Когда интеллигенция против народа

Русский образованный и европейский класс в начале ХХ века составлял всего 3-4 млн. человек, и он наивно перенёс свои представления об идеальном обществе на народ. В итоге сбылось пророчество Макса Вебера: «От романтического радикализма социалистически-революционной интеллигенции России – короткий путь в авторитарно-реакционный лагерь»

Российская интеллигенция дважды в течение одного столетия была инициатором масштабных социальных сдвигов. Как утверждал первый русский Нобелевский лауреат Иван Павлов: «Судьбу наций определяет ум интеллигентский». Это вынуждает признать: какова интеллигенция, таково и государство. Действительно, кто учил государственную бюрократию (и продолжает учить сегодня), если не университетская профессура? А каково государство – такова и судьба народа.

Рассмотрим первый исторический сдвиг, в котором российская интеллигенция приняла действенное участие – в обеих Революциях 1917 года. Была ли тогда возможность избежать построения тоталитарного сталинского государства?

В качестве характерных неадекватных воззрений и заблуждений дореволюционной интеллигенции, делавшей ставку на революцию, могут быть названы представления:

– О русском народе, как народе едином, не несущем в себе глубочайший социокультурный, а потому исторический (стадиальный) раскол на незначительное модернизированное меньшинство и подавляющее архаичное большинство.

– О том, что народ, разделённый на слои, обладающие столь различным социокультурным потенциалом адаптации, способен развиваться в едином историческом темпе.

– О возможности продуктивного переноса в архаический, в своей основе, социум России, европейской теории марксизма, отражающей реалии общества, построенного на иных социокультурных основаниях и существенно опередившего Россию в развитии.

– О русском народе как народе богоносце, глубоко и искренне приверженном православию, носителе высокой нравственности и духовности. Впоследствии, реально столкнувшись с целым рядом «коренных исторических черт, психологических комплексов, утопий и пр. русского человека», интеллигенции пришлось сполна убедиться в «невысоком моральном квалитете русского народа».

– О том, что общество предельно неразвитого правосознания, способно разрешать масштабные социальные конфликты цивилизованным правовым способом, избежав массового насилия.

– О том, что население, в составе которого десятки миллионов неграмотных крестьян, не имевших ни малейшего представления о демократии, население, в котором доля образованных людей не превышала 3-4%, – способно существовать в рамках демократии, придерживаясь её норм в своей повседневной жизни.

- О том, что интеллигенция сохранит свой жизненный уклад и относительно комфортное существование.

– О том, что образованные группы знают (и правильно понимают) нужды многомиллионного крестьянства и способы удовлетворить эти интересы.

– О том, что образованное сословие способно вести за собой озлобленное, невежественное, в основном крестьянское население и контролировать развитие событий.

Действительно, в годы революции и гражданской войны организационно-идеологическое ядро всех противоборствующих сил составили именно группы интеллигенции (от социалистов до правых, от красных до белых).

Закономерно, что имея столь далёкие от реалий представления, российская интеллигенция оказалась неспособна предвидеть последствия чаемой революции, а также то, как эта революция отразится на судьбе самой интеллигенции. При этом предостережения, и далеко не единичные, услышаны не были:

Карл Маркс: «Настанет русский 1793 год; господство террора этих полуазиатских крепостных будет невиданным в истории, но оно явится вторым поворотным пунктом в истории России».

Александр Герцен: «Две разные России… община и дворянство, более ста лет противостоящие друг другу и друг друга не понимавшие. Одна Русь – утончённая, придворная, военная, тяготеющая к центру – окружает трон, презирая и эксплуатируя другую. Другая – земледельческая, разобщённая, деревенская, крестьянская, находится вне закона».

Михаил Бакунин в 1873 году, полемизируя с Марксом и Лавровым, предвидел диктатуру «аристократов интеллигенции»: главный порок учёного – «это превозношение своего знания, своего собственного ума и презрение ко всем незнающим. Дайте ему управление, и он сделается самым несносным тираном… Быть рабами педантов – что за судьба для человечества! Дайте им полную волю, они станут делать над человеческим обществом те же опыты, какие ради пользы науки делают теперь над кроликами, кошками и собаками».

Константин Кавелин: «Администрация царской власти заслонила и оттеснила эту самую власть на второй план и взяла самодержавие в свои руки. Засилье бюрократии связано с отсутствием самостоятельной церкви, подлинной аристократии и незначительной долей городского сословия. Однако решающее влияние оказывало невежество народа, огромная, несметная масса мужиков, не знающих грамоте, не имеющих даже зачатков религиозного и нравственного наставления».

Василий Ключевский: «Из древней и новой России вышли не два смежных периода нашей истории, а два враждебных склада и направления нашей жизни, разделившие силы русского общества и обратившие их на борьбу друг с другом вместо того, чтобы заставить их дружно бороться с трудностями своего положения».

Владимир Соловьёв в начале ХХ века писал: «…русский народ… находится в крайне печальном состоянии, он болен, разорён, деморализован. И вот мы узнаем, что он в лице своей интеллигенции хотя и не может считаться формально умалишённым, однако одержим ложными идеями, граничащими с манией величия и манией вражды на всех и каждого. Равнодушный к своей действительной пользе и действительному вреду, он воображает несуществующие опасности и основывает на них самые нелепые предположения. Ему кажется, что все соседи его обижают, недостаточно преклоняются перед его величием и всячески против него злоумышляют. Если несчастный… останется при своей мании, то ни деньги, ни лекарства не помогут».

Макс Вебер: «Романтический радикализм социалистически-революционной интеллигенции… близок… к «государственному социализму», и от него лежит очень короткий путь в авторитарно-реакционный лагерь».

Михаил Гершензон: «Сказать, что народ нас не понимает и ненавидит, значит не всё сказать… Он ненавидит нас страстно, вероятно с бессознательным мистическим ужасом… Каковы мы есть, нам не только нельзя мечтать о слиянии с народом, – бояться его мы должны пуще всех казней власти и благословлять эту власть, которая одна своими штыками и тюрьмами ещё ограждает нас от ярости народной»

Георгий Плеханов: «Русская истории ещё не смолола той муки, из которой будет испечён в России пшеничный пирог социализма».

Не обладая должным объёмом социогуманитарных знаний, не желая прислушаться к голосам своих более дальновидных современников, немалая часть интеллигенции торопила революционные события. Этому содействовала тупая, самонадеянная бюрократия Российской Империи, искренне не понимавшая, что её политика ведет Россию к социальной катастрофе, а её саму – в небытие. Предупреждения дальновидных чиновников игнорировались. Статс-секретарь П. Дурново предостерегал императора Николая II от вступления в Первую мировую войну: «Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой не поддается даже предвидению»

По данным переписи 1897 года лишь 21% населения России умел читать. В 1913 году грамотность составила 54% у мужчин и 26% у женщин. К началу ХХ века только дворянство и духовенство – 2% населения России – достигли почти полной грамотности. Остальные сословия по степени грамотности находились на уровне стран Западной Европы ХVIII века. Однако читательская масса, т.е. те, кто имел навык регулярного чтения и возможность читать литературу, в конце ХIХ века составляла 3–4 млн. человек, или 3-4% населения. Студентов в расчете на 10 тысяч населения в России в 1890 году было в 4–10 раз меньше, чем в промышленно развитых странах.

Отвергая утверждения экс-министра образования графа Д. Толстого, полагавшего, что у России «нет большой надобности в университетах», Д. Менделеев указывал: «и достойным нет входа в высшие учебные заведения из-за недостатка мест».

Керенский

Неудивительно, что к 1914 году в Великороссии людей с высшим образованием было около 120 тысяч человек (1% населения). К 1913 году общая численность интеллектуального слоя России составляла не более 3 млн. человек. В том числе до 300 тысяч учителей и преподавателей, до 50 тысяч ИТР (из них около 10 тысяч инженеров), 80-90 тысяч медиков (в т.ч. до 25 тысяч врачей), около 20 тысяч учёных и преподавателей вузов, 60 тысяч кадровых офицеров и военных чиновников, 200 тысяч духовенства. Совокупная доля всего этого слоя в составе населения – примерно 2,2%.

Фактически, Россия столкнулась с дефицитом совокупного общенационального интеллекта.

Если верен закон диалектики «о переходе количества в качество», то остро недостаточное количество образованных людей определило низкое качество государственного управления Российской империей. В. Ключевский (1911 год) с полным основанием писал: «Средства западно-европейской культуры, попадая в руки тонких слоёв общества, обращались на их охрану… усиливая социальное неравенство, превращались в орудие разносторонней эксплуатации культурно безоружных народных масс, понижая уровень их общественного сознания и усиливая сословное озлобление, чем подготовляли их к бунту, а не к свободе. Главная доля вины – на бессмысленном управлении».

Совместными усилиями радикал-революционеры и тупая, ограниченная сословными интересами и предрассудками бюрократия, упрямо вели Россию к социальной катастрофе. По прошествии всего 6 лет история подтвердила трагические предвидения небольшой части интеллигенции.

Цитаты: С.Магарил, «Российская интеллигенция. Пределы рациональности» || «Диалог со временем» – №34, 2011

спасибо