Сын нотариуса, мечтатель да Винчи

15 апреля 1452 года в деревеньке Анкьяно под городком Винчи, что близ Флоренции, крестьянка Катарина родила внебрачного ребёнка — мальчика.

Событие было вполне рядовое, особого внимания на него никто не обратил. Откуда могли знать простые contadini (крестьяне), что имя этого мальчика сохранится в веках, и что благодаря ему их деревенское захолустье прославится на весь мир...

Мальчика назвали Леонардо. Теперь мы знаем его под именем Леонардо да Винчи. А когда это имя произносится, то принято возводить очи к небу и говорить "О!"

Ни об одном итальянце (точнее, флорентинце) не написали столько толстых книг, сколько о Леонардо. Ни одному европейскому художнику не пели такие заслуженные дифирамбы, как Леонардо. И ни об одном человеке эпохи Ренессанса не распространялось такое количество мифов, как о нём.

Среди прочих сторон таинственной личности Леонардо с особым интересом обсуждалась, конечно же, его сексуальная ориентация.

В 1476 году молодой Леонардо и трое его приятелей были привлечены к суду по обвинению в содомии. Суд продлился менее получаса; обвиняемых полностью оправдали; обвинение признали ложным; обвинителя приговорили к солидному штрафу и месяцу тюрьмы. Именно это эпизод и служит до сих пор поводом для глубокомысленных сексопатологических штудий.

Отчасти виновата и эпоха, в которую жил Леонардо — рубеж Quattrocento и Cinquecento (то есть XV и XVI столетий), так называемое Высокое Возрождение, переломное время, в котором вольные распущенные нравы низов и верхов свободно сочетались с официально провозглашаемым ригоризмом и жёсткой моралью. Не случайно современником всех либертарных вольнодумцев Высокого Возрождения был их антипод и обличитель, фанатичный монах-доминиканец Джироламо Савонарола.

Известно, что Леонардо никогда не был женат, не имел детей, тщательно скрывал интимную сторону своей жизни. Известно, что он, став взрослым человеком, почти не общался с собственной матерью, а в своих записях вспоминал о ней редко и в очень странном тоне — поминал только по имени "Катарина", но никогда "мама".

Получив известие о смерти матери, сделал ещё более странную запись — оплатив похороны, пунктуально, как мелкий торговец, зафиксировал истраченную сумму, а сами похороны почему-то прямолинейно и жёстко назвал "закапыванием тела умершей Катарины". Всему этому можно дать приблизительное объяснение.

Будучи незаконнорождённым ребёнком от любовной связи отца с простой крестьянкой, Леонардо первые три года жил в семье матери. Но затем, по требованию овдовевшего отца (его отец был женат четырежды и пережил всех жён), мальчика разлучили с матерью и возвратили в отцовский дом. Выросши вдали от родительницы и почти не помня её, Леонардо, скорее всего, питал к ней не сыновнее чувство, а заметное отчуждение, отягощённое сознанием собственной незаконнорождённости, что в ту религиозную эпоху было иногда существенно юридически, но в делах повседневной жизни значило не слишком много.

К слову, великий Леонардо, как незаконнорождённый, до конца дней своих не имел фамилии как таковой. Его полное имя — Leonardo di ser Piero da Vinci — означает "Леонардо, сын господина Пьеро из Винчи", но фамилия отца (Бартоломео) ему не досталась, ибо не полагалась по закону.

Известно, что все немногочисленные публичные "контакты" Леонардо с женщинами были суховаты, формальны и почти лишены человеческой теплоты.

С явно расположенными к нему Беатриче д’Эсте, юной супругой миланского герцога Лодовико Моро, и с Чечилией Галлерани (любовницей того же герцога) он общался хоть и коротко, но очень официально, и отнюдь не потому, что боялся гнева ревнивого хозяина. Наоборот, сам Лодовико Моро замечал, что его придворный инженер и живописец заметно сторонится женщин, и не раз ехидно подшучивал над Леонардо, предлагая ему при случае не стесняться — красавиц при дворе много, хватит на всех.

Известно, что своё окружение Леонардо, как все мастера той эпохи, формировал сам. Окружение состояло исключительно из набираемых им мальчиков 9-11 лет, многие из которых служили у него подолгу, достигая возраста юношей и молодых людей. Единственным его учеником и помощником, пришедшим в "команду" в зрелом возрасте, был Зороастро да Перетола, мрачный одноглазый человек, ничего не понимавший в искусстве и интересовавшийся исключительно механикой, но зато обладавший навыками мастера на все руки (по роду занятий он был кузнец).

Увы — все эти факты никак не могут порадовать любителей ренессансной "клубнички", поскольку являются косвенными и ровным счётом ничего не доказывают.

Учениками живописцев и архитекторов в ту пору были только мальчики. Женщины к этим профессиям не допускались ни тогда, ни даже три-четыре столетия спустя. Особое внимание, которое Леонардо уделял одному из своих юных учеников (Джанджакомо Капротти да Орено, по прозвищу Салаино), говорит о несомненной личной привязанности. Но дневниковые записи Леонардо, посвящённые Салаино, не содержат никаких намёков на однополые интимности.

Полукочевой образ жизни переезжавшего от двора ко двору Леонардо не позволял ему постоянно держать в своём окружении женщин.

Женщинам полагалось быть "осёдлыми" жёнами и уважаемыми матерями семейств, а не презираемыми бродячими вековухами в сплошь мужской компании — такой образ жизни для женщины из простонародья в ту эпоху был совершенно немыслим и невозможен. Единственная среди прислуги дама, упомянутая в записях Леонардо миланского периода — стряпуха Матурина, "толстая сварливая ведьма, которая гораздо лучше умеет ругаться, чем готовить еду".

Да и сам Леонардо — замкнутый, углублённый в собственные мысли, постоянно занятый хлопотливыми делами и разнообразными проектами, интеллектуально превосходивший многих своих современников и всё своё окружение — по характеру вполне соответствовал типу если не женоненавистника, то убеждённого холостяка, одинокого мыслителя, не желающего обременять себя ни семейной жизнью, ни случайными лёгкими связями.

Нет никаких прямых оснований считать Леонардо гомосексуалистом только потому, что он не следовал традициям брачно-семейного уклада, или потому, что его биограф Джорджо Вазари был твёрдо уверен в нетрадиционной ориентации Леонардо.

Был ли Леонардо великим живописцем? Да, несомненно, был. Этот вопрос даже не подлежит обсуждению. Величайшие достоинства всех его живописных работ очевидны и общепризнанны.

Другое дело, что от Леонардо осталось совсем небольшое художественное наследие. "Пейзаж долины реки Арно", "Крещение Христа", "Благовещение", "Поклонение волхвов", "Портрет Джиневры де Бенчи", "Мадонна с цветком (Мадонна Бенуа)" и "Мадонна Литта" (обе, кстати, находятся в России — в Эрмитаже), "Мадонна в скалах (Мадонна в гроте)", "Дама с горностаем", "Портрет музыканта", "Тайная вечеря" (фреска), "Спаситель мира", "Мона Лиза (Джоконда)", "Битва при Ангиари" (фреска, не уцелела, сохранился только картон с фрагментом), "Леда с лебедем", "Иоанн Креститель", "Туринский автопортрет" (очень сомнительный по части автопортретности). Итого — 17 живописных работ. Негусто по сравнению с тем, что создали другие живописцы той эпохи (такой не самый плодовитый художник, как Тициан, младший современник Леонардо, написал около 250 полотен).

Многочисленные рисунки Леонардо, сохранившиеся в его рукописях, показывают, что он был превосходным рисовальщиком. Однако большинство этих рисунков имеет прикладной и подготовительный характер; выставленные в экспозиции, они привлекают внимание разве что узких специалистов по истории живописи, но вряд ли могут очаровать и привлечь широкую публику.

Сам Леонардо оценивал себя совсем иначе, чем мы оцениваем его теперь. Добиваясь в 1482 году должности при миланском герцогском дворе, он направил Лодовико Моро "саморекомендательное" письмо. В письме он сообщил, что умеет строить лёгкие и прочные мосты и здания, спускать воду изо рвов во время осады вражеских крепостей, рыть незаметные подземные ходы, отливать пушки, осушать болота, прокладывать оросительные каналы... То есть — подробно перечислил все свои инженерные умения и, как бы мы сейчас сказали, производственные специальности.

И лишь в конце письма, словно между прочим, кратко прибавил: "Также я могу выполнять скульптурные работы из мрамора, бронзы и гипса, а также как живописец могу не хуже всякого другого выполнить какой угодно заказ".

Что же получается? Гениальный художник, титан №1 всей эпохи Ренессанса старательно рекомендовал себя как архитектора и по совместительству строительного подрядчика, как военного инженера и гидротехника-мелиоратора. А о своих занятиях высоким искусством упомянул вскользь, словно о несущественной мелочи...

Отлитые Леонардо пушки давно рассыпались ржавым прахом. Проложенные по его проектам осушительные и оросительные каналы давно заилились и заплыли. Прокопанные по его указаниям подземные ходы давно осели и обрушились. Что нам до них? Ведь для нас Леонардо — прежде всего гениальный мастер живописи, перед полотнами которого зрители, бывает, стоят часами...

Дело в том, что Леонардо да Винчи — жертва широко распространённого и очень доброжелательного заблуждения.

Примерно с середины XVIII столетия в Европе установился самый настоящий культ художественной культуры Высокого Возрождения. Её — по видимости светлую, радостную, глубоко человечную — необоснованно противопоставляли якобы дикому, мрачному, жестокому, невежественному и эстетически бездарному Средневековью.

Во всяком эстетическом культе непременно есть его центральный персонаж, сам становящийся объектом "культа личности". На роль такого персонажа и попал Леонардо да Винчи, потому что очень подходил для этой роли. Известность его как художника выдержала испытание временем, была широка и заслуженна, а белые пятна в биографии оставляли немалое пространство для домыслов.

И домыслы не заставили себя ждать. К концу XIX столетия "культ личности" Леонардо расцвёл пышным цветом. Его называли уникальным мировым гением, великим провидцем-ясновидцем и тайнознатцем. Ему приписывали изобретение едва ли не всех приборов, машин, устройств и приспособлений, используемых в современном мире.

Обладатели особо буйной фантазии доходили до того, что объявляли Леонардо чуть ли не пришельцем со звёзд, культурным героем в ранге божества, по распоряжению мирового разума направленным на нашу планету с цивилизаторской миссией.

К середине ХХ века страсти по Леонардо немного поостыли. А обстоятельные исследования, проведённые историками и искусствоведами, расставили все акценты по своим местам. Выяснилось, что появлению "мифа Леонардо" в значительной мере поспособствовал сам скрытный Леонардо.

Он и вправду не придавал первостепенного значения своему художническому дару. Заказы брал редко, работал очень медленно, десятилетиями, чем ужасно раздражал заказчиков. Этим и объясняется скудость его живописного наследия.

Прежде всего Леонардо был инженером и учёным, причём его учёность и область интересов полностью соответствовали духу эпохи — были универсальными; выражаясь современным языком, он "разбрасывался". Его пытливый ум не знал покоя, работал непрестанно; его обуревало стремление познать все тайны природы и воспользоваться этим знанием прежде всего в прикладных, инженерно-технических целях. Подавляющее большинство идей Леонардо и попыток их воплощения лежит в области инженерного дела.

Но Леонардо был человеком своего времени (что накладывало на его деятельность суровые ограничения), и начинал далеко не на пустом месте. У него было немало талантливых предшественников, на фоне которых все изобретения и придумки Леонардо уже не воспринимаются, как феноменальные "эврики".

К тому же, при всей пытливости и наблюдательности, Леонардо отличался крайней неуверенностью в себе. Он всегда стремился подробнейшим образом изучить вопрос в теории, поверить алгеброй любую гармонию — и лишь затем браться за дело. Именно в силу этой черты характера он был и живописцем медлительным, и инженером мечтательным.

Подводный скафандр, водолазный колокол, морские суда с гребными колёсами и подъёмные канатные лебёдки, изобретение которых приписывается Леонардо, были известны с античных времён.

Закрытая повозка с установленным на ней артиллерийским орудием ("танк"), пушечный лафет, многоствольные пушки, парашют — всё это описано и изображено в трудах немецкого инженера и по совместительству врача Конрада Кизера (1366-1405), то есть столетием раньше Леонардо.

Ветряные мельницы с поворотной крышей ("мельницы, что сами ищут ветер"), напорный водяной трубопровод, гидравлическая турбина, воздушный насос, кривошипно-шатунный механизм, зубчатые колёса для передачи движения придуманы и описаны сиенцем Франческо ди Джорджо (1439-1502), старшим современником Леонардо.

Утверждение, что Леонардо якобы изобрёл паровую машину — совершеннейший вымысел. Пора для этого изобретения настала лишь в XVIII веке. Если бы такая машина и была каким-то чудом придумана в эпоху Леонардо, то изготовить её было бы невозможно. Паровую машину не построишь из камня и дерева. А технология обработки чёрных металлов в XV веке хоть и развилась достаточно, но ещё не умела делать детали машин, способные длительно выдерживать огромные нагрузки и высокие температуры.

Летательный аппарат с машущими крыльями, изобретённый Леонардо и успешно испытанный его помощником — частично тоже вымысел. Аппарат действительно существовал (тому есть свидетели, его постройкой Леонардо занимался в 1483-1499 годах), но подняться в воздух, конечно же, не смог. В то время наука ещё не могла достоверно доказать невозможность машущего птичьего полёта за счёт мускульной силы человека. Такое доказательство было приведено и обосновано лишь в XIX столетии.

Разумеется, Леонардо не был уж вовсе вторичным и неоригинальным. За ним числятся некоторые изобретательские новшества, по тем временам очень высокотехнологичные. К примеру, он сконструировал и построил подобие прокатного стана, машину для волочения проволоки, полировальную машину для изготовления зеркал, винторезный станок. Его очень занимала технология прядения и ткачества — он соорудил шерсточесальную машину и ткацкий станок. Однако ткацкий станок Леонардо, любопытства ради изготовленный умельцами в ХХ веке по рисункам автора, оказался очень похож на настоящий, но не работал.

Что же получается? Великий Леонардо — совсем не тот человек, которым мы привыкли его считать? Не хочется испытывать такое разочарование — слишком много в последнее время у нас было разочарований. И тем не менее не будем разочаровываться. Вспомним пример, более близкий к нашим временам и к нашей родной почве.

Граф Лев Николаевич Толстой собственноручно вспахал немалые земельные площади и стачал десяток пар вполне приличных сапог. Но мы ценим Толстого не за успехи в пахоте и ремёслах, а за силу духа и гениальные литературные произведения. Точно так же семнадцать живописных работ Леонардо для нас дороже всех его изобретательских придумок. А сам он останется в веках воплощением неутомимо ищущего человеческого разума в соединении с великим талантом. Подлинные прозаичные обстоятельства хлопотливой и многотрудной жизни Леонардо-человека нисколько не умаляют его величия.

источник