Feldgrau.info

Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь.
------------------Forma vhoda, nizje----------------
Расширенный поиск  

Новости:

Пожелания по работе сайта и форума пишем здесь.
http://feldgrau.info/forum/index.php?board=1.0

Автор Тема: Мемуары Вальтера Шелленберга  (Прочитано 65629 раз)

0 Пользователей и 1 Гость просматривают эту тему.

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Вальтера Шелленберга
« Ответ #125 : 14 Сентябрь 2011, 12:13:44 »

Отрывок из моего дневника об освобождении людей из немецких  концентрационных лагерей.


22 января 1945 года я получил от генерала Шелленберга задание  освободить некоторое количество евреев из различных концентрационных лагерей в  Германии и передать их в Констанце, на швейцарской границе, г‑ну Мюзи,  президенту еврейского союза. Генерал Шелленберг сказал мне, что он поддерживает  связь с г‑ном Мюзи с  октября 1944 года, был с ним вместе у Гиммлера, чтобы получить от него  разрешение на освобождение евреев. Гиммлер, по его словам, уже обещал ему  освободить несколько еврейских семей. Но несмотря на разрешение Гиммлера,  оказалось невозможным разыскать эти семьи, поэтому Шелленберг поручил мне,  используя мои личные связи, любой ценой добиться освобождения лиц, о которых  шла речь. Сначала я связался с группенфюрером Мюллером, шефом тайной  государственной полиции, и попросил его разрешить мне самому заняться поисками  еврейских семей. Мюллер отклонил мою просьбу на том основании, что я не являюсь  сотрудником гестапо и поэтому не имею права быть посвященным во внутренние дела  этой организации. В конце концов он сообщил мне, кто из его сотрудников  занимается такими делами, и разрешил мне только связаться с ними в личном  порядке. Хотя эти сотрудники сообщили мне ложные сведения о разыскиваемых  лицах, указав, что они не обнаружены, мне удалось через центральное управление  лагерей, при помощи д‑ра Берндорфа, обнаружить местонахождение хотя бы части лиц, в  частности, братьев Роттенбергов, семьи Бергер‑Роттенбергов с детьми и нескольких французов. О  местонахождении остальных мне должны были сообщить через несколько дней, так  как некоторые лагеря, которым угрожало приближение противника, уже  эвакуировались. Несмотря на повторные запросы и непрерывные поиски, мне так и  не удалось что‑либо узнать о местопребывании остальных лиц.

Примерно в то же время генерал Шелленберг сообщил мне, что он вместе с  д‑ром Мюзи,  который со своей стороны поддерживает связи с исполнительным комитетом Союза  раввинов Соединенных Штатов Америки, представленным в Швейцарии г‑ном д‑ром Исааком  Штернбухом, составил план, согласно которому предполагается освободить всех  евреев, находящихся в немецких концентрационных лагерях, и переправить их  железнодорожным транспортом в Швейцарию. Г‑н Штернбух, сказал он, достиг договоренности с  еврейской организацией в Америке относительно того, что после короткого  пребывания в Швейцарии евреи, прибывшие из концлагерей Германии, будут  перевезены в Америку. Этот план был в присутствии д‑ра Мюзи обсужден с Гиммлером, который, как  утверждал Шелленберг, дал свое согласие. Цель этой акции заключалась в том,  чтобы вызвать в международной прессе благоприятные отклики, которые  впоследствии позволили бы создать более здоровую атмосферу вокруг Германии. С  одной стороны, для безопасности операции, а с другой, чтобы узнать, насколько  значительна была еврейская организация, Гиммлер потребовал от организации  раввинов сумму в пять миллионов швейцарских франков, которая до окончания акции  должна была находиться у д‑ра Мюзи. Впоследствии планировалось перевести эту сумму Международному  Красному Кресту, чтобы тот имел возможность помочь терпящему лишения немецкому  населению.

Следовало как можно быстрее начать отправку первого транспорта.  Поэтому я снова срочно связался с шефом тайной полиции, группенфюрером Мюллером  и надлежащими инстанциями полиции безопасности, а также с начальником лагеря  Терезиенштадт. Мне удалось, вопреки бесчисленным препятствиям, чинимым мне со  стороны этих инстанций, преодолев трудности, вызванные тяжелым положением  транспорта (ежедневные бомбардировки), добиться того, что 5 февраля 1945 года  из Терезиенштадта в Констанц был отправлен первый специальный поезд,  составленный из семнадцати вагонов, в которых находилось 1200 евреев. Из  Констанца поезд мог идти в Кройцлинген. Следует заметить, что предоставления  специального поезда и включения его в график движения удалось добиться лишь в  результате личных переговоров и личной инициативы, не получая поддержки ни от  одной имперской инстанции, которые противились всеми мыслимыми средствами не  только освобождению, но и перевозке евреев.

Чтобы упрямство лагерного начальства не поставило под угрозу успех  моего предприятия, я сам отправился в Терезиенштадт. Здесь при формировании  колонны отъезжающих создалась ситуация, необычная для человека, не посвященного  во внутреннюю жизнь лагеря. Когда в лагере было объявлено, что в Швейцарию  должно быть отправлено 1200 евреев, и желающим предложили записываться, в ответ  заключенные, вопреки предположениям, не бросились, обгоняя друг друга, называть  свои фамилии. После длительных колебаний записалось лишь несколько сотен  человек. Поскольку, с одной стороны, я не мог объяснить себе столь  своеобразного поведения узников, а с другой, обязан был набрать именно 1200  человек, я осведомился о причинах этого более чем сомнительного явления. В  конце концов выяснилось, что все они были твердо убеждены в том, что их хотят  отправить в Освенцим, где им грозила гибель. Даже когда поезд уже был в пути,  среди пассажиров нашлось немало пожилых людей, которые никак не могли поверить,  что они на пути к свободе. Лишь позднее, когда поезд взял направление на  Судеты, и мне удалось завоевать доверие участников нашего путешествия своим  участливым к ним отношением, оцепенение, сковавшее их, постепенно проходило, и,  наконец, люди, словно освободившись от зловещего кошмара, стали чувствовать  себя непринужденно и повеселели.

Эта первая перевозка, очень хорошо организованная, проходила так  успешно, что швейцарские власти, принимавшие 1200 пассажиров в Кройцлингене,  выразили свою признательность. Пассажиры находились в прекрасном состоянии,  все, за исключением нескольких стариков, добрались до цели живыми и здоровыми.  Продовольствия, которое я вез с собой, было так много, что им можно было бы  кормить всех пассажиров еще два дня.

Второй транспорт в количестве 1800 человек из лагеря Берген‑Бельзен,  подготовленный на основе списков, представленных мне сыном председателя  еврейского союза Мюзи, нельзя было отправить, так как обергруппенфюрер  Кальтенбруннер отдал штандартенфюреру Бехеру приказ организовать через своего  связника Сали Мейера газетную кампанию в Швейцарии с целью дискредитировать  операцию Мюзи. Поэтому сразу же после прибытия первого поезда с заключенными в  Швейцарию в швейцарских газетах появились сообщения, в которых, в частности,  говорилось, что в обмен на освобождение евреев немцы намереваются получить  право убежища для двухсот крупных нацистов. Такого рода сообщения были срочно  доставлены Кальтенбруннеру, который, воспользовавшись правом делать личные  доклады Гитлеру, передал их ему, и таким образом добился приказа об отмене  операции. Гитлер тут же отдал распоряжение немедленно прекратить операцию и  запретил впредь освобождать евреев. Так рухнула операция, построенная на  солидной и респектабельной основе, свободная от каких‑либо спекулятивных намерений, тогда как через  Сали Мейера, действовавшего вкупе с Бехером, продолжали поступать небольшие  группы освобожденных, свобода которых была куплена в результате грязной сделки.  Известно, что Бехер за перевозку этих заключенных требовал вознаграждения – за  каждого пассажира он получил, как было объявлено, по 1200 швейцарских франков.  Все эти темные махинации совершались с согласия Кальтенбруннера.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Вальтера Шелленберга
« Ответ #126 : 14 Сентябрь 2011, 12:14:46 »

Попытки генерала Шелленберга возобновить операцию Мюзи потерпели  неудачу, натолкнувшись на категорический отказ Кальтенбруннера, который просто  сослался на то, что Гитлер запретил освобождать евреев.

Точно такой же отказ встретила и просьба президента еврейского союза  Мюзи об освобождении заключенных в концлагере Равенсбрюк француженок, полек и  женщин других национальностей, с которой он неоднократно обращался, начиная с  конца 1944 года. Мюзи в особенности указывал на то, что освобождение этих  женщин произведет крайне выгодное впечатление, которое со временем принесет  Германии только пользу. Генерал Шелленберг, придерживавшийся той же точки  зрения, что и д‑р Мюзи, сделал все возможное, чтобы добиться освобождения женщин.  Когда это не удалось, попытался освободить хотя бы часть женщин, список которых  он составил. Но и это предложение встретило полное непонимание.

Впоследствии, несмотря на строгое запрещение освобождать заключенных  концлагерей, в результате ловких маневров генерала Шелленберга было освобождено  большое количество евреев, в том числе семьи Доннебаум, Розенберг, Штаргарт,  Цильзер, а также д‑р Штяссны и Елена Штайн. Переправить этих людей в Констанц я уже не  имел возможности из‑за хода военных действий в Центральной Германии, так как связь между  Берлином и Терезиенштадтом была прервана. Поэтому лагерному начальству в  Терезиенштадте по радио было передано распоряжение немедленно переправить  упомянутых лиц в Констанц на швейцарскую границу. Во время поисков членов  названных семей Мюзи‑младшему удалось вместе со мной тщательно осмотреть лагерь  Терезиенштадт и лично побеседовать с некоторыми из указанных заключенных.  Интересно отметить, что перед посещением лагеря один из его сотрудников,  гауптштурмфюрер Моэс заявил, что семьи, о которых идет речь, все на месте.

В то же время штурмбанфюрер Гюнтер, начальник лагеря, на повторный  вопрос Мюзи‑младшего  ответил, что семьи Цильзер вообще не было среди заключенных Терезиенштадта, что  семья Бергер‑Роттенбергов  в начале 1945 года была переведена в Освенцим, а мужчины из семьи Доннебаумов  переведены в лагерь, местоположение которого неизвестно. Противоречивость  заявлении сотрудника лагеря и его начальника вызвана тем, что как раз те семьи  и лица, которых якобы в лагере не было, в январе 1945 года поступили из  Освенцима и были свидетелями событий, о которых общественность не должна была  знать. Так как Кальтенбруннер дал строжайший приказ, запрещающий освобождать  указанных лиц, начальник лагеря просто‑напросто придумал отговорку, сказав, что их нет в  лагере.

По мере приближения восточного и западного фронтов к территории  Германии, началась эвакуация лагерей, расположенных в прифронтовой полосе. Их  узников пешими колоннами перегоняли в тыловые лагеря. Эта мера была совершенно  бессмысленной, так как, с одной стороны, положение с транспортом и  продовольствием ухудшалось с каждым часом, в результате чего невозможно было  вообще обеспечить питанием эти массы людей, а с другой стороны, сотни  заключенных, находившиеся в крайне тяжелом физическом состоянии, ежедневно  гибли во время переходов.

Результатом обстоятельной беседы между д‑ром Мюзи и генералом Шелленбергом явился приказ Гиммлера  о передаче лагерей со всеми заключенными войскам союзников. Мюзи, находившийся  в это время в Берлине сообщил об этом американской миссии в Швейцарии,  сотрудники которой уведомили об этом Вашингтон. Через несколько дней пришел  ответ из Вашингтона, в котором союзниками высказывалось согласие с этим  предложением, а также сообщалось, что генералу Эйзенхауэру сообщено об этом,  что же касается русских, то в данный момент не может быть дано каких‑либо  гарантий. Мюзи‑младший, 9 апреля 1945 года выехавший из Констанца в Бухенвальд, чтобы  встретиться со мной в Веймаре по поводу поисков некоторых заключенных, получил  от своего отца поручение сообщить ответ союзников относительно прекращения  эвакуации лагерей непосредственно в Берлин. Вследствие близости фронта и  сильных воздушных налетов встреча с г‑ном Мюзи‑младшим в назначенный срок не состоялась. Чтобы  не терять времени, г‑н Мюзи один отправился в концлагерь Бухенвальд, расположенный вблизи  Веймара. Прибыв в Бухенвальд, он встретил там сильную нервозность и сразу же  заметил признаки начавшейся эвакуации. Несмотря на это, он связался с  адъютантом начальника лагеря, попросив его сообщить интересующие его сведения о  разыскиваемых заключенных. Адъютант заявил, что в данный момент он не может  ничего сообщить, да и вообще он собирается эвакуировать лагерь согласно приказу  Гиммлера. В лагере, по словам Мюзи‑младшего, царила такая неразбериха, что было  бессмысленно оставаться там дольше.

Его так напугало нарушение немцами договоренности с союзниками, что он  срочно отправился в Берлин, ибо иначе было невозможно связаться со столицей.  Следует еще заметить, что Мюзи ужаснуло обращение с заключенными, из которых в  его присутствии формировали маршевые колонны. Он рассказал, как узников палками  били по головам, сгоняя в колонны. Было страшно смотреть, как людей с печатью  смерти на лице выгоняли на шоссе.

Прибыв в Берлин, г‑н Мюзи сообщил мне обо всем, что увидел в Бухенвальде, и попросил о  встрече с генералом Шелленбергом, которая представлялась ему совершенно  необходимой. Через несколько часов Мюзи в моем присутствии рассказал генералу  Шелленбергу о событиях в Бухенвальде. Генерал Шелленберг, вначале не осознавший  то, что ему пришлось услышать, сразу же связался с личным референтом Гиммлера и  сообщил ему обо всем, что рассказал Мюзи, попросив выяснить этот вопрос с  Гиммлером и сообщить ему как можно скорее ответ. Как выяснилось на следующий  день, приказ Гиммлера был превратно истолкован Кальтенбруннером, который во  время личного доклада убедил Гитлера в том, что необходимо обязательно  эвакуировать концлагери, которым угрожает приближение противника, чтобы держать  заключенных в лагерях Центральной Германии как ценный залог для дальнейших  переговоров с союзниками.

Здесь необходимо подчеркнуть, что к тому времени положение во  внутренних районах Германии настолько обострилось, что все ощутимее становились  признаки дезорганизации, и в результате плохой связи приказы и распоряжения  иногда невозможно было выполнить. Разумеется, Кальтенбруннер использовал эту  ситуацию для осуществления своих планов.

Надеясь в последнюю минуту хоть что‑нибудь сделать для заключенных других лагерей,  положение которых из‑за чрезмерного скопления заключенных становилось все более  катастрофическим, Мюзи‑младший остался в Берлине, в то время как генерал Шелленберг пытался,  по крайней мере, переправить часть узников южногерманских лагерей в Швейцарию.  К сожалению, это было невозможно, так как в результате стремительного русского  наступления уже 16 апреля 1945 года сообщение Берлина с Южной Германией было  прервано, так что Мюзи теперь даже не мог вернуться на своем автомобиле в  Швейцарию. Даже попытка уведомить из Берлина д‑ра Штернбуха оказалась безуспешной.

(Имя автора этих записок не удалось установить. Аналогичный эпизод  упоминается в книге «История Йоэля Бранда», вышедшей в издательстве Кипенхойер  и Витч).
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Вальтера Шелленберга
« Ответ #127 : 14 Сентябрь 2011, 12:15:59 »

«… Летом 1943 года меня в Терапии (Турция) посетил г‑н Шелленберг.  Поскольку я считал, что он пользуется доверенностью Гиммлера, то использовал  это обстоятельство, чтобы обсудить с ним общее положение рейха, уже тогда  вызывавшее большие опасения. Прежде всего я попытался выяснить, склонен ли его  шеф Гиммлер к тому, чтобы, используя свое влияние на Гитлера, изменить  германскую политику в Европе коренным образом, в особенности в оккупированных  областях России. Во время беседы у меня сложилось впечатление, что впервые  передо мной сидел человек, занимающий пост начальника иностранной разведки,  один из высокопоставленных чиновников СС, который смотрел на роковой вопрос об  окончании войны без предвзятости, объективно. Со стороны г‑на  Шелленберга не встречали возражений мои высказывания, смысл которых заключался  в необходимости подумать о переговорах с Западом относительно изменения  политики „безоговорочной капитуляции“, возможных лишь при условии, что с нашей  стороны будут выполнены определенные обязательства, прежде всего касающиеся  радикального изменения политики в отношении христианских церквей, расового  законодательства и методов управления оккупированными восточными областями, не  имеющих ничего общего с принципами цивилизованного общества. Любой другой  чиновник его ранга воспринял бы мои слова как „предательское пораженчество“.  Поэтому я пришел к убеждению, что Шелленберг хорошо представляет себе  катастрофу, грозящую Германии и всей Европе, и попытается по мере своих  возможностей способствовать изменению нашей политики».

Гармиш, 6 июня 1948 г.

Подпись – Франц фон Папен.



***


17 апреля 1947 года

Уважаемый г‑н Тревор‑Ропер!

От одного своего английского друга я получил Вашу книгу «Последние дни  Гитлера», которую я прочел с большим интересом. Я надеюсь, что Вы позволите мне  высказать свое мнение относительно некоторых мест в Вашей книге.

Портрет Гиммлера, нарисованный Вами, очень интересен, и я во многом  согласен с Вами. На стр. 22 Вы пишете, что «Гиммлер был неспособен мыслить». Я  не думаю, что это верное замечание. Я четыре раза встречался с ним, беседуя по  два часа, и не считаю, что он был таким ничтожным, каким Вы его изображаете.  Напротив, я не раз говорил, что он мог бы достичь многого, если бы его  способности были направлены на совершение добрых, а не злых и ужасных дел, –  чего он, разумеется, сделать не мог. Я не знаю, видели ли Вы его когда‑нибудь, но  знаю, что мое мнение разделяет такой человек как епископ Бергграв из Осло,  который, как Вам, видимо, известно, не имеет ни малейших поводов, чтобы ломать  копья из‑за Гиммлера.

Другой человек, относительно которого Вы также придерживаетесь  невысокого мнения, Канарис. На стр. 27 Вы характеризуете его как «сомнительного  политического интригана». На стр. 37 Вы в то же время говорите, что он «занимал  среди заговорщиков выдающееся место», что доказательства его вины были  неполными, и что он был казнен за участие в заговоре против Гитлера. По моему  мнению, страницы 27 и 37 противоречат друг другу.

Я никогда не встречался с Канарисом и поэтому не могу составить о нем  своего личного мнения. Однако я слышал от друзей в шведской миссии в Берлине,  что Канарис был исключительно способным человеком, которому удалось  одновременно сохранить свои позиции в абвере и сотрудничать с заговорщиками.

Вас не должно приводить в замешательство то, что я упоминаю в этом  письме и имя Шелленберга. На стр. 82 Вы пишете, что «нецелесообразно цитировать  тщательно составленную автобиографию Шелленберга», как это сделал я в своей  книге. Мне все же кажется, что Вы совершаете в своей книге именно такую  «ошибку», цитируя неоднократно Шелленберга на стр. 93 – 97. В примечании на  стр. 146 Вы, кажется, больше доверяете его версии, чем моей. Я не думаю, что  мне изменяет память, когда говорю, что Шелленберг 23 апреля во второй половине  дня в саду шведского консульства во Фленсбурге сообщил мне, что Гиммлер просит  о дальнейшей встрече со мной, так как он после телефонного разговора с  Шелленбергом, состоявшегося в тот же день, намеревается капитулировать на  Западном фронте. Я согласен с Вами, что Шелленберг до известной степени вел  себя наивно и что его восхищение Гиммлером остается непонятным. Но сравнивать  его по его интеллигентности и другим чертам с Риббентропом я считаю ошибкой.  Пусть он был оппортунистом, здесь я с Вами полностью согласен, но то, что он  уже в начале 1942 года начал оказывать содействие шведским кругам и другим  странам в освобождении заключенных и военнопленных из концлагерей Германии,  подтверждает, по моему мнению, то, что если он и был оппортунистом, то  достаточно разумным, чтобы уже тогда понять, что Германия проиграет войну. Я не  думаю, что это свидетельствует о том, что он был «простофилей» (см. стр. 255).

На стр. 247 Вы говорите, что Дениц «снял нацистов с занимаемых ими  постов». Шелленберг, который, разумеется, был нацистом, именно в этот период  получил подписанные Деницем чрезвычайные полномочия на ведение в качестве  «специального посланника» переговоров о сдаче немецких войск в Норвегии, Я сам  видел этот документ, кроме того, Шелленберг пользовался моим телефоном в  Стокгольме для неоднократных переговоров с Гиммлером, который тогда находился в  Галене и Фленсбурге. По моему мнению, Шелленберг был прав, говоря, что Гиммлер  – единственный человек в Германии, который может отдать приказ о капитуляции  войск СС в Дании и особенно в Норвегии. В начале мая 1945 года все немецкие войска  в Норвегии полностью сохраняли боеспособность. Регулярные войска не особенно  настаивали на продолжении борьбы, но части СС были настроены по‑иному.

Я знаю, что это утверждение верно и его подтвердили многие норвежцы из  числа участников Сопротивления. Они говорили мне, что бои в Норвегии могли бы  продлиться еще несколько месяцев, если бы Гиммлер не отдал приказа о  капитуляции, и что это решение спасло жизнь многим норвежцам. Я упоминаю об  этом, потому что надеюсь, что теперь Вы сможете лучше понять мотивы Шелленберга  и мой план относительно Норвегии и, по возможности, Дании.

Вы должны дать себе также отчет в том, что именно благодаря  Шелленбергу шведский Красный Крест смог спасти из концлагерей около 20 тысяч  пленных, которые в противном случае наверняка погибли бы. Со слов многих  пленных установлено, что после моего разговора с Гиммлером приказ о ликвидации  всех заключенных концлагерей был отменен. Английский обвинитель на  Равенсбрюкском процессе сообщил мне, что в результате одной из таких бесед была  приостановлена работа газовых камер. Я считаю это заслугой Шелленберга, так как  мое влияние на Гиммлера было далеко не таким сильным. Я не думаю, что глупый  или совершенно наивный человек, простофиля, смог бы добиться таких результатов.

В заключение я хотел бы сказать еще несколько слов относительно Ваших  замечаний о моей книге (стр. 267). Во‑первых, моя книга называется не «Занавес  поднимается», как пишете Вы неоднократно в своей книге. Английское издание моей  книги носит название «Падение занавеса», а американское «Занавес падает».  Первоначальное, шведское издание носит название «Конец» и имеет подзаголовок  «Мои переговоры весной 1945 года в Германии во имя человеколюбия и их  политические последствия». Я никогда не считал, что книга должна содержать какие‑либо  официальные документы. Вы считаете, что ценность моей книги в общем крайне  невелика, и что я был всего‑навсего поверхностным наблюдателем событий, происходивших в Германии в  последние месяцы существования германского рейха. Думаю, что Вы поймете меня,  если я не соглашусь на 100% с Вашим мнением. Я не знаю другого наблюдателя той  эпохи, не немца по национальности, который бы больше знал о том, что  происходило в Германии в марте и апреле 1945 года. Вы должны также учесть, что  в Вашем распоряжении, когда Вы писали свою книгу, находились все документы  Нюрнбергского процесса и материалы допросов бывших нацистских деятелей. Поэтому  вполне понятно, что Ваша книга с точки зрения историка представляет большую  ценность, чем моя. Тем не менее мне доставляет большое удовольствие иметь  возможность констатировать, что я, пока прошлое еще было живо в моей памяти, не  допустил никаких грубых ошибок, излагая свои впечатления о днях, когда «упал  занавес».

Надеюсь, что Вы не воспримете это письмо как ревнивую попытку писателя  раскритиковать своего коллегу. Во‑первых, я вовсе не писатель, а во‑вторых,  желаю Вам и Вашей интересной книге больших успехов.

Преданный Вам, (Подпись) Ф. Бернадотт
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Вальтера Шелленберга
« Ответ #128 : 14 Сентябрь 2011, 12:18:28 »

***


Оксфорд, 22 апреля 1947 г.

Крист Черч



Уважаемый граф Бернадотт!

Благодарю Вас за большое и интересное письмо от 17 апреля, которое я  только что получил. Я попытаюсь ответить Вам на отдельные пункты.

Прежде всего прошу меня извинить за то, что я неточно привел название  Вашей книги. Не могу понять, как я допустил такую ошибку, которой нет  извинения. Во втором издании, которое сейчас находится в печати, эта ошибка  будет исправлена. К сожалению, я находился за границей, когда мой издатель  решил, что необходимо второе издание и вследствие быстроты, с которой он  действует, это единственная поправка, которую я в состоянии сделать. Поэтому я  рассчитываю на Ваше снисхождение к тому, что Ваши замечания будут учтены только  в следующем, третьем издании, если выяснится необходимость в таком издании.

Во‑вторых, я  должен просить прощения за то, что применил выражение, которое, мне кажется,  было неправильно понято. Называя Вас «в общем поверхностным наблюдателем», я,  разумеется, не имел в виду при этом того, что Ваши наблюдения отличаются  близорукостью, я всего лишь хотел сказать, что (как Вы сами говорите) у Вас не  было такого преимущества, как возможность ознакомиться с имевшимися в то время  документами и протоколами допросов. Я уверен, что Вы правы, когда говорите, что  ни один иностранец не находился в более выгодном положении, чем Вы в конце  войны, но мне кажется, что факты, о которых поведали Вы, были бы дополнены и  объяснены документами, опубликованными в наши дни, в которых говорится о  дипломатических интригах СС и хитроумных планах и манерах подчиненных Гиммлера.  Тем не менее, это выражение, как Вам кажется, заключает в себе нечто большее,  поэтому я постараюсь как можно скорее от него отказаться.

Тревор‑Ропер

Крист Черч Оксфорд

Подлинная копия

Шелленберг

Удостоверяю:

Нюрнберг, 1 июня 1949 (подпись) Блессель

(подпись) Курт О. Минцель

Помощник адвоката подсудимого



***



Теперь о Гиммлере, Канарисе, Шелленберге [5].

Что касается Гиммлера, я действительно не думаю, что наши мнения  настолько расходятся, как это кажется Вам. Я считаю, что он был весьма  прилежным исполнителем, и я всегда старался подчеркнуть, что, с моей точки  зрения, такое сочетание прилежности и политического (в отличие от  административно‑технической), и духовного безрассудства, слепоты, является  отличительной чертой его характера (стр. 25).



То, что он был духовно слеп, явствует для меня из его экстравагантных  воззрений. О политическом безрассудстве Гиммлера свидетельствуют его последние  планы, которые являются для меня совершенно чуждыми в идеологическом отношении.  Взять хотя бы его предложение о создании эсэсовского государства, которое он  хотел сделать более приемлемым для Черчилля и Монтгомери, чем нацистский рейх.  В письме, которое он пытался отправить Черчиллю 30 марта, он на самом деле  предложил создать «из лучших идей национал‑социализма и других идеологий новую идеологию».  Но я, разумеется, не хочу отрицать того, что как исполнитель он был весьма  прилежен, и согласен с Вами в том, что если бы он направил свою старательность  на путь добра, а не зла, он мог бы стать очень способным и умелым человеком.  Кроме того, если верить Шелленбергу, епископ Берграв в большом долгу перед  Гиммлером. Шелленберг говорит, что ему удалось уговорить Гиммлера освободить  епископа благодаря тому, что Гиммлер находился в плену абсурдной или  метафизической философии, насколько мне помнится (у меня уже нет его  документов). Но, я думаю, Вы знаете об этом.

Так же, как и Вы, я много раз встречался с Шелленбергом, поэтому  боюсь, что не смогу придерживаться иной точки зрения, чем той, которая изложена  в моей книге. Когда я говорю, что «нецелесообразно ссылаться на тщательно  написанную автобиографию Шелленберга», я имею в виду при этом (что, как я  надеялся, должно было явствовать из контекста), что Шелленберг, по моему  мнению, не может быть использован как беспристрастный источник свидетельства,  как, например, фон Шпеер, хотя, разумеется, его сообщения являются интересным  документом, позволяющим глубже понять облик автора. Что касается сноски на стр.  146, то, если я верно припоминаю (к сожалению, сейчас я опять не располагаю  документами), речь там идет о следующем.

Шелленберг уехал от Гиммлера, чтобы встретиться с Вами, прежде чем  Гиммлер узнает о решающем совещании у Гитлера. Когда Гиммлер (через Фегеляйна)  узнал о совещании, он решил вновь увидеться с Вами, но не связался  непосредственно с Шелленбергом. Он переслал письмо через своего секретаря  Брандта, поэтому Шелленберг узнал только от Брандта, что Гиммлер намерен  провести с Вами решающие переговоры. Шелленберг не знал, чем было вызвано такое  решение. (Рукописное примечание). Я очень подробно расспрашивал Шелленберга об  этом обстоятельстве (факт, основанный не только на данных автобиографии) и  достаточно уверен в том, что его поразили слова Гиммлера, сказанные Вам:  «Великая жизнь фюрера близится к своему концу». Отсюда его (ошибочный) вывод,  что Гиммлер принял меры, чтобы отравить Гитлера. Все это, разумеется, совпадает  с Вашим утверждением о том, что Шелленберг заявил Вам 23 апреля в 3 часа утра,  что Гиммлер хочет встретиться с Вами и готов подписать капитуляцию на Западе:  ведь об этом он узнал от Брандта. Не согласуется с документами то место в Вашей  книге, где говорится, что Шелленберг сказал не только это, но и то, что Гитлеру  осталось жить считанные дни. Сличая все имеющиеся документы, я могу прийти к  выводу, что это замечание не что иное, как ошибка памяти. Может быть, было бы  лучше, если бы я обратился за разъяснениями к Вам, но мне не хотелось  обременять Вас такими мелочами. Может быть, теперь Вы что‑нибудь  сообщите по этому поводу?

Что же касается ума Шелленберга, то мне и впрямь кажется, что он  говорит сам за себя. Я признал (стр. 27), что тот «факт, что он уже в 1942 году  начал подготавливать себе пути отхода, отличает его от более примитивных  деятелей партии», а также что он спас множество людей, которые погибли бы в  концлагерях. Но я не думаю, что этот факт является достаточным доказательством  того, что Шелленберг проявил выдающиеся способности в области дипломатии; в  этой области (а мой приговор касается только этой области) я действительно  считаю, что он был совершенно беспомощен.
Записан

W.Schellenberg

  • Гость
Мемуары Вальтера Шелленберга
« Ответ #129 : 14 Сентябрь 2011, 12:22:13 »

Когда я говорил, что Дениц уволил нацистов, я имел в виду только тех  членов правительства, которые были членами нацистской партии. Шелленберг не  входил в правительство, и разумеется, от Деница нельзя было ожидать, что он  изгонит из рядов своей администрации всех, кто по стечению обстоятельств стал  членом партии. Но, я думаю, поведение Деница свидетельствует о том, что он  планировал распустить партию и СС. Его приказ об отставке, направленный  Гиммлеру (который я привожу на стр. 246) не просто смещает Гиммлера с поста  рейхсфюрера СС, а говорит: «Я считаю все занимаемые Вами посты упраздненными».  Эти слова кажутся мне показательными. Если бы Дениц снял Гиммлера с поста  рейхсфюрера, эта вакансия была бы открыта, но он предпочитает ни слова не  говорить об этом и просто объявляет эту должность упраздненной.

Относительно сепаратной капитуляции в Норвегии и Дании я согласен с  Вами полностью. Я не собирался высказывать критических замечаний по этому  пункту.

Теперь о Канарисе. Здесь я признаю свою неправоту и уже предпринял  шаги (которые, как я надеюсь, не будут слишком запоздалыми), чтобы исправить  это место в переводах моей книги на иностранные языки. Речь шла вот о чем.

То, что я сказал о Канарисе, представляется мне совершенно правильным.  Я очень хорошо знаком с его работой и его карьерой, так как имел исключительно  благоприятную возможность, чтобы изучить их. Мне кажется, не подлежит никакому  сомнению, что работа абвера была очень неудачной, и что Канариса гораздо больше  интересовали личные интриги, чем руководство работой разведки. Я не вижу  никакого противоречия между высказываниями на 27 и 37 страницах. Но я считаю,  что допустил несправедливость по отношению к Канарису, низко оценив его  организаторские способности, учитывая его слабое служебное рвение и халатность.  Теперь я убежден, что Канариса не интересовала разведка. Его интересовала  возможность позволять другим устраивать заговоры против нацистов. Подлинный  Канарис был, пожалуй, личностью, напоминающей героев Пруста, слишком сложной (и  скрытной), чтобы ее можно было успешно разгадать без особых усилий. Несомненно,  он был стойким противником нацистов по своему мировоззрению и целям, но в его  характере присутствовали черты восточного фатализма, мешавшие ему взять  инициативу в свои руки, поэтому он предпочитал держаться от всего в стороне, от  разведки, которой он должен был руководить, и от заговорщиков, которых он (с  помощью разведки) охранял. В конце концов он потерпел фиаско на обоих фронтах.  Неудачи разведки подрывали работу заговорщиков, так как Канарис мог держаться  на своем посту только с помощью регулярных «чисток», только за счет вытеснения  своих друзей, и, наконец, он сам за пять месяцев до покушения был вынужден  выйти в отставку, а после покушения он был казнен, будучи виновен скорее в  сочувствии заговорщикам, нежели в прямом участии в заговоре. Между прочим, факт  его казни сейчас установлен. Его медленно душили проволочной петлей, затем  вновь возвращали к жизни, снова допрашивали, после чего снова душили, в общей  сложности шесть раз. Все это произошло 9 апреля 1945 года в концлагере  Флоссенбург. Несмотря на то, что я считаю мои высказывания о нем в общих чертах  правильными, я все же думаю, что они слишком суровы, поскольку носят характер  приговора, а я не хотел бы выносить приговор никому из тех людей, кто честно  бился над проблемой искоренения нацизма. Я сам, окажись в подобной ситуации,  наверняка не знал бы, как поступить и часто спрашиваю себя, как должен  действовать мужчина в подобных случаях, и не могу найти ответа.

Наконец (боюсь, что мое письмо чересчур пространно), я хотел бы  сказать, что моя книга выходит за границей; в издательстве Боньерс в Стокгольме  готовится шведское издание. Я не знаю, насколько далеко продвинулись публикация  и перевод, но надеюсь, что еще есть время внести в текст некоторые исправления,  которые я передам через своих лондонских издателей, отвечающих за все  технические вопросы. Разумеется, я внесу и исправления, о которых говорил в  письме.

Есть ли еще какие‑нибудь изменения или оговорки, которые бы Вы хотели увидеть в книге? Я  был бы счастлив учесть все Ваши замечания, пока еще есть время. В случае, если  Вы предпочтете написать предисловие к книге, Вы могли бы оговорить в нем  пункты, в которых наши мнения расходятся; я убежден, что мои издатели также  согласятся на это. Итак, может быть, Вы сообщите мне свои пожелания по этому  поводу?



Графу Фольке Бернадотту

Преданный Вам

X. Р. Тревор‑Драгонгарден,

Стокгольм, 5. Ропер.

Это заверенная копия. Удостоверяю:

Нюрнберг, 1 июня 1948 г.

(подпись) Блессель

(подпись) Курт О. Минцель.

Помощник адвоката обвиняемого Шелленберга.

Заверение копии

18 июня 1948 г.

Мы, Ганс Нихтенхаузер и Альфред Оберлендер, настоящим заверяем, что  являемся официальными переводчиками с немецкого и английского языков, и что вышеприведенный  текст является подлинным и точным переводом документа Шелленберга под индексом  № 72.

Ганс Нихтенхаузер

Альфред Оберлендер

ЕТО 20113

ЕТО 20192

[1] области. – Прим. перев.

[2] Интернационал моряков и портовых рабочих. – Прим. перев.

[3] большей части бывшей Польши. – Прим. перев.

[4] бывших Польше и Чехии. – Прим. перев.

[5] Настоящий текст является продолжением предыдущего письма Тревор‑Ропера графу  Бернадотту.

благодарим



                       Ende

« Последнее редактирование: 14 Сентябрь 2011, 12:33:20 от W.Schellenberg »
Записан