Подборка.

"— Сдача оружия уже произведена? 
— Какого оружия? — спросил Шмаков. 
— Трофейного оружия, имеющегося у личного состава. 
— А почему нам его сдавать? — удивился Шмаков. — Трофейное оно или не трофейное — это наше оружие, мы с ним пробились, с какой стати нам его сдавать? 
Все заволновались и зашумели. 
Пограничник переждал шум и сказал, не повышая голоса, что нашего или вашего оружия в армии нет, а есть оружие, положенное по штату и выдаваемое на руки тогда, когда его положено иметь на руках. Военнослужащим, направляемым на сортировку и формирование, иметь на руках оружие вообще не положено, а трофейное — во всяком случае. Его надо сдать, а не тащить с собой в тыл. Тут не о чем и говорить. 
— Это еще не известно, есть о чем или не о чем говорить! — резко сказал Шмаков. — Мы еще подадим рапорт о том, чтобы была сохранена наша дивизия. — В эту минуту он совершенно забыл, что сам никогда не числился в штатах этой дивизии. 
— Мы этот вопрос не будем здесь с вами дискутировать, товарищ батальонный комиссар, — сказал пограничник. — Не будет дивизии или будет дивизия — не нам с вами решать, но, независимо от решения вопроса, все трофейное оружие пока надо сдать. 
— Кроме командирского, личного! — совершенно неожиданно для всех, громко и даже с вызовом сказал бесстрастно молчавший до этого деревянный подполковник из отдела формирования. 
Видимо, этого сухого человека что-то глубоко лично задело в происходившем разговоре. 
— Обидно все это, — сказал Шмаков, вставая и в гневе сжимая кулаки. — Обидно! — повторил он громко, и голос его зазвенел. — Очень обидно, перед людьми стыдно! А вам разве не стыдно? — вдруг в упор крикнул он пограничнику."

Из книги Живые и Мертвые Константина Симонова с отрывком о важности трофейного оружия.

Как энтомолог маскировал здания во время Великой Отечественной войны

Маскировка различных зданий во время Великой Отечественной войны не перестаёт вызывать интерес. ВЛАДИМИР МОИСЕЕВ рассказал историю об учёном, как ни странно, энтомологе, спасшем многие объекты от уничтожения.

Эта невероятная история, записанная Анатолием Полежаевым, произошла во времена Великой отечественной войны. Может быть, Вам покажется, что она не имеет отношения к образованию? А я думаю, что имеет. Эта история показывает, как раньше государство относилось к ученым ...

1942-й год. Зима. Война в разгаре. Немцы прут вперёд. В ставке верховного главнокомандующего – плановое совещание. Напоследок обсуждаются противные и не очень понятные присутствующим маршалам и генералитету вопросы. Маскировка. Нет, генералы кое что знают о маскировке – зимой – белые халаты, летом – хаки. Но у немцев всё как-то интереснее.

Их аэродромы – не слишком заметны с воздуха, а танки – зачем-то пятнистые и полосатые, как и форма обмундирования в некоторых подразделениях и частях. Товарищ Сталин требует, чтобы маскировкой занялись срочно и вплотную, и не абы как, а строго научно, с серьёзным обоснованием. Мол, мысль о том, что зелёное на зелёном – незаметно, не канает. Это и ежу ясно. Нужно что-то более универсальное. Сталин раздражён. Стучит трубкой по столу. Требует немедленных действий. Генералы чешут затылки. Предлагают копировать маскировку противника. Верховный в ярости. Ему нужен принцип и ясность. Как это работает и почему. И кто сможет этим заняться? 
Осторожно пискнув горлом, слово берёт какой-то свежеиспечённый генералишко. Он – из интеллигентов. Может, родители учёные, а, может, и сам в прошлой жизни науку успел подвигать. Генерал робко и путано докладывает, что в Ленинградском университете был такой профессор Шванвич. Так вот он, в своё время, возглавлял кафедру энтомологии, пока её не разогнали в начале тридцатых, и занимался покровительственной окраской крыльев бабочек. Может, он на что сгодится? 
Сталин неопределённо хмыкает и требует срочно, сегодня же, привезти в Москву этого Шванвича и доставить прямо к нему. 

Генералы облегчённо подрываются со стульев и бегут исполнять приказание. Козёл отпущения найден. Даже два. Потому что инициатива, сами понимаете… Звонок в Саратов, куда эвакуирован университет. Никакого Шванвича там нет и не было. Кто-то говорит, что он остался в Ленинграде. А там сейчас, ясное дело, блокада. 
Спецрейс готов через двадцать минут. Самолёт летит в блокадный город. 
Шванвича находят дома, в постели. Он уже не встаёт. Куриный бульон в энтомолога заливают прямо в самолёте. 
Ночью он уже у Сталина. Главнокомандующий недоверчиво вглядывается в заросшее лицо доходяги-профессора и излагает суть задачи. Немного оклемавшийся Шванвич внимательно слушает и, похоже, даже что-то понимает. 
- Ну, что, профэссор, сможэте помочь армии и фронту? 
- Смогу, - сипит в ответ Шванвич. 
- Что вам для этого нужно, профэссор? 
- Три дня и два художника… 

Через три дня Борис Шванвич докладывает перед всей Ставкой. Он избегает таких мудрёных слов, как «мимикрия» и «принцип стереоморфизма». Всё просто, элегантно и доступно. Основа концепции, если в двух словах – выступающее и высветленное красить в тёмное, затенённое и вогнутое – высветлять. Остальное – детали. Художники, под руководством Шванвича, уже всё проиллюстрировали. По сезонам и временам года. Для наглядности на столе стоят объёмные гипсовые модели, раскрашенные так, что их форма совершенно разваливается и уплощается. 

Шванвич говорит про «расчленяющий эффект» и про общие закономерности маскировки. Генералы и маршалы сидят с распахнутыми ртами. Год спустя, Шванвич снова на приёме у Сталина: 
- Просите, что хотите, профэссор… Хорошо поработали. 
Шванвич задумывается буквально на секунду: 
- Хочу кафедру энтомологии. Она была. Но теперь её нет. 

С 1944-го по 1955-й, почти до самой смерти, Борис Шванвич заведовал своей любимой кафедрой. 
Похоронен на Большеохтинском. На могиле - памятник с изображением плана строения рисунка крыльев дневных бабочек. И — ни одного танка. А он — танк, там есть. Просто — не виден

Январь 1943 года. СССР. Красноармеец конвоирует колонну немецких военнопленных у элеватора в Сталинграде. 
Автор: А.Н. Фридлянский 
РГАКФД

29 января 1943 года. Из воспоминаний командира сапёрного батальона вермахта майора Гельмута Вельца: 

«…наступает то, чего я ждал уже два дня. 14-й танковый корпус капитулирует. Как только я узнаю об этом, мчусь к железнодорожной насыпи, за мной — Глок, Тони и Байсман, за ними спешит командир зенитной батареи. Местность по ту сторону путепровода, до сих пор безлюдная, теперь оживляется. Из всех ям и подвалов, из окон и дверей появляются солдаты. Они поднимаются из-за каждого снежного вала. Образуются группы, большие и маленькие толпы, они сносят в одно место карабины, пистолеты, пулеметы, упаковывают свои пожитки, некоторые солдаты хлопают друг друга по плечу или жмут друг другу руки. А победители расхаживают между ними в своих полушубках и ватниках с наискось висящими на груди автоматами или же взятыми наизготовку. Формируются колонны. Вот все построились по четыре в ряд. Здесь перемешалось все на свете: пехота, танкисты, авиация, разные чины, шинели и маскхалаты, солдаты старые и молодые, высокие и низкие, выпрямившиеся и согнувшиеся, без вещей и с ранцами на спине, каски, пилотки и фуражки. 

Вдруг издалека раздаются шесть выстрелов. Там, в построившихся ротах, падает несколько солдат. Какое безумное ослепление! Немцы стреляют в немцев! Только потому, что есть приказ открывать огонь по перебежчикам! Посылаю Глока немедленно прекратить это убийство. Сейчас я сознательно действую вопреки приказу, мешаю его выполнению, а минуту спустя отдаю распоряжения, продиктованные духом того же самого приказа! Я больше сам не понимаю, что делаю. Но наверно, не только я один. Поражению и капитуляции нас в вермахте еще не обучили ни на плацах, ни на ящиках с песком.»

Вход на станцию "Бентал-Грин". Лондон. март 1943 года. 

Здесь 3 марта 1943 года разыгралась одна из самых страшных трагедий, связанных с массовой гибелью гражданских людей во время давки. 

Жители, три года жившие в страхе перед бомбардировками города авиацией Германии, ежедневно спускались в метрополитен. Причем использовали ближайшие станции. Одной из таких станций лондонского метро была Бетнал-Грин (англ.- Bethnal Green). 

Налеты немецких бомбардировщиков на объекты Британии случались, как правило, в вечернее время. 3 марта не был исключением, сигнал воздушной тревоги прозвучал в 18:17. Люди направились к ближайшим станциям метро. Станция Бентал-Грин, в то время не была полностью построена, но как убежище вполне себе годилась. В этот день перед ее узким входом столпилось очень много людей. Дело в том, что помимо обычных прохожих и местных жителей, туда пошли зрители кинотеатра, в этот вечер показывали фильм. Также сразу после сигнала воздушной тревоги к станции подошло и несколько рейсовых автобусов, пассажиры которых также двинулись ко входу в метро. Все эти факторы привели к тому, что возле узкого входа на станцию, образовалась большая людская пробка. Разумеется, все торопились спуститься вниз. 

В дело также вмешалась погода, весь день шел дождь, ступени на входе были скользкими. Также отсутствовало наружное освещение, его выключили в целях светомаскировки. А толпа продолжала втискиваться в узкий дверной проем. Трудно сказать, что же в реальности послужило катализатором трагедии, вероятно этим стал пуск противовоздушной ракеты, батарея которых находилась в соседнем парке. Это были так называемые "Z"- батареи, в то время новое оружие ПВО. 

Это было уже после 20-ти часов вечера. Услышав залп, толпа приняла его за разрыв авиабомбы и усилила давление на входе в метрополитен. В этот же момент одна женщина с ребенком, поскользнулась и упала на лестницу. При падении она подтолкнула впереди стоящих. Сработал, так называемый "эффект домино", люди начали падать на лестнице, увлекая при падении своих соседей. Негативную роль сыграли также, установленные на станции барьеры, мешавшие людям проходить дальше. А толпа с улицы продолжала давить. 

Как итог на лестнице образовалось огромное месиво из тел упавших людей. Всего в этот вечер в давке погибло 173 человека, из них 84 женщины и 62 ребенка. Большинство погибших находились в конце лестницы, именно они и создавали затор. Стоит отметить, что лестница имела всего 19 ступеней. 

Сама трагедия на Бентал-Грин вошла в итоге в историю, как самая крупная гражданская катастрофа Великобритании во время Второй мировой войны. Уже после ее окончания, на станции была размещена мемориальная доска с воспоминанием тех событий. В 2017 году в Бентал-Грин был возведен мемориал, который носит название "Лестница в небо".

Судно "Эндуранс" (Выносливость) экспедиции Э. Шеклтона, застрявшее во льду в море Уэдделла. Раздавлено льдами и затонуло в ноябре 1915 года. 
В начале 2019 на поиски погибшего судна вышел ледокол "Агулхас".
Сообщает британская газета "Гардиан"

Торсон Константин Петрович - капитан-лейтенант, адъютант начальника Морского штаба, декабрист, участник Первой русской антарктической экспедиции Ф.Ф. Беллинсгаузена и М.П. Лазарева. 

Участник русско-шведской войны 1808-1809 годов, по итогам которой Финляндия была присоединена к Россиийской империи:
6 сентября 1808 года участвовал в сражении со шведским гребным флотом у островов Пальво и Судсало, за боевые отличия в котором по личному распоряжению императора Александра I пятнадцатилетний гардемарин был произведён в мичманы;
30 июля 1809 года участвовал в успешном сражении фрегата «Богоявление Господне» с двумя шведским фрегатами у Кваркена. 

Участник Отечественной войны 1812 года. Получил ранение во время десанта в Либаве, за отличие в котором стал первым морским офицером, награждённым в ходе кампании, закончившейся гибелью Великой Армии. 26 июля 1814 года произведён в лейтенанты. 

В 1819-1821 годах на шлюпе «Восток» участвовал в экспедиции Беллинсгаузена и Лазарева, результатом которого стало открытие нового материка. Именем Торсона был назван остров в южной части Атлантического океана. 

С 22 июля 1823 года - адъютант начальника Морского штаба. 30 августа 1824 года произведён в звание капитан-лейтенант. Работал над составлением проектов, касающихся судостроения, участвовал в работе комиссии по составлению смет строительства военных судов. 

В конце 1824 или в начале 1825 года вступил в Северное тайное общество. Принял в это общество братьев Николая и Михаила Бестужевых. Торсон не принимал непосредственного участия в восстании на Сенатской площади 14 декабря, но был одним из активнейших членов Северного общества. 

Арестован 15 декабря 1825 года. После допроса отправлен в Свеаборгскую крепость. 10 июля 1826 года приговорён к каторжным работам на 20 лет. 22 августа срок каторги был сокращён до 15 лет. 10 декабря отправлен в Сибирь. 28 января 1827 года одним из первых прибыл в Читинский острог, затем переведён в Петровский Завод. 8 ноября 1832 года срок каторги сокращён до 10 лет. 

В «каторжной академии» читал лекции о российской финансовой системе, рассказывал о кругосветном путешествии, о своих трудах по механике. Продолжал работу над проектами реформирования на флоте. Занимался изобретением и изготовлением сельскохозяйственных машин: молотилок, веялок, сеялок, косилок и т. д. Вместе с Николаем Бестужевым отремонтировал водяную мельницу в Петровском Заводе, механизировал дутьё на заводской домне. 

В декабре 1835 года вышел на поселение и направлен в Акшинскую крепость на юге Восточного Забайкалья. В 1836 году написал статью «Сельскохозяйственное и географическое описание местности крепости Акша на берегу реки Онон». 15 января 1837 года Торсон получил разрешение на поселение в Селенгинск и прибыл в город 21 мая того же года. 14 марта 1838 года к нему переехали мать и сестра. В Селенгинске продолжал заниматься постройкой и усовершенствованием сельскохозяйственных машин, написал статью «Взгляд на изобретение и распространение машин». Пытался внедрить в Сибири молотилку собственной конструкции, выращивал арбузы и дыни. Из-за Торсона братья Бестужевы решили поселиться в Селенгинске, хотя должны были ехать в Западную Сибирь. С Бестужевыми в своём доме Торсон организовал школу для обучения грамоте и ремёслам детей местных жителей. В июне 1838 года и в 1847 году ездил для лечения на Туркинские минеральные воды (ныне курорт Горячинск в Бурятии). 

Жил в гражданском браке с Прасковьей Кондратьевой. В 1841 году у них родилась дочь Елизавета, которая получила отчество Петровна по имени крёстного отца и фамилию Кондратьева. Также был сын Пётр Кондратьев. 

Торсон умер в Селенгинске 4 декабря 1851 года. Похоронен на Посадском кладбище на берегу Селенги. 19 августа 1852 года рядом с ним погребли его мать, Шарлотту Карловну. Позже, в 1855 году, здесь был похоронен и Николай Бестужев.

Лейтенант-артиллерист Русского охранного корпуса в Югославии со знаком об окончании Александровского военного училища. Погоны, вероятно, поручика или подпоручика РИА. 

Интересно, что на погонах обозначалось последнее звание в Русской императорской армии, а на петлицах-фактическое в Русском корпусе на Балканах,поэтому полковник РИА, вполне мог быть рядовым в корпусе. Подобные тенденции усилились с переходом корпуса в состав вермахта в 1943 году, потому как, кандидат на офицерскую должность должен был пройти немецкие офицерские курсы, пусть даже он и занимал офицерскую должность ранее.

Гертруда Шольц-Клинк, рейхсфюрерин Национал-социалистической женской организации (Nationalsozialistische Frauenschaft, NSF). Имперская руководительница женщин; лидер женской секции НСДАП. Супруга обергруппенфюрера СС Августа Хайссмайера, генерального инспектора «школ Адольфа Гитлера» и национал-социалистического воспитания (школ «НАПОЛАС»), лидера Имперского союза многодетных семей. Обладатель Золотого почётного знака НСДАП и почётного Креста немецкой матери. Автор труда «Женщина в Третьем рейхе». Мать шестерых детей.

"Мыши кота погребают". По одной точке зрения - карикатура на смерть и погребение Петра I. Лубок. Российская империя. Приблизительно 1725 год. 

По одной из точек зрения данный лубок - прямая карикатура на смерть Петра I. Так прямо над котом написано: "Кот казанской, ум астраханской, разум сибирской", что иногда считается прямой отсылкой на титул царя. Однако, другие исследователи считают, что в народной культуре лубка отсутствует конкретность и привязанность к исторической личности. По этой точке зрения на изображении присутствует лишь карнавальная инверсия, переворачивающая мир "с ног на голову".

В штате Висконсин, в городе Бёрлингтон, много десятилетий существует известнейший Клуб лжецов, который с 1929 года проводит чемпионаты мира по вранью. В уставе чемпионата сказано, что участие запрещено представителям двух профессий — политикам и синоптикам. Почему? Потому что, как и в других видах спорта, в этом чемпионате участвуют только любители, а не профессионалы.
Даже знаменитый суперпрофессионал — мегакомпьютер Deep Blue, проиграв в 1997 году Гарри Каспарову, был разжалован из шахматистов в синоптики, и по сей день спокойно занимается погодой.