Feldgrau.info

База знаний => Я помню.. Воспоминания ветеранов СССР => Мемуары \ воспоминания и т.п. => Пехота => Тема начата: accord_2008 от 18 Апрель 2012, 15:23:36

Название: Константинов Антон Сидорович
Отправлено: accord_2008 от 18 Апрель 2012, 15:23:36
А я жил в доме прямо напротив ворот военного городка. И 9 мая, когда утром вдруг поднялась в городе бешеная стрельба, мы сразу бросились в свое расположение, потому что подумали, что началась заваруха. Звоним коменданту, а у него все занято и занято… И только когда дозвонились до него, то узнали, что все - конец войне и это народ салютует. Вот так я узнал о Победе. Но сам я не стрелял, мы только братались, обнимались, кричали… Немного выпили за Победу. Пожалуй, это был самый счастливый день в моей жизни…
После этого, конечно, занимались служебными делами, но огромное напряжение, словно камень с души, пропало, в моральном плане стало заметно легче и свободнее, и мы знали и ждали, что скоро демобилизуемся и поедем домой. Уже в Прибалтике меня назначили начальником мастерских батальона, и я находился в подчинении заместителя командира части по материальному обеспечению Шустермана, но после всего пережитого это для меня была очень простая служба. Мне предлагали остаться служить дальше, обещали хорошую перспективу, но я очень хотел домой, и в августе 45-го демобилизовался в первой волне.
Поехали с женой к моим родителям, и когда на попутной машине уже подъезжали к селу, то увидели, что навстречу нам на телеге едет отец. Оказывается, люди ему уже успели передать, что вашего Антона видели на вокзале в Тирасполе, и он поехал нас встречать. Все-таки удивительное это явление - людская молва. Мы, конечно, остановились, радости было…
Вы к тому времени уже были женаты?
Да, я женился еще во время войны. Когда наша бригада стояла в Белоруссии, то мне было поручено поддерживать связь с нашими шефами - борисовским фанерно-спичечным комбинатом. Там я с ней и познакомился, завязались отношения, и 6 марта 1945 года мы официально зарегистрировали брак. Свадьба, конечно, была очень скромная, но зато счастливо прожили с Елизаветой Ивановной 64 года, пока совсем недавно ее не стало... Но остались две прекрасные дочери, есть три внука и четыре правнука.
Какие у вас боевые награды?
Я награжден медалями "За оборону Сталинграда", "За победу над Германией", но больше всего мне дорога медаль "За отвагу", к которой меня представили еще до ранения. Негусто, конечно, но на том этапе, когда пришлось воевать мне, наград почти не давали, не до этого было. А после ранения я больше не воевал, поэтому меня и не награждали и в звании не повышали, так и остался лейтенантом.
Хотелось бы как у минера узнать у вас ряд нюансов. Устанавливали ли вы, например, при минировании "сюрпризы"? Приходилось ли использовать трофейные мины и вообще, чьи мины были лучше?
Мины-"ловушки" мы никогда не устанавливали, потому что, во-первых, не имели на это времени. Но главное - мы не рассчитывали, что немцы будут снимать наши мины. Трофейные мины мы не использовали, но, конечно, знали их очень хорошо. Я не могу сказать, что у немцев мины лучше, нет. Просто они были посложнее, а у нас попроще.
Но это видимая простота иногда приводила к трагедиям. Под Сталинградом стояли жуткие морозы и бывали такие случаи, когда пехотинцы ради возможности сжечь немного тола и хоть немного согреться, пытались снимать установленные нами мины и подрывались… Но в жизни ведь всегда нужно использовать мозги, а уж на войне особенно.
Вообще, с какими людьми по возрасту, по национальности вам пришлось вместе воевать?
На фронте в своем взводе я был самый молодой по возрасту. В основном же у нас служили уже взрослые, умудренные жизненным опытом мужики лет по 30-35, и я для них был фактически пацан, но они меня всегда поддерживали и говорили так: "Лейтенант, мы тебя в обиду не дадим!"
А насчет национальностей скажу вам так. Представьте себе, что в моем взводе служило семь или восемь представителей разных национальностей. Помню, был грузин, узбек, кто-то из волжан, несколько украинцев, но большинство, конечно, русских. Но все жили дружно и прекрасно понимали, что делить нам нечего и всем вместе нужно спасать Родину. И никогда на фронте никаких межнациональных проблем не было. Например, наш узбек не очень хорошо владел русским языком, но остальные с пониманием это воспринимали, и всегда помогали ему. Все-таки в советское время межнациональный вопрос был решен неплохо. Это уже потом начали выяснять и разбираться кто, что, чей, какой, а в войну все были братья.
Помню, под Сталинградом такую картинку. Началось наступление, и мы сразу за наступающей пехотой тащим свои мины. А кругом стрельба, взрывы, лежат погибшие, и вдруг один раненый нам кричит: "Братцы, помогите!" Конечно, нужно помочь, но у нас ведь своя задача, и мы не имеем ни секунды свободного времени, и не можем все бросить и заниматься им. Только могли словами его подбодрить: "Дружок, потерпи, немного. Сейчас санитары подойдут и помогут тебе…"
Хотелось бы задать вам один из ключевых вопросов нашего проекта. У вас не было или нет сейчас ощущения и понимания того, что мы воевали с неоправданно высокими потерями?
Я много об этом читал, и сам очень много думал, даже с зятем спорил по этому поводу, и я вам так отвечу на этот вопрос. Я считаю, что это все сейчас сильно преувеличено. Наверное, были и ошибки, даже наверняка они были, но исходя из того, что на фронте пришлось видеть лично мне, позволяет вам ответить - нет. Я такого не видел ни разу! Я и сам не видел, и даже не слышал никогда таких разговоров. Например, в госпиталь привезли новую партию раненых. Конечно, все сразу к ним бросались с расспросами: "Ну, как там, братцы?" И они отвечали примерно в таком духе: "Тяжело, ой тяжело, но наш народ такой, что его просто так не возьмешь…" И я ни разу не слышал, чтобы кто-то сказал в таком духе: "Зря гонят народ на убой…" Конечно, может быть, и боялись об этом вслух говорить, но я такого ни разу не слышал. Но, честно говоря, и тема страха в то время сейчас тоже очень сильно преувеличена. Я и у себя страха не помню и какой-то всеобщей обволакивающей пелены страха, как обычно сейчас представляют это время, тоже не помню.
Но в последние двадцать лет очень много пишется и говорится о том, что все достижения того времени были достигнуты только из-за страха людей перед кровавой карающей сталинской системой. Что даже в войну наши люди хорошо воевали только потому, что опасались особистов и пулеметов заградотрядов за спиной.
Чушь собачья! Вранье! Я же вам говорю, что никакого страха у себя и у окружавших меня людей я не помню. А насчет заградотрядов и особистов отвечу вам очень просто. За все время войны заградотрядов и показательных расстрелов я вообще не видел ни разу. И перебежчиков никогда не было, даже не слышал про такие случаи.
А с особистами я постоянно контактировал, только во время службы во 2-й инженерной бригаде РГК. Они постоянно приходили, расспрашивали, интересовались настроениями солдат, везде совали свой нос, но всегда все по-доброму. Никогда никаких провокационных штучек или подлянок не было. Сейчас же их в кино показывают только с негативной стороны: жестокие, чванливые властолюбцы, которых хлебом не корми, а только дай кого-нибудь расстрелять. Но я на своем жизненном пути таких ни разу не встречал. Нормальные, обычные люди, у которых была такая особенная служба.
А как вы относитесь к Сталину?
Конечно, к Сталину, и к той жизни вообще, можно по разному относиться, но ведь нужно помнить, что советская власть начала жизнь с лаптей, сплошной неграмотности, почти никакой промышленности не было, и какой мощнейший рывок совершили за эти годы… За кратчайший исторический срок наша страна сумела пройти путь от лапотной, безграмотной, совершенно забитой и отсталой державы, до в прямом смысле космических высот, и войти в ряд ведущих мировых держав. Именно поэтому люди сейчас и тоскуют по СССР, но вернуться обратно, к сожалению, уже нереально.
Так что Сталин - это, безусловно, великий человек, который очень многое сделал для нашего народа и страны, и никто не может отрицать, что при нем Советский Союз совершил огромный рывок и достиг небывалых высот, которым поражался весь мир. Причем, учтите, что всего этого мы достигли только лишь за счет своего потенциала, ведь нам никто не помогал и как другие "цивилизованные и демократичные" страны, мы никого не грабили.
Конечно, все это далось непросто, нелегко, не без жертв, и кое-кто пострадал и попал под жернова совершенно безвинно… Но ведь хорошо известно, что в очень многих случаях это было связано с тем, что люди из-за личной неприязни клепали доносы друг на друга. Я не хочу вам цитировать отзывы о Сталине разных советских людей, потому что могут сказать, что они необъективны. Хотя я и сам жил во время его правления, и видел, какой у него в народе был авторитет, и как люди искренне переживали его смерть… Ладно, давайте тогда возьмем "объективную" оценку. Например, Черчилля. Того самого Черчилля, который всей душой ненавидел коммунизм, да и нашу страну тоже. Так вот сам Черчилль в своей статье посвятил ему такие сроки:"Большим счастьем было для России, что в годы тяжелейших испытаний страну возглавил гений и непоколебимый полководец Сталин. Он был самой выдающейся личностью, импонирующей нашему изменчивому и жестокому времени того периода, в котором проходила вся его жизнь.
… Сталин был величайшим, не имеющим себе равного в мире, диктатором, который принял Россию с сохой и оставил ее с атомным вооружением. Что ж, история и народ таких людей не забывают". И действительно наш народ его не забыл и никогда не забудет. Потому что люди осознанно или неосознанно, но понимают, что Сталин сыграл колоссальную положительную роль в истории нашей страны. И в своем мнении я еще более укрепился после того, как прочитал книгу дважды Героя Советского Союза Владимира Карпова "Генералиссимус".
Почти все ветераны мне говорят одно и тоже, что без него бы мы войну не выиграли.
Я тоже считаю, что мы бы без него не победили. Потому что вы себе даже не представляете, насколько у него был высочайший, просто невероятный авторитет в стране, в армии. Даже песни про него пели, и верили ему безмерно…
А политработники? Пользовались ли они на фронте авторитетом, верили ли им солдаты?
Лично мне попадались хорошие, достойные люди, к которым все относились с уважением. Я считаю, что, в целом, они своей работой сыграли положительную роль. Конечно, многие из них в боях не участвовали, но ведь от них этого и не требовалось.
Вы ведь в партию тоже на фронте вступили.
Когда мы стояли под Сталинградом, то в такой обстановке всеобщего напряжения всех сил, у меня случился буквально душевный порыв и я написал заявление о приеме в партию. И через какое-то время прямо в окопе ко мне подбегает связной из политотдела: "Там идет заседание парткомиссии и вас приглашают. Я вас проведу!"
Пошли по траншеям в блиндаж, а там мне говорят: "Сейчас будем рассматривать ваше заявление". Задали несколько вопросов и единогласно приняли в кандидаты члены партии. Но дальше произошло довольно интересно. Кандидатскую карточку мне из-за ранения не успели вручить, на новом месте службы постоянно делали запросы, и только когда в июне 44-го наш лагерь находился в Смоленском лесу, мои документы нашлись. И тогда мне сказали так: "Прошло уже полтора года, так что мы это время зачтем вам как кандидатский стаж", и приняли меня. Но я в партию не для карьеры вступал, там на передовой об этом никто не думал, потому что неизвестно будешь ли ты жив завтра или нет. Я стал коммунистом по глубокому убеждению, и с этим дойду до могилы…
В вашей семье кто-то еще воевал?
Только отец, которому во второй раз пришлось воевать против немцев. Он ведь в I-ю Мировую воевал в кавалерии, и если не ошибаюсь, во время Брусиловского прорыва под ним убило лошадь, и при падении он поломал ногу. А отец мамы - Савва Барбалат, кстати, воевал еще в русско-японскую войну, и тоже был ранен.
Так вот когда в 44-м наше село освободили, то отца, хоть он и был 1896 г.р. тоже призвали, и он участвовал в освобождении Румынии и Болгарии. Правда, он находился не на самой боевой должности - служил ездовым, но все же. И вскоре после Победы благополучно вернулся домой.
Константинов А.С.
А ваши родные ничего не рассказывали о том, как они пережили оккупацию?
Мой младший брат Федор 1927 г.р. был крупный парень, и чтобы румыны не угнали его на работу в Германию, родителям пришлось какое-то время прятать его в большой яме, а сверху укрывать хворостом.
А сестра Мария рассказывала, как их гоняли строить дорогу Тирасполь - Одесса. Надзирателями у них были румыны, но если бригадир относился к ним нормально, то вот самый старший был словно зверь. Чуть что не так, сразу нещадно лупил…
Но всю оккупацию мои родные вообще ничего не знали где я, что со мной, живой ли вообще. А от нашего дома буквально метрах в пятистах проходит полотно железной дороги, и рядом с ней шоссейная дорога Тирасполь - Одесса, по которой немцы гнали пленных. Так мама постоянно ходила туда, брала с собой горшок с молоком, хлеба, и с другими женщинами ходила и начинала кричать пленным: "Вы Антона Константинова не встречали? Может быть, кто-то знает, его, где он?" Охранники их отгоняли, но они все равно кричали и отдавали пленным хлеб с молоком. И только в 1944 году мы списались и они узнали, что я жив.
Как сложилась ваша послевоенная жизнь?
Приехал домой, немного побыли, но республика после войны была страшно разорена, к тому же еще этот голод, так что когда я понял, что по большому счету заниматься в селе нечем, то начал думать, как жить дальше.
Съездил вначале в Тирасполь, а потом поехал в Кишинев и пошел прямо в ЦК партии. В отделе кадров все о себе рассказал и мне предложили работу помошником секретаря райкома партии на выбор: в Григориополь или Дубоссары. Нужно было все хорошенько обдумать, и я попросил немного времени. Выхожу из ЦК, и когда в задумчивости шел по парку Пушкина, то вдруг навстречу мне попался Юзеф Ясанович Яновский, который у нас преподавал на курсах пионервожатых: "Ты живой?!" Разговорились с ним, и когда он узнал мое положение, то буквально схватил меня и потянул в Театральный переулок, где находился комитет культпросвета: "Пойдем к нам, ты же наш человек!" Пришли, он за меня замолвил словечко, и меня приняли, так что можно смело сказать, что эта случайная встреча стала определяющей в моей жизни.
Вскоре меня назначили завотделом культуры города, но потом оттуда перевели на работу в горком партии, и поручили заведовать городским хозяйством. Посчитали, что раз я учился в инженерном училище, то справлюсь. Но вскоре меня избрали 1-м секретарем Горкома комсомола, и уже при Л.И.Брежневе я стал 1-м секретарем окружкома комсомола, а потом на съезде меня избрали 1-м секретарем ЦК комсомола Молдавии. Время было тяжелое, но я его прекрасно вспоминаю, потому что много чего интересного тогда успели сделать, но особенно запомнилось, как набирали и отправляли добровольцев на Целину. Ведь на Целине было создано три молдавских совхоза.
Или, например, как Брежнев задумал создать в Кишиневе молодежную зону отдыха. Поначалу решили, что каждый район получит свой участок, и будет присылать на стройку комсомольскую бригаду. Но дело что-то не заладилось, и тогда он вызвал меня: "Вот что комсомол, получай боевое задание партии - поднимай молодежь города!" И фактически я стал прорабом на этой стройке. Помню, как колоннами весело с гармошкой, с песнями ходили на эту стройку, и как дружно и хорошо там все работали. И представьте себе, что на месте этого пустыря и огородов, мы построили шикарную танцевальную площадку, Зеленый театр, начали сажать деревья, и только когда дело дошло до строительства дамбы для Комсомольского озера, нам выделили технику.
Вообще Брежнев той поры (В 1950-52 годах Л.И.Брежнев работал 1-м секретарем ЦК Компартии Молдавии - прим.Н.Ч.) мне запомнился как энергичный, деятельный, напористый и удивительно обаятельный человек, который всем своим существом как-то увлекал людей, и поэтому все старались изо всех сил.
Окончил партийную школу, аспирантуру, защитился, и потом меня на партийной конференции избрали секретарем Ленинского райкома партии, но вскоре порекомендовали на пост 1-го секретаря городского комитета партии, и на этом посту я проработал четыре года.
Но потом Бодюлу (И.И.Бодюл - в 1961-1980 1-й секретарь ЦК КП Молдавской ССР - прим.Н.Ч.) наушники наклеветали: "Константинов вас игнорирует, вообще ведет себя неправильно", и он на очередных выборах, предложил другую кандидатуру. Это было такое оскорбление для меня, как так, не поговорив со мной поверить кому-то... Три раза он вызывал меня на беседу, предлагал различные варианты работы, но я ему категорически сказал: "Не беспокойтесь, я буду сам устраиваться на работу". Меня пригласили в Академию Наук МССР, и я год там проработал. Защитил в это время диссертацию. Но на должности ученого секретаря Института Экономики мне было откровенно скучно, потому что я привык к активной работе с людьми, и когда Бодюл снова меня вызвал и предложил возглавить отдел Пропаганды в ЦК, то я согласился, и проработал там семь лет. При этом был еще и секретарем партийного бюро в аппарате ЦК.
А затем как-то неожиданно получилось, что Иван Иванович предложил мне возглавить министерство культуры. Подумал я подумал, и хотя мне нравилось работать на прежнем месте, но решил принять предложение, и проработал на этом посту четырнадцать незабываемых лет: с 1973 по 1987 год.
Скажу без ложной скромности, работали мы очень хорошо, плодотворно и в полном контакте с творческими союзами. А все почему? Потому что как мне всю жизнь доверяли, так и я доверял людям, а ведь чем больше доверия, тем больше инициативы, напора и желания.
Но после выхода на пенсию мне опять стало скучно, и я пошел работать директором музея Г.И.Котовского и С.Г.Лазо (уроженцы Молдавии - герои Гражданской войны,- прим.Н.Ч.). Три года там проработал, прекрасно вспоминаю это время, но как раз начался развал Советского Союза, и новый министр культуры почему-то такой ненавистью пылал ко всему советскому, что все тут разметал. Не просто закрыл, а фактически уничтожил и наш музей…
Как вы считаете, что привело к развалу СССР?
Первостепенным мне кажется то, что Горбачев оказался бесхребетным руководителем и человеком. Наша главная беда в том, что у нас в стране не оказалось настоящего харизматичного лидера. Разве при таком руководителе могло бы подобное произойти? Ведь объективных предпосылок, во всяком случае, каких-то необратимых, для развала Союза не было. Разве результаты референдума, на котором 75 процентов населения нашей страны проголосовали за сохранение СССР, не говорят сами за себя?! А Горбачев слишком быстро поднялся по карьерной лестнице и недооценил многие вещи.
Часто потом вспоминали войну?
Конечно, вспоминал и вспоминаю, потому что это одна из самых тяжелых, но в то же время и ярких страниц в моей жизни. И я тоже внес, пусть и совсем небольшой вклад, в нашу общую Победу. Поэтому считаю большим счастьем, что в 2000 году в составе молдавской делегации мне довелось участвовать в Параде Победы на Красной Площади. Горжусь и тем, что в музее-панораме Сталинградской битвы в Волгограде есть маленький рассказ и обо мне. А в первое время после войны она мне часто снилась, даже кошмары какие-то… Но сейчас война уже не так часто снится, все больше какие-то события, которые произошли после войны. Мне есть что вспомнить…
Все-таки мне везло в жизни. Во-первых, этот снайпер чуть-чуть, но промахнулся… Потом в мирное время врачи меня чуть не угробили при подготовке к операции. Но все-таки главное, что в жизни меня всегда окружали замечательные люди, которые мне доверяли, поэтому нам много чего удалось сделать в родной Молдавии. Например, фактически с нуля создали крупный реставрационный комбинат и сделали его одним из лучших в Союзе. Создали филиал музея Пушкина в селе Долна, фактически возродили Сорокскую крепость. А как я выбивал новое помещение для детского театра "Ликурич", причем лично настоял на том, чтобы в нем соорудили суперсовременную двигающуюся сцену. А сколько мы построили по республике домов культуры, но особенно большое внимание я уделял Унгенскому и Кагульскому. Сколько в районных центрах и селах построили библиотек, музеев, музыкальных школ, а в Кагуле даже построили драматический театр.
А как превратили бывшее банковское здание в замечательный Органный зал. Я буквально днем и ночью занимался этим объектом, но в итоге республика получила концертный зал с уникальной акустикой. А какое шикарное здание построили для цирка! Я ведь два раза разговаривал с Фурцевой и буквально умолял выделить кредиты для постройки цирка, но всякий раз она отказывала. Мне тогда по телефону Бодюл даже так сказал: "Хоть на колени становись, а денег добудь!" И лишь после того, как во время нашей третьей встречи я стал упирать на то, что Екатерина Алексеевна избиралась в Верховный Совет от Тирасполя, она сдалась и все-таки подписала все необходимые документы. Зато потом мне сам Юрий Никулин говорил, что лучше здания кишиневского цирка в Советском Союзе есть только в Сочи.
Статья о Константинове А.С.
А здание для оперного театра?! Я даже шучу, что "оперный театр вырос на моем горбу", потому что столько при его строительстве пришлось решать проблем… Ведь когда меня назначили министром культуры, республика уже имела хорошие труппы оперы и балета, но они ютились при Театре имени А.С.Пушкина и это создавало большие трудности для обоих театров. И как мы отвоевали под него целый квартал, и сколько решали трудностей при его строительстве это отдельный и большой разговор. Но в итоге со всеми проблемами справились и построили прекрасное здание, в котором созданы все условия для творческой работы. А через дорогу планировали построить прекрасную трехзальную филармонию, даже проект уже был готов, но не довелось… А на месте филармонии я планировал открыть оперетту, но тоже не свершилось… Уже наброски были построить современное хореографическое училище, построить новую консерваторию… А какое новое здание театра построили в Бельцах… А с каким трудом мне пришлось буквально вырывать здание кислородного цеха для нашего всемирно известного ансамбля "Жок", но, в конце концов, создали там великолепную репетиционную базу. Эх, сколько еще было самых разных задумок, которые мы не успели осуществить, всего не перечислить. Но все-таки и успели многое сделать. Самое же главное - мы выдвигали по-настоящему талантливых людей, потому что вопросы подготовки, воспитания и расстановки кадров всегда были в центре внимания. Ведь сколько мы провели различных фестивалей и творческих конкурсов, в том числе всесоюзных, всего и не вспомнить. А какой насыщенный культурный обмен шел со всеми республиками, сколько к нам приезжало самых разных творческих коллективов, в том числе с мировым именем… И я это говорю не для галочки, а потому что культурный обмен помогает расти всем сторонам. Конечно, не все шло на "Ура", были и успехи, но были и недостатки, и просчеты, но мы всегда самокритично относились к своей работе, стремились добиваться успеха и двигаться вперед. А сейчас?!
С оперными дивами Ириной Архиповой и

Марией Биешу во время проведения в Кишиневе

конкурса имени Глинки
К сожалению, нужно признать, что в последние годы внимания культуре уделяется явно недостаточно, и так больно осознавать, что сейчас очень многое из созданного ранее безвозвратно утеряно, растоптано и сознательно разрушено, а ведь именно духовная пища составляет гарантию цивилизованного развития общества… Я же прекрасно помню, как особенно при Бодюле республика буквально на глазах расцветала и преображалась, а сейчас я даже не вижу способов каким образом можно сдвинуть эту катастрофическую ситуацию… А ведь условия у нас чудесные: люди трудолюбивые, земля и климат прекрасные, но вы посмотрите, что делается… На рынке все привозное, даже помидоры и виноград завозим, когда такое было?.. Нет, все-таки много, очень много потеряно, и только остается надеяться, что постепенно все вернем, но для этого придется работать, работать и работать…
Интервью и лит.обработка:
Название: Константинов Антон Сидорович
Отправлено: accord_2008 от 18 Апрель 2012, 15:26:25
(http://s019.radikal.ru/i633/1204/5c/ef6bef2660a8.jpg)
Родился я 17 августа 1923 года в селе Владимировка Слободзейского района тогда Молдавской АССР. Несмотря на то, что фамилия у нас русская, но родители у меня коренные молдаване. Как я предполагаю, это когда моего деда по отцу призывали в царскую армию, то чтобы было проще записать, ему сделали такую русскую фамилию. Но наше село расположено на самой границе с Украиной, и большая часть жителей были украинцы, поэтому до войны у нас была лишь украинская школа, и мы учились на украинском языке. И что интересно, наши родители, сами молдаване, которые между собой говорили на молдавском языке, с нами, с детьми говорили по-украински. Поэтому до армии русского языка я не знал, но зато потом так сложилось, что всю жизнь говорил в основном по-русски, а на молдавском довольно редко.

Расскажите, пожалуйста, намного о довоенной жизни вашей семьи.

Семья у нас была самая обыкновенная, родители - обычные для того времени крестьяне. Они относились к середнякам, имели немного земли, но, все-таки нас было семь человек детей: три брата и четыре сестры, из которых я был самым старшим, так что жили трудновато. Но наши родители были на редкость трудолюбивые и тащили семью изо всех сил, а мы с малых лет помогали им, чем могли.
Но, несмотря на все их старания, где-то в 1930 году родители не смогли заплатить налоги, нас выселили из дома, и мы переехали жить к деду, в село Константиновка. Правда, отец с таким положением дел не смирился, начал писать во все инстанции, и вскоре наш дом нам вернули. И вот только после этого родители сразу вступили в колхоз. Но постепенно жизнь налаживалась, люди стали хорошо зарабатывать, даже простые люди ощущали, что жизнь идет вперед, но это было трудное движение.
Наши родители были неграмотные люди, мама, например, так и осталась совершенно безграмотной, вместо росписи всю жизнь ставила крестики, а отец в свое время окончил церковно-приходскую школу. Но зато во мне уже с раннего детства проявилась необыкновенная тяга к учебе, помню, что класса с 5-го я уже читал все что возможно, все, что ни попадалось мне в руки. Так что в школе мне было интересно, и учился я хорошо.
Хотя мы жили на окраине, а школа от нас находилась в двух с лишним километрах, так что каждый раз в распутицу приходилось месить грязь, это было, конечно, кошмарно. И в школу я, кстати, пошел не в семь лет, а в шесть, а получилось это так. Соседями у нас была семья Водоненко и с их сыном Давидом мы дружили с детства, вместе играли. Помню, как-то его старший брат с друзьями начали играть - стали бросаться камнями в плетеный забор, а мне так интересно было на это посмотреть, что стал выглядывать из-за забора, но один камень мне попал в челюсть, и на этом месте шрам у меня до сих пор сохранился.
Давид был на год старше меня, и когда он впервые пошел в школу, то я так разревелся, что отец посадил меня на телегу и попросил директора принять и меня. И приняли. Давид после школы работал учителем в нашем селе, но потом его призвали в армию, и с войны он уже не вернулся. (По данным ОБД-Мемориал инструктор при командире 6-й батареи артиллерийского полка 1-й румынской добровольческой дивизии имени Тудора Владимиреску старший лейтенант Водоненко Давид Михайлович уроженец села Владимировка Тираспольского района МССР погиб 07.09.1944 года - прим.Н.Ч.)
В общем, школа, окружение, сама атмосфера того времени оказали на меня огромное влияние. Меня всегда ставили в пример, потому что я не только хорошо учился, но и был очень активный: даже в художественной самодеятельности участвовал, а когда на праздники проводились митинги, то меня всегда выдвигали выступать.
Вы помните голод 1932-33 годов?
Это было страшное время… Но я ведь еще маленький был и не так уж хорошо все это помню, но точно знаю, что наша семья еле-еле перебивалась. Это сейчас детей балуют, чем только можно, а вот я, например, до войны даже не знал вкуса конфет. Мамалыга, печеные кабачки, вареная свекла - вот и вся основа нашего рациона… Правда, насколько я знаю, в нашем селе от голода никто не умер, а в семье у нас даже никто не опухал, но жили мы в это время очень и очень тяжело.
Вот послевоенную засуху и голод я помню уже гораздо лучше. После ранения под Сталинградом меня признали ограниченно годным и поэтому в августе 45-го демобилизовали в первой волне. И вскоре после того как я вернулся домой, меня как коммуниста назначили представителем ЦК по борьбе с последствиями голода и направили в село Данко. И вот там мне пришлось увидеть страшную картину, но я сам ничего не мог поделать, а мог только передавать правдивую информацию. Но в этом селе прямо на моих глазах люди умирали от голода. Идет по улице, упал и все…
И только когда в Республику приехал Косыгин, а это была по-настоящему колоссальная фигура, он сходу проехал по республике, и когда увидел весь этот ужас, сразу же организовал максимальную помощь. В населенных пунктах стали организовывать кухни, где голодающим выдавалась еда. В общем, когда в 1946 году состоялись первые послевоенные выборы в Верховный Совет, и меня послали уполномоченным в Джурджулешты, то я лично видел, что положение на местах уже намного лучше.
В 1939 году после окончания седьмого класса меня направили на курсы пионервожатых. Но проучился я там недолго, потому что как раз в это время в Наркомпросе МАССР начали набирать группу ребят для учебы в харьковском культпросветучилище. И меня тоже включили в ее состав, поэтому именно там я и узнал о начале войны.
В Харькове все было просто здорово: хороший коллектив, дружеская атмосфера, а жили мы в общежитии на краю города, в поселке Челюскинцев. В то воскресное утро на нашей спортивной площадке мы играли в волейбол, и вдруг по громкоговорителю услышали, что сейчас будут передавать важное правительственное сообщение. И испытали настоящий шок, услышав выступление Молотова, потому что для всех нас это было абсолютно неожиданно…
Но мы все были настолько патриотично воспитаны, что сразу же побежали в авиашколу записываться добровольцами, но нас там сразу развернули: "Не морочьте нам голову, идите домой. Когда вам исполнится по восемнадцать лет, вас сразу вызовут!"
Но мы просто сгорали от нетерпения, потому что были уверены, что эта война ненадолго, ведь мы так верили в нашу армию. Я помню, как мы завидовали тем ребятам, которые вернулись из армии: такие подтянутые, бравые, в красивой форме, и мы ватагой мальчишек бегали за ними. Поэтому у нас такой был подъем, все были уверены, что наша героическая Красная Армия даст достойный отпор врагу, тем большее удивление мы испытывали, слушая сводки Совинформбюро… Все-таки наша страна оказалась недостаточно готова к войне, и я думаю, что огромное значение сыграло еще и то, что у нашей армии почти совсем не было боевого опыта.
Но я вам хочу сказать такую вещь, что, несмотря на все неудачи, каждый из нас верил, что Германия никогда не победит нашу страну. За все время войны лично я не помню ни одного случая, чтобы хоть кто-то засомневался в нашей победе, даже растерянности не помню. А победа под Москвой показала, что и немцев вполне можно успешно бить. Но тогда, конечно, мы не понимали, почему это наша непобедимая армия вдруг так отступает… Это сейчас мы осознаем, почему и как такое могло случиться, а тогда у нас такого понимания не было.
А нас с ребятами вскоре отправили в пригородный совхоз помогать собирать урожай, но с приближением фронта поступила новая команда - срочно отправить весь скот на восток. Отобрали нас четверых, выдали телегу, продукты, и приказали сопровождать большое стадо коров. И мы верхом, со многими остановками гнали этот гурт большей частью по дорогам, но где-то, конечно, и срезали. И все обошлось довольно благополучно, хотя обстановка была уже напряженная, но под бомбежку мы не попадали, и народ по пути относился к нам очень доброжелательно. Чем могли, помогали. В общем, мы благополучно довели наше стадо до Дона, сдали там его в совхоз, а сами сразу пошли проситься в армию в Мигулинский военкомат, и вот там наши пути разошлись.
Один из ребят, Алеша Андронатий - мой ближайший друг попал в артиллерию, воевал до самого конца войны и встретил победу в Австрии. Но в середине 80-х годов он умер прямо на трибуне, когда выступал во время праздничного митинга.
Про парня из соседнего села Гребенюки я больше ничего не слышал, а вот последний из нас четверых - наш односельчанин Павел Веретюк, погиб. (По данным ОБД-Мемориал уроженец села Владимировка Тираспольского района МССР разведчик 121-го сп красноармеец Павел Семенович Веретюк 1923 г.р. скончался от ран в госпитале 18 марта 1943 года и похоронен в братской могиле в центре станицы Рязанская Краснодарского края - прим.Н.Ч.)
А меня включили в большую команду, человек на двести, которую отправили в состав 8-й Саперной Бригады Южного Фронта. Больше всего запомнилось, что когда по дороге мы заночевали в Сальске, то я так крепко заснул, что с меня стащили мое главное богатство - кировские часы, которые мне подарил отец.
Прибыли в Ростов, где находился штаб бригады, и нас отправили готовить новые рубежи обороны. Рыли окопы, землянки, противотанковые рвы. Честно скажу, очень трудно тогда пришлось, потому что навыка к столь тяжелой физической работе у меня еще не было. Но где-то через месяц меня перевели в Ростов в учебно-комендантскую роту при штабе нашей 8-й Саперной Бригады.
А вскоре меня включили в группу из двадцати человек, которых решили отправить на учебу. Почему меня отобрали, сам до сих пор не знаю. Но в группе мы все оказались примерно одного возраста, с примерно одинаковым уровнем образования. В общем, нашу группу отправили в Москву, и разместили по адресу, который я даже сейчас помню - Маросейка, 12. Несколько дней там пробыли, в инженерном Управлении Красной Армии с каждым из нас побеседовали, и только после этого нас отправили в Болшево, где располагалось военно-инженерное училище.
А это же был еще декабрь 41-го, немцев только-только оттуда выбили, а мы уже вселились в бывшие казармы. И скажу вам, что подготовили нас очень хорошо, потому что учеба была невероятно насыщенная. Нагрузка была просто сумасшедшая, занимались буквально днем и ночью, и все силы выкладывали. Но зато учиться было очень интересно, потому что все, что только возможно, наверное, изучали: преодоление водных препятствий, строительство мостов, установка проволочных заграждений, но главное, конечно - минно-взрывное дело. И классные занятия, и полевые, и ночные, и какие еще хотите, и при этом спрашивали с нас очень строго.
Что-то особенно запомнилось за время проведенное в училище? Какие ребята вместе с вами служили, с кем-то вы подружились, как кормили?
Бытовые условия были нормальные, и кормили в принципе неплохо. Вообще за всю войну я не помню периода, когда бы мне пришлось откровенно голодать. Запомнилось, что среди преподавателей у нас два инструктора были испанцы. А ребята… Хотя мы очень дружно жили, но сейчас я уже никого и не вспомню… Но помню, что жили весело, все шутки, прибаутки. Особенно в этом плане у нас выделялись один грузин и армянин. Правда, если грузин был страшный бабник, то армянин в этом отношении был очень строг. Но потом так сложилось, что судьба нас развела, и ничего о наших ребятах я больше никогда не слышал, и никого не встречал. Поэтому и не знаю, как сложилась их судьба, кому повезло выжить, а кто погиб, хотя свои первые потери мы понесли очень скоро…
В начале августа к нам в училище прибыл Старинов (Илья Григорьевич Старинов - легендарный советский партизан-диверсант, "дедушка русского спецназа" - прим.Н.Ч.), он забрал с собой два наших взвода из четырех, и сказал, что вскоре вернется и за нами. Что будет дальше, мы не знали, но прошел слушок, что нас тоже отправят в партизанские отряды инструкторами минно-подрывного дела.
Как вы восприняли эти слухи? Все-таки воевать на передовой и в тылу врага это совсем разные вещи.
Лично мне было все равно, потому что у меня, да и у всех остальных ребят тоже, был такой патриотизм, такой порыв сражаться за Родину, что мне было все равно где воевать. Но Старинова мы так и не дождались, потому что через какое-то короткое время обстановка на юге резко обострилась. Нам быстро присвоили звания младших лейтенантов и отправили в Сталинград.
До Камышина доехали поездом, а там нам сказали: "Пароход на Сталинград пойдет только через шесть часов". А мы же молодые, кровь кипит, и чтобы не терять времени даром решили пойти на танцы, на местную танцплощадку. Отлично провели там время: танцевали, шалили, баловались, но человек шестьь так увлеклись этим весельем, что опоздали на пароход. Бросились нас догонять на попутном транспорте, и как нам потом рассказали, что по дороге они напоролись на немцев и все погибли… Это были самые первые потери в нашем взводе…
А мы поплыли в Сталинград на пароходе "Володарский", насколько я знаю, последнем большом судне, которое смогло дойти в город. Плыли в полной темноте, потому что немцы бомбили просто беспощадно. И когда все-таки доплыли и пошли к коменданту, он нас "порадовал": "Ваша часть формируется на том берегу, но я вас сейчас туда отправить не могу. Ждите до вечера!" А ведь фашисты уже находились на подступах к городу, и мы же сами видели, что десятки немецких самолетов буквально непрерывно висели в воздухе, бомбили все живое, и Сталинград в полном смысле слова горел…
Но все-таки переправились, и меня назначили командиром 1-го взвода минных заграждений и особой техники 3-й роты 152-го батальона 16-й Отдельной Инженерной бригады спецназначения. Всего во взводе было пятьдесят бойцов: я, помкомвзвода и четыре отделения по двенадцать человек. И вскоре нас перебросили на правый берег Волги, на северную часть Сталинградского Фронта в состав 62-й Армии Чуйкова. Но после того как немцы разрезали наш участок на две части, наша бригада оказались в составе 66-й Армии Донского Фронта. И вот там мне довелось воевать пять с половиной месяцев, пока меня не ранило.
Чем занимался ваш взвод?
Все это время мой взвод постоянно находился на передовой, где нас придавали разным частям, и все это время мы почти всегда выполняли одно и то же задание - минировали противотанковыми минами танкоопасные участки.
В оборонительный период укрепляли линию обороны на случай возможного наступления немцев. По установленному порядку я должен был нанести на карту минное поле и передать данные в штаб батальона, и вначале это делалось очень четко. Однажды даже был случай, когда я нес данные в штаб, и вдруг за мной увязался немецкий самолет. Начал меня обстреливать, летчик видно решил немного поразвлечься, но так и не попал.
Работали большей частью ночью и, как правило, место расположения минных заграждений определял не я, а общевойсковой командир на уровне командира батальона. Сколько же мы там мин установили… Но вот сколько на них подорвалось немецких танков точно, конечно, не знаю, хотя один случай могу рассказать.
В одном месте, когда наши пошли вперед и захватили две высотки, их командир мне приказал: "Ты мне проход между ними заминируй, потому что немецкие танки тут обязательно попробуют прорваться к нам в тыл!" И точно. Мы еще даже не закончили устанавливать мины, как вдруг видим, что вдалеке из леска один за другим выезжают немецкие танки. Стали считать - 15 танков... И вначале они шли как будто параллельно линии фронта, но, используя складки местности, оказались у этой балки, в которой мы заканчивали установку мин. Но первые же два танка подорвались на наших минах. Вся колонна, конечно, остановилась, потому что места для маневра у них не оставалось, и тут артиллеристы подбили еще два танка. Вот так четыре танка остались перед нашим минным полем, а остальные отошли…
А незадолго до этого произошел такой эпизод. Когда мы еще только устанавливали мины и видели, как немцы подходили все ближе и ближе, я отдал приказ взводу отойти чуть назад, а там оставил одного бойца, чтобы он подорвал электроуправляемый заряд. И этот отчаяннейший человек, остался в замаскированной траншее, и действительно подорвал заряд, правда, чуть промахнулся. Но и этого хватило, чтобы немцы остановились и отступили.
А в книге "Подвиг молдаван в Сталинградской битве", которую пару лет назад написал наш великий труженик, энтузиаст и патриот Николай Федорович Гуцу, описан эпизод, когда мы помогли отбить четыре немецкие атаки. В принципе этот эпизод аналогичен тому, когда на наших минах подорвались четыре танка. Когда появилось большие силы немцев, мой взвод не только не отошел назад, но даже выдвинулся чуть вперед. За три ночи мои минеры успели установить 559 противотанковых мин и тем самым помогли пехотинцам за три дня отбить четыре немецкие атаки. Это всего лишь эпизод, а я находился на передовой больше пяти месяцев и буквально каждый день занимался боевой работой… За это время мы установили и сняли огромное количество мин, и все это под обстрелом, под бомбежкой, так что чего там только не происходило, сколько было всяких случаев…
Отрывок из наградного листа, опубликованный в книге
"Подвиг молдаван в Сталинградской битве"
А ведь всем этим приходилось заниматься в страшные морозы. Помню, мне как-то утром говорят: "Лейтенант, у вас борода белая", и я сразу бросился оттирать подбородок снегом… В другой раз кричат: "Лейтенант, щека белая!" Но вот вспоминаю то время и сам удивляюсь. Ведь я никогда не думал о том, как нам невыносимо тяжело, о том, что невыносимо холодно. Нет, всегда бодрые, боевые, всегда чем-то заняты, а молодая и горячая кровь и напряженные нервы не позволяли нам болеть. Я не помню, ни одного (!) случая, когда бы кто-то из моих бойцов пожаловался на недомогание или простуду. Как-то помогала согреваться в морозы и водка, ведь нам выдавали "наркомовские" сто граммов. Но я же был совсем молод, всего девятнадцать лет, неискушен и вообще не пил, а отдавал свою норму бойцам. Правда, на фронте я пристрастился курить и курил очень много. И только 1 мая 1953 года взял, и раз и навсегда бросил, потому что и кашель у меня уже был, да и врачи предупреждали, что нужно поберечь легкие.
Так что чего мы только не пережили на фронте. Например, однажды приключился такой эпизод. Как-то еще в оборонительный период, нам дали очередное задание - прикрыть минами опасный участок. Когда наступила ночь, я взял с собой командиров отделений, и мы пошли осмотреть местность, чтобы продумать, как это лучше сделать. Шли спокойно, но видимость была отвратительная, стояла непонятная дымка, и вдруг в один момент увидели какие-то силуэты перед собой. Мы сразу залегли, и оказалось, что это немецкий танк и сильное боевое охранение, которые были выдвинуты вперед… Но немцы нас все-таки услышали и тут же открыли беспорядочный огонь, поэтому пришлось срочно возвращаться обратно. Вваливаемся в окопы, стряхиваем с себя снег, а тут вдруг стоит мой командир роты, которого я увидел впервые за долгие месяцы. Ведь мой взвод постоянно придавали разным подразделениям, а дважды случалось и так, что делили его на две части и отправляли в разные места, так что нашего командира роты я все это время и не видел. Спрашивает меня: "Ты живой?" - "Живой!" - "Ну, здорово! Поздравляю, тебе присвоено звание лейтенанта!" Вот так я узнал, что мне присвоили звание лейтенанта.
В общем, я считаю, что совсем недаром по итогам Сталинградской битвы нашей героической бригаде было присвоено звание 1-й Гвардейской Инженерной Бригады спецназначения. Но я гвардейцем стать не успел, потому что попал в госпиталь.
Когда вас ранило и как это случилось?
Это произошло 19 января 1943 года, когда мы участвовали в наступлении в полосе все той же 66-й Армии, и как обычно нам поставили задачу прикрыть очередной участок. Мой взвод на санях выдвинулся к месту, где должны были установить минное поле. Причем, двигались браво, смело ведь кругом чистое белое поле. И когда двигались, по нам вдруг раздался выстрел. Я тут же скомандовал команду "Ложись!", и оказалось, что под подбитым танком сидел снайпер, во всяком случае, стреляли оттуда одиночными выстрелами. Буквально рядом со мной стоял командир одного из отделений, ленинградец, я даже запомнил его фамилию - Харитонов, и этот снайпер видно посчитал, что именно этот высокий парень и есть командир. Выстрел, и Харитонову, который повторюсь стоял рядом со мной, разворотило весь живот… Его оттащили метров на двадцать и там он умер… А такой красавец был, чуть постарше меня…
Все залегли, а ведь нужно выполнять задание, но немец не давал нам поднять головы. Между нами было метров сто всего, но приблизиться к танку, чтобы бросить гранату мы не могли, потому что кругом чистое ровное поле, степь. Тогда мы начали стрелять. Я лежа дал очередь из автомата, потом другую, но потом так осмелел, что даже привстал на колено и стал строчить. Наступила тишина, и только я начал думать, что делать, как в этот момент получил пулю… Но снайпер совсем чуть-чуть промахнулся, потому что видно поторопился. Пуля прошла через кисть и запястье правой руки и по касательной прошла через бок, пройдя всего в двух сантиметрах от печени.
Меня перевязали, но что странно, немец больше не стрелял. С такой рукой я, конечно, был не боец и меня отправили в медсанбат, который располагался в Дубовке. Но больше всего запомнилось то, что в рану мне попали волосы из перчатки, и вы представляете, что я испытывал, когда мне ее чистили?
А потом в санитарный эшелон и в Саратов. Меня определили в эвакогоспиталь №3313, который располагался в здании бывшего общежития медицинского института и месяца два я там лечился. В целом все было хорошо, меня интенсивно лечили, много занимались моей рукой, но так ничего и не смогли сделать. А ведь я так хотел поскорее вырваться оттуда и вернуться в свою часть. Но кисть руки и запястье, так и не восстановились, и меня признали ограниченно годным 2-й степени. Я потом и после войны, сколько ими не занимался, но так и не удалось вылечить их в полной мере.
Что еще запомнилось? Ну, например, там в госпитале произошел такой эпизод. В город мы почти не выходили, но на 23 февраля решили отметить праздник. К тому времени у меня уже накопились определенная сумма денег, ведь отсылать их мне было некому, и я купил поллитровую бутылку самогона и угостил ребят, человек шесть нас было. Это немного, конечно, но самогон был крепкий и ребята хоть немного, но все-таки почувствовали "праздничный эффект".
А перед самой выпиской один старший лейтенант, с которым мы вместе лежали, уговорил меня сфотографироваться и дал мне свою гимнастерку, потому что мои вещи были на складе: "Одевай мою!" Вот почему я на этой фотографии с тремя кубарями.
И, кстати, как я узнал о погонах. Когда из Дубовки нас погрузили в санитарный эшелон и отправили в Саратов, то на одной из станций вдруг увидели, что все военнослужащие ходят в погонах. Мы, конечно, удивились, в чем дело, что такое? А это оказывается, в армии ввели погоны. (Погоны в Красной Армии были введены приказом Народного Комиссара Обороны № 25 от 15 января 1943 года - прим. Н.Ч.)
Выписать-то меня выписали, но рука совершенно не действовала, и тогда меня вернули на повторную операцию, но уже в окружной госпиталь. Я, кстати, запомнил, что ее мне делал профессор с молдавской фамилией - Балабан. А после выписки я получил назначение во 2-ю инженерную бригаду РГК, которая тогда стояла в Ульяновской области. И запомнилось, что мое пребывание в этой бригаде началось с одного казуса.
Когда я только прибыл туда, меня ребята начали подначивать: "В новом коллективе нужно отметиться". Ладно, традиция есть традиция. Собрались компанией в одном доме, девчат местных пригласили. Но мне там налили в двухсотграммовую кружку разбавленного спирта, а я же неподготовленный, и когда выпил… Я не отключился, нет, но так мне было дурно, что утром, когда пошел на службу, то по дороге меня не просто рвало, а прямо желчь несло, потому что все сгорело внутри… Еле-еле это пережил. Но это, конечно, нехарактерный для меня эпизод, потому что за всю свою жизнь выпивкой я никогда не увлекался.
В этой 2-й инженерной бригаде мы готовили пополнение для действующей армии. Учили новобранцев всему, чтобы из них получились настоящие солдаты. А когда изучали преодоление водных преград, я чуть не погиб. Обучение проходило в селе Ясашная-Ташла, там есть длинное такое озеро. Когда подали команду, то со своим взводом я, конечно, тоже кинулся в это озеро. Барахтался-барахтался, пока наш командир с моста не заметил, что со мной явно что-то не так и не закричал: "Ребята, поддержите своего лейтенанта!", и они меня сразу подхватили. Но я же не мог признаться, что не умею плавать, и когда скомандовали "Вперед!", то вместе со всеми и шагнул в озеро.
А в мае месяце нас, целый батальон, отправили на разминирование в Сталинград. Вот там пришлось по-настоящему тяжело, потому что среди нас было очень много новичков и необстрелянных бойцов, к тому же приходилось обезвреживать немецкие мины с разными сюрпризами. Мы же не просто готовили новобранцев, а постоянно шли вслед за передовыми частями и в прифронтовой полосе разминировали оставшиеся минные поля, обезвреживали неразорвавшиеся снаряды и бомбы. И вот с этим не самым опытным составом мы буквально весь город чистили. Нас, кстати, расположили в подвале Дворца Пионеров, который располагался на одной площади с Универмагом, в котором пленили фельдмаршала Паулюса.
Месяца два мы, наверное, проработали в Сталинграде. Вы себе даже представить не можете, что творилось на Мамаевом кургане. К тому времени после прошедших боев металл уже успел поржаветь, и казалось, что на земле лежит сплошная пластина из ржавого металла, столько там было осколков… Так что очень много пришлось поработать в Сталинграде. В основном пришлось снимать мины, но на тракторном заводе, например, мы обезвреживали и неразорвавшиеся бомбы и снаряды.
А после Сталинграда наша 2-я инженерная бригада пошла вслед за фронтом: Смоленская область, Белоруссия, Литва, и там под Каунасом мы встретили Победу. Тяжелее всего пришлось в Белоруссии, потому что там после жесточайших боев живого места почти не осталось. И очень много мин, причем, с разными сюрпризами, хитростями… Особенно когда в кустах установлена проволочная растяжка, там разве разглядишь ее? Но у нас на разминировании вообще не было потерь, потому что мы хорошо готовили людей и очень строго следили за техникой безопасности.
Да и надо мной словно кружило какое-то счастье, словно ангел-хранитель меня оберегал. Всем известно, что самые большие потери несет пехота, но ведь разведчики и саперы это фактически смертники… Я помню удивительный случай. Один из пехотных командиров собрал к себе на совещание всех офицеров, штаб, в общем, собралась их целая группа, человек пятнадцать. А я бегу к ним, потому что меня тоже вызвали и тут на моих глазах снаряд падает прямо в этой группе и на клочки их разбросал… Я не добежал до них буквально метров триста… И ведь не на виду у немцев стояли и вот так… Я же особенно горжусь тем, что за все время на фронте, кроме командира отделения Харитонова, не потерял ни одного своего подчиненного.
Вот так мы и продолжали работать до самой Победы. Очищали от мин освобожденные территории и готовили пополнение для фронта. Я, кстати, считаю, что мы хоть и недолго с ними занимались, месяца два всего, но готовили людей очень даже неплохо. Под конец войны я даже дважды в качестве начальника эшелона, возил на фронт подготовленное пополнение. Однажды довелось сопровождать эшелон под Варшаву, и во время этой поездки мне запомнилось, что поляки к нам относились очень доброжелательно. А в другой раз пришлось сопровождать эшелон под Кенигсберг.
И за все время в этой бригаде нам лишь один раз поручили по-настоящему сложное боевое задание. Как-то нас вызвали: "Сутки отдыхайте, а потом пойдете и взорвете мост через овраг, по которому постоянно передвигаются немцы". Это было чрезвычайно тяжелое задание, я даже не знаю, как бы мы его выполнили, но нам повезло, что пока мы готовились к нему, летчики разбомбили этот мост, и нам не пришлось туда идти.
Как вы услышали о Победе?
Наша бригада находилась в Панемуне, это пригород Каунаса. Размещались в отличных казармах военного городка еще царской постройки, но в тех краях ведь было очень даже неспокойно. Помню, как-то по делам поехал в Вильнюс, а на выезде из города меня ребята предупредили: "Осторожно, по дороге вас могут обстрелять "лесные братья". Но сколько я ни ездил в Вильнюс, но ни разу под обстрел не попадал. Хотя эти бандиты даже в городе иногда наших офицеров убивали, так что неспокойно было, неспокойно.