Партизан.

Фото стороннее.

Партизан – слово, пришедшее в русский из итальянского языка, в котором слово partigiano обозначает участника нерегулярного военного отряда, пользующегося поддержкой населения и политиков. Партизаны борются с помощью специфических средств: войны в тылу противника, саботажа или диверсий. Отличительной чертой партизанской тактики является скрытое передвижение по территории противника и хорошее знание особенностей местности. В России и СССР такая тактика практикуется испокон веков. Достаточно вспомнить войну 1812 года.

В 30-е годы в СССР слово «партизан» приобрело положительную коннотацию – так называли только партизан, выступающих за Красную Армию. С тех пор в России это слово исключительно позитивное и почти не употребляется в отношении вражеских партизанских группировок – их именуют террористами или незаконными военными формированиями.

Из рассказов участников первой партизанской бригады Карельского фронта

Девять партизан были расстреляны за время похода - за кражу продуктов, за сон на посту, за самострел. На это не самое страшное. У обессиливших, оголодавших людей просто не было сил нести тяжелораненых и ослабевших, в результате чего почти все они были добиты своими же товарищами. В рапорте 12 финской бригады отмечается, что было обнаружено несколько раненых русских, которых застрелили свои же сразу после перевязки. Тела их нередко минировались. Не жалели даже девушек. Так у Елмозера за несколько дней до возвращения была застрелена военфельдшер Оля Пахомова.

Иван Александрович Комиссаров:
"Обо мне много Дмитрий Яковлевич Гусаров написал в своей книге — и про отравление грибами, и про болезнь живота, и про мои мучении во время выхода бригады. Все это так и было, он по нашим рассказам писал. И то, что я сам просил, чтобы меня застрелили – правда. Никто из ребят не смог меня добить, и Ф. И. Греков приказа такого не дал. Но вот Ольгу Павловну Пахомову, нашего медика, действительно, сами пристрелили. Она пошла в поход беременная. Никто не знал, что у нее беременность на четвертом месяце. А пока ходили – шестой месяц наступил. И в бою ее ранило в живот. Я в это время в разведке был, возвращаюсь и узнаю про Ольгу Павловну".

Из воспоминаний командира отделения третьего взвода партизанского отряда «Буревестник» Фомина Александра Ивановича:
«...Комбриг, получив разрешение из штаба, повернул нас назад. Пошли назад. Выбрали удобную сопку 264,9 и обосновались на ней, и построили шалаши. Решено было здесь принять продовольствие. И здесь нас прижали финны. Был всю ночь минометный обстрел. Н. И. Кукелев повел на прорыв кольца группу отрядов или взводов. Сбили окружение хорошо. Удалось вырваться. Но комбриг был убит разрывной пулей. Сергей Омелин был ранен, привалился к сосне, но от разрыва мины был убит осколком. Он был в моем отделении.
После боя на высоте мы все оружие, и наше, и финское, побросали в речку, которая текла под высотой. У одной девушки была прострелена нога, но она выплакала, и мы взяли ее с собой. Когда уходили с высоты, то по приказу командира мы добили безнадежных раненых, чтобы они не мучились и не попали в плен. Я с одним товарищем вынужден был отнести нашего земляка Гурова из дер. Кукасово в сторону и там его ножом убили. Я после войны говорил об этом его родным. Они против меня ничего не поднимали»

Из воспоминаний Бориса Степановича Воронова:
"У нас в бригадном походе всех, кто не мог самостоятельно идти, пристреливали. Я сколько раз видел это сам. Не Аристов, а начальник штаба Д. И. Колесник назначил для этого четверых человек – Соловьева, Дохно, Зиновьева и четвертого, фамилии которого не помню. Они шли сзади. Тяжело ранен или упал с голоду, идти сам не можешь – безо всякого бромида, щелк в голову из пистолета. Зароют в мох, и все. И все партизаны тогда об этом знали. Видели же, конечно. И что могли сделать?"
_
Из воспоминаний партизана отряда «Боевые друзья» Комисарова Ивана Александровича:
«...Стали мы отрываться от финнов. А что делать с ранеными? Была у нас такая винтовка специальная: на конец ствола навинчивалась трубка, патроны особые окрашены в зеленый цвет. Выстрелит тот, кому командиры прикажут, а выстрела почти и не слышно. Работу эту адскую обычно поручали старшине, звали его Петр. А фамилию не хочу называть, не достоин он, не хочу и говорить о нем. Страшное это дело, конечно. Но не было сил у нас нести раненых, оставить финнам - те тут же убьют, партизан они в плен не брали. Некоторые сами стрелялись, давали им наган и один патрон, а другие никак не могли в себя пулю пустить.
А тут еще голод стал косить. Идет человек - лицо серое, землистое, взгляд пустой, идет-бредет без винтовки - нет сил нести, товарищ несет. Идет день, другой. Вдруг зацепился сапогом за траву, упал - мертвый. Сел на привале, надо вставать, а он не поднимается - мертвый.
Сбросили нам продукты. Сухари превратились в пыль, след на болоте от сухарей метров двадцать. Собираем мы крошки в котелки, потом делить будем на всех. В рот класть не моги! Даже крошечки не моги! Латыш у нас был в отряде, ползаем с ним, собираем крошки, пыль сметаем хлебную. Вечером латыша стало тошнить. Тошнило сухарями. Предательство, мародерство! Расстреляли.
Наступил и мой черный день. Был у меня друг-учитель, лет на девять постарше - Иван Маркович Афоничев. Он ел сырые грибы и меня уговорил. Съел я всего-то один одинешенький гриб. Белый гриб, шапка замшевая, ножка крепкая, чистая, хрустела, как яблоко. Съел я на пустой живот, в котором неделю не было ни крупинки. Какая боль подступилась! Резало нутро мое жалкое будто бритвой. Рвота, понос. Выпью кипятка и все сначала. Врач Петухова давала таблетки, на час боль утихнет, а потом резь еще пуще, до крика. И так целые семь дней. А ведь надо идти, надо стрелять, отбиваться. Главное - не отстать, не попасть в плен. Кстати, в плен у нас никто не сдался, люди достойные были.
Через неделю я уже идти не мог, кончились силы мои. Вечером на привале стали решать мою судьбу. Греков перебрал всех, все хорошие слова обо мне говорили, и никто не согласился застрелить меня, хотя я и сам просил ребят уже. Решили оттянуть мою кончину до утра.
Сандружинница Аня Балдина на ночь напоила меня густым черничным взваром. Укрылся я плащ-палаткой, так делали те, кого должны были успокоить «бромидной винтовкой». Бромидная, бромид - успокоительная значит. Проснулся я рано и чую боли нет. Неужто жив останусь?! Встал, огляделся, походил, силы появились. Так и пошел дальше со всеми».

Партизан Петр Федорович Кузнецов:
"Во время переправы через Елмозеро на плоту нас живых осталось, наверное, всего двое. Передний, что стоял на коленях и греб получил пулю, видимо, прямо в сердце. Он умер сразу. Второго за ним пуля прошила навылет, а затем ударила меня в руку. Нам здорово повезло, что не все очереди из пулемета доставали до плотов. Целый град пуль падал от нас метрах в 10-12.
Я лежал на боку и здоровой рукой потихонечку греб к берегу...
На другом берегу ребята просто падали от усталости и лежали, не подавая никаких признаков жизни. Уже давно кушать было нечего, и все трашно оголодали. Я помаленьку бродил между кочек, собирал ягоды. Вижу перевернутую бурей сосну. Корень у нее, покрытый дерном и лесным мхом, всплошную усыпан черно-красной ягодой. Как будто ковер! Привалился к корню, беру пригоршней спелые ягоды и без остановки ем, ем, ем…Сколько прошло времени, не знаю. Вспомнил про ребят и думаю, что надо бы их найти. Возвращаюсь к самому берегу, там никого нет. Ушли? А как же я? Вижу, идет один не из нашего отряда, мужик лет 30-35, из политического руководства, в руках пистолет. Кричит мне:
- Ты чего тут остался? Можешь идти?
Отвечаю:
- Ежели сюда кое-как дошел, значит, могу и дальше…
Он видно не поверил, кричит мне снова:
- Иди сюда. Быстрее…
Я подошел и объяснил, что ползал по кочкам потому, что собирал ягоды. Этот мужик пристреливал на плотах наших раненых и тех, на берегу, кто не мог дальше идти. Всех доходяг, которые не могли идти и падали, а также тяжелых раненых у нас пристреливали. И этот мужик был у них руководителем. Мне говорили, что в партизанской бригаде таких было четверо."

Партизанский отряд есаула Чернецова.

Василий Михайлович Чернецов (22 марта 1890 года станица Калитвенская Донецкого округа Области Войска Донского — 23 января 1918 года, близ хутора Иванкова (ныне Глубокий) Области Войска Донского) — казачий полковник.

Донской казак. Участник Первой мировой и гражданской войн. Активный участник Белого движения на Юге России. Командир и организатор первого белого партизанского отряда. Кавалер многих орденов, обладатель Георгиевского оружия.

Крещен по православному канону 25 марта 1890 году в Успенской церкви станицы Калитвенской. Родители — казак со станицы Калитвенской Михаил Иосифович Чернецов и Акилина Иосифова (урожденная Бородина). Сын ветеринарного фельдшера.

Образование получал в Каменском реальном училище (станица Каменская), в 1909 году закончил Новочеркасское казачье юнкерское училище (город Новочеркасск).

На Великую войну вышел в чине сотника, в составе 26-го Донского казачьего полка (4-я Донская казачья дивизия). Выделялся отвагой и бесстрашием, был лучшим офице­ром-разведчиком дивизии, трижды ранен в боях. В 1915 году В. М. Чернецов возглавил партизанский отряд 4-й Дон­ской казачьей дивизии. И отряд этот рядом блестящих дел покрыл неувядаемой славой себя и своего молодого коман­дира. За воинскую доблесть и боевое отличие Чернецов был произведен в подъесаулы и есаулы, награждён многими русскими орденами, получил Георгиевское оружие.

На Дону о непризнании большевистского переворота заявил атаман Каледин. Сюда стали стекаться с севера и центра добровольцы, желавшие с оружием в руках бороться с красными. Генералы Л. Г. Корнилов, М. В. Алексеев и А. И. Деникин 2 (15) ноября 1917 года начали формирование Добровольческой армии.

Однако Дон не откликнулся на призыв атамана и прикрытие Новочеркасска легло на состоявший из учащейся молодёжи партизанский отряд есаула Чернецова, который стал едва ли не единственной действующей силой Атамана А. М. Каледина.

Отряд вышел из Новочеркасска 13 декабря 1917 года (30 ноября по старому стилю).

Отряд работал на всех направлениях и даже получил прозвище донской «кареты скорой помощи»: чернецовцы перебрасывались с фронта на фронт, исколесив всю Область Войска Донского, неизменно отбивая накатывавших на Дон красных:

На состоявшемся 10 (23) января 1918 г. съезде фронтового казачества большевиков станице Каменской и объявляют о переходе к ревкому во главе с Подтёлковым. После того, как посланный Калединым 10-й полк не справился с задачей разгона съезда и ареста большевистских агитаторов, против них направили Чернецова. Отряд отчаянным рейдом захватывает узловые станции Зверево и Лихую, выбивает красных и атакует Каменскую. Вся масса революционных полков, батарей, отдельных подразделений была разбита и в панике бежала

Утром 17 января старого стиля чернецовцы без боя заняли оставленную красными Каменскую. Казачье население встретило их весьма дружелюбно, молодежь записывалась в отряд (из учащихся станицы Каменской была образована 4-я сотня), бывшие в станице офицеры сформировали дружину, дамским кружком на вокзале был устроен питательный пункт.

За взятие Лихой командир партизанского отряда В. М. Чернецов был произведен «через чин» Атаманом А. М. Калединым в полковники.

Однако в тыл крохотному отряду Чернецова тут же выходят красногвардейские отряды Саблина, предварительно перерезав железную дорогу и сбив одну роту белого заслона. Чернецов разворачивает отряд и атакует превосходящие силы большевиков: 3-й Московский красный полк был разгромлен белыми партизанами, а Харьковский полк основательно потреплен. Саблин был вынужден отступить. В результате боя белые партизаны захватили вагон со снарядами, 12 пулемётов, противник потерял более ста человек только убитыми. Но также велики были и потери партизан, был ранен «правая рука» Чернецова — поручик Курочкин.

Донревком без всяких оговорок признаёт власть большевиков и срочно просит у Москвы помощи. Бежавшими из Каменской красными полками был назначен командовать войсковой старшина Голубов, сколотивший из этой массы боеспособное соединение на базе 27-го полка. Однако Чернецов, после военного совета, где решено было, по предложению сотника Линькова, взять Глубокую, предприняв обходное движение, совершил обход Глубокой и атаковав её из степи, а не по линии железной дороги, как этого ожидал Голубов, опять одерживает победу. На этот раз трофеями донских партизан стали уже пушки и обозы красных.

На просьбу Донревкома о помощи большевики присылают Воронежский полк Петрова. Против их соединённых с Голубовым сил 20 января, из станицы Каменской, куда вернулись белые партизаны, начался последний поход полковника Чернецова. По плану, командир с сотней своих партизан, офицерским взводом и одним орудием должен был обойти Глубокую, а две сотни с оставшимся орудием штабс-капитана Шперлинга под общей командой Романа Лазарева должны были ударить в лоб.

Молодой начальник переоценил силы свои и своих партизан: вместо выхода к месту атаки в полдень заплутавшие в степи партизаны вышли на рубеж атаки только к вечеру. Первый опыт отрыва от железной дороги вышел комом. Однако не привыкший останавливаться Чернецов решил, не дожидаясь утра, атаковать с ходу. «Партизаны, как всегда, шли в рост,- вспоминал один из чернецовцев,- дошли до штыкового удара, ворвались на станцию, но их оказалось мало — с юга, со стороны Каменской, никто их не поддержал, атака захлебнулась; все три пулемета заклинились, наступила реакция — партизаны стали вчерашними детьми». Орудие также вышло из строя. В темноте вокруг В. М. Чернецова собралось около 60 партизан из полутора сотен атаковавших Глубокую. Исправив своё орудие, чернецовцы стали отходить к Каменской. Чернецов допустил ошибку, неосмотрительно приказав проверить орудие по окраине Глубокой несмотря на предупреждения командира своих артиллеристов подполковника Миончинского о том, что уйти от красной конницы будет очень затруднительно… Вскоре путь отступления оказался перерезан конной массой — казаками войскового старшины Голубова. Три десятка партизан полковника Чернецова при одном орудии приняли бой против пяти сотен конницы, орудия бывшей Лейб-гвардии 6-й Донской казачьей батареи открыли огонь и стрелявшая без офицеров батарея показала отличную гвардейскую выучку.

В. М. Чернецов в ходе боя был ранен и в числе порядка 40 офицеров попал в плен к Голубову. Вскоре после боя Голубов получил известие о том, что чернецовцы со стороны Каменской продолжают наступление. Угрожая всем пленным смертью, Голубов заставил Чернецова написать приказание об остановке наступления. Голубов развернул свои полки в сторону наступавших, оставив с пленными небольшой конвой.

Воспользовавшись моментом (приближение трех всадников), Чернецов ударил в грудь председателя Донревкома Подтёлкова и закричал: «Ура! Это наши!». С криком «Ура! Генерал Чернецов!» партизаны бросились врассыпную, растерявшийся конвой дал возможность некоторым спастись.

Раненый Чернецов ускакал в свою родную станицу, где был выдан кем-то из одностаничников и захвачен на следующий день Подтёлковым, от рук которого погиб. «По дороге Подтёлков издевался над Чернецовым — Чернецов молчал. Когда же Подтёлков ударил его плетью, Чернецов выхватил из внутреннего кармана своего полушубка маленький браунинг и в упор… щёлкнул в Подтёлкова, в стволе пистолета патрона не было — Чернецов забыл об этом, не подав патрона из обоймы. Подтелков выхватил шашку, рубанул его по лицу, и через пять минут казаки ехали дальше, оставив в степи изрубленный труп Чернецова. Голубов, узнав о гибели Чернецова, набросился с ругательствами на Подтёлкова и даже заплакал…».

Был отпет по православному канону 31 января 1918 году в Пантелеймоновской церкви хутора Иванкова станицы Каменской священником Александром Смирновым и псаломщиком Василием Байздренковым. В графе «От чего умер» написано — «Убит в гражданскую войну».

Генерал Деникин, описывая вклад Василия Михайловича в дело борьбы с большевиками в первые самые трудные дни, писал впоследствии:

Остатки первого белого партизанского отряда ушли 9 февраля 1918 года с Добровольческой Армией в «Ледяной поход», войдя в состав Партизанского полка армии.

В Ледовый поход Добровольческой Армии ушла лишь часть остатков Чернецовского отряда, основные силы, вошли в партизанский отряд генерала П. Х. Попова, и отправились 12 (25) февраля в Степной Поход по Задонью.

спасибо