КРАТКАЯ БИОГРАФИЯ. Родился 17 февраля 1926 года в селе Черепяны Черепянского сельсовета Лебединского района Рязанской (ныне - на территории Липецкой) области. До войны окончил 4 класса средней школы. В 1940 г. поступил в 9-е ремесленное училище в Москве, которое окончил в 1942 г. В ряды Красной Армии призван 17 февраля 1943 г. Асбестовским райвоенкоматом Свердловской области. С марта 1943 г. по май 1945 г. воевал в составе 85-й гвардейской танковой бригады в качестве заряжающего танка Т-34 и КВ. Имеет тяжелое ранение правого глаза и контузию обеих глаз. Уволился из рядов Вооруженных Сил СССР 11 марта 1950 г. Награжден медалями "За отвагу", "За боевые заслуги", "За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг". После демобилизации жил в Эстонии, 44 года отработал на шахте "Ахтме" в городе Кохтла-Ярве.И.Вершинин. Для начала, Николай Иванович, расскажите о вашем довоенном детстве и юности. Где родились, учились, работали?Н.Барабанов. Я родом из Липецкой области. Был там когда-то такой город Лебедянь. Наверное, слышали что-то про него? Так вот совсем недалеко от него, в селе Черепяны, я родился в 1926 году. Когда мне было двенадцать лет, я остался сиротой: отец с матерью умерли в голодный год. До 1940 года я жил и скитался в деревне: пас колхозных лошадей, был скакуном. Короче говоря, как говорили тогда на Дону, был заядлым казаком. В общем, все это время колхоз меня воспитывал.И.Вершинин. Семья до того, как вы осиротели, большая была? Чем занимались ваши родители?Н.Барабанов. У меня были брат и сестра - двойняшки, они последними умерли. Мать моя, Варвара Михайловна, в доме постоянной домохозяйкой была. Отец хотя и был каменщиком-печником, чтобы семью прокормить, все время в Москву на заработки ездил или, как в то время говорили, халтурил, - в деревне ведь работы не было никакой. Дома у нас было небольшое хозяйство, имелись лошадь и коровенка. Но потом началась коллективизация. В 1935 году отцу сказали: "Тебе надо вступить в колхоз". Отец вступать в колхоз не захотел, сказал: "Ну зачем? Мне надо семью кормить". А тогда что можно было заработать в колхозе? Там ведь только одни трудодни выписывали, все были нищими. В общем, от вступления в колхоз отец отказался. Тогда его за это начали преследовать. Однажды к нам домой приехали с тележкой из района работники ОГПУ, привязали за рога нашу корову и повели. Мать закричала: "Дайте нам хоть подоить корову".. Детей все-таки много было. Но они даже и не стали с нами разговаривать. Отец потом окончательно вернулся из Москвы, стал кое-чем заниматься и дом обустраивать. Но через какое-то время начался страшный голод. Отец начал потихоньку пухнуть и умер. Через несколько недель после него умерла и мать. И остался я сиротой.И.Вершинин. Как местное население относилось к проводимой коллективизации?Н.Барабанов. Плохо и достаточно враждебно относилось. Ну взять хотя бы нашу семью. Пока жили на единоличном хозяйстве, то, что хотели, то и имели. У нас лошаденка и корова были. Как только образовались колхозы, их забрали за неуплату налогов. А налоги за все нужно было платить немалые, даже за шерсть.И.Вершинин. Где вас после смерти родителей определили жить?Н.Барабанов. А я свободно жил в доме родителей. Он, наверное, и сейчас до сих пор так там и стоит. Когда я в 1950 году демобилизовался и жил уже в Эстонии, поехал в отпуск к себе на родину. Наш кирпичный дом так там и стоял. Правда, там сделали уже конюшню, в общем, лошадей содержали. Председатели там менялись часто. Я начал разбираться: как же так? А председатель мне сказал: "Приедешь, захочешь жить в деревне, - разберешься". Но я так и не поехал туда, не стал возвращаться. Так и не знаю, куда этот дом делся? Кому он достался? Так вот, тогда я там с лошадьми жил, картошку с ними мороженую ел. Голод был такой, что страшно становилось. В деревне я окончил школу-четырехлетку. А потом в 1940 году в Москве организовалось 9-е ремесленное училище. Располагалось оно недалеко от парка в Сокольниках. И вот колхоз, поскольку он был моим опекуном, направил меня туда учиться. Помню, председатель колхоза одел меня: выдал куртку, ботинки, все, как и полагается. До этого я ведь ходил по деревне почти голым, босиком. Там я учился до начала войны. И закончл это училище уже во время войны со специальностью "слесарь-инструментальщик".И.Вершинин. Было ли перед войной предчувствие, что вот-вот случится нападение?Н.Барабанов. Да не было ничего такого. Каждый день мы вставали, шли на физзарядку, потом становились к станкам. И никто нам ни о чем таком не докладывал, даже не догадывались.И.Вершинин. А как начиналась для вас война?Н.Барабанов. Общежитие нашего училища располагалось на окраине Москвы в Богородском. А у самого здания, знаешь, стоял круглый радио репродуктор такой. И вдруг 22 июня 1941 года в 4 часа по нему объявили: немцы вероломно без всякого объявления напали на нашу страну, и уже начали наступать со стороны Белоруссии около Бретской крепости, Минска. Для нас эта новость была внезапной. А потом что запомнилось? У нас в Сокольниках, где находилось училище, был большой рынок. Он еще огородским назывался. Там продавали самые разные продукты. Так вот, однажды ночью немец так сильно его бомбил, что кругом развевалось пламя и грохотали взрывы. А утром нас где-то в 5 часов (точного времени не знаю, часов тогда никто не носил, - это сейчас все стали богатые), как обычно, повели на физзарядку. Но какая там могла быть физзарядка после бомбежки? И мы кинулись на этот пепелище. Что там творилось! Много киосков погорело, даже собаки, которые были в охране, погорели. Кругом валялись еще плитки от кафельного пола. А мы на пепелище искали мелкие деньги. В киосках много же продавали тогда. И нам интересно было их собирать, можно было потратиться на конфеты, на сигареты, потому что кто-то из нас уже и курил, можно было и еще чего-то другого купить. После объявления войны мы прозанимались в училище месяц. А потом начали нас готовить к эвакуации. В результате училище было эвакуировано полностью в Свердловскую область, в город Асбест.И.Вершинин. А как проходила у вас эвакуация?Н.Барабанов. Тяжелая была эвакуация. Нас везли и на поезде, и на пароходе, в общем, с такими разными пересадками. И вот привезли наше училище в лес, в тайгу. Мы начали строить временные бараки для жилья. Рядом как раз находилась пилорама. Бараки эти мы строили длинными, с большими корпусами, а между ними засыпали опилки. Кстати, в Ахтме, где я сейчас живу, раньше тоже полно таких же бараков было. Они строились военнопленными немцами. Так их куча была, они делились на первую зону, потом - вторую зону. А вскоре после этого нас стали посылать на строительство и восстановление военных заводов. Мы же учились на слесарей-инструментальщиков. Но у нас там и мастера работали. Это в училище как за практику засчитывалось. Помню, работал на компрессе, на кнопках каких-то... В это же время нас готовили в армию и проводили военную подготовку, но при этом как бы на самообучении находились. У нас были деревянные винтовки. Мы из них стреляли, потом, учились бросать разные гранаты: там, противотанковые, металлические. Обучались также и штыковому бою - прямо на поле боя ставили макеты, которые были сделаны из нижнего мата, и мы их тренировались колоть: допустим, короткими или длинными ударами. Ну а потом меня, когда все это обучение закончилось, призвали в армию.И.Вершинин. Когда именно вас призвали в армию? С чего начиналась ваша военная служба? Долго ли вы там прибыли до фронта?Н.Барабанов. Призвали меня в армию как раз в день рождения - 17 февраля 1943 года. Интересно, что у меня такое совпадение еще один раз было: 17 февраля мой танк подорвался. Но это было потом. А служить я начал в саперных войсках. Служба была строгая. Командирам слова лишнего нельзя было сказать. Дело было зимой. Нас водили в лесную тайгу на разминирование. Ставились деревянные или набитые песком учебные мины. Они как бы считались противотанковыми и весили 10 килограммов. Вместе с нами шел командир взвода, у которого в руках была схема: как и где расположены минные поля, как эти мины найти. Так вот, пока не найдем последнюю мину, нас на обед не пускали. Строго все было! Нас и по строевой постоянно гоняли, не было тебе абсолютно никакого отдыха. Мы как бы маршевой ротой считались.Пока проходили обучение, еще и голод постоянно испытывали. Но я к этому голоду как-то в армии привык. Помню, к нам на воинском вагоне не раз привозили мороженую картошку. Командир взвода или даже командир роты, я не помню точно сейчас, посылал нас отдолбить ломом эту картошку, чтобы ее извлечь и доставить на кухню. Мы эти картошины отделяли друг от друга, а потом их клали в специальную машину, которая их же и общипывала. Так из-за этой картошки я чуть было не угодил в штрафную роту. Ну а как дело вышло? Мы разгружали-разгружали вагоны. А кушать-то очень хотелось! Я взял да и несколько картошин положил к себе в карманы. Так, кстати, сделал не только я один. Ну и все, пришел на место, там все тихо и спокойно. А у нас в казарме было печное отопление, - коридоры все-таки длинными были. Так вот, мы, несколько солдат, положили свои картошины на круглую печку-буржуйку. Все же хотели есть! И в этот момент к нам заявился старшина. Он сразу учуял запах печеной картошки и сразу спросил: "Кто посадил картошку? Кто печет?" Все замолчали. Он начал допытываться, спрашивать меня. А я подумал: не скажу - он сможет наряд влепить. И ответил ему: "Ну я". И меня после этого как взяли да и в особый отдел вызвали. Этот особист дал мне в руки карабин и сказал: вот так, как в себя стреляешь, держи. А сам сидит за столом. Потом спрашивает: "Заче-ем ел картошку? Для чего? Знаешь, что солдат обижаешь? Ты себе от товарищей взял эту картошку". а рука карабин устает держать и начинает падать. "Выше!- говорит особист. - Говори-иии! Зачем взял?" Говорю: "Ну взял, потому что есть захотел". Особист наставил пистолет и сказал: "Сейчас тебя в штрафную отправлю". Страшно было. Так что я прошел через особый отдел. Еще после этого про себя подумал: хоть бы на фронт отправили, только бы не мучили ни особисты, ни этой строевой.Этой же зимой оказался я на фронте. Нас привезли сначала в Ленинград. Когда отправляли в путь, выдали сухой паек, разные там сухари, запас мыла, полотенце, в общем, все, что нужно солдату. Этот вещмешок я положил под голову и заснул. Утром когда проснулся, глядь - а вещмешка-то и нет, кто-то обокрал меня. Нет продуктов! И остался я ни с чем. Что хошь делай! Хоть плач! А выдают сухой паек только через несколько дней. А потом через некоторое время пришли "покупатели" и начали нас в свои части отбирать. Стали говорить: "Кто в саперы? Выходи ко мне". "Кто в танковую часть?!" В общем, определили меня в 85-ю гвардейскую танковую бригаду заряжающим. Потом нас повезли в Белоруссию, недалеко от границы с Латвией, где наша часть воевала. Поезд остановился в чимстом поле. Никакой станции, никакого вокзала здесь не было. После этого поезд пошел дальше. А мы начали свои боевые действия.И.Вершинин. Кстати, когда вы прибыли в свою бригаду заряжающим, вас перед этим как-то дополнительно обучали?
Н.Барабанов. Всему обучали в свободное время прямо на месте. Командир показывал, как подавать и заряжать снаряды. Тогда боевые снаряды в башне находились.
И.Вершинин. Расскажите поподробнее о ваших первых боях.
Н.Барабанов. Многие места, в которых я воевал, уже позабылись. Но я запомнил, что особенно страшный бой был за взятие городка Городище. Мы ехали по такой мягкой болотистой местности, прорывали там немецкую оборону. На своем танке прыгали-прыгали, периодически постреливали. Город был окружен противотанковыми рвами. Кругом были немецкие войска, все было в огне. Мы решили в одном месте проскочить. И, кажется, наехали на минное поле, потому что после этого сразу вырвало днище у танка. Видимо, своим пузом на противотанковую мину надавил. А мина такая весила 10 килограммов. Механика-водителя сразу убило. Ну а я находился, как заряжающий, в такой круглой башне, и меня от взрыва сильно контузило. Хорошо хоть, что все боеприпасы уцелели, а то бы от танка и от нас ничего бы не осталось. Немцы походили-походили, попугали возгласами "хай", и так и оставили нас. А мы с командиром танка сразу после этого выскочили и давай делать тёк от танка. Прибежали в свою часть, а там нас стали таскать и допрашивать: "Как? Где? Почему машину бросили?" В общем, неделю нас так без боев продержали, потом выдали машину и снова стали воевать впереди. Со временем перешли границу Латвии, помню, проходили мы такие города, как Шауляй, Метава, Либава. В Латвии однажды со мной произошел такой эпизод. Бронебойным снарядом ударило по танку, сорвало башню в сторону. Все остались живы. Но я был ранен в один глаз и контужен в оба глаза. Мне даже зубы выбило. Лечился потом в госпитале в Ленинграде.
Затем стали двигаться дальше. Мы мечтали дойти до Кенигсберга, но ничего такого у нас не вышло, потому что сил на это не хватило. Группировка немцев отчаянно сопротивлялась. Но им некуда было деваться. Жить каждый из них хотел. К нам они боялись сдаваться в плен, поэтому уходили по морю. И закончили войну мы в Курляндии около города Шауляй. Я помню это окончание войны. Оно было как веселым, так и грустным. У нас День Победы отмечали немного раньше - 8-го мая. Нам сказали: "Все, давайте столы готовить!" И мы пилили и раскалывали бревна, сами же делали столы, причем так, чтобы полк полностью за ними можно было разместить. Потом пришел старшина, принес нам немецкого шнапсу и закуски к нему, расставили алюминиевые кружки. Это было совсем рядом с заливом. И вдруг мимо нас повели пленных власовцев. И знаете, как агрессивно наши на них смотрели? Некоторые кидались даже на них. Считали: "Это - изменники родины". Если бы всех нас пустили, то мы, наверное, разодрали бы их. Там большинство из них были южане были: там, узбеки и таджики.
И.Вершинин. Сколько по времени и где вы дослуживали в армии после войны?
Н.Барабанов. Сразу, как только закончилась война, у нас в части стали отбирать солдат, в основном тех, кто ранения имел, для того, чтобы сопровождать этих власовцев в тыл. Я тоже попал туда. И мы сопровождали их пешком до Кингисеппа. В такую даль мы их отводили. Там этих власовцев покормили и отправили дальше, а меня оставили в армии дослуживать в стрелковой части. Если в Кингисеппе бывали, то, наверное, видели мост через реку Лугу. Так вот, направо от него находится красивая такая церковь, а налево - большая полукруглая казарма. Там я и служил пять лет. Часть относилась к 10-й гвардейской армии. Никакой техники у нас не было, одни только автоматы. С нами в основном занимались строевой подготовкой, маршировали вдоль реки Луги, ходили на занятия, изучали устав Советской Армии. Но к нам прислали хорошего командира - младшего лейтенанта Семилетова, который даже и на фронте не успел побывать. Так он нас не заставлял нас заниматься и не мучил. Все таки считались фронтовиками, старыми воинами. Как соберемся у костра, так он говорит: "Ну, ребята, расскажите, где вы прошли войну". Мы рассказывали ему, а он записывал. А в феврале 1950 года я демобилизовался. Получается, что всего я в армии прослужил 7 лет и 4 месяца.
И.Вершинин. Какими боевыми наградами вы были отмечены? И вообще как вас, танкистов, во время войны награждали?
Н.Барабанов. Сейчас говорят, что столько лет проходит, а награды так до сих пор и вручают. Но кто там на фронте писал, что ты отличился? Это были редкие случаи, чтобы ты где-то отличился, и тебе это сразу записали. Это как-то даже случайно выходило. Но у меня есть кое-какие фронтовые медали - "За отвагу", "За боевые заслуги"...
И.Вершинин. Не помните, вам их за какие-то конкретные случаи дали?
Н.Барабанов. Я уже не помню. У меня после того, как контузило, стала плохая память. Ведь даже зубы выбило! В иной раз что-то хочу вспомнить, но не могу никак, забываю.
И.Вершинин. За награды вам платили во время войны?
Н.Барабанов. Я ничего не получал, например.
И.Вершинин. Потери у вас в части были какими?
Н.Барабанов. Потери большими были. Бывало и такое, что от всей роты оставалось 5-6 человек. А рота - это соединение, слава Богу! Нас в бой гнали как живое мясо. Вспоминаю такой случай. Теплым летом мы наступали на какой-то город. Я забыл, как он назывался. Когда вошли, немцев в городе вроде не было, решили, что все хорошо. И сказали: "Ну, давай привал делать, сейчас кухня подъедет". Ну и расположились на отдых, постирали и развесили майки, портянки, кто чего. И вдруг откуда ни возьмись - по нам ударила авиация. Потом ихние танки с крестами появились. Стало страшно! И мы побросали свои порятнки и побежали. А там проходила железная дорога и была насыпь. Мы подумали, что скпрячемся за насыпью и будем отстреливаться. И знаете, сколько там наши своих убивали? Тех, кто отступали, кто бежал. Чтоб не отступали. Вот он идет, а тот с пистолетом: " Стой! Окапываться!" Бах-бах, - и нет человека. А что на то скажешь? Что сделаешь? Это была, наверное, или госбезопасность, или особисты, я не знаю точно.