Относительно короткие истории.

Кое-что повторится.

Kadaververwertungsanstalt — первый медиа–фейк во имя победы.

В марте 1917 года в китайской англоязычной назете North China Herald появилась небольшая заметка, в которой сообщалось о том, что президент Китая Ли Юаньхун пришёл в ужас, услышав как прибывший с визитом немецкий адмирал хвастался тем, что немцы используют трупы солдат для получения глицерина.
Через месяц, 17 апреля 1917 года в британских газетах The Times и Daily Mail вышли статьи, неопровержимо доказывающие наличие у немцев чудовищной Kadaververwertungsanstalt – фабрики по утилизации трупов.

Статья в The Times называлась «Немцы и их мертвецы», и ссылалась на два источника – бельгийскую газету, издававшуюся в Англии, и статью из немецкой газеты Berliner Lokalanzeiger.
В последней говорилось о непередаваемом запахе, разносившемся вокруг фабрики по производству синтетических масел и удобрений. В качестве сырья на фабрике использовались туши животных, преимущественно лошадей и ослов, для обозначения которых журналист использовал слово Kadaver.
Вот это слово журналисты The Times и использовали в качестве неопровержимого доказательства того, что немцы используют «трупы солдат, павших в битве, для получения масел, жиров и корма для свиней»
Далее приводилось жуткое, леденящее кровь описание работы фабрики, полученное из неких бельгийских источников:
«Трупы прибывают на фабрику на железнодорожных платформах, которые разгружаются рабочими в брезентовых комбинезонах и плотных масках со слюдяными очками. Длинными шестами с крюками на концах рабочие стаскивают тела с платформ и подвешивают их на огромные крюки конвейера. Далее тела отправляются в узкую длинную камеру для дезинфекции. После сушки тела отправляются в огромный котёл, в котором провариваются и обрабатываются паром в течение восьми часов, в то время как огромные машины непрерывно перемешивают массу.»
Спустя некоторое время тему подхватила Daily Express, которая обвинила немцев в каннибализме. Газета утверждала, что на другой фабрике, основанной после битвы на Сомме, из трупов убитых солдат производится маргарин, которым кормят солдат живых.
Наличие фабрики уже не подвергалось сомнению: «Многие считают, что у немцев есть только одна фабрика для этой проклятой работы, которая приносит немцам неплохие дивиденды, но это не так. Подобные фабрики есть при каждой немецкой армии, даже в Румынии. Немцы это признают».
В Punch появилась соответствующая карикатура, на которой император Германии обращается к новобранцу «..и не забывай, что Кайзер найдёт применение для тебя — живого или мёртвого».

Немцы пытались протестовать, называя обвинения «отвратительными и смехотворными», указывая на тот факт, что слово Kadaver используется для обозначения туш животных, а никак не человеческих трупов, однако их голос утонул в волне поднявшегося возмущения. Посол Китая в Германии выразил публичный протест, индийцы заявили, что если с трупами их солдат сотворят нечто подобное, это будет расценено как «зверство, которое никогда не будет ни забыто, ни прощено». В британском Парламенте, отвечая на вопросы депутатов, лорд Роберт Сесил, заместитель госсекретаря Министерства иностранных дел, наверняка пожав плечами, заявил: «В связи с другими действиями германских военных властей нет ничего невероятного в предъявляемом им обвинении».

Несмотря на то, что вся история была уж слишком отвратительной и отдавала абсурдом, доказать, что она является полным враньём, долгое время не удавалось. Чудовищные людские потери на полях сражений, позиционная война, когда зачастую месяцами не удавалось забрать и похоронить убитых на простреливаемых участках, проблемы с нормальной пищей и специфический солдатский юмор (а маргарин иногда называли «жиром мертвеца») предоставляли некоторую почву для подозрений.
И только после войны появились доказательства того, что вся история с Kadaververwertungsanstalt – читой воды фейк.
В 1925 году генерал Джон Картерис, во время войны бывший главой разведки под началом фельдмаршала Дугласа Хейга, признал, что сфабриковал всю эту историю. Во время одного частного светского мероприятия он разглядывал фотографии, найденные у убитых немецких солдат. Его взгляд зацепился за две похожие карточки: на одной был изображён эшелон с трупами лошадей, отправляемых на переработку и подписью Kadaver, на другом – железнодорожная платформа с убитыми солдатами.
Картерис перенёс подпись с одной фотографии на другую и отправил её в Шанхай, для публикации в китайской газете, прекрасно зная что вскоре сенсацию подхватят и центральные издания.

Жизненный и творческий путь великого Чарльза Диккенса неразрывно связан с именами трех сестер Хогарт, каждая из которых в различные периоды времени была музой, ангелом-хранителем и его путеводной звездой. Правда, считая себя личностью уникальной Диккенс всегда винил в своих несчастьях спутницу жизни, в чём не отличался от подавляющего большинства. Да и поступал он не по-джентльменски, став для потомком ярким примером того, как не следует рвать супружеские узы.

Подающий надежды молодой репортер Чарльз познакомился с семьей Джорджа Хогарта, редактора «Ивнинг кроникл», в то время, когда сам Диккенс был еще никому не известен. Глава семьи Хогарт, в прошлом не слишком блестящий адвокат, был связан дружескими узами с самим Вальтером Скоттом, и до конца дней романиста вел его дела. Чарльз Диккенс познакомился и с сестрами Хогарт: девятнадцатилетней Кэтрин, шестнадцатилетней Мэри и крошками Джорджиной и Элен.

Очаровательная, непосредственная Кэт смогла заставить Диккенса забыть его прошлый неудачный опыт отношений с женщинами. Она стала его другом, советчиком, напарницей и большой любовью. Одного взгляда на нее хватило бы, чтобы понять, почему так нежен и ласков при обращении с ней юный Чарльз. Венчание Чарльза и Кэт было ознаменовано крайне успешным стартом первого романа Диккенса «Посмертными записками Пиквикского клуба».

Три комнаты в Холборне, служившие пристанищем холостяку, со 2 апреля 1836 года стали первым гнездышком семьи Диккенсов. Однако мистер Пиквик, триумфально прошествовавший по всем книжным ярмаркам и магазинам, позволил Чарльзу очень скоро приобрести просторный дом на Доути-стрит, в самом центре Лондона.

Юная Кэт, несомненно, счастливая и влюбленная, выглядела в те благословенные времена, как настоящее воплощение романтической мечты: темноволосая красавица с аристократически бледной кожей и огромными, темными и очень живыми глазами. Тем более удивительными представляются описания биографов великого писателя, которые сходятся во мнении о том, что Кэт была полной, раздражительной, постоянно всем недовольной особой.

Однако именно с этой женщиной связал свою жизнь Диккенс, это ее он полюбил и привел к алтарю. Обращаясь к своей молодой супруге, он ласково называл ее своей дорогой мышкой и любимым поросенком. Письма к этой женщине были трогательными, искренними, наполненными ярким интересом со стороны молодого писателя ко всему, что происходит с его супругой в то время, когда он в отъезде.

Да, иногда Чарльз журил Кэт за чрезмерную холодность в то время, когда ему самому хотелось пылкости и страсти. Не стоит забывать еще и о том, что на алтарь семьи Кэт положила самое дорогое, что у нее было: собственную индивидуальность, бесспорный талант актрисы и писательницы, став устроительницей и хранительницей их большого дома.

Отдельной строкой в жизни писателя проходит младшая сестра его супруги, юная Мэри Хогарт. Сложно понять, какие отношения на самом деле связывали Чарльза и Мэри, но свояченица великого писателя жила в доме Диккенса практически со дня его венчания. Мэри взирала на мужа своей сестры с восторженным почтением. Все, что он говорил, было для девушки истиной в последней инстанции.

Очень живо реагировала молодая родственница на реплики и шутки молодого писателя, внося в тихие семейные вечера свою непосредственность и юный задор. Догадывалась ли Кэтрин Диккенс о чувствах, которые обоюдно питали друг к другу ее собственный супруг и младшая сестра, осталось тайной. Однако скоропостижная смерть Мэри от сердечной недостаточности и последовавшая затем неутолимая печаль Чарльза не оставила сомнений в том, что для Диккенса свояченица была больше, чем родственница.

Сняв с пальца умершей ее колечко, писатель надел его на свой палец и не снимал до конца жизни. Оглушенный утратой, в первый и последний раз за все время своей писательской карьеры Диккенс пропустил сроки публикации двух своих романов, а у Кэтрин случился выкидыш, в результате которого она потеряла ребенка.

Сам Чарльз никогда не делал секрета из того, насколько безутешно его горе, как невосполнима для него потеря человека, ставшего душой его дома, как тяжело привыкать жить без любимой и дорогой его сердцу девочки. Образ Мэри Хогарт в будущем найдет свое воплощение во многих женских персонажах книг Диккенса: Роуз Мейли из «Приключений Оливера Твиста», маленькая Нелл Трент из «Старого магазина любопытства», Агнес из «Дэвида Копперфильда» и других.

Как бы не была тяжела утрата, жизнь все же шла своим чередом. В семье Диккенсов один за другим рождались дети, а измученная бесконечными родами Кэтрин все меньше напоминала юную энергичную девушку, полюбившуюся Чарльзу. У нее не хватало ни сил, ни времени, чтобы интересоваться делами супруга или принимать участие в его творческих изысканиях.

Кэт давно перестала сопровождать мужа на его выступления, не выходила вместе с ним на обеды и вечеринки литературного бомонда. Диккенса явно раздражала ее ограниченность и равнодушие, он стал высмеивать любые промахи супруги, забывая о том, что именно она была когда-то его дорогой Тети.

В это время в доме Диккенсов поселяется другая сестра Кэтрин – Джорджина. Она была настолько ослеплена славой и обаянием мастера слова, что отказалась от перспективы замужества, решив поселиться в семье старшей сестры, помогая Кэт воспитывать детей и справляться с хозяйством.

Вспыхнувший в великосветском обществе скандал, связавший имя Диккенса с юной красоткой Элен Тернан, стал последним ударом, окончательно разрушившем многолетний брак писателя. Оскорбленная в своих чувствах Кэтрин и давно остывший к супруге Чарльз решились на развод, оставшись жить в одном доме, разделенном теперь на две половины.

Джорджина же, на удивление, приняла сторону свояка. Именно эта хрупкая девушка стала доброй феей, пытавшейся сохранить благополучие детей великого писателя и его личный покой. Дети очень быстро привязались к своей очаровательной тетушке. А сам Чарльз невольно сравнивал Джорджину с Мэри.

Джорджина оказалась той женщиной, что осталась верна своему кумиру до конца его дней. Она перестала общаться со своей сестрой, всецело служа писателю. Она следила за его домом, воспитывала его детей, была его личным секретарем и помощником. Именно на ее руках скончался великий романист.

Экипаж USS Pollack.

Случай демократии на отдельно взятом боевом корабле

Война — штука довольно нудная, даже если ты пехотинец. Если же ты подводник... то пехотинец ведёт довольно активный и разнообразный образ жизни. Вот и приходится выдумывать развлечения. Например, выборы Дамы Сердца всего корабля. Разумеется, её можно было бы назначить волевым решением капитана, но тогда в чём интерес? Поэтому волевым решением были назначены два кандидатуры, Бетти Хаттон и Энн Шеридан, сформированы партии, и начата предвыборная кампания.
Точный ход её не известен, но отдельные эпизоды народная память сохранила. Помимо стандартных подкупов конкурирующей партии тушёнкой и чёрного пиара, были, например, факельные шествия. Да, на подводной лодке. Изнутри. В погружённом состоянии. Ты сейчас кого психами назвал, %username%?
Сами же выборы проходили в три этапа. При двух кандидатурах, да. Как так получилось? Достаточно просто. В первом туре Энн Шеридан набрала 275 голосов против 194 у Бетти Хаттон, и, теоретически, должна была победить. Но... экипаж мы видим на фото, и у ряда избирателей возникло подозрение, что там людей несколько меньше, чем проголосовавших. Результат отменили, назначили второй тур.
262 бюллетеня. Результат был отменён до подсчёта голосов. Назначен третий тур.
В нём справедливость восторжествовала и Бетти Хаттон победила склонную к каруселям Энн Шеридан со счётом 103:70. Злые языки, правда, утверждали, что 173 моряка на подводной лодке никак не поместится, но очевидно, что места на палубе ещё много, и все остальные — фотографировали.

В 1956 году ирландский студент Пол Хоган зашел в галерею Тейт, снял со стены картину Берты Моризо "Летний день" (стоимостью около 7 миллионов фунтов) и спокойно вышел с ней из музея. Но похищение было не ради обогащения.

Картина была часть собрания из 39 шедевров импрессионистов коллекционера Хью Лейна, который завещал после своей смерти передать коллекцию Ирландии. Лейн стал одним из лидеров среди собирателей и дилеров, работающих с картинами импрессионистов в Европе. В 1909 году Лейн был возведён в рыцарское звание «за заслуги перед искусством Ирландии». Хью Лейн погиб в 1915 году на "Луизитании", однако картины так и остались Лондоне.

Пол Хоган просто хотел привлечь к этой истории внимание. Через 4 дня после ограбления он вернул картину музею через ирландское посольство. Галерея не стала подавать на Хогана в суд, не захотев лишний раз поднимать в прессе шумиху вокруг крайне низкой системе безопасности у себя в галерее.

Но история прогремела по всему миру. И в 1959 году Великобритания и Ирландия достигли соглашения о разделе коллекции Лейна - 31 из 39 спорных картин остались в Ирландии. Оставшиеся 8 картин разделили на 2 группы, так, чтобы по 4 картины на каждые 6 лет перемещались на временное экспонирование в Дублин

Во время Второй Мировой войны основатель дианетики Рон Хаббард непродолжительное время командовал небольшим противолодочным кораблем USS PC-815. 55 часов он инсценировал бой с японскими подводными лодками. Во время этого «боя» он вызвал на подмогу четыре корабля и два дирижабля. В своей биографии он описывал это так:
«Я, как моряк, совершал грех вместе с остальными, это правда. На дне северного Тихого океана, возможно, лежат две японские подводные лодки весом по двести тысяч тонн. Скорее всего, не менее трехсот жизней вырвались из мокрого плена на солдатские небеса. Но лучше не задумываться сильно о таких вещах».

Из судового журнала: «Я увидел огромные пузыри, затем, через две секунды, большое масляное пятно шириной около 9 метров, а прямо внутри масляного пятна – перископ. Я пустил в него 60 очередей из 20-миллиметрового, и 58 попали в цель». Хаббард завершил свой отчет утверждением, что полностью вывел из строя одну японскую субмарину и серьезно повредил вторую. Хаббард также устроил бомбардировку мексиканского острова холостыми снарядами. По счастливому стечению обстоятельств никто из жителей не пострадал.

На самом деле Хаббард сбросил на пустое место 35 глубинных бомб, и несмотря на полное отсутствие какой бы то ни было реакции со стороны субмарин, сумел ранить трех своих матросов. Ему также удалось отстрелить собственную радиоантенну. Адмирал Флетчер прокомментировал этот поединок: «В месте, где были выпущены глубинные бомбы, находится известная залежь магнитного железняка… Анализ всех отчетов убедил меня, что в этом районе не было подводных лодок. Лейтенант-коммандер Салливан утверждает, что не мог получить никаких доказательств присутствия субмарин за исключением одного воздушного пузыря, который можно объяснить только турбулентностью воды в связи с взрывом глубинной бомбы. Командующие офицеры всех кораблей за исключением PC-815 утверждают, что у них не было доказательств присутствия подводных лодок, и они не думают, что там была хотя бы одна». После окончания войны англичане и американцы проанализировали архивы ВМС Японии. Никакие японские подводные лодки не были потеряны у побережья штата Орегон.

В 675 году император Японии Тэмму под страхом смерти запретил употребление в пищу говядины, мяса обезьян и других домашних животных. Изначально распространялся на период с апреля по сентябрь, но позже новые законы запретили вообще употреблять мясо. Запрет продержался почти 1200 лет до 1872 года, когда японские власти его отменили. Сам император Мэйдзи начал есть мясо и пить молоко. Но еще долго японцы смотрели с отвращением на европейцев, пожирающих мясо.

Одной из причин отказа от вегетарианства стал рапорт французских военных инструкторов, которые жаловались, что японским солдатам не под силу управляться с современной амуницией и требовали улучшить их рацион

А. Мещеряков «Император Мэйдзи и его Япония»

Случилось тогда, что один из солдат поднял вверх свой плащ, неприличным нагибанием тела обратился к иудеям задом и издал звук, соответство­вавший принятой им позе. Возмущенная этим поступком вся громада иудеев бурно потребовала от Кумана наказания солдата. Юноши же, легко поддающиеся увлечению, и некоторая часть народа, отличавшаяся бурным характером, открыли нападение; они собрали камни и начали бросать их в солдат. Куман побоялся наступления со стороны всего народа и вызвал для подкрепления множество тяжеловооруженных; как только последние появились на галереях, иудеев объял панический страх; они бросились вон из храма по направлению к городу. Но от этого в выходах произошла такая страшная давка, что свыше десяти тысяч человек было растоптано и раздавлено.

Иосиф Флавий «Иудейская война»

спасибо