ведь я и хорошие деньги получал: 500 на книжку и 1 000 марок на руки. При том, что у нас на родине корова стоила 500 рублей… Но мы, конечно, в этом плане совсем темные были.
Помню, когда в 45-м начали отпускать домой старшие возраста, то некоторые из них, те, кто кресла до этого только на картинке видели, по своей темноте пытались их везти домой. Зато один еврей, знаю, взял с собой целый ящик иголок, как оказалось, они в Союзе очень дорого стоили. Он знал, а мы нет. Да нам ничего и не надо было. И даже если что-то как-то и приобрел, то еще вопрос, как сохранить, ведь часто устраивались проверки. На предмет того, что у нас есть лишнего.
Посылки домой не посылали?Солдатам разрешалось послать в Союз раз в шесть месяцев одну посылку на десять килограммов. А офицерам каждый месяц. Но с условием - мародерство прекратить! На такое могли еще закрыть глаза до Победы, а потом все. Строжайший приказ - "Прекратить!" Были, конечно, всякие случаи, но это редко и за них наказывали. Помню, поймали троих наших, которые ходили и вскрывали вагоны, так им дали 15, 13 и 12 лет…
А я посылал домой простыни и покрывало. Костюм один послал темно-синий. Во время войны в Германии все дома были открыты, и бывало зайдешь в квартиру открываешь шифоньер, а там этих одеял… Берешь, идешь к машине и начинаешь ими чистить самоходку. Барахло нас не интересовало, только продукты. Там и повидло, и варенья какие хочешь, и бобовые, и компоты, и мясо, а мы ведь и не знали, что это вообще такое - консервация. Помню, когда Коттбус взяли, то в одном доме я увидел трехлитровую банку с консервированными яйцами. Причем я хорошо запомнил, что на банке было написано - 1933 год. Конечно, побаивались, что это может быть отравлено, тогда или чуть-чуть попробуешь, а если сам распечатаешь, то и не так боязно.
Многие ветераны признают, что некоторые офицеры в "трофейном вопросе" проявляли чрезмерное усердие.Да, некоторые много добра вывозили. Когда в 1949 году я выиграл армейские соревнования по стрельбе из 100-мм орудия, то в качестве приза мне дали отпуск домой. Так один майор - замполит батальона из Ульяновска, мне целый чемодан вручил, чтобы я по дороге передал его родным. Сам каждый год ездил в отпуск, а мне все равно вручил. Я из Москвы дал телеграмму, и его жена встретила меня у вагона.
Какие у вас, кстати, боевые награды?Медали "За освобождение Праги", "За победу над Германией", а больше ничего и нет. Так ведь это и не секрет, что награждали больше офицеров, а солдат почти нет. Но на это обиды у меня нет. У нас в полку были люди, которые воевали гораздо больше, чем я, некоторые прошли от Новороссийска до Будапешта и имели всего по одной награде. Но этот же путь надо было пройти, и не просто пройти, а с боями…
Обида у меня совсем за другое. Вот нас призвали, когда еще и восемнадцати лет не исполнилось, а другие по брони от фронта прятались. Зато когда война закончилась тут уж они расцвели… А в войну самые лучшие, можно сказать костяк народа, погибли…
А вы сами могли погибнуть?Я и не сомневался, что погибну, вопрос только когда, раньше или позже. Но вот повезло, нас ни разу не подбивали. Так там же и не каждый день в боях. Пока топливо привезут, снаряды, да и передышки давали. А так я и в атаки ходил, и под бомбежками был, но чего-то экстраординарного не вспоминаю. Правда, и непосредственно про бои рассказать мне вам нечего. Ведь в триплексы почти ничего не видно. А ночью вообще, едешь, и все думаешь, а вдруг впереди яма и все сбавляешь, сбавляешь.
А
люк не рисковали открывать?На передовой люк, конечно, никогда не открывали. Ведь пули и осколки стучали по броне, как горох об стенку… И бывало, что и в триплекс попадало, сразу шли трещины, так что никогда не открывали. Правда, и видимости почти никакой. Но мы то ладно, а вот на броне сидели автоматчики, и чуть что, их как ветром сразу сдувало.
От немецкой авиации теряли машины?Вроде бы нет. Насколько я помню, когда на марше налетали немецкие самолеты, то мы даже не останавливались.
Люди каких национальностей воевали в вашем полку?Самые разные, но в основном русские, потому что нужны были и пограмотнее, ведь с техникой дело имели, и чтобы по-русски говорили. Но на фронте на национальности никогда не смотрели, к тому же учтите, что в то время такая дисциплина была, что даже запрещали называть человека по национальности.
Бывших штрафников не было?Насколько я знаю, не было. А отправили ли от нас кого в штрафную, не знаю, нам не говорили. Некоторых иногда переводили, но кого, куда, не знаю.
Как кормили на фронте?Как придется. Могли и два и три дня не кормить, а потом как навалят. Это если тылы отстали или потеряли нас. Думали, что после войны все наладится, так нет. В нашей дивизии начпродом был один подполковник, с которым вышла такая история. Звали его Натан, а фамилия начиналась как-то на Рубин. И вот уже в 1947 или 48-м году к нам в часть приехал командующий бронетанковыми и механизированными войсками Группы советских войск в Германии знаменитый маршал бронетанковых войск Павел Алексеевич Ротмистров. И сразу направился в столовую. Сел за один из столов и попросил ему налить из общего бачка. Тут же подлетел этот начпрод: "Сейчас, сейчас все будет", и хотел приказать, чтобы маршалу принесли отдельно с кухни. Но тот отказался, попробовал солдатской еды, увидел, что ржаной хлеб на столах настолько сырой, что солдаты из него делают разные фигурки и складывают на подоконнике. Потом нас выстроили и как мы с места дали с песней, что Ротмистров вынес нам благодарность. Зато буквально на следующий день все изменилось. Если до этого выдавали 700 граммов хлеба, то стали уже по килограмму. И всего остального тоже вдоволь. Потом ребята рассказывали, что когда с этим начпродом начали разбираться, то выяснилось, что он на фронт попал рядовым, но после ранения вышел из госпиталя уже подполковником… Его, конечно, сразу смели и жизнь пошла совсем другая. А так если гороховая каша с рыбой, то от рыбы там только название, жабры и глаза… В общем, при нем чуть ли не голодали. О чем говорить, в обмотках до 47-го года ходили.
Кстати, примерно тогда же я и Василия Сталина видел. Он как-то привозил к нам своих летчиков в футбол играть. Наши танкисты выиграли, так он что сделал. Сел на машину и поехал, а они бегом за ним до их лагеря…
Как часто выдавали "наркомовские" сто граммов?Насколько я помню, выдавали только в праздники. Но я пить был не приучен, поэтому ребятам всегда говорил: "Делите мою долю на весь экипаж".
Некоторые ветераны считают, что это именно в армии наших людей приучали пить.Это неправда! Я же сам линейный кадровик, так избавь Бог, если кто-то вдруг выпьет. Сразу на губу, а ведь немецкая гауптвахта не чета нашей. Представьте себе: в камере только топчан, а по бокам канализация, по которой постоянно течет холодная вода…
В конце войны было очень много трагических случаев, когда наши солдаты травились техническим спиртом.Как-то уже после войны у нас в роте двое добыли бутылку и заперлись в каптерке. А тут как раз появился командир роты капитан Бызов. Начал стучать, они не открывают. Тогда он выбил дверь. Один успел выпить и через несколько дней умер, а второго успели откачать. Но если до этого он был здоровый полный парень, то перед демобилизацией высох на нет… И совсем не мог пить воду, только если юшку в супе. Я думаю, он долго не прожил…
Как-то удавалось отдыхать на фронте? Может быть, концерты для вас устраивали?И понятия такого не было. Мы сами себе концерты устраивали. Я, например, с детства умел играть на гармошке, поэтому очень обрадовался, когда в Коттбусе нашел аккордеон. Но главный отдых на передовой это поспать. Но условий зачастую никаких. Сидя в машине поспал, тут тревога…
Как сложилась ваша послевоенная жизнь?У меня очень короткая биография. В августе в 1950 году демобилизовался старшим сержантом. Служил отлично. Как я уже говорил, в 1949 на соревнованиях по всей Группе войск в Германии занял 1-ое место по стрельбе из 100-мм орудия. Я хоть и был всю службу механиком-водителем, но у нас была такая взаимозаменяемость, что мы все умели делать. И по всей Группе войск моя машина взяла 1-е место по чистоте и ухоженности. Поэтому меня настойчиво уговаривали остаться на сверхсрочную, и я потом жалел, что не остался, но уж очень тянуло домой.
В декабре 50-го женился. Моя жена - круглая сирота. Ее мама в 1939 году умерла при родах, а отец погиб на фронте. В Стерлитамаке устроился на "Строймаш" и проработал там тридцать пять лет. В основном в ремонтном цеху. Прошел все ступени: начал учеником слесаря, потом мастером, бригадиром, начальником цеха, а в последнее время зуборезчиком. И одним из первых в Союзе стал работать по единому наряду по коэффициенту.
Почему я перешел в зуборезчики? Судите сами. Мастер получал всего 140-150 рублей, а мне на пенсию скоро идти, что там останется? Что люди скажут? Воевал, всю жизнь проработал и получает 80 рублей… Пошел к директору и попросился в ученики зуборезчика. Отказал. Пошел к начальнику цеха, тот тоже в отказ: "Что ты, мне стыдно тебя брать. Ты же член партийного бюро завода". Я настаивал, тогда он мне так ответил: "Правду тебе сказать. Были мы друзьями ими и останемся. Умнее себя я в цех не беру…" Но все-таки взяли и вместо ста сорока я сразу стал получать четыреста… Из-за этого и вышел с потолком - 132, и только поэтому у меня сейчас хорошая пенсия.
Конечно, жалею, что учиться не пришлось. Мне и главный инженер завода так прямо и говорил: "Сергей Терентьевич, в нашем вечернем техникуме даже самые тупые учатся, а вы с вашими способностями на подхвате…" Но зато своих детей выучил, как положено, так что своей жизнью доволен. Всегда честно работал, поэтому и был на виду. Воспитали с женой сына и дочь, есть три внука и четыре правнука. Такую большую жизнь прожил, а ведь я в войну и не мечтал даже, что останусь живым, что повидаюсь с родственниками, что у меня будет своя семья. Думал лишь о том, чтобы родители знали, где я похоронен…
В такие минуты о Боге не задумывались?Врать не хочу, молитв я не знал, но на кого-то надеяться, в кого-то верить нужно.
Войну потом часто вспоминали?Страхи всякие долго еще снились, но сейчас этого уже почти нет. У меня сейчас за другое душа болит. Что-то с нашим народом стало не так… Столько кругом мерзости, подлости, коррупции… Люди про совесть совсем забыли! Да, раньше жили бедно, но ровно. Горбачев - это самый настоящий предатель, который даже не нашел решимости отметить свой юбилей на Родине… Потому что продал ее с потрохами! Посмотрите, что кругом делается: деревня развалена, огромные деньги воруются и вывозятся из страны, а у нас сейчас за спорт взялись, как будто других проблем нет… Поэтому сейчас я все чаще и чаще вспоминаю Сталина. В чем он виноват, этого никто не отрицает, но зато, сколько он сделал. При нем и стратегия была и дисциплина, а сейчас… Душа у меня болит, что станет с нашим народом…
Интервью и лит.обработка: Н. Чобану