Воспоминания американского танкиста, часть 4

Битва за Монс могла послужить идеальным примером тому, как танки могут до предела измотать значительно превосходящие силы противника, если колонна движется достаточно быстро. Немецкие части насчитывали более 100 000 человек, в то время как соединенные силы 3‑й бронетанковой и 1‑й пехотной дивизий не достигали и тридцати тысяч. Наше преимущество заключалось в том, что мы вошли в город сразу существенными силами, в то время как немцы держали там лишь передовые, разведывательные части. Разделавшись с ними и перекрыв заставами окраины города, 3‑я бронетанковая дивизия сумела перекрыть основные дороги.

Обнаружив, что главные шоссе более недоступны, немцы двинулись в обход, так что к утру 3 сентября дивизия оказалась совершенно окружена. Генерал Уаймен и 26‑я полковая боевая группа прорвали кольцо и вызволили танкистов, после чего установили фланкирующие оборонительные позиции.

Постоянно осыпающие их пулями и бомбами штурмовики, стойкость защитников из 3‑й бронетанковой на дорожных заставах, прикрывшие наши фланги пехотинцы 1‑й дивизии — для немцев это оказалось слишком. Хотя мы понесли существенные потери, противнику пришлось куда тяжелее. Он потерял около пяти тысяч убитыми и ранеными, в плен же мы взяли более тридцати тысяч человек.

К полудню 4 сентября мы прибыли в Монс и передали критически необходимые танки в качестве пополнения Боевой группе Б. Генерал Коллинз продолжал свое дерзкое и решительное наступление. По его приказу 3‑я бронетанковая дивизия, оставив свои позиции 1‑й пехотной, со всей поспешностью выступила на Шарлеруа, чтобы отсечь от тылов силы очередных немецких частей. Тем временем на восточном фланге 9‑я пехотная дивизия обошла Монс и быстро продвигалась в направлении Намюра, оставив Шарлеруа в стороне. Это позволяло VII корпусу частями отсекать, окружать и уничтожать силы противника. По мере отступления немцы оставляли за собой кордоны, ведущие отчаянные арьергардные бои, чтобы сохранить баланс сил, отступающих под защиту линии Зигфрида.

В Шарлеруа мы вступили поздним вечером того же дня. Немцы вели в городе отчаянные бои за каждый квартал, продолжая обстреливать танковые колонны, проходящие по улицам под прикрытием пехоты и саперов.

Наш ремонтный батальон держался в хвосте танковой колонны; всякий раз, как завязывался бой, мы останавливались вместе с ними. Когда движение возобновлялось, мы успевали продвинуться на полсотни или на сотню метров, после чего стрельба начиналась снова. Каждая перестрелка длилась от четверти часа до нескольких часов.

Поскольку после лагеря под Мобежем нам так и не удалось передохнуть, мы с Верноном дремали по очереди. Мы уже давно осознали, что порою приходится долго терпеть в ожидании возможности завалиться в окоп и заснуть. Я научился спать на сиденье джипа, привалившись к борту машины, и даже стоя, прислонясь к стене. Думаю, мне удалось бы заснуть даже на марше, если только найдется, кого придержать за плечо во сне.

Перестрелки между нашими танками и немецкими противотанковыми орудиями были коротки и нечасты, но жестоки. Временами нашу колонну накрывало залетным минометным залпом или пулеметным огнем, но они прекращались столь же быстро, как и начинались. Огни пожаров и полыхающих немецких танков давали нам достаточно света, чтобы читать карту…

Хотя перестрелки становились до обыденности регулярны, случилось странное. По улицам бродили бельгийцы, в особенности молодые девушки. Они дарили солдатам цветы и коньяк, а те отдаривались сигаретами и шоколадками. В наших пайках типа К попадались маленькие шоколадки «Нестле», а в НЗ имелись большие шоколадные батончики с начинкой из чего-то вроде отрубей. Нет нужды говорить, что пайки типа К и НЗ быстро подошли у нас к концу.

В минуты особенно долгого ожидания Вернон попросил у меня разрешения выйти из машины поболтать с солдатами в грузовике за нами. Я разрешил, но попросил его не отходить далеко.

Спать мне было нельзя — мы ждали сигнала продолжить движение, — но, покуда я сидел за рулем и рассматривал карту, мои глаза начали слипаться. Временами меня выводил из забытья звонкий удар шальной пули о стену. Прошло, должно быть, с полчаса или чуть больше, когда я услышал сигнал со стороны танковой колонны. Хотя танки на время остановок оставались на холостом ходу, на грузовиках и других машинах двигатели обычно выключались.

Я тут же окликнул Вернона, но ответа на было. Выбравшись из джипа, я подошел к грузовику за нами. В кабине не было ни водителя, ни его сменщика. Проходя мимо машины, я слышал из-за стальных бортов шорох и скрип вперемешку со страстными стонами. Задний откидной борт был поднят, а тент — опущен. Я окликнул Вернона, и воцарилась мертвая тишина. Затем из кузова выпрыгнул мой водитель; по его лицу блуждала глуповатая улыбка. За ним последовало не меньше десятка столь же оглоушенных пехотинцев.

Последней появилась, оправляя юбку, юная бельгийка — с улыбкой до ушей и жевательной резинкой во рту. Пока солдаты опускали борт, чтобы помочь ей выбраться из машины, ее наплечный мешок приоткрылся, и я заметил, что он полон шоколадок и сигаретных пачек. Одарив солдат прощальной улыбкой, девица двинулась прочь, бросив через плечо: «Vive l’Amérique, vive l’Amérique!»

Солдатское либидо война никак не уменьшала; во всяком случае, ребята не упускали ни единой возможности немного «couchez avec». Не знаю, успел Вернон дождаться своей очереди или нет — я его не спрашивал. Правда, когда мы вернулись к машине, я устроил ему выволочку, но за то, что он не услышал сигнала. Водителю ехавшего за нами грузовика на следующей остановке я тоже напомнил, что в кабине должен быть хотя бы один человек — в любой обстановке. Надеюсь, он усвоил урок.

Ближе к центру Шарлеруа дорогу через мост нам перекрыл горящий немецкий танк. Пришлось пускать вперед бульдозерный танк, чтобы спихнуть его с моста.

Ближайшей нашей целью за Шарлеруа был Намюр. Одно из главных бельгийских шоссе проходило через Динан, вдоль реки Маас и дальше на север к Намюру. Предполагалось, что немцы могут дать бой на берегу Мааса, который за Льежем вновь поворачивал на север. Потому генерал Коллинз приказал 3‑й бронетанковой дивизии со всей возможной скоростью выдвигаться по обоим берегам Мааса, захватывая уцелевшие мосты. Боевая группа А на левом берегу, при поддержке 1‑й пехотной дивизии, и Боевая группа Б на правом, при поддержке 9‑й пехотной, полным ходом двинулись на Юи, где, по сообщениям бельгийского подполья, мост пока уцелел.

Выслав вперед дозоры, Боевая группа Б двигалась на максимальной скорости — около 55 километров в час по шоссе. Даже со снятым ограничителем для «Шерманов» М4 с их четырехсотсильным радиальным мотором такая нагрузка была почти непосильной. К счастью, к этому времени мы успели заменить часть наших машин новыми М4А1. На них стояли новые линейные двигатели V8, со снятым ограничителем способные выдать 550 лошадиных сил. В идеальных условиях средний танк с таким двигателем мог выжать и побольше, чем 55 километров в час. Среди пехоты в БгА по другую сторону реки ходил слух, что наша боевая группа, должно быть, катилась всю дорогу под гору, да еще с попутным ветром. Так или иначе, мост был захвачен неповрежденным.

Заняв оба берега Мааса до самого Юи, дивизия предприняла массированную атаку на Льеж. Топографически Бельгия в тех местах весьма отличается от Северной Франции: широкие равнины, рассеченные прямыми шоссе, сменились грядами холмов, обвитых проселками. Это заметно помогало немногочисленным немецким частям перекрывать дороги, и чем ближе мы подходили к германской границе, тем сильней становилось сопротивление.

Наша дивизия наступала четырьмя колоннами. Боевая группа А совместно с БгР и 1‑й пехотной дивизией осуществляла лобовую атаку на городские укрепления с запада. В то же время Боевая группа Б вместе с 9‑й пехотной дивизией обошла Льеж значительно южнее, чтобы выйти к нему с юго-востока. Этот штурм — основной удар с одного направления и обходной с противоположного — служил классическим примером тому, как бронетанковые части могут взять сильно укрепленный город. Со стороны немецкой границы Льеж прикрывали колоссальные подземные крепости из железобетона, построенные по типу линии Мажино. Мы не знали, удалось ли немцам занять эти крепости и обернуть их орудия против нас. К счастью, наше стремительное наступление не дало им времени подготовиться.

Лобовой штурм наткнулся на яростное сопротивление тяжелой зенитной артиллерии немцев. Прежде чем противотанковый огонь станет непреодолимым, генерал Дойл Хики приказал открыть по немецким орудийным позициям заградительный огонь. Под командованием Хики находились 54‑й и 67‑й батальоны самоходной полевой артиллерии, имеющие на вооружении 105‑мм самоходные гаубицы М7. Эти гаубицы могли остановиться посреди дороги и открыть огонь с места, в отличие от буксируемых орудий, которые приходилось оттаскивать с дороги и ставить на сошки. Восемнадцать орудий в каждом батальоне вскоре нейтрализовали немецкие зенитные пушки сокрушительным огнем.

В постоянных боях Боевая группа А и 1‑я пехотная дивизия быстро продвигались через город. Боевая группа Б и 9‑я пехотная дивизия перекрыли немцам пути к отступлению на юго-восток. На одной из застав силы БгБ уничтожили 35 немецких машин; там же был убит немецкий генерал-лейтенант, пытавшийся прорваться через заставу на штабной машине. Другой немецкий генерал был взят в плен. На соседней заставе Боевая группа Р подбила семь немецких «четверок», пытавшихся уйти в направлении Вервье.

Девятого сентября Джо Коллинз приказал 1‑й и 9‑й дивизиям занять позиции 3‑й бронетанковой в Льеже и продолжить зачистку. Нашей же дивизии было предписано со всей поспешностью наступать на Вервье.

Атака на Вервье проходила по тому же принципу, что и штурм Льежа. Боевая группа А двумя колоннами заняла к закату высоты к северо-востоку и северо-западу от города. В то же время Боевая группа Б (также двумя колоннами) вышла на город с юга, между Вервье и Те, однако столкнулась с жесточайшим сопротивлением и к наступлению ночи не успела занять позиции перед штурмом. Вместо этого мы встали лагерем и приготовились к штурму на рассвете следующим утром.

С наступлением нового дня Боевая группа А продолжила наступление и вошла в город. Боевая группа Б двигалась ей навстречу, преодолевая яростное сопротивление. В то же время передовые части 83‑го разведывательного батальона обошли Вервье и двинулись на северо-восток. Хотя в ходе тяжелых боев нам удалось захватить Вервье, становилось очевидно, что сопротивление противника заметно усиливается.

Кампания переходила в новую фазу. В мае 1940 года Восточная Бельгия — от Вервье до немецкой границы — была присоединена к Германии. Эта буферная зона, в которой проживало немало этнических немцев, на протяжении долгого времени оставалась спорной. Местные жители владели как французским, так и немецким, и многие были настроены весьма прогермански. Проезжая через Бельгию, мы видели вывешенные из окон бельгийские флаги. Теперь среди государственных флагов нам попадались белые полотнища, и чем дальше мы продвигались к немецкой границе, тем больше их было. Белые флаги давали нам знать, что живущие в этих домах немцы сдаются добровольно; они знали, что иначе их выдадут американцам их же соседи-бельгийцы.

В самом начале этой новой фазы боевых действий майор Аррингтон вызвал троих офицеров связи (меня, лейтенанта Ниббелинка и лейтенанта Линкольна) к себе в трейлер. Поскольку мы ступали теперь по вражеской земле, рассчитывать на помощь дружески настроенного гражданского населения больше не приходилось. Наоборот, напомнил майор, немцы будут смотреть на нас как на врагов, вторгнувшихся на их родную землю, и сделают все возможное, чтобы ставить нам палки в колеса.

Аррингтон посчитал нужным напомнить нам об этом, поскольку мы, офицеры связи, большую часть времени передвигаемся в одиночку, ночами, и подвергаемся большему риску, нежели крупные группы солдат. А ведь немцы вполне могут опуститься до того, чтобы пытать или убить пленного офицера… Именно в связи с этим в фанерном коробе с картами у меня лежала термитная граната — чтобы уничтожить документы при опасности плена. Майор знал, что мы осознаем опасность; он лишь хотел предупредить нас, чтобы мы не рисковали понапрасну и выполнили свою работу без лишних задержек. Я воспринял его указания с благодарностью, понимая, что майор желает нам добра и делает все возможное, чтобы защитить нас.

Мы приближались к северному краю Арденнского леса. В этой части Германии, называемой Эйфель, узкие дороги проходили между заросших густым лесом холмов от Арденн до самого Хюртгенского леса.

На следующее утро Боевая группа Б перешла в решительное наступление на Эупен. Этот город принадлежал Германии до Первой мировой, перешел Бельгии по Версальскому договору, но оставался, по сути, немецким. В мае 1940 года, когда немцы начали наступление на Францию через территорию Бельгии, они вернули Эупен себе. Хотя население города владело как французским, так и немецким, настроено оно было в большинстве прогермански. Именно здесь мы отметили, что белых флагов стало больше, чем бельгийских.

Смяв несколько дорожных застав и изолированных огневых точек, БгБ быстро миновала Эупен и направилась на восток. До германской границы оставалось лишь несколько километров, и генерал Роуз приказал обеим боевым группам провести разведку боем слабых точек во внешних оборонительных сооружениях противника. Боевая группа А наткнулась близ немецкой границы южнее Ахен-Эйнаттенского леса и восточнее Эупена на внешние ряды «драконьих зубов» — надолбов из железобетона, выступающих из вкопанных в землю на 90—180 сантиметров плит шириной от 12 до 30 метров. За ночь оперативная группа «Икс» подполковника Доуна разведала внешние укрепления противника и попробовала их на прочность перед намеченной на следующее утро атакой.

Вечером 12 сентября, преодолев несколько застав и минных полей, оперативная группа подполковника Лавледи из БгБ пересекла немецкую границу и вступила в Ретген. После перестрелки город был взят, и боевая группа двинулась на север — к Ротту и рядам надолбов. Отдельные части 83‑го разведывательного батальона заняли позиции в Ретгене, а боевая группа стянулась к лагерю, готовая штурмовать укрепления на рассвете. Впервые со времен наполеоновских войн немецкий город пал под ударами захватчика. Битва за Бельгию окончилась. Начиналась Битва за Германию.

спасибо