Воспоминания танкиста. Москаленко Василий Иванович.
Я прибыл в Свердловск в качестве командира танка – лейтенанта. Мы пробыли там где-то до мая 1943 года. Что интересно: занимали территорию бывшего пионерлагеря, позади которого располагалось небольшое озеро. Быть может, не широкое, но длинное, метров 700-800. Отрабатывали стрельбы. Из пулемета и из пушки. На озере ставились деревянные мишени. Для пулемета на расстоянии в 400 метров, а для орудия метров на 700. Вели огонь. Так отрабатывалась стрельба. Самое главное на фронте.
Наконец-то нас определили в часть, в 197-ю Свердловскую танковую бригаду 30-го Уральского добровольческого танкового корпуса. Все командиры танков и члены экипажей получили короткие хромированные стальные ножи с черной рукояткой и черной же деревянной портупеей. Наподобие «финки». Выдали прекрасное чистое шерстяное обмундирование. Портупеи. На фронте наш корпус немцы прозвали «Шварцмессер панцерн дивизион» - танковая дивизия «Черные ножи».
Началось сколачивание экипажей в Свердловске. Никогда не забуду, что у меня был механиком-водителем Евгений Кравченко, который на заводе занимался испытанием танков. Имел большой опыт вождения. Так что я был очень доволен, потому что в боевой обстановке механик-водитель – это главное. Он был подлинным виртуозом. Когда мы грузились на платформы, я еще думал: «Черт возьми! Ну как можно завести на такую узкую платформу танк без руководства!» Мой механик-водитель запросто заезжал на платформу безо всякой команды. Бах-бах, и он уже на своем месте. Вот что значит опытный специалист.
В конце февраля 1944 года вошли в состав 1-го Украинского фронта. Наступали в районе города Волочиск на линии Гречаны-Тернополь. Бои развернулись у станции Подволочиск. Здесь мне довелось захватить в плен немецкое отделение. Подошли мы к городу, наш батальон находился в передовом отряде всей бригады. В темноте. И где-то на рассвете командир батальона (от всего батальона к тому времени из-за боев осталось семь или восемь танков) говорит: «Вот впереди по карте железнодорожная станция, которую нам приказано взять. С левой стороны город. Впереди по карте речушка. Противная: узкая, но глубокая». Комбат посылает пять человек в разведку: саперов и разведчиков из числа танкового десанта разведать, что происходит на станции. И, главное, посмотреть, что из себя представляет мост через эту речку. Группа ушла. Минут тридцать или сорок их не было. Потом появляются. Докладывают: «Мост исправный, на станции три эшелона: два без паровоза, с погруженными танками, есть даже «Тигры» и «Пантеры». Один эшелон уже с паровозом стоит под парами». Но дело в том, что немцы умно сделали: они на деревянном мосту подрезали вертикальные подпоры в воде, так что нельзя увидеть. Казалось, будто бы все исправно.
Первые четыре танка спокойно прошли. Мост после первых трех танков выгнулся дугой, я был четвертым по очереди. Думаю, наверное, мне придется в воде побывать. Сидел вверху в командирской башенке, и предупредил механика-водителя, чтобы он ехал потихоньку и не умудрился свалиться воду. Тот выполнил все мои указания, и только когда мы почти перебрались, резко включил скорость, иначе бы танк вместе с рухнувшим упал в воду. Моя задача заключалась в том, чтобы двигаться вдоль речки, в конце деревни Фридриховки занять место и не пропускать по дороге немецкие войска. Уже стало светать. Я наблюдаю в прицел при движении, что впереди окопы. Знаете, когда окопы свежевырытые и не замаскированы, то они прекрасно видны издалека. Так что я посмотрел: в одном месте земля желтеет, и в другом также.
Потом вдруг появилась каска. Появится – опустится, появится – опустится. Немцы, как позже выяснилось, поднимали каску на каком-то шесте. А я-то думал, что это немец выглядывает и опять опускается. Так что приказал механику-водителю остановить танк, метров 600 до окопов. Из спаренного пулемета прицелился, и как только в очередной раз появилась каска, нажал на пулеметный спуск. Огонь. Каска опустилась.
Прошло минут пять, и опять эти фокусы начинаются. Тогда приказал заряжающему: «Заряди-ка осколочный снаряд!» Я по этому брустверу выстрелил. Снаряд разорвался где-то поблизости. Прошло с десяток минут, и немцы выбросили белый флаг. Точнее, подняли белую тряпку. Тогда я приказал механику-водителю подъехать немножко ближе.
Осталось до окопов метров 400. Я знаю, что ближе нельзя подъезжать, потому что есть фаустпатроны, и запросто могут меня поразить. Ведь откуда я знаю, что у врага в окопах имеется. Через некоторое время поднимается и выходит из окопа один немец. За ним второй, третий… Всего вышло пять человек. Я из танка не вылезаю, кричу через открытый люк: «Хенде хох!» Те слова, что я еще знал со школы. Что-то еще болтал и руками махал. Требовал подойти поближе. Поняли, подошли. У каждого на спине зимние теплые ранцы из крепкой кожи. Без оружия.
Остановились от танка метрах в тридцати. Вылезаю из танка, вытаскиваю свой револьвер, взвожу у него курок. Даю команду построиться. Они в ряд выстроились. Дальше приказываю выложить все, что у них есть ранцах. Откуда я знаю, возможно, у кого-то оружие запрятано. Выкладывают из ранцев содержимое. Когда я начал выложенное рассматривать, то каждого спрашиваю, есть ли «пистоль». Немцы все время смотрят почему-то на левый фланг. Не понимаю, в чем же дело. У одного посмотрел, второго, третьего. У одного оказался штык. Я его забрал. Каждого пальцем тыкаю в грудь. Спрашиваю, есть ли «пистоль». Мотают головой и первый, и второй, и третий. Когда подошел к четвертому или пятому человеку, он внезапно говорит: «Я по-русски понимаю». Ничего себе. Начал рассказывать, что сам из Коломыи, есть дочка, которая служит в ансамбле песен и плясок Красной Армии. Короче говоря, толковали-толковали с ним, но что с ним говорить. В итоге говорю радисту: «Бери автомат, и веди их на мост, надо же его отремонтировать. Как отведешь и наткнешься на наших, то доложишь и назовешь мою фамилию, что это я послал тебя». Он увел. Пришел обратно, рассказывает, что мостом занималось всего семеро саперов, которые страшно обрадовались пленным. Говорят ему: «Хорошо, что танкисты прислали «помощников».
Интервью с Карлом-Хайнцем Фризером, полковником бундесвера в отставке
Die Welt: Битва под Курском летом 1943 года считается «крупнейшим сражением всех времен». Это утверждение справедливо?
Карл-Хайнц Фризер: Да, превосходная степень в этом случае вполне уместна. В битве на Курской дуге в августе 1943 года с обеих сторон принимали участие четыре миллиона солдат, 69 тысяч орудий, 13 тысяч танков и 12 тысяч самолетов.
– Обычно численное превосходство бывает у нападающей стороны. Однако под Курском ситуация обстояла иначе. Вермахт располагал втрое меньшими силами, чем армия Сталина. Почему Гитлер все же решился на нападение?
– Летом 1943-го Германии в последний раз удалось объединить все свои силы на Восточном фронте, потому что в это время войска антигитлеровской коалиции начали свою операцию в Италии. Кроме того, немецкое командование опасалось, что советское наступление летом 1943-го, началом которого должна была стать битва на Курской дуге, будет нарастать, подобно снежной лавине. Поэтому было принято решение о превентивном ударе, пока эта лавина еще не сдвинулась с места.
– Гитлер еще за несколько недель до начала этого наступления решил, что оно будет прервано, если союзники нанесут удар по Италии. Это было стратегически правильное или ошибочное решение?
– Гитлер относился к этому наступлению очень двойственно. Верховное командование сухопутных войск выступало за, Верховное командование вермахта – против. В конце концов, под Курском речь шла о тактико-оперативных, а в Италии о стратегических целях, а именно о предотвращении войны на несколько фронтов. Поэтому Гитлер решился на компромисс: наступление должно было начаться, но незамедлительно прерваться, если ситуация в Италии становилась критической.
– Самой известной частью операции «Цитадель» стало танковое сражение под Прохоровкой 12 июля 1943 года. Действительно ли тогда столкнулись две «стальные лавины»?
– Кое-кто утверждает, что в битве принимали участие 850 советских и 800 немецких танков. Прохоровка, где якобы было уничтожено 400 танков вермахта, считается «кладбищем немецких танковых сил». Однако на самом деле в этом бою принимали участие 186 немецких и 672 советских танка. Красная армия потеряла при этом 235 танков, а немецкие войска – всего три!
– Как такое могло быть?
– Советские генералы сделали неправильно все, что только можно было сделать, потому что Сталин, ошибаясь в своих расчетах, очень поджимал их по срокам операции. Таким образом, «атака камикадзе» в исполнении 29-го танкового корпуса окончилась в незамеченной ловушке, устроенной ранее советскими войсками, за которой находились немецкие танки. Русские потеряли 172 из 219 танков. 118 из них были уничтожены полностью. Вечером того дня немецкие солдаты отбуксировали свои поврежденные танки в ремонт, а все поврежденные танки русских взорвали.
– Битва под Прохоровкой окончилась победой советских или немецких сил?
– Все зависит от того, с какой стороны на ситуацию посмотреть. С тактической точки зрения победили немецкие войска, а для советских этот бой обернулся преисподней. С оперативной точки зрения это был успех русских, потому что немецкое наступление было на время остановлено. Но вообще-то Красная Армия изначально планировала уничтожение двух танковых корпусов противника. Поэтому стратегически это тоже была неудача русских, так как под Прохоровкой планировалось развернуть Пятую гвардейскую танковую армию, которая впоследствии должна была играть главную роль в летнем наступлении.
– После высадки британских и американских войск на Сицилии Гитлер отозвал Второй танковый корпус СС с фронта, хотя невозможно было быстро перекинуть его на Сицилию. С точки зрения ведения боя это было совершенно бессмысленно, ведь передислокация танков на юг Италии заняла бы несколько недель. Почему Гитлер все же сделал это?
– Это было не военное, а политическое решение. Гитлер боялся краха своих итальянских союзников.
– Битва под Курском действительно стала переломным моментом Второй мировой войны?
– Нет.
– Почему нет?
– Ни Курск, ни Сталинград не стали переломными моментами. Все было решено еще зимой 1941 года в битве под Москвой, окончившейся крахом блицкрига. В затяжной войне у Третьего рейха, испытывавшего, в частности, нехватку горючего, не было шансов против Советского Союза, который к тому же получал поддержку от США и Великобритании. Даже если бы Германия победила в Курской битве, она бы не смогла предотвратить собственного поражения во всей войне.
– Своими исследованиями Вы уже развеяли несколько мифов о Курской битве, господствовавших в бывшем Советском Союзе. Почему именно об этом сражении было сложено так много легенд?
– В советской историографии Курской битве, «величайшему сражению всех времен», поначалу отводилась на удивление незначительная роль. Потому что ошибки, допущенные советским командованием в ходе нее, были просто позорными, а потери ужасающими. По этой причине правду впоследствии подменили мифами.
– Как Ваши российские коллеги оценивают Курскую битву сегодня? По-прежнему ли в России доминируют легенды на этот счет? И изменилось ли что-нибудь в восприятии этого вопроса в в эпоху Путина по сравнению с временами Ельцина?
– В последние годы появилось несколько критических публикаций. Автор одной из них, Валерий Замулин, подтвердил огромные потери советских сил под Прохоровкой. Другой автор, Борис Соколов, указал на то, что официальные данные о потерях были сильно занижены. Российский президент Владимир Путин потребовал, впрочем, чтобы российские историки создавали положительный образ Красной Армии. С тех пор эти коллеги, как мне рассказывали источники в Москве, вынуждены «раздваиваться» между «правдой и честью».
"Случилось в Пушкарях и еще одно происшествие. Намотали немцы на железку большой моток провода и забросили его ночью к окопам стрелков. От клубка отходила изолированная жила телефонного провода. Она тянулась вдоль линии окоп, а затем уходила в нейтральную полосу и далее к немцам. Все думали, что этот моток и провод остался как обрывок старой немецкой линии связи. Многие ходили мимо, видели его и не обращали внимания. Однажды при повреждении нашей линии связи, телефонисту понадобился кусок телефонного провода для надставки. Он вылез из окопа на поверхность земли и потянул на себя немецкий провод. Провод не поддался.
Тогда он решил проверить, наша ли это связь и куда она идет. И каково же его было удивление, когда в телефонную трубку он услышал немецкую речь. Когда же немцы оставили здесь свою связь? Солдаты дежурившие рядом в окопе, тут же усекли что к чему. Один попридержал телефониста, другой быстро сбегал в землянку, принес катушку телефонного провода, нарастил немецкую связь и подтянул с катушки провод в окоп. Солдаты включили аппарат и тут же образовали живую очередь. Переговорный пункт заработал. Они начали с немцами переговоры.
— Алё! Алё! и сыпали в трубку ругательства и разные знакомые немецкие словечки.
— Фриц ферштеен! Хенде хох! Гитлер капут!
А от туда неслось:
— Руссише швайне! Иван капут! Дратвер… цап-царап.
Переговоры шли на самом высоком солдатском уровне. Начальство об этом не знало. Солдаты знали, что как только оно засечет международные переговоры, то их всех сразу вытурят из окопа, а телефонисту сделают втык. Солдаты насыпали телефонисту махорки, подарили старую немецкую зажигалку, чтобы он сидел, не рыпался и молчал. А они по очереди прикладывались к телефонной трубке и учили немцев ругаться матерщиной. Один крутил ручку в аппарате, а другой в это время придумывал хлесткую фразу, чтоб немцам от нее стало тошно. Он искал подходящее слово, силился и носом сопел. У стоящего сзади лопалось терпение, он выхватывал трубку и с хода выпаливал немецкие слова.
— Фриц! Гутен таг! Швейне! Давай цурюк на хаузе! Дейчланд! Ферштеен? Морген фрю, алес капут!
К вечеру это мероприятие прекратили. Солдат разогнали. Командиру роты сделали втык. Что это за высота? Опять учудили! Что там за солдаты? Мать их, твою так! Опять натворили!"
Александр Шумилин, "Ванька-ротный"
Комментарии
RSS лента комментариев этой записи