Днепропетровск. Осень 1943 г.

"10. 9. 43 г.
     Повсюду пылают села, деревни. Какое несчастье, что мы не смогли удержать этот плодородный край хотя бы еще на месяц. Наш обоз мне удалось, несмотря на все трудности, благополучно передвинуть на 150 км дальше в тыл, и я теперь сам готов в любую минуту следовать за ним, когда поступит приказ.
      Мы в Николаевске, большой деревне колонистов, недалеко от Ново-Московска. До Днепропетровска теперь тоже недалеко. Это была для меня захватывающая и одновременно мучительная поездка. Плодороднейшие пашни и цветущие поселки.

      Затем снова бесконечные колонны бежен­цев, а также уже многочисленные отступающие полки. Иногда встречались дикие картины бегства и беспорядка. Отступление всегда стоит больше крови и материальных потерь, чем наступление.
      Зачем такая поспешность? В Лозовой мы видели наше начальство - генерала фон Маккензена. Славы он там себе не стяжал. Он выехал из города в тот момент, когда на другом его конце русские попыталась произвести первую танковую атаку.

27.9.43
      24-го был с моторизованным обозом в Днепропетровске, который как раз эвакуировался. Много горя. Крупные взрывные работы. Расформирование обоза, возвращение в полк.
     Третий батальон расформирован. Не хватает снабжения. Говорят, что так в каждом полку. Зловещие признаки множатся - обозы и тыловые части пухнут. Я вчера встретил полковой обоз, который насчитывал не менее 950 человек. Полковника следовало бы арестовать. Ведь во всем нашем полку нет столько людей. И все тащат с собой баб и барахло.
     Во многих отношениях сейчас хуже, чем в 1914 - 1918 гг. Наша боевая сила пропала, а русские день от дня становятся все сильнее. Генерал только за сегодняшний день предал полевому суду 9 человек из нашего батальона, которые трусливо убегали. Убегали от русских!
      Куда мы пришли на пятый год войны! Кто же осмелится поднять камень при виде всего этого горя и страданий? Меня охва­тывает глубочайшая жалость к каждому солдату. Да, похоже, к каждой русской старухе, которая вынуждена теперь оставить свое жилище. Несчастный мир, несчастное человечество, уничтожившее всякую человечность.
     Мы должны выдержать. Мы не имеем права распускаться и должны оставаться твердыми, иначе плотина прорвется и начнется ужас. Русские со вчерашнего дня захватили предмостное укрепление на нашей стороне Днепра. Уже два дня они отбивают наши сильные контратаки, нанося нам тяжелый урон. Надо их скинуть обратно в Днепр.

29.9.43
      Я принял первую роту. В ней было только несколько человек. Во всем батальоне осталось 26 солдат. Тяжелейший русский огонь длится часами. Каждый дом горит, каждый угол пронизывается насквозь. Наше контрнаступление на плацдарм приостановилось.
     С имеющимся небольшим количеством людей - это настоящая бойня. Сделать ничего нельзя. Очень тяжелые потери. Утром получили приказ свезти весь обоз в одно место, прочесать его и собрать всех отставших.
     Об участии батальона в боевых действиях не может быть и речи. В нем всего лишь два или три отделения, которыми командуют три офицера. После полудня страшные крики, прорыв фронта, откатывание всех частей и, наконец, дикое бегство.
     Я стоял в маленькой деревне и безрезультатно пытался остановить бегущих. Страшная картина распада. Одному молодому офицеру я был принужден дать пинок в задницу. Успеха это не возымело. Путем угроз и прочего удалось собрать не более десяти человек.

1.10.43.
      После тяжелых потерь мы смогли, наконец, оторваться от русских. Наши жалкие остатки теперь - резерв полка. В бой бросаются новые дивизии. Лейтенант Ян пропал без вести, капитан Штурм лишился обеих ног, а Ридель убит во время контратаки. Я больше не могу писать, я любил его больше всех: так молод и должен был так рано погибнуть! Несчастная Германия, у которой отнимают эту молодежь, несчастная наша родина.

3.10.43
      Я командую 1, 2 и 3-й ротами. В действительности все три роты составляют кучку, не более 30 человек. Правда, сегодня или завтра нам обещают пополнение. Но пока мы с ними сработаемся, пройдет, наверное, еще некоторое время. Надеюсь, новеньких не сразу бросят в бой.
      Немецкое контрнаступление мало-помалу развивается. Все-таки пройдет еще по крайней мере несколько дней, пока предмостное укрепление русских будет ликвидировано. Капитан Зонтаг убит. Второму нашему батальону тоже не везет.
      В нашей роте были два близнеца из Эльзаса, которые, видимо, стали перебежчиками и теперь обращаются к нам по радио. Бывший ординарец офицера К. тоже передает привет своей жене и детям. Наш народ теперь уже не тот, каким он был. Воодушевление и порыв переходят на сторону русских.

6.10.43
       Вчера, наконец, пришло пополнение, и я составил совершенно новую 1-ю роту. Нас уже 35 человек, из них один офицер и один унтер-офицер. Почти все пожилые, главным образом рабочие и крестьяне. Я надеюсь, что все будет хорошо.
         Вчера мы прилежно занимались обучением их обра­щению с оружием. Большинство, к сожалению, не знакомо еще с новым пулеметом МГ - 42.
       Переписка с родственниками погибших. Удивительно, как быстро многие утешаются. В трех письмах жены требуют выслать им перочинные ножи или бритвенные приборы погибших.

8.10.43
       У одного товарища оказалась испанская газета со всевозможными интересными сообщениями. Но утешительных очень немного. Наш народ закрывает глаза на неминуемую опасность, грозящую ему с Востока и с Запада. Следствие этого - разрушенная Германия.
      Мы слишком долго играли с огнем и думали, что он будет гореть только для нас. Это - последствия пропаганды Геббельса, жертвой которой сделался скорей наш народ и правительство, чем заграница. Нам так долго преподносили искаженное представление о мире и обо всех вещах, что мы стали принимать наши иллюзии за правду.
      Русский вчера и сегодня ночью вел себя очень неспокойно. Это был, в истинном смысле этого слова, ад. Вот уже два дня, как мы бешеными темпами роем землянки и строим позиции. Но от артиллерии и множества русских минометов они нас не защищают. К сожалению, снова выбыло из строя три человека.

10.10.43
       Вчера поздно вечером большое наступление русских. Нас сильно обстреливали артиллерия и минометы. Русская пехота совсем не показывалась, но наши солдаты вели себя очень неспокойно и сами стреляли как сумасшедшие, даже когда ничего не было видно. Эта идиотская привычка привита им прежними приказами по батальону. Я вынужден был переползать от землянки к землянке для того, чтобы хоть немного образумить и успокоить солдат.
       Сегодня оживленная артиллерийская деятельность по направлению к Запорожью. Говорят, мы там начали все взрывать и отдали наше предмостное укрепление. Только не это! Тогда наше положение здесь станет еще более критическим. И где же мы, в конце концов, будем зимой? Ведь катящийся вал где-то должен остановиться, и это должно быть здесь, на Днепре!

15.10.43
      Сегодня в 2 часа ночи ударная операция 2-го батальона перед участком моей роты. Мы давали огневое прикрытие. Это продолжалось добрых полтора часа и снова оказалось безрезультатным.
      Доверие у людей подрывается быстро. Кроме того, всякое действие, предпринятое с солдатами пятого года войны, весьма рискованно. Они плохо дерутся, их почти невозможно заставить идти в атаку. Они очень деморализованы. Сообщают что Запорожье нами сдано.

18.10.43
      С позавчерашнего дня я, кроме моей части, командую еще соседней ротой, расположенной справа от нас. После тяжелых потерь, понесенных нами, недостаток офицеров очень чувствуется.
      К сожалению, у меня совсем нет унтер-офицеров, а те немногие, которые еще имеются, почти никуда не годятся. Поэтому я все должен делать сам.
     Одного, фельдфебеля, надо уговаривать, когда начинается стрельба, другой, санитар, и переведен лишь из-за проступка согласно § 175. Из трех моих унтер-офицеров один каптенармус, другой писарь, третий четыре года войны просидел в управлении в Познани.
     В течение нескольких дней русский постепенно передвигал фронт вперед и теперь сидит в кукурузном поле, приблизительно метрах в 200 от нас. Он беспрерывно подвозит новые силы и укрепляется.
     Поэтому пора было бы снова уничтожить предмостное укрепление. Но пока на это вовсе не похоже. Артиллерия и минометы у него опять очень сильны. Мы уже слышим шум танков на этом берегу.

22.10.43
      У нашего соседа справа русскому удалось прорваться. Для ликвидации прорыва мне пришлось ввести в бой мои последние резервы. К сожалению, не обошлось без потерь.
      Соседняя рота, переданная мне, причиняет мне много хлопот, так как там не только не хватает унтер-офицеров, но и солдаты необычайно индифферентны и ленивы. Даже во время большого наступления я мог заставить бодрствовать только часть из них. Конечно, сам я при таких обстоятельствах и думать не могу ночью о сне.
      По сообщению перебежчиков, на нашем предмостном укреплении находится уже около пяти русских дивизий, которые теперь получают подкрепления и вновь собираются наступать. Они тратят бесчисленное множество боеприпасов и обстреливают нас с утра до вечера так, что мы не можем высунуть головы из землянок.
      Как слышно, на ликвидацию предмостного укрепления в этом году рассчитывать не следует. При тех потерях, которые мы несем ежедневно, мы можем высчитать, когда наша часть будет окончательно уничтожена.
     С раннего утра и до поздней ночи я бегаю по позициям, подгоняю, подбадриваю. Мы должны продержаться и продержимся. Но как мы выйдем из этой рощи, я почти не представляю.

23.10.43
      В 11 часов утра, после наблюдавшейся в течение нескольких часов подготовки, которой мы старались помешать, русский начал большое наступление.
       У нашего соседа справа ему удалось прорваться на широком фронте. Начала также поддаваться правая половина приданной мне роты. Русские наступали густыми рядами. От продолжительной стрельбы некоторые наши пулеметы отказали.
      Кое-какие солдаты испугались и побежали обратно. Русские толпами бросились в наш лес, прежде чем я с 2-3 солдатами сумел этому помешать.
     Внезапно мы обнаружили также, что и впереди, не дальше как в 30-50 м от нас, находятся русские. Под защитой танков они лихорадочно рыли узкие траншеи и укрытия. Положение вследствие этого стало исключительно критическим.
     Я радовался лишь тому, что в этот грозный момент смог сам появиться на правом фланге и начать действовать. Руганью, криками мне удалось загнать нескольких солдат в блиндажи и окопы, так что мы удержали, по крайней мере, опушку леса.
     Соседней роте меньше повезло. Ее правый фланг до сих пор обнажен. Русские прорвали правый фланг на широком фронте. К тому же у нас в тылу залегло около сотни русских.
       На востоке и на юге - Днепр, дорога на запад отрезана. Рассчитывать на крупные контратаки нельзя - не хватает резервов. Так родина все больше удаляется от нас. Ночь опять очень темная. Мы практически в окружении.
     Несчастная Германия. Это слишком. Почти невозможно это перенести. Все имеет свои границы. О, эти идиотские политики, которые на пятом году войны причиняют нашему народу и армии такие страдания! Несчастная родина, кто же тебя спасет?" - из дневника гауптмана 257-й пехотной дивизии К.Бранда.

спасибо