Родился 12 января 1922 года в семье бедных крестьян в селе Башмачка Солонянского района Днепропетровской области. Отец - Лепеленко Захарий Антонович, 1877 -1952. Мать - Лепеленко (Пивоварова) Татьяна Фёдоровна, 1892-1947. В 1929 году повели в первый класс Башмачанской начальной средней школы. В 3 классе (1931год) пропустил обучение - не было обуви ходить в школу. В 1931-1933 гг. в селе началась коллективизация, а среди селян - разброд и шатания. 1932-1933года - два года страшнейшего голода, люди умирали с голоду. Ели всё, отчего нельзя было умереть, отец и мать больные, мне 11 лет, вся тяжесть выживания легла на меня: ловил карасей в пруду, вылавливал сусликов из нор, собирал траву, из которой вперемешку с отрубями пекли лепёшки. Коровы зимой не доились.В 1934 г. стало легче. В 12-13 лет помогал родителям работать в колхозе: прополка, уборка урожая. В 14 лет работал прицепщиком на тракторе, на комбайне скидал солому. До работы комбайнов носил снопы, которые женщины складывали в копны, на стерне без обуви ноги были в крови.В 14 лет мне при поливе капусты на ставище (участок низменности) пришлось наблюдать за двумя маленькими самолётами, которые летели вдоль Днепра из Запорожья в Днепропетровск. Эти самолётики кувыркались в воздухе (это были самолёты Ут-1, как я узнал о них через два года). Самолёты улетели, а я долго стоял и думал: раньше летали только птицы, а сейчас в небе человек в самолёте, летает как птица. Нет! Я тоже хочу летать! А тут вскорости в селе на толоке (майданчик) сел самолёт У-2. Кто хотел, мог прокатиться на самолёте за 5 рублей. Мой ближайший друг Дон Мифодий Андреевич - полетал. Его отец работал ветеринаром и имел деньги, Мифодию было за что полетать. А нашим родителям за работу начисляли трудодни. Этот случай окончательно вселил в меня желание научиться летать. Закончил 7 классов (в этом классе учился вместе с Дьяченко Галей - дразнили "курча", потом она стала Лепеленко Анна. В селе её называли Галя и никак иначе). Узнал, что учиться летать можно в аэроклубе в Днепропетровске.В 1937 году поступил в фабрично-заводское училище (ФЗУ). Весной 1938 года в школу ФЗУ пришли какие-то лётчики и начали записывать тех, кто хочет летать. Добраться до этих лётчиков было очень трудно из-за более сильных учеников, литейщиков и сталеваров, они были здоровые и сильные. На коленях, меж ног этих здоровил, дополз до лётчиков и вынырнул у них возле животов: "Дядя лётчик, научите меня летать!". Посмотрев на меня и на Колю Кряж, ещё ниже меня, сказали, что нам ещё рано... Глядя в наши глаза, они поняли, что мы не отцепимся и записали нас. Объявили, что медкомиссию будем проходить через неделю и сказали, где будет проходить эта комиссия. Пошли на комиссию, шли кучей: впереди сталевары, мы - шмакодявки - позади. Сталевары оборачивались и со смехом говорили, куда мы лезем.До комиссии наслышались, что внезапно проваливают в яму, а потом проверяют пульс - испугался или нет. Проходя медкомиссию, всё ждал, когда будет эта яма... Уж последний кабинет, а ямы всё нет. Сердце колотится, врач спрашивает: "Что с тобой?". Объяснил: "Волнение перед ямой", врач посмеялся, положил на кушетку, направил какие-то лампы. Я успокоился, аж спать захотелось. Врач посмотрел, послушал и отправил в коридор, сказав ждать результатов.Дождались. На лётчиков прошли многие, в том числе я и Коля Кряж. До комиссии рассуждали, что если не пройдём, так хоть скажут, чем болеем. На радостях с Колей быстро шли впереди сталеваров, большинство из них комиссия забраковала и записала на обучение техников самолётов. Начал ходить в аэроклуб, который был от нашего училища где-то на расстоянии 10-12 км. Стал часто задерживаться на занятиях, на трамвай денег не было, а зайцем ездить стыдно. На питание в день у меня было 3 рубля, по рублю на завтрак, обед и ужин. Меню было: бутылка ситро - 32 коп. и булочка - 68 коп. Родители не помогали. Отец злился, что я полез не в свое дело, мать иногда помогала украдкой продуктами. Из-за дальности опаздывал в аэроклуб на два часа, с болью я перестал ходить в него. И вдруг, в ФЗУ появился лётчик и разговаривал с моим инструктором, который после этого позвал меня в свой полностью застеклённый кабинет. Инструктор "школил" меня, хотел знать причину непосещения аэроклуба. Я плакал и объяснял, что на трамвай денег нет, и занятия в ФЗУ допоздна. Результат: В ФЗУ освободили от занятий по политподготовке на два часа и выдали талоны на бесплатный проезд в трамвае. Ура! Ожил! В аэроклубе быстро освоил то, что пропустил.В ФЗУ двухлетний материал освоил за год, инструктор, узнав, что мой дальнейшее обучение в ФЗУ можно прекратить, посоветовал отчислиться и поступить куда-нибудь на завод, специальность в ФЗУ - "слесарь-инструментальщик". Я поступил на работу в станкостроительный завод и жил там же в общежитии.Весна 1939 года. Началась подготовка к практическим полётам. Обычно выпускали "птенцов" в самостоятельный полёт через 60-80 провозных полётов с инструктором, меня же выпустили на 44 полёте самостоятельно. В аэроклубе обучались летать и девчонки. Знал Марусю Долину и Ярёменко. Осенью 1939 года, закончив обучение, стал пилотом. Продолжал работать на заводе. Весной 1940 г. через Днепропетровский городской военкомат направлен в Качинскую школу пилотов-истребителей. Видимо, подпирала международная обстановка. Двухгодичную программу обучения сократили, "впихнули" нам за 9 месяцев. Обучался летать на самолёте И-15. В нашей школьной второй эскадрильи учился Тимур Фрунзе, Степан Микоян и ещё два знатных пацана. В школе выпускали лётчиков в звании лейтенантов, но по приказу Наркома обороны Тимошенко нас выпустили сержантами. Форму одежды, которую готовили на лейтенантов, выдали нам, сержантам.Тимур Фрунза, Степан Микоян и два других человека продолжили курс обучения и их выпустили лейтенантами. Сын Сталина - Василий, пол года назад закончил школу лейтенантом, летал на истребителях И-16.Окончил школу без обучения боевому применению (обучали только взлёту, посадке и высшему пилотажу: перевороты, боевые развороты, петли, бочки). Нас, группу выпускников, отправили в Белоруссию, где-то в район города Лепель, в 161 РИАП (резервный истребительный авиационный полк), где мы и должны были пройти курс боевого применения: полёты по маршруту, стрельба по воздушным и наземным целям, учебные и воздушные бои и др. Нас, выпускников, было человек 35, а боевых самолётов И-15 для обучения было всего 15 на нашу группу.Извиняюсь, вернусь на минутку в Качинскую школу. Был случай, когда один курсант заходил на посадку 4 раза и не мог сесть, получался плохой расчет на посадку. Командир нашей эскадрильи, глядя на эту беспомощность, кричал и грозил кулаками в воздух: "Дурак! Ум кончился, а горючее ещё есть! Дайте мне зенитку, я его собью!..." Курсант этот был Лепеленко Сергей Северьянович из села Башмачка, с нашей улицы и приходился мне троюродным братом. Инструктора и командиры часто вели с нами непринуждённую беседу, сидели в кругу, среди нас сидел и тот, кто просил зенитку, спросил у меня, как моя фамилия, я сказал, что Лепеленко... Сколько же он начитал морали за тот случай! Среди разговора один из курсантов сказал: "Товарищ капитан, это не тот Лепеленко". Разобравшись, он громко извинялся.Итак, будучи в РИАП очень часто были учебные тревоги, стояли в лагерях возле аэродрома у села Корча. Тревоги надоели до того, что начали шутить: "Тревога всем, или кто хочет?". И вот тревога 22 июня 1941, начали в ленты набивать патроны и заряжать самолёты. 23 числа командир звена Колятинский вылетел по тревоге на боевое задание и не вернулся. Его сбили мессеры. И-15 - машина манёвренная и не скоростная, без радиостанции, с пулемётами калибра 7,62, а у мессера были 2 пушки 20 мм и управлялись в бою по радио. 26 июня на аэродром налетели бомбардировщики Ю-88, ходили на малой высоте безнаказанно. Спалили на земле наши самолёты. Увидел, что самолёт противника шёл на нашу группу, выскочившую из караульного помещения, я побежал к спуску к речушке Ула, смотрю - посыпались три бомбы... - не долетят, а потом ещё 6 штук. Я ходу вправо - бомбы за мной, я влево - бомбы за мной, это такое ощущение! Лег на склоне, бомбы свистят, надеялся, чтобы не было прямого попадания, хотя бы попасть в шаг между бомбами, прижался к земле, прикрылся шинелью, бомбы шлёпали: одна выше головы, друга - ниже меня. Тут же взрывы - удар в правое бедро, выбросило с места, слышу крики солдат, которых тяжело ранило. Выскочил на дорогу, узнал, что наших пилотов направили на ближайшую станцию Иконки - для эвакуации. Просил у попутной машины подвести - не останавливались. Вторым заходом Юнкерс с виража забросал бомбами наш палаточный городок. Проезжают машины, поднимаю руку - не останавливаются, опираясь на палку, начал хромать. С кузова увидели, что ранен, остановились, подобрали и повезли до станции. По дороге остановились, рядом канавка воды. Подошёл помыться - лицо в грязи, с ушей шла кровь. Вижу в метрах 400 штабеля - это склад бомб и снарядов, подошёл четырёхмоторный бомбер противника "Фоке Вульф - курьер", за ним гнался наш ястребок И-16, это с другого аэродрома, и вёл огонь по бомберу, тот сделал пикирование под углом 70-80 0, оторвался от ястребка и ушёл. Мелкокалиберным оружием трудно сбить такую махину. Довезли до станции, влился в свою группу. Посадили нас в товарняки и повезли на восток. Куда едем сразу не знали, прибыли в город Ржев. Правая нога кровоточит. Достал резину с шар-пилота, завязал рану и покупался в Волге. Дальше нас повезли в Курск. Смотрим, колхозники жгут урожай хлеба - картина жуткая. Где-то через 2 недели нас снова на поезд и на восток. Прибыли в город Молотов, в какой-то ЗАП (запасной авиаполк), здесь собралось человек 60 сопливых пилотов, ждали получения самолётов, ждали месяца три. Самолётов нет. Появилось несколько новых самолётов МИГ-3, изучили матчасть, начали обучать летать на них. Я без труда освоил этот самолёт и вылетел на нём. Впечатления хорошие, но таких самолётов нам не дали, всё шло на фронт.Поступила новость - получено и идут эшелоном много самолётов. Пришли, оказалось, это английские старые самолеты "Хаукер-Харрикейн", инструкции нет, описания нет. Техники разобрались - схема строения, как и у наших. Начали собирать самолеты (куда крепить крылья, куда хвосты, где соединят бензобаки в общую систему питания, ручки управления в кабине). Мы после сборки проводили время в кабине, изучали рычаги управления, приборную доску, узнали, где кран переключения горючего и др. Кто-то из старых инструкторов вылетел, полетал на этом самолете, поделился опытом и давай нас птенцов выпускать в воздух на этом Харрикейне. Управление простое, это как сесть с одной легковушки на другую. Но... показание высоты в футах, скорость в милях, горючее в галлонах. Вот и учись. Узнали, что 100 миль - это 160 км, 3800 футов - это 400 метров, 10 галлонов - 40 литров.И так сформировали в Молотове 9 истребительный полк из 24 самолетов. Механик самолета у меня был Миша Кочетов (так он обслуживал мой самолет до 1946 года). Боевое применение не проходили. На фронт самолеты переправляли эшелоном до Кубинки, там снова их собирали, немного полетали и в феврале 1942 года перебазировали нас на Северо-Западный фронт на аэродром Крестцы. Однокашник Рябошанка, который в школе спал рядом с Тимуром Фрунзе, с горечью сообщил, что Тимур похоронен в конце аэродрома. Когда он шел после боевого задания без горючего, его подловил Мессершмит-охотник и сбил перед посадкой. Очень жаль. Потом я слышал, что Василий Сталин оставлял Тимура в Москве. Тимур отказался и рвался на фронт.Полк приступил к боевой работе. Летчики других полков, которые уже получили боевое крещение на этом фронте, хотели передать свой опыт и особенности тактики противника. Но гордость командира полка не позволила такой встрече, мол, сам знаю... Мне как самому зеленому предлагали вести звено в бой. В группе сделал несколько боевых вылетов. Однажды на рассвете сопровождали штурмовиков ИЛ-2 на штурмовку станций Волот и Тулебля, что южнее Ладожского озера. Штурмовики поработали сильно - эшелоны рвались и горели. Самолеты Харикейн мало скоростные - 250 миль, На них стояло 12 пулеметов калибра 7,62. Командир пока сказал, что будет молодых закалять на штурмовках немецких зениток. От этой "закалки" потеряли почти все самолеты. Из 22 осталось 8 летчиков, кроме попавших в госпиталь и убитых. Остались, как помню: Сахаров, Пастухов, Вощенко, Лепеленко, Киров, Сапронов.Однажды получил приказ вылететь на прикрытие посадки группы Миг-3, которые идут после боя почти без горючего. Взлетев, хожу на высоте примерно 1000 метров, погода ясная, видимость отличная. Смотрю, подходят Миги к аэродрому. Один из них резко пошел вниз. Я подумал, что срочная посадка без горючего. Потом увидел впереди два разрыва снарядов. Глянул вниз - стволы зениток горизонтально, глянул в зеркало заднего вида - в хвосте рядом самолет. Я резко развернулся и вижу, что это Миг-3. зашел ему в хвост (харикейн на виражах очень маневренный). Он кувырком пошел вниз. Я снова наблюдаю за воздухом, прикрываю посадку Мигов. Слышу щелчок по самолету и снова 2 взрыва снарядов. Глянул в зеркало. Снова Миг в хвосте. Круто развернулся и за ним. Он резко пошел на посадку. На стоянке самолетов нашего полка я был последний, а Миг, который крутился со мной, был первый среди Мигов. Когда Миги сели, сел и я. Подруливаю к своей стоянке, встречает Миша Кочетов, лицо бледное как сало. Говорит: "Командир, живой, слава Богу. По тебе Миг выпустил 2, потом еще 2 реактивных снаряда...". Мне стало дурно. Благо, пуская снаряды с малого расстояния, они после схода делали просадку проходили чуть ниже меня. Стреляй он дальше, самолет разлетелся бы в клочья.Подъехал какой-то генерал, сильно обругал меня за то, что я допустил Мига в хвост. Я объяснил, что это же свой... Потом подозвал командира полка самолет которого был рядом с моим. Вот ему досталось за то, что не смог сбить такую мишень как я. Короче говоря, был какой-то ангел-хранитель.Аэродром часто бомбили ночью, для того чтобы были в постоянном напряжении. Остатки полка погрузили в эшелон и направили на пополнение личным составом и самолетами. Оставшиеся летчики считались обстрелянными, учили пополнение боевому применению. Довооружились теми же Харикейнами, стали храбрее летать. В одном воздушном учебном бою я зашел в хвост командиру эскадрильи Павлу Сапронову, тот попытался любым маневром оторваться от меня. Учебный бой был над городом Иваново. Сапронов круто спикировал в центре города до речушки Талка, я за ним. Наблюдавшие за "боем" видели, что мы зашли за горизонт, считая, что мы врезались в землю. На бреющем полете вышли за город, там набрали высоту. Сапронов помахал с крыла на крыло, что значило пристроиться к нему. Строем пары вышли на аэродром (севернее Иваново), сели нормально. Что получил за этот "бой" Сапронов я не знаю, а мне за хулиганство сутки гауптвахты, на которой так и не довелось посидеть. Полку была дана команда перегнать самолеты в Люберцы, где снимали пулеметы и ставили 20 мм пушки. Это уже огонь!!!В одном из перегонов с нами полетел Коля Карабанов. Он с Серпухова, это не далеко от аэродрома посадки. Он отпросился проведать родителей и взял меня с собой. Встретили радостно. На следующую перегонку самолетов Коля не был включен. Умолил командира, что полетит за меня... На посадке Коля забыл перевести винт на малый шаг (это как на машине, на первую передачу) и промазал. Т.е. перелетел знаки посадки и решил уйти на второй круг. В этом положении винта на малой скорости он не мог увеличить скорости и набрать высоту... Упал в лес и погиб. Долго считал себя виновным.Какой-то начальник в Москве приказал отобрать 12 летчиков с самолетами и направить в столицу на Центральный аэродром. Там базировалась 2я АДОН (Вторая авиадивизия особого назначения). Это правительственная дивизия, оснащенная пассажирскими самолетами Ли-2 и Дугласами. Задача летчиков-истребителей - сопровождать эти самолеты, на борту которых находилось важное начальство. Мы их охраняли от возможных воздушных немецких охотников. Однажды на аэродром города Орел привели Г.К.Жукова. Сели, выключили моторы, слышим на границе аэродрома с запада сильная стрельба. Бой пехоты с немцами был у границы аэродрома. Жуков приказал нам срочно улетать в Балашов.За время полетов меня повысили до командира звена, носил на петлицах 4 треугольника. Сопровождали Василия Сталина до Сталинграда, сели на аэродром Дягилево, что возле Рязани. Василий позвал нас отдохнуть под крылом самолета. Наш командир Гаврилов, показывая на меня, говорит Василию Сталину: "Смотри, он тоже кончал Качинскую школу почти в одно время с тобой. На погонах у него 4 знака - старшина, у тебя тоже 4 шпалы - уже полковник...". На эту шутку усмехнулись. Дальше полетели на Моршанск, Саратов, Сталинград. Василий в Сталинграде готовил отряд асов-истребителей, чтобы бить немецких асов. В Москву мы возвратились четверкой (звеном) без сопровождения. Базируясь на центральном аэродроме им. Фрунзе наблюдали за поведением Василия: он с Микояном взлетал на разукрашенных самолетах Як красного цвета. Полетали над Москвой, над Кремлем, потом сели. У Василия был ангар полный почти всеми типами советских самолетов. Он почти на всех летал, но пикирующего бомбардировщика Пе-2 боялся. У этого самолета сложная посадка (самолет при неудачном приземлении сильно козлил, аж моторы отваливались, это я сам видел в Германии под конец войны).Получили задание: сопровождать Ли-2 на котором летел Жуков (маршрут полета: Москва - Рязань - Моршанск - Саратов - Сталинград). Сели в Сталинграде на северо-западном аэродроме. Недалеко слышна была стрельба. Немцы прорывались к Сталинграду. Приказ Жукова: немедленно нам (6 самолетов) взлетать и лететь в Энгельс. Доложили Георгию Константиновичу, что летчики ночью никогда не летали, и в Энгельсе нас никто не встретит. Однако приказ был жесткий - немедленно улететь. Летим ночью, интересно, видно Волгу, мосты через Волгу. В Энгельсе ни разу не садились. Где точно аэродром незнаем. Сплошная светомаскировка. Командир группы старший лейтенант Сергей Сахаров определил в темноте место аэродрома. Это была северная окраина города. Перед этим мы выстроились гуськом. Сахаров лучше нас знал кабину Харикейна, нашел кнопку, выпустил фару, зашел вслепую на посадку. Сел благополучно. Свой самолет поставил как букву "Т" и включил АНО (аэронавигационные огни). Они горели на концах крыльев и хвоста. Ориентируясь по самолету Сахарова, начали по очереди заходить на посадку. Высоту определяли по углу визирования за этим "Т". На удивление и на счастье сели все благополучно. Определились переночевать.Утром пошли в столовую. В столовой рой летчиков - одни женщины!? За едой заметил знакомое лицо женщины, думаю, покушаю и подойду. Не докушав, почувствовал руку на плече. Повернулся, она, Маруся Долина с которой учился в аэроклубе. Поздоровались, в коротком разговоре узнал, что она в полку Расковой. Полк после короткой войны под Сталинградом переучивался на новую технику. Одна группа училась летать на пикирующих самолетах Пе-2, а другая на истребителях Як-1. Маруся летала на Пе-2 летчиком. В экипаже у нее была однокашница по аэроклубу Еременко. Она была штурманом. На этом и расстались, улетели в Москву.
Перед тем, как сопровождали Жукова до Сталинграда, пришлось сопровождать одного крупного военачальника на север от Москвы на аэродром Пески. Перед посадкой, снижаясь из-за облаков, я потерял самолет Ли-2. Летел "на ощупь", кажется, летишь нормально, а самолет переворачивается. Выпал с облаков в положении полупереворота, быстро выровнял самолет и выхватил у макушек леса в нормальный полет. Где аэродром - не знал. Появилось окно меж облаков, набрал высоту, вышел за облака. Взял курс на Москву, восстановил ориентировку и благополучно вышел на свой Центральный аэродром. Сел. Объяснил обстановку. Начальству стало ясно, что мы, птенцы, летать вслепую по приборам не умеем. Срочно принялись обучать полетам по приборам, ориентируясь по авиагоризонту, вариометру, компасу, альтиметру. Научились летать в облаках. Летать ночью и в облаках, это большая разница. Ночью видно горизонт, землю и небо, а в облаках бывает так, что конца крыльев не видно, это зависит от плотности облаков.
Получен приказ: сопровождать Жукова от Сталинграда до Москвы. К аэродрому Ахтуба, что возле Сталинграда долетели шестеркой сами. Обратно, охраняя самолёт нашего лидера, долетели до Москвы, на снижении попали в облака. Я шёл у левого крыла Ли-2, но вдруг передо мной Коминтерновская радиовышка, чтобы не столкнуться отвалил влево, потерял Ли-2. Под облаками примерно на 50-100 метрах очутился над Москвой. Вижу парашютную вышку, что в парке Горького, стал на широкую дорогу и пошёл, думал, что иду по Ленинградскому шоссе. Прикинул, что дойду до стадиона Динамо, от которого через шоссе в 100 метрах Центральный аэродром. Идя по широкой дороге, снова выскочил на парашютную вышку, оказалось, я шёл по Садовому кольцу. От вышки отвернул влево, подо мной красная площадь, на ней можно сесть. Побоялся, что расстреляют. Нажал кнопку бензомера - 4 галлона. Всё! Только набрать высоту, выйти за Москву и выпрыгнуть с парашютом. Вдруг передо мной мелькнул Белорусский вокзал, река Москва и какой-то аэродром. Сел, оказался аэродром Фили. Другие самолёты группы сели на разных аэродромах Подмосковья, два истребителя вместе с Дугласом сели на Центральной аэродроме. Для многих лётчиков и меня был минимум для полётов - это 400 м высота облаков и 4 км видимость. Ниже этого летать самостоятельно без лидера не разрешалось.
Когда в Иваново сформировался 9 полк, нашу группу объединили с ним. Полк дислоцировался на аэродроме Тушино. Полк продолжал сопровождать правительственные самолёты, летали не всем полком, а группами по 4,6,8 самолётов на один Ли-2.
Как-то раз был тяжёлый день, в этот день у меня было 8 часов чистого воздуха. Мы сопровождали шестёркой Ли-2, на котором летел Нарком путей и сообщения тов. Каганович Лазарь Моисеевич. Летели по маршруту Москва - Рязань - Моршанск - Саратов - озеро Эльтон (садились прямо на озеро, оно из засохшей соли) - Астрахань. В Астрахани жара. Техника, который бы знал наш самолёт, не было, обслуживали сами. Подходит к моему самолёту Каганович, я на левом крыле (худой, под грязным комбинезоном одни кости) и спрашивает: "Кто хозяин этого самолёта?" Я отрапортовал: "Старшина Лепеленко!". Каганович пригласил всех под тень крыла Ил-2, лётчики расселись вокруг него на брезенте. Он угостил папиросами, закурили, я опьянел от этих папирос, задавались разные вопросы. Ждали подвоза бензина. Каганович поинтересовался, какой бензин нам нужен, я ответил, что Б-100. Такого бензина здесь не было. Зарядились 4-Б-78, октановое число 95. Дальше объявили, что летим на Махачкалу через Каспийское море. У нас карты были только до половины пути, дальше шли за Ли-2, без ориентировки. В Махачкале нас зарядили и направили обратно в Астрахань. У лётчиков Ли-2 попросили карты, нарисовали схему полёта: курс, скорость и время полёта до границы наших карт. Шли на высоте метров 500, на траверзе Кизляра с моря поднялась огромная стая уток, я еле перетянул их, набирая высоту. Врезаться в стаю было опасно, дело в том, что на харикейнах стояли деревянные винты, и при ударе они разлетались в щепки. Сели в Астрахани нормально, ждали нового задания. В Махачкале остался один неисправный самолёт (лётчик Кранит Богословский), когда на второй день исправили самолёт, местные техники помогли Краниту сесть в кабину. Где-то под обед прилетел самолёт, сел, мотор работает, лётчик не рулит на стоянку. Подбежали к самолёту, открыли кабину, оттуда удалил запах Чачи, кавказской самогонки. Спросили, как долетел? Он говорит: "Я - хитрый еврей, придерживался левого берега моря, а издалека видел дым горящих нефтехранилищ в Астрахани".
В этой командировке мы задержались, выполняя всякие задания, около месяца. В это время в полк прибыло новое пополнение, я об этом не знал. Подходя к Аэродрому Тушино, на радостях сделал такие выкрутасы: на виражах крен 900, заход на посадку с полупереворотом, шасси выпустил после 4 разворота (надо после третьего). Пополнению сказали, что сейчас подлетает группа и в ней ваш командир Лепеленко. "Посмотрите, как летают "старики"!". Я сел идеально, прямо у "Т" и очень мягко. Потом за эту "мягкую" посадку дали сутки Ореста на гауптвахте. Сидеть не пришлось - снова на задание. Но технику пилотирования в лётной книжке поставили "отлично".
Забыл один случай... Будучи ещё на центральной аэродроме, лейтенанту Сергею Сахарову и мне приказано ровно в 12.00 над Арзамасом встретить английский самолёт и в почётном эскорте довести до центрального аэродрома. На этом самолёте летел премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль. После посадки нас не выпускали из самолётов, из кабины наблюдали эту встречу.
Всего на сопровождение правительственных самолётов я выполнил 120 вылетов. Вылетов через 80, меня вызвали в Кремль для вручения медали "За боевые заслуги". При получении этой награды встретился с писателем Алексеем Толстым. В курилке он рассказал мне и ещё одному летуну, как он был в Париже, его красоту.