Меня зовут Борис Григорьевич Свердловский. Я родился на Украине. Бывшая Киевская, затем Житомирская область, станция Попельня. У меня в паспорте написано неправильно: Попельная, а фактически - Попельня. Еще в паспорте написано: родился в 1922 году, а фактически - в 1923. Я еще до войны, сопливый, поступил в аэроклуб, а значит, мне нужно было иметь 1922 год рождения. Я тогда жил в Москве, написал в Попельню, где у меня жила дальняя родственница. Сказал, что мне нужна копия метрика о том, что я с 1922 года, она мне выслала, и с тех пор я стал 1922 года рождения.В 1932 году мои родители переехали в Москву. На Украине был страшнейший голод. Иногда мимо проходили машины со жмыхом - с шелухой от подсолнухов. Мы, пацаны, сделали из толстой проволоки крючки и ими цепляли, доставали кусочки жмыха. Голод был сильнейший, я это помню. Из Попельни мы переехали в Киев, где у нас была родня, и прожили там около года. А потом поехали в Москву, - там жила родная сестра моей бабушки.У меня была сестра, ей было 8 месяцев. Отца уже не было, они с матерью разошлись за год до этого. Матери дали только один билет, - больше нельзя. Мне взяли билет на второй день. А мне было 9 лет. Мать уехала, оставила мне полбуханки хлеба и одну морковку. Мы с ребятами съели эту буханку за 15 минут, и в этот день я больше ничего не ел. На второй день поехал в Москву. Сел в вагон, а в Брянске в нашем вагоне сгорела букса, вагон отцепили. Поезд Киев - Москва шел один раз в сутки, и ждать пришлось до следующего дня. Я ничегошеньки не ел. На следующий день пришел поезд, нас посадили. Сидит дядька, ест хлеб с мясом. Я у него ничего не просил, но, видно, выразительно так на него смотрел.- Мальчик, ты что, есть хочешь?- Да, хотел бы.И он мне дал кусок хлеба с мясом. Я это запомнил на всю жизнь.Первый класс я окончил в Киеве, а в Москве - 7 классов. Мать работала одна. У нее на иждивении были я, моя сестра, бабушка. Тяжеловато ей было.- Как вы попали в авиацию?В Москве в Филевском районе есть завод, тогда это был авиационно-строительный завод имени С.П. Горбунова. Так вот я туда пошел в ФЗУ, учеником токаря. Учился, ходил на практику в цеха. И вдруг вижу: один парняга приходит в пиджаке, а на нем такая эмблема, курица…- Откуда это у тебя?- Учусь в аэроклубе на летчика, - ответил так, с гордо поднятой головой.Думаю: а я тоже хочу. Помню, видел в трамвае одного летчика в такой красивой форме, так я ему позавидовал! Иду в аэроклуб. Вот так и так, хочу учиться.- Какой возраст? Во-первых, ты очень молодой. А, во-вторых, на летчика принимают только с 10 классами.Получаю из Попельни метрику. А с 7 классами не берут. Я иду в другой аэроклуб - не берут. Я в третий - не берут. И вот на Красной Пресне на Мантулинской улице был аэроклуб Ленинградского района. Я пришел туда. Там мне сказали, что на летчика принять не могут, но могут на механика - с 7 классами.- А механики летают?- Летают.Я же тогда не соображал. Потом понял, как они летают. Если летчик возьмет куда-нибудь, тогда он летит.Пошел механиком. Учимся. Пока учился, ничего особенно не замечал. А потом, когда вышли на аэродром, курсанты-летчики летают, а механики за ними чистят самолеты. Мне это стало не по душе.И вдруг выходит постановление, что стахановцев производства можно принимать на летчиков и с 7 классами. Это было начало 1940 года. Я пошел к мастеру цеха, мне нужна была справка, что я стахановец. Он от смеха чуть не умер. Какой я стахановец? Сопляк, ученик.- Зачем тебе такая справка? - перестал он смеяться.Я все объяснил. Он меня хлопнул по плечу.- Будет тебе такая справка!В конце смены принес, и меня взяли учиться на летчика. В начале декабря я уже окончил этот аэроклуб.- Вам запомнился первый полет?- Инструктором была девушка. Полетели, мне понравились. Она делает круг над аэродромом, великоватый. И мне говорит: мы четвертый разворот далеко сделали, будешь сам летать - так далеко не надо. А я не соображаю, далеко это или близко, понятия не имею. В первом полете понял очень мало. А потом стало лучше, лучше.Я окончил аэроклуб в конце 1940 года, тогда к нам приехал заместитель начальника кировабадской летной школы, ему надо было пять курсантов в летную школу забрать. Видимо, я ему понравился. Он проверил человек 20, слетал со мной и другими. И потом сказал: вот этих ко мне.Мы сели в поезд и поехали в Кировабад. Сейчас он называется Гянджа…Это в Азербайджане. Там была бомбардировочная летная школа. Я ее окончил. В аэроклубе летал на По-2, в школе тоже сначала По-2, тогда он назывался У-2. Потом вылетел на самолете-разведчике Р-5. Потом - на СБ конструктора Архангельского. Полета 2-3 сделал на "пешке", но самостоятельно на ней не летал. И из Ирана нам поступили американские "Бостоны". Они из Америки до Ирана шли пароходами, а из Ирана наши летчики-перегонщики их перегоняли в Кировабад. Этих самолетов у нас было полно. И мы переучились на "Бостоны".- После СБ пересесть на "Бостон" было сложно?- "Бостон" ни в какое сравнение не идет с СБ. Во-первых, там такие удобства, - я был поражен. Я первое время сравнивал кабину "Бостона" с кабинетом директора. Все удобно, все на месте, культурно. Но самое главное - безотказнейшая машина. Я на ней пролетал с 1943 года по 1952 год - 9 лет. Один раз был отказ - прогорел поршень. И то я двигатель не выключал. Он немножко дымил белым дымом, я нормально долетел до аэродрома, там поршень заменили, и все было в порядке. Больше отказов не знал.- Как узнали о начале войны?- В 1941 году я был курсантом кировабадской школы. Днем прибегает один курсант и говорит: ребята, война с Германией! Скажу вам откровенно, мы ничуть не загрустили, мы почти обрадовались, - завтра Германия станет Советским Союзом. Так уже было с Литвой, Латвией, Эстонией, западной Украиной... Чуть повоевали - и уже стали нашими. Так же, думаю, будет с Германией. А потом смотрю, наши отступают, отступают… Нам объяснили это тем, что не подошли регулярные войска. Дальше - больше, обманывать нас не было смысла, мы уже узнали всю правду.Я в это время учился. Когда в октябре 1941 году немцы стали подходить к Кавказу и возникла опасность, что они захватят Кировабад, наше училище расформировали. Половину курсантов отправили в Балашов, половину - в Энгельс. Я попал в Энгельс. 10 дней мы ехали туда в товарняке. За это время нам давали 200 грамм сухарей в сутки на каждого и одну баночку печеночного паштета на четвертых. Я этот паштет не ел, с детства терпеть не мог печенку. Правда, два раза за это время мы обедали. Один раз нас накормили в Махачкале, а один раз - в Поворино… И что вы думаете? Приехали мы в Энгельс, нас сразу - в баню, белье прожаривали. Столько ехали - нахватали вшей по дороге. И оттуда - в санчасть, на весы. Ребята похудели на 4-5 кг, а я - на 200 гр, а ведь ел только 200 грамм сухарей в сутки. Очень устойчивый организм был, ей-богу!- Как проходила дальнейшая учеба?Ни одного полета в Энгельсе мы не сделали, только в караулы ходили. Что мне там понравилось: там были разбиты части. Зима. Холодно. Мы охраняли самолеты, а одеты были в легкие шинелишки, сапоги. Так летчики что делали? Летчики летное обмундирование (унты, комбинезоны) оставляли в кабинах, и наши курсанты открывали кабины, надевали все их обмундирование и ходили в нем, а утром опять все это запирали. Ни одного случая не было, что у кого-то пропал шлем или комбинезон. Брали - но все клали аккуратно на место.Рядом были мастерские по ремонту самолетов, и, видно, они очень нуждались в рабочей силе. Однажды утром построили нас и спрашивают: токаря есть? Некоторые подняли руку, я тоже поднял.- У вас какой разряд?- Пятый.- У вас?- Четвертый.Меня спрашивают. Я же был учеником, у меня был третий разряд. Но я взял и сказал: шестой разряд. И несколько человек отобрали. Мы перестали ходить в караул, а вместо этого работали в ночную смену. Днем спали, ночью работали. На занятия не ходили, в караулы не ходили, всю ночь работали. Кормили нас паршиво. Но, кто работал, питались очень недурно. Почему? Официантки просили: сделай это, сделай это. Мы делали. А они нам за это кусок хлеба лишний дадут.В феврале 1942 года нас опять повезли назад в Кировабад. И там уже мы начали летать. Бензина хватало.- Как вы попали на фронт?В ноябре 1943 года с фронта прилетел заместитель командира полка майор Ёоркин. Всех проверил, отобрал пять экипажей. А у нас же этих "Бостонов" стояло черти сколько! Сказали: выбирайте самолет, на нем и полетите. У меня была одна знакомая дама, переводчица с английского языка. Ее звали ВВС - Вера Владимировна Снигирева. Она соображала кое-что в авиации. И когда я сказал, что мы улетаем на фронт и надо выбрать самолет, она пошла со мной на аэродром. И сама мне выбирала самолет. Она залезала в кабину, смотрела, там же все по-английски.- Экипаж уже был сформирован?- Да. Я полностью получил экипаж еще в Кировабаде. Штурманом у меня был Ряськов Григорий Павлович. Хороший парняга, но были штурмана и посильнее, чем он. Стрелок-радист Леня Шанидзе, он сейчас живет в Гаграх, чувствовал себя очень плохо. После войны он был сержантом, его уволили в запас, и мы с ним потеряли переписку. Дня четыре тому назад звонят мне.- С кем имею честь говорить?- Я внучка Шанидзе.Сказала, что находится в Москве, хотела встретиться. Потом перезвонила, у нее температура поднялась, так что встретиться не смогла.Нас было четыре человека. Еще у меня был воздушный стрелок Шмидт, редкий баламут, но стрелок неплохой. Завел себе собачку. Однажды в Венгрии на каком-то аэродроме мы сели, увидели вдалеке какую-то кучу. Подходим туда, видим: боевые гранаты. Что этот Шмидт делает? Берет гранату, привязывает к хвосту собаки и пускает ее. Эта собака бежала, бежала и взорвалась. Могла взорваться и под самолетом, но взорвалась где-то в поле. Он получил хорошую взбучку, и на этом все закончилось.- Сколько человек в экипаже "Бостона"?- 4 человека. После войны стало 3 человека: воздушного стрелка убрали. Были летчик, штурман, стрелок-радист. Еще техник, механик, авиационный моторист, электрик, оружейник - всего 9 человек.- У вас нормально складывались отношения?- Всегда были хорошие отношения, уверяю вас. Командиром звена был, зам. комэска, командиром эскадрильи. Меня всегда уважали. Я мог отругать человека, если он провинился в чем-то, но перед другими защищал и никогда не давал в обиду. Сам с ним разберусь.- На каких модификациях "Бостона" вы летали?- У "Бостонов" несколько модификаций. Б-3 - самая такая неважненькая из всех из них, А-20Б - это уже хорошая машина, потом А-20До, А-20Ж, А-20Ц, А20А. Много было модификаций. У меня была А-20До. Вооружен самолет так: впереди две 23-мм пушки, и два пулемета по 12,7 мм. На наших самолетах пушки были 20-мм, а на "Бостоне" - 23-мм. Дальше. У стрелка-радиста - башня и два спаренных пулеметов. У воздушного стрелка с левого и правого бортов - блистер. И слева, и справа по пулемету, он и оттуда может стрелять, и с другой стороны. А штурман сидел сзади. На А-20Б, А-20Ц, Б-3 он сидел впереди, а на А-20До, А-20Ж, А-20К - сзади. Потом стали переделывать в полку, но не наши мастера, - приезжали из армии. У меня впереди все вооружение сняли, оставили только два пулемета, а на это место посадили штурмана. Сделали застекленную кабину, поставили ему прицел. И он стал сидеть впереди.- Сколько Бостон брал бомб?- 1600 кг. 16 штук… У нас были ФАБ-100 (фугасная авиационная бомба), я ничем кроме нее не бомбил. Все было в бомболюках. Немецкими бомбами не пользовались.- Обмундирование вместе с "Бостонами" приходило?
- Да, было, но его расхватывали еще до нас. Из обмундирования ничего до нас не доходило. Но нас тоже неплохо одевали: меховые шапки, меховые шлема, - шлемофонов у нас не было. Вначале комбинезоны были, а потом - меховые брюки и куртки. Комбинезоны были теплее. Варежки. Шерстяные перчатки, потом меховые перчатки… Я был вот так одет. Никакие морозы нас не брали.
- Как вас приняли в полку?
- Я прилетел в полк на Украину, зимой, в конце ноября 1943 года. До того я летал в Кировабаде, там снега не было, а тут снег лежит. Я при снежном покрове никогда не летал. Командир полка говорит: ладно, Свердловский, слетай по кругу, покажи, что умеешь. Я взлетаю… Сделал один разворот, второй, а аэродрома-то нет. Привык, что вижу большое поле, где стоят наши самолеты, посадочный "Т", по которому ориентируюсь. А тут все в лесу спрятано, аэродрома не вижу. Примерно делаю расчет по времени. Один разворот, второй, третий, выхожу, снижаюсь, аэродрома не вижу. Даю газы, ухожу на второй круг. И штурману говорю: Гришка, ищи. Второй круг сделал, смотрю - посадочный "Т", и я уже с него глаз не спускал. Захожу, выравниваю, - снег лежит белый, а при снежном покрове надо иметь опыт.
Что такое посадка? По приборам можно все делать, но во время посадки человек сам определяет расстояние до земли, глазомерно. Посадка - это умение точно определить высоту самолета. Потому что в зависимости от высоты, надо придать самолету посадочное положение, выровнять. Я выровнял высоко, и оттуда упал. Упал, сел. Но козла самолет не делал, ударился и сидит. Командир полка говорит:
- Свердловский, я тебе сочувствую, бывает. Ты пока походи по караулам, обдумай все как следует. Будет лучше - будешь летать. Если не будет - пошлем доучиваться.
Все это было сказано вежливо, культурно, но представляете, какое мое состояние? Меня направили в караул. Но долго я не ходил, потому что надо было летать. Разок сходил в караул. И потом он говорит:
- Ну, что, Свердловский, полетишь?
- Полечу.
- Ладно, давай.
И меня - в боевой расчет. Вылет. Полетели. Строем я летал более-менее прилично, как и все остальные. Пристроился.
- Нервничали?
Я не боялся, но было такое напряжение, удивительное состояние.
Бомбили мы населенный пункт Софиевка на Украине, там было скопление артиллерии. Отбомбились. Ни одного выстрела зенитки не сделали. Отбомбились как на полигоне, и все равно у меня было очень сильное напряжение. Прилетели, сели, - все в порядке, все хорошо. Командир звена Некрасов стал со мной разговаривать.
- Свердловский, учти: если нас будут обстреливать, снаряд, который разорвется и ты его увидишь, - его не бойся. Он тебе никаких неприятностей не сделает. Того снаряда, который попадет в тебя, ты не увидишь.
И что вы думаете? Я был очень восприимчивый, втесалось мне это в голову. Делаем второй вылет. Били нас здорово, а я никакого внимания на это не обращал.
Этот Некрасов был хороший дядька, но я из-за него лейтенантом ходил несколько лишних лет. Он не виноват, конечно, но из-за него.
- Почему?
В Днепропетровской области был населенный пункт Ивановка. Там протекает река Волчий. На той стороне реки, в Васильковке, стоял 13-й Гвардейский полк, они летали на "пешках". В 13-м Гвардейском полку был свой хороший клуб, Дом офицеров. И там были танцы. Однажды мне кто-то говорит: Борька, пойдем на танцы туда. Ну пойдем. Спрашиваю разрешения у командира звена Некрасова:
- Можно мне пойти туда?
- Зачем?
- Танцы, хочу посмотреть.
- А ты танцевать умеешь?
- Да.
- Пойдем вместе, ты меня научишь.
- Слушаюсь.
Приходим туда, там их офицеры и наши. И что вы думаете? У девок такой характер: с чужими танцуют, а со своими - не очень. Их офицерам это не понравилось, и они затеяли драку. Я вижу такое дело: один майор ударил Некрасова. Я заступился за него, как шарахнул здорово этому майору! Он отлетел в угол. Помню, посмотрел на меня таким пронзительным взглядом.
Закончилась война. Нашего командира полка Никифорова убирают и назначают другого. У меня что-то екнуло. Это был он. Думаю, я пропал. Но что вы думаете? У меня с ним были очень хорошие отношения.
В первые годы после войны мы жили по частным квартирам. И мне однажды нужна была машина, чтобы привести дрова. Я обратился к командиру полка.
- О, бери. И мне заодно привезешь.
- Слушаюсь, хорошо.
Вот такие были хорошие отношения.
А я был лейтенантом. Срок проходит, мне не присваивают звания. Потом его куда-то перевели, прошло несколько месяцев, и мне присвоили старшего лейтенанта. Начальник штаба сказал, что писали представление несколько раз, а комполка каждый раз зачеркивал. Вот какая подлость…
- Как строился боевой день?
- У меня есть две самые любимые песни: "Землянка" и "Помнит Вена…" Почему? Когда я прибыл на фронт, меня зачислили летать. Мы ожидали вылета в эскадрильной землянке. Была зима, посередине горела печка, дрова. Штурман Сашка Голоперов играл на баяне...
А под Веной я окончил войну. И был в Вене много раз. Мы им помогали: там был голод. Как правило, больше раздавали женщинам. Хлеб, колбасу, - кто что мог.
- Суеверия были на фронте?
- Я суеверный. У меня однажды пропали перчатки. Было холодно, и я попросил их у радиста командира эскадрильи.
- Борька, я дал бы тебе перчатки, мне не жалко. Но у меня вот этот взял перчатки, его сбили.
Не стал я брать у него перчатки.
Были и другие суеверия: не брились перед вылетом. Но меня это не касалось. У меня были свои.
Однажды привезли на аэродром арбузы. Все набрали, и я тоже. И полетели. Вы не представляете, как я захотел… ужас!
- Вроде были писсуары?
- Не было ничего. И с тех пор не было вылета, чтобы я сначала не пописал, а потом уже сел, полетел.