fly

Войти Регистрация

Вход в аккаунт

Логин *
Пароль *
Запомнить меня

Создайте аккаунт

Пля, отмеченные звёздочкой (*) являются обязательными.
Имя *
Логин *
Пароль *
повторите пароль *
E-mail *
Повторите e-mail *
Captcha *
1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 Рейтинг 0.00 (0 Голосов)

Исповедь комиссара на смертном одре

Эти воспоминания, как рассказал мне историк Сергиенко Анатолий Михайлович, вручая  стопку отпечатанных зеленоватых листов, он получил от комиссара, когда тот находился на больничной койке. Комиссар уже знал, что дни его сочтены. Торопился успеть рассказать долгожданному гостю о былом. Раздобыли пишущую машинку. Жена больного выполняла работу машинистки.  Комиссар успел, а через несколько дней приказал всем долго жить.
      У Сергенко есть привычка сопровождать  документы короткими записями от руки. Листок, прикрепленный «советской» скрепкой к стопке листов, гласил:
      « Шофер:  Вернулся с войны с плащом на руке. Чемодан с бельем уехал на машине – забыл. Принципиально честный…». Что сказать? Весьма емкая характеристика на этого  человека…
      Я же привожу выдержки из этих воспоминаний.

      Первые дни, война.

      В конце мая 1941 года все управление дивизии, оставив постоянное место базирования, перешло на один из дальних аэродро­мов для тренировки в руководстве частями в полевых условиях. Здесь и застало нас начало Великой Отечественной войны. 22 июня 1941 года в личном дневнике я записал: "По приказанию командира Авиакорпуса части нашей дивизии приведены в боевую готовность №2, в 5.30. Са­молеты заправлены горючим на полный радиус полета. Подвешены бое­вые бомбы. Летный состав собран у помещений штабов полков. После выступления по радио В.М.Молотова проведены митинги, личный состав частей гневно осудил вероломство главарей фашистской Германии и поклялся защищать социалистическую Родину не жалея ни сил, ни соб­ственной жизни. Поступают рапорты с просьбой направить в действую­щую армию. После короткого совещания работники Отдела политической пропаганды направлены в части для оказания помощи в организации партполитработы в новых условиях, накапливать опыт. К сожалению, в От­деле нет ни одного человека с опытом работы в боевой обстановке".
      Вечером того же 22 июня наша дивизия получила задание бомбардировать вражеские войска, расположенные в г. Люблин /Польша/, Управление дивизии возвратилось на постоянное место базирования.
23 июня в 2.30 состоялся первый боевой полет небольшой группы самолетов нашей дивизии в район г. Люблин. Экипажи и самоле­ты были выделены 51-м авиаполком /командир полка полковник Д.П.Юханов, заместитель командира по политической части батальонный коми­ссар И.Жданов/. В составе группы были опытные летчики-политработни­ки эскадрилий старшие политруки Бодунов и Канунников.
      Весь день прошел в ожидании возвращения группы. В столо­вой были развешаны плакаты, приветствующие боевые экипажи с успеш­ным выполнением задания. На столах стояли вазы с цветами, принесен­ными женами начальствующего состава. Работники столовой, вкладывая всю душу в свое мастерство, готовились вкусно и сытно накормить возвратившихся с поля боя. Но в этот день ни один экипаж не возвра­тился. Лишь поздно ночью стали поступать телеграммы командиров эки­пажей: "Сел вынужденно, экипаж невредим".    Ожидавшие у штаба инжене­ры, техники, мотористы и семьи улетевших, узнав о телеграммах, вздох­нули с облегчением: живи!
На следующий день все самолеты возвратились. Командиры экипажей доложили о выполнении задания. Виденные ими взрывы и пожары свидетельствовали о попадании бомб в центральную часть города и рай­он ж-д станций, где стояли эшелоны войск с артиллерией и танками. По их мнению, налет оказался неожиданным; вражеские самолеты-истреби­тели не появлялись, зенитная артиллерия почти бездействовала.
      Анализ причин вынужденных посадок показал, что не все экипажи были хорошо подготовлены в штурманским отношении: некото­рые, возвращаясь от цели, потеряли ориентировку. Отдельные лет­чики допустили перерасход горючего из-за нарушения режима полета. Им пришлось садиться на чужих аэродромах: не хватало бензина. Командир дивизии сделал вывод о необходимости более тщательной подготовки экипажей к каждому боевому полету. Силами штаба и От­дела политической пропаганды были ознакомлены с итогами боевого полета и остальные полки дивизии. В многотиражной газете были опубликованы статьи, в которых, не раскрывая цели и характера по­лета, указывалось на отдельные ошибки летчиков и штурманов,  дава­лись подробные советы как их избежать.
В тот же день 24 июня приказом по Авиакорпусу 51-й и 325-й авиаполки были выведены из состава нашей дивизии. Дивизия осталась с двумя молодыми полками: 220-й /командир полка майор Базиленко, заместитель командира по политической части старший батальонный комиссар Сергей Федоров/ и 221-й / командир полка майор Твердохлебов, заместитель командира по политической части батальонный комиссар Яков Самохин/.
      Теперь вся боевая работа дивизии ложилась на эти полки. Было необходимо срочно помочь командирам и политработникам этих полков в ее организации. Для этой цели по решению командира ди­визии были созданы группы из работников штаба и Отдела политпропаганды. Одну из них было поручено возглавить мне, другую - на­чальнику штаба. Группы работали по единому плану. Наряду с други­ми специальными вопросами планом предусматривалась проверка сос­тояния революционной бдительности /скрытое управление подразделе­ниями, пользование кодом при телефонных разговорах и телеграфной переписке, охрана самолетов, складов, штаба, борьба с провокационными слухами и т.д./. В план также входило ознакомление личного состава с положением на фронтах, оказание помощи политработникам, секретарям партийных и комсомольских организаций в расстановке партийно-комсомольских сил. Этот последний пункт нашего плана приобретал особое значение.
      Война предъявила высокие требования каждому советскому человеку. А воинам частей авиации тем более.  Здесь нет мелочей. Любая оплошность в подготовке материальной части к полету может привести к срыву выполнения боевого задания, гибели самолета и экипажа. Малейшая небрежность в выполнении функциональных обязан­ностей в полете, допущенная любым членом экипажа, может привести к тем же результатам. Именно поэтому была необходимость так рас­ставить коммунистов и комсомольцев в части, чтобы все без исключе­ния участки были обеспечены постоянным партийным влиянием.
Проверкой были вскрыты существенные недостатки в состоянии бдительности. Выводы групп и практические предложения были оформлены приказом по дивизии.
      Работа в частях помогла увидеть, что и в самом управлении дивизии не все обстоит благополучно. Вот что тогда мной было записано в дневнике: "Штаб нашей дивизии тоже нуждается в улуч­шении работы: скрытое управление частями в штабе не отработано, запросы о секретных данных и передача приказаний часто ведутся по телефону открыто, без применения установленного кода. Все это служит плохим примером для штабов частей и ведет к разгла­шению военной тайны". По нашему предложению командир дивизии провел совещание работников управления и строго предупредил об ответственности тех, кто допускает беспечность и нарушает тре­бования секретности.
      На 26 июня дивизии была поставлена задача бомбардировать скопление вражеских войск в районе городов Хрубешув, Замосць и Томашув-Любельоки /Польша/. Оба наши полка выделили для этой цели 33 экипажа, большинство которых состояло из молодых лёт­чиков и штурманов, только что введенных в строй. Контроль за их подготовкой к предстоящему полету проводили командир диви­зии полковник Буянский и его заместитель по летной части подпол­ковник Абрамычев. Последний полетел на боевое задание сам, воз­главив первую группу самолетов. Им же в тот день была привезена первая пробоина в самолете, сделанная осколком вражеского сна­ряда.
На свои аэродромы, выполнив задание, возвратились только семь экипажей. От тринадцати экипажей в тот же день были получены телеграммы: "Задание выполнено. Сел вынужденно. Экипаж цел". Как потом оказалось основной причиной вынужденных посадок явилась неисправность материальной части /самолет, мотор/ из-за повреждений огнем зенитной артиллерии противника, от остальных тринадцати экипажей в этот день никаких сообщений не поступало. Лишь в последующие двое суток возвратились все, кро­ме одного, экипажа капитана Назарова, самолет которого был сбит. Экипаж Назарова покинул горящий самолет на парашютах и с боль­шими трудностями в течении 4-х дней добирался до расположения своего полка.
      26 июня в дневнике мной записано: "Встреча прилетевших с задания превратилась в яркую демонстрацию советского патри­отизма. Все, кто был на аэродроме, бежали к самолету, пожимали руки прилетевшим с поля боя, обнимали, засыпали вопросами, ла­зали под самолеты, старательно подсчитывая пробоины. Все это соз­дает атмосферу благоприятную для дальнейшей боевой работы. Но это может привести и к неприятностям. Бесконтрольной пребывание посторонних людей у самолетов не безопасно.  Высказывание живых впечатлений от виденного с воздуха на нашей территории не всегда может быть продуманным.  И невольно может стать источником кри­вотолков.  По-моему предложению командир дивизии издал приказ:
    1/ к самолету, возвратившемуся с боевого задания, подходит толь­ко технический состав этого самолета;
    2/ толпами на аэродроме не собираться, т.к. это демаскирует аэродром и опасно в случае на­лета вражеской авиации;
    3/ возвратившиеся с задания докладывают об обстановке на фронте только командованию полка или дивизии;
    4/ всем экипажам, летающим на боевые задания, категорически за­прещается в личных беседах рассказывать о расположении и пе­редвижении наших войск, о всем том, что может вызвать различные кривотолки".
      На следующий день 27 июня летало 6 самолетов 221-го пол­ка бомбардировать танковую колонну в районе Вильно-Ошмяны. Вражеские истребители стаей налетели на наших бомбардировщиков, ведомых заместителем командира полка по летной части майоров Рожанец. Однако задание было выполнено. При этом, стрелок-радист флагманского корабля сержант Саврухин сбил первый самолет Ме-109. Майор Рожанец, раненный в правую ногу, на изрешеченном самолете, с кровоточащей раной, в течении более одного часа вел машину, не получив первой помощи. Только после прекращения атак истребителей штурман капи­тан Дегтяренко перевязал ему ногу. Долетев до своего аэродрома, майор Рожанец благополучно посадил самолет, у которого оказа­лось прострелена покрышка, и выключив моторы, потерял соз­нание. Его на руках вынесли из кабины самолета. В ноге майора застрял осколок снаряда пушки истребителей. После оказания пер­вой медицинской помощи раненые майор Рожанец и сержант Саврухин были направлены в госпиталь. Оба героя были представлены к пра­вительственным наградам.
      Разбор этого полета командиром полка майоров Твердохлебовым привел к трем весьма важным выводам. Первый вывод об опас­ности стрельбы из пулемета в воздухе длинными очередями. Стре­лок-радист сержант Ерофеев после одной такой стрельбы оказался безоружным: пулемет отказал, и это едва не привело к роковым последствиям. Вывод второй говорил о значении сохранения боевого порядка группой бомбардировщиков, повергшихся нападению истре­бителей. Наша шестерка, сумев сохранить боевой порядок на всем протяжении полета, своим мощным огнем отразила все атаки истре­бителей, выполнила задачу и, почти невредимой, возвратилась на свой аэродром. Третий вывод касался конструктивного недостатка самолета ИЛ-4, которыми была вооружена наша дивизия. У этого самолета оказалась совершенно беззащитной от вражеских истреби­телей нижняя часть хвостового оперения. По мнению летчиков, была необходима еще одна огневая точка для защиты задней полусферы бомбардировщика снизу.
      Все эти выводы легли в основу приказа по дивизии, под­водившего итоги боевой работы за день, и стали предметом обсужде­ния всех экипажей в нашем соединении. Инженерно-технический сос­тав дивизии и полков немедленно откликнулся на предложение лет­чиков. Своими силами, работая почти без отдыха; техники, моторис­ты и мастера по вооружению под руководством инженеров, за корот­кий срок установили требуемую огневую точку на всех самолетах. В хвостовой  части фюзеляжа было сделано место для размещения воздушного стрелка с пулеметом. Эта огневая точка значительно усилила обороноспособность экипажа. В штатных распи­саниях наших полков должности "воздушный стрелок" еще не имелось, но в добровольцах на полеты в этой роли недостатка не было. Лета­ли в качестве "воздушных стрелков" не только красноармейцы и сержанты службы вооружения, но и начсостав разных специальностей, умев­ший отлично стрелять из пулемета. По нашим докладам по команде и в высшие военные инстанции вскоре были внесены необходимые дополне­ния в штатные расписания дальнебомбардировочных авиационных пол­ков, а опыт 221-го авиаполка стал достоянием всех частей Авиакор­пуса.
      Дивизионная газета посвятила целую полосу полету боевой шестерки, описала стойкость и мужество ее экипажей и особенно славных сынов Родины коммуниста майора Роженец и комсомольца сер­жанта Саврухина при выполнении ими воинского долга. Командиры и политработники широко использовали эти материалы в идейно-воспи­тательной работе.
Отсутствие навыков в работе в условиях войны во многом да­вало себя знать. Вынужденное вождение автомашин без освещения ночью с первых же дней резко снизило темп перевозок грузов и зна­чительно повысило аварийность автотранспорта. Переключение служб обеспечивающих боевые полеты, на круглосуточную работу без увели­чения штата работников, сильно утомляло личный состав и отрица­тельно сказывалось на качестве работы.
      Руководящий состав дивизии и частей не мог продолжительное время войти в разумный режим труда, нередко сутками работал без отдыха и сна, что выматывало силы и снижало его работоспособность. Все это не проходило без последствий. За первую неделю войны по причине снижения организованности и качества работы нами было потеряно три бомбардировщика на своих аэродромах: сгорели при отказе моторов на взлете. Об одном таком чрезвычайном происшествии я в своем днев­нике писал:
      "29 июня. Трагически погибли три человека во главе с командиром экипажа Зелаевым, сгорела два самолета. Причина: оста­новка левого мотора на взлете. Самолет повело влево, врезался в другой самолет, стоявший на стоянке. Зулаев мог бы спастись, если бы не задержался у горящего самолета, чтобы помочь вылезти воздуш­ному стрелку. Зулаев, которому только 23 июня был вручен мной пар­тийный билет, как принятому в члены ВКП(б), рвался в боевой полет. Он буквально со слезами просил 27 июня разрешить ему, молодому ком­мунисту-летчику слетать в составе шестерки. Но так, как исправных самолетов едва хватало для летчиков-"стариков", ему было отказано. Сегодня он погиб на боевом посту. Движимый благородным чувством то­варищества, он не захотел спасать только свою жизнь. Он пытался вы­тащить из горящего самолета воздушного стрелка, но взрыв бомб обор­вал жизнь молодого патриота нашей Родины".
30 июня группа самолетов 220-го авиационного полка бомби­ла скопление танков в районе Ошмяны. Отражая атаки истребителей, ею сбито 3 самолета типа Ме-109. Сама группа возвратилась на свой аэродром без потерь, но самолеты имели десятки пулевых пробоин.    Особенно пострадал самолет старшего лейтенанта Шевцова. Приборная доска была разбита, покрышка правого колеса измочалена. У самого летчика Шевцова лицо, исцарапанное осколками разбитого стекла, кро­воточило. Только величайшая выдержка и железная воля этого мужест­венного человека позволили ему при посадке сохранить самолет и всех членов экипажа невредимыми.
      С первых же дней войны в семьях летчиков и штурманов нарастала тревога за жизнь своих мужей и братьев. В день, когда из 33-х экипажей возвратились на свои аэродромы только 7, жены и матери не возвратившихся осаждали штабы полков вопросами о судьбе их родных, целую ночь находились на аэродромах. В 221-м авиационном полку жены и дети приходили на аэродром, с рыданиями провожали в боевой полет своих мужей и отцов, создавая гнетущую атмосферу. Во всем этом мы увидели всю глубину ошибок в нашей довоенной работе с семьями: мы их не готовили к жертвам. Теперь пожинали плоды своего упущения.
      Посоветовавшись с политработниками и командирами дивизии, я поехал к первому секретарю Обкома партии П.И.Доронину, рассказал ему о всех наших делах и попросил его помочь нам в эвакуации семей.
      Он тут же по телефону связался с железнодорожными начальниками, и мы были обеспечены двумя эшелонами. В течение двух дней нам удалось собрать и вывезти все семьи из района аэродромов. Для сопровождения эшелона нами были выделены несколько человек, в обязанность которых вменили помочь семьям: едущим восточнее Волги, в посадке на поезда. Основная масса семей ехала к родным в район Сталинграда, Энгельса и Красного Куга. Личный состав эвакуацию семей встретил одобрением.
3 июля 1941 года И.В.Сталин выступил по радио с извест­ной речью, в которой, наряду с другими задачами, указал на необ­ходимость добиться того, чтобы в наших рядах не было места ны­тикам и трусам, паникерам и дезорганизаторам. Кое-кому из моих сослуживцев показалось, что спешная эвакуация семей и есть прояв­ление паникерства с моей стороны, о чем было написано в Военный Совет Орловского военного округа. 6 июля я был вызван в г. Орел на заседание Военного совета. Односторонняя информация сделали свое дело. Моя судьба почти была предрешена. И лишь после того, как мною были доложены все обстоятельства, толкнувшие на эваку­ацию, главное обвинение - паникерство - отпало, осталось лишь обвинение в самоуправстве: не спросил разрешения у Военного со­вета округа.    Разбирательство закончилось мирно. Я получил ука­зание впредь не допускать подобной "самостийности".
16 июля 1941 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР были реорганизованы Управления и отделы политической пропаганды в политические управления и политические отделы РККА, а также был введен институт Военных комиссаров. Эти мероприятия пресле­довали цель: усилить партийно-политическую работу, укрепить вли­яние партии в Вооруженных Силах, повысить ответственность полит­работников за состояние части, соединения.  В Положении о военных комиссарах, утвержденном Президиумом Верховного Совета СССР, говорилось: "Военный комиссар является представителем партии и правительства в Красной Армии и наряду с командиром несет полную ответственность за выполнение войсковой частью боевой задачи, за ее стойкость в бою и непоколебимую готовность драться до послед­ней капли крови с врагом нашей Родины и с честью отстаивать каждую пядь советской земли".
      Этот Указ был воспринят личным составом и командирами всех степеней нашей дивизии, как проявление партией и правитель­ством заботы о повышении боеспособности Вооруженных Сил.
Война усложнила работу командиров. Они нуждались в помо­щи со стороны политработников не только в области политической работы, но и в области военной. Возложение на военных комиссаров равной с командиром ответственности за выполнение частью боевой задачи, за ее стойкость и бою, обеспечивало эту помощь.
      Вскоре все политработники нашей дивизии, в том числе и я, занимающие должности заместителей командиров по политической части, получили приказ о назначении на соответственные должности военных комиссаров. Следует ли говорить о том, ни каким могучим моральным стимулом в дальнейшей работе каждого из нас явилось оказанное нам доверие этим назначение.
Имея количественное превосходство в самолетах, фашистские командование значительно усилило прикрытие своих войск в воздуха. Нашим бомбардировщикам становилось все труднее выполнять задачи. Стали расти боевые потери, особенно самолетов.
      Большинству экипажей удавалось спастись на парашютах и воз­вратиться в свои части, преодолевая, в пути невероятные трудности. Им нередко приходилось пробираться через территории, оккупированные врагом. Они своими глазами видели результаты фашистских зверств, что еще более укрепляло в них ненависть к врагу. Но прибыв в свою часть за неимением самолетов, они оказывались, как тогда говорили "безлошадными". Уже к началу августа 1941 года в нашей дивизии бо­лее двух третей летчиков и штурманов составляли   "безлошадные". 15 августа 48-я дальнебомбардировочная авиационная дивизия переста­ла существовать. Она была расформирована. Ее летный и руководящий состав, кроме командира дивизии и меня, был направлен в резерв, где ему был предоставлен кратковременный отдых, а затем направлен на новые формирования. К сожалению, мне так ни с кем не удалось встре­титься ни во время войны, ни после. Вскоре командир дивизии отбыл к новому месту службы, я остался в ожидании указаний.

Продолжение следует.

спасибо


Комментарии могут оставлять, только зарегистрированные пользователи.