Веет Богом пейзаж этот плоский,
Где виднеются звёзды сквозь доски..
* * *
Мы?.. Гитлеру?.. Равны?..
Да он – родной ваш папа!
Теперь вы влюблены
В культурный слой гестапо.
Теперь у вас в мозгу
Такой завёлся счётчик,
Что должен вам деньгу
Убитый русский лётчик,
И океан валют,
Собрав по мелочишке,
Убитые пришлют
Вам русские мальчишки.
Мы Гитлеру равны?..
Да он – родной ваш папа!
Теперь вы влюблены
В культурный слой гестапо.
И нам диктует рать
Гестаповских талантов,
Как надо презирать
Российских дилетантов,
Как надо умирать
На гитлеровской бойне,
Спасая вашу рать,
Чтоб ей жилось ковбойней, –
Как надо умирать
На той войне великой,
Спасая вашу рать
С её к нам злобой дикой.
Мы Гитлеру равны?..
Да он – родной ваш папа!
Теперь вы влюблены
В культурный слой гестапо.
И в следующий раз
Мы спросим вас любезно:
Как драться нам железно
И умирать за вас,
Чтоб было вам полезно?...
А мне, мерзавке, жаль,
Что гибли наши парни
За бешеную шваль
На русофобской псарне!
* * *
Стихотворение найдено в шинели солдата Александра Зацепы, погибшего в Великую Отечественную Войну в 1944 году.
Послушай, Бог…
Ещё ни разу в жизни
С Тобой не говорил я, но сегодня
Мне хочется приветствовать Тебя.
Ты знаешь, с детских лет мне говорили,
Что нет Тебя. И я, дурак, поверил.
Твоих я никогда не созерцал творений.
И вот сегодня ночью я смотрел
Из кратера, что выбила граната,
На небо звёздное, что было надо мной.
Я понял вдруг, любуясь мирозданьем,
Каким жестоким может быть обман.
Не знаю, Боже, дашь ли Ты мне руку,
Но я Тебе скажу, и ты меня поймёшь:
Не странно ль, что средь ужасающего ада
Мне вдруг открылся свет, и я узнал Тебя?
А кроме этого мне нечего сказать,
Вот только, что я рад, что я Тебя узнал.
На полночь мы назначены в атаку,
Но мне не страшно: Ты на нас глядишь…
Сигнал. Ну что ж? Я должен отправляться.
Мне было хорошо с Тобой. Ещё хочу сказать,
Что, как ты знаешь, битва будет злая,
И, может, ночью же к Тебе я постучусь.
И вот, хоть до сих пор Тебе я не был другом,
Позволишь ли ты мне войти, когда приду?
Но, кажется, я плачу. Боже мой, Ты видишь,
Со мной случилось то, что нынче я прозрел.
Прощай, мой Бог, иду. И вряд ли уж вернусь.
Как странно, но теперь я смерти не боюсь.
* * *
Колышутся травы в призрачном свете,
Бескрайняя степь и город вдали.
И снова на поле не нашей победы
Усталые ноги меня привели.
Рассыпалась ржавчиной, скрыта травой
Память о тех кто сошелся на нем.
Лишь я, один из немногих - живой.
Я здесь, чтоб почтить тех, кто спит вечным сном.
Из года в год наблюдаю картину,
Как оживает сражение то.
И каждый раз пронзает мне спину
Мороз. От него не спасает пальто.
Под светом луны, гонимые ветром
Тени встают и в атаку идут
Офицеры, солдаты, "тигры", "пантеры"
Как годы назад сраженье ведут.
Никто не увидит, никто не услышит
Мертвые тени - незримы другим.
Но я... я все помню, я был там, я выжил!
А память... Она - наказанье живым.
Алые звезды, серебрянный череп...
Сталь грохотала по мертвой земле.
Все те, кто присяге и долгу был верен,
Остались на поле в пыли и золе...
И каждую ночь, раз в году, неузнанный
По этому полю бездумно брожу
Смотрю как в бою безмолвном и странном
Сходятся тени. И в страхе дрожу
Мне режет ладонь орден, кровью добытый
Сжимается сердце от дикой тоски
За тех, кто обуглился в танке разбитом
За тех, кто свинцом был разорван в куски
Прошу вас, друзья, заберите с собою!
Позвольте с вами в атаку пойти!
Быть может моей, щедро пролитой крови,
Вам не достало к победе дойти!
Прошло двадцать лет, но не слышно ответа
И ездить в другую страну все трудней
На поле стоять напролет до рассвета
Смотреть смерть чужую, ожидая своей.
Я стар уже стал, но все так же упорно,
Как в сорок втором под Харьков плетусь.
Стою средь теней и смерть жду покорно
Я здесь ее встретить хочу. И дождусь.
(с)Рип ван Винкль
* * *
P.s.
Бог звонил.
Извинялся.
Говорит, был занят.
Катастрофы, цунами, падение цен и самолетов.
Мертвые дети. Тухлые шпроты. Разбитые души.
А обвиняют кого? Вот, то-то.
Намаялся.
Устал всех лечить, капать на сердце йодом, дуть на раны.
«Щипет, конечно. Больно, конечно.
Не плачь. Все заживет. Не поздно – так рано».
Бог звонил.
Говорит, надо было помочь.
Там кто-то умер. Кто-то домой не вернулся.
Кто-то чего-то дунул и ревел в его плечи о том, как лажанулся.
А после бросал за колкостью колкость,
хлестал по щекам, обвиняя.
Так злобно.
Но, кажется, полегчало.
Бог мне сказал, что это важнее.
Кто-то Его ненавидит, кто-то послал на три буквы.
Кто-то желал Ему самые сильные муки и клял Его день рождения.
«Но что тут поделаешь? Пройдет же… со временем»
Бог заходил…
Был такой усталый и грустный. Но улыбнулся.
Сел на ручку дивана, провел ладонью мне по макушке и тихо спросил:
«Что случилось?» А я замолчал. Стыдно так стало…
Я налил ему чай, терпкий горячий,
укутал пледом колени, и,
сев возле ног, тихо читал стихи.
Просто, чтоб отдохнул он.
Просто, чтоб не грустил он.
Просто…
* * *
все важные фразы должны быть тихими,
все фото с родными всегда нерезкие.
самые странные люди всегда великие,
а причины для счастья всегда невеские.
самое честное слышишь на кухне ночью,
ведь если о чувствах - не по телефону,
а если уж плакать, так выть по-волчьи,
чтоб тоскливым эхом на полрайона.
любимые песни - все хриплым голосом,
все стихи любимые - неизвестные.
все наглые люди всегда ничтожества,
а все близкие люди всегда не местные.
все важные встречи всегда случайные.
самые верные подданные - предатели,
весёлые клоуны - все печальные,
а упрямые скептики - все мечтатели.
если дом уютный - не замок точно,
а квартирка старенькая в Одессе.
если с кем связаться - навеки, прочно.
пусть сейчас не так всё, но ты надейся.
да, сейчас иначе, но верь: мы сбудемся,
если уж менять, так всю жизнь по-новому.
то, что самое важное, не забудется,
а гениальные мысли всегда бредовые.
кто ненужных вычеркнул, те свободные,
нужно отпускать, с кем вы слишком разные.
ведь, если настроение не новогоднее,
значит, точно не с теми празднуешь.
Комментарии
Давайте потриндим . только где?
Кстати можно и не на исторические темы .
RSS лента комментариев этой записи