fly

Войти Регистрация

Вход в аккаунт

Логин *
Пароль *
Запомнить меня

Создайте аккаунт

Пля, отмеченные звёздочкой (*) являются обязательными.
Имя *
Логин *
Пароль *
повторите пароль *
E-mail *
Повторите e-mail *
Captcha *
1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 Рейтинг 4.50 (1 Голос)

Партизанские действия сыграли значительную роль в ходе многих войн. Первая мировая война в этом отношении стоит особняком. На удаленных от Европы фронтах – в Месопотамии, Палестине и Восточной Африке – вполне успешно действовали такие выдающиеся партизанские командиры того времени, как Пауль Леттов-Форбек и Томас Эдуард Лоуренс. Однако в стратегическом масштабе их действия были малозначительны. Главное их достижение заключается, в основном, в том, что они наглядно продемонстрировали потенциальные возможности партизанства в будущем. 
На русском же фронте не было и этого. ПРЕЖДЕ всего нужно отметить, что во время Первой мировой войны партизанским отрядом назывался легкий отряд, направленный на фланги и в тыл вражеской армии для нанесения материального вреда и оказания психологического воздействия на противника. Такой отряд устраивал беспорядок и замешательство на линиях сообщений вражеской армии, затрудняя подвоз припасов из тыла, прерывая связь между отдельными частями и вынуждая противника выделять значительные силы для противодействия. 
Характерной чертой партизанства была полная самостоятельность командиров партизанских отрядов. Конечно, отряд отправляясь в поиск или в набег согласно приказа командующего армией, получал от него общие указания о цели действий и приблизительный район базирования. В остальном же самостоятельность партизана не должна была быть стеснена ничем. Отрываясь от армии на долгое время, партизанский командир сам выбирал наиболее выгодные и действенные средства для выполнения данного ему поручения. Коренными условиями успеха деятельности партизанского отряда были быстрота передвижения и внезапность нападения. Естественно, отсюда само собою вытекает, что партизанские действия лучше всего подходят кавалерии и только в отдельных случаях (например, при отсутствии конницы или при действиях на неблагоприятной местности) она может быть отчасти заменена пехотой. 
Такая концепция войскового партизанства не была новой: на практике ее отработали еще в 1812 году русские партизанские командиры Денисов, Кудашев, Давыдов, Сеславин и другие, а теоретически обосновал знаменитый Денис Давыдов в книге «Опыт теории партизанского действия». То есть концепция была, да вот беда, что применить ее нужно было намного раньше и по-иному. 
Но обо всем по порядку. 
…Зимой 1915—1916 годов на фронтах наступило затишье. Кавалерия русской армии находилась в резерве, занимаясь подготовкой к весенней кампании. Учитывая сложившуюся благоприятную обстановку, русское командование решило набрать добровольцев для ведения партизанских действий в тылу немецких войск. Последнее не представляло никаких трудностей, поскольку среди кавалеристов всегда было много охотников для выполнения разных отчаянных предприятий. Кроме того, началу партизанских операций благоприятствовало и дружелюбное отношение мирного населения захваченных немцами территорий, и болотистые леса в этой местности, и наличие прекрасных кадров для такого рода предприятий в лице казаков. 
Партизанские действия, по самой своей сути, требовали от людей, входящих в отряд, таких качеств, как опытность в несении сторожевой и разведывательной службы, определенной сноровки в скрытности передвижения и отвлечении внимания противника, способности к самостоятельным решениям в сложной боевой обстановке и, наконец, эти люди должны быть искренне преданы военному делу. Таким требованиям более всего удовлетворяла «кавалерия, возникшая естественным путем», то есть благодаря историческим и бытовым условиям. Представителями такой «естественной» конницы в России были казаки. 
«Сталкиваясь с полудикими племенами, с нами враждовавшими, казаки усвоили от них образ ведения войны, который, основываясь на неутомимой подвижности, состоял во внезапных набегах, бесформенных, но быстрых, дерзких и диких. Под влиянием таких условий жизни в казачестве выработался воинский пыл — тот дух беззаветной лихости, отваги, не знающей себе препон, ...выработалось умение владеть оружием, ловкость в одиночном бою; бдительность, осторожность, сметка, находчивость, способность к военным хитростям, наконец, выработались и известные физические способности, до тонкости развитый глаз, ухо и проч. …Что может быть после того идеальнее казака в смысле кавалериста, что может быть пригоднее казака на партизанской службе? …Поистине, нельзя не признать казаков высоким образцом партизанской конницы», — отмечал русский военный писатель Ф. К. Гершельман в своей книге «Партизанская война» (1885 г.). 
Отметим, что в отношении кавалерии Россия того времени была поставлена в гораздо лучшие условия, чем любое европейское государство. В избытке обладая таким дорогим средством ведения войны, как конница вообще и казачья в особенности, русское командование могло развернуть партизанскую войну в самых широких масштабах, не ослабляя при этом главных армий и не лишая их легкой кавалерии. Кроме того, для русской кавалерии партизанская деятельность была вполне естественной, составляя ее «менталитет», национальную стратегию и тактику. 
Отметим, что перед началом Первой мировой войны в русской военной печати несколько раз поднимался вопрос о полезности и значительности партизанской деятельности в тылу вражеской армии. В то же время Генеральный штаб абсолютно ничего не сделал для подготовки партизанства, более того, он, судя по всему, вообще забыл об этом немаловажном средстве борьбы. Эта ситуация напоминает другую войну, Великую Отечественную: тогда заранее проведены серьезные подготовительные мероприятия для того, чтобы в случае нападения можно было в кратчайшие сроки развернуть организованную партизанскую борьбу в тылу наступающих вражеских армий; и, несмотря на это, летом 1941 года вдруг оказалось, что для «разжигания пламени всенародной борьбы», как тогда говорили, нет абсолютно ничего. Страшный 1937-й год не прошел и мимо советских диверсантов: практически все они были репрессированы, а базы и закладки с оружием, взрывчаткой и продуктами — ликвидированы. 
Но все это будет позднее, через три десятилетия. А пока на дворе стоит 1915 год. Оценивая сложившуюся тогда на фронтах ситуацию, можно сделать вывод о том, что военным руководством России оказались упущенными два периода, которые могли оказаться весьма благоприятными для партизанских операций. Прежде всего, это период мобилизации. В тот момент многочисленные партизанские кавалерийские отряды дерзкими набегами и диверсиями на линиях сообщения противника были способны серьезно затормозить развертывание австро-венгерской армии по штатам военного времени.Вторым периодом наибольшего благоприятствования для русских партизан представляется тот отрезок времени, когда русская армия отходила под напором превосходящего противника. Здесь нужно было оставлять небольшие конные отряды, снабженные соответствующими инструкциями. Сочувствие местного населения, немногочисленные и слабо охраняемые дороги, а также многочисленные леса и болота той местности, где проходил Западный фронт, — все это позволяло развернуть партизанскую деятельность с наименьшими затратами и наибольшим размахом. 
Но… не было сделано ничего. Напротив, отдельные наскоки русских кавалерийских частей, оказавшихся отрезанными от своих и пытавшихся таким образом беспокоить вражеские тылы, русским командованием либо просто не замечались, либо вызывали неудовольствие своей «неправильностью». 
Например, в сентябре-октябре 1914 года в результате крайне быстрого наступления германской пехоты генерала Гинденбурга на Варшаву на левом берегу Вислы оказались отрезанными от своих дивизий несколько эскадрон русской кавалерии. Это были 6-й эскадрон 14-го уланского Ямбургского полка, 5-й эскадрон 14-го гусарского Митавского полка и 1-й эскадрон 5-го гусарского Александрийского полка. 
Появление русских конных разъездов в тылу немецкой армии и совершенный ими налет на германский обоз так обеспокоили командование противника, что оно было вынуждено послать на поиски отряд, состоящий из кавалерийского полка и батальона пехоты. 
Не сумев сразу поймать ускользнувшие от них эскадроны, немцы развесили в ближайших деревнях воззвания, где предлагали русским добровольно сложить оружие и сдаться. Однако русские кавалеристы этим призывам почему-то не поверили и продолжали свои поиски по вражеским тылам. Местные крестьяне были настроены по отношению к русским вполне доброжелательно, снабжали их продовольствием и фуражом, а кроме того, неукоснительно предупреждали об опасности. Когда же в результате успешных действий русских войск в Варшавско-Ивангородской операции неприятель отступил, эскадроны благополучно вышли из германского тыла навстречу наступающей пехоте 9-й русской армии. 
Парадоксально, но командование русской армии не только не смогло понять открывающихся перед ним перспектив (с точки зрения начала полномасштабной партизанской войны), — оно даже не оценило по достоинству действия солдат и офицеров. В официальном документе, разбиравшем их деятельность в тылу, говорилось, что «старший из эскадронных командиров свел свою деятельность лишь к пассивному блужданию по тылу с целью найти выход из опасного положения, совершенно не думая о причинении вреда противнику». Возможно, что русские кавалеристы и в самом деле оказались слишком пассивными в той ситуации, но нужно помнить о том немаловажном обстоятельстве, что Строевой кавалерийский устав 1912 года намечал деятельность разведывательных эскадронов (наиболее близких к партизанской деятельности) лишь в самых общих чертах, а в мирное время кавалерия отрабатывала навыки поисков только в условиях наступления. 
Короче говоря, высшим командованием накануне и в первый период войны не было сделано ничего для подготовки и выработке положений о партизанской деятельности. Однако естественная потребность в ней, а также осознание той немалой пользы, которую партизанство может принести России, выразились в многочисленных предложениях о формировании партизанских отрядов, поступающих в Ставку и штабы фронтов. 
Андрей Григорьевич Шкуро, ставший позднее видной фигурой в Белом движении, утверждал в своих мемуарах «Записки белого партизана», что именно ему первому пришла в голову мысль о создании партизанского отряда для рейдов в тылы противника. Правда, некоторые исторические документы позволяют усомниться в этом. Например, генерал В. Н. Клембовский в книге «Партизанские действия» (1919 г.) писал о том, что первым с таким предложением обратился в Ставку А. Кучинский и это произошло в августе 1915 года. Тем не менее, Шкуро вспоминал о том периоде так: «Организация партизанского отряда мне рисовалась так: каждый полк дивизии отправляет из своего состава 30—40 храбрейших и опытных казаков, из которых организуется дивизионная партизанская сотня. Она проникает в тылы противника, разрушает там железные дороги, режет телеграфные и телефонные провода, взрывает мосты, сжигает склады и вообще, по мере сил уничтожает коммуникации и снабжение противника, возбуждает против него местное население, снабжает его оружием и учит технике партизанских действий, а также поддерживает его связь с нашим командованием». 
В конце концов, русское командование решило несколько «урегулировать» вопрос о партизанах, поскольку в Ставку поступило столько предложений по данному вопросу, что просто отмахнуться от них уже было нельзя. Однако в Ставке не оказалось ни одного человека, который хотя бы теоретически был подготовлен по вопросам партизанской войны. Поэтому в начале осени 1915 года штаб Верховного главнокомандующего направил на все фронты запрос, который включал только два вопроса: во-первых, какие отряды и в каком количестве сформированы на данном фронте, а во-вторых, не стоит ли выработать для таких отрядов единый штат? Последний вопрос наглядно показывал, насколько далеки были работники штаба от специфики партизанских действий. Тем не менее, фронты отчитались, в результате чего оказалось, что на Северном фронте партизанских отрядов было шесть (три состояли из двух офицеров и пятидесяти пяти нижних чинов, и еще три по пять офицеров и сто двадцать пять нижних чинов плюс два пулемета), на Западном фронте — шесть (два конных отряда по три офицера и семьдесят-восемьдесят всадников; кроме того, было четыре партизанские партии, состоявшие из двух офицеров и от девяти до двадцати пяти нижних чинов), на Юго-Западном фронте было целых одиннадцать отрядов и партий разной численности. 
Насчет практического применения войсковых партизан, начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал Алексеев указывал в одной из резолюций на «возможность сильными налетами небольших конных отрядов вносить сильное расстройство в службу тыловых учреждений, разгоняя тех негодяев, которые служат обозными, хлебопеками, рабочими. …Разбитый и сожженный обоз, уничтоженные кухни — все это достижимо, все это внесет расстройство в деятельность неприятеля». Здесь необходимо уточнение: Алексеев имел в виду под «негодяями» не немцев, а русских пленных, которых немцы и австрийцы в большом количестве использовали для обслуживания своего тыла. 
Однако время для развертывания партизанской деятельности было уже упущено. К этому времени расположение противника представляло собой сплошную укрепленную позицию, сильно развитую в глубину и густо оплетенную колючей проволокой. Учитывая все это, попытки партизанских партий проникнуть на вражескую территорию успеха не имели и в основном ограничивались только уничтожением неприятельских постов и застав. 
Тем не менее 30 октября 1915 года вышел приказ № 2 Походного атамана казачьих войск Великого князя Бориса Владимировича, который предписывал формировать партизанские отряды согласно специальному наставлению, приложенному к приказу. Далее приказывалось немедленно начать партизанские действия; если же местные условия не позволяют сделать это, то держать отобранных партизан на особом учете, пока их возможно будет пустить в дело. Еще через полгода, 29 апреля 1916 года, в дополнение к упоминавшемуся выше наставлению штабом Походного атамана была разослана «Табель специального имущества», которым должны были снабжаться отряды, отправляемые в тыл противника. Так, на каждые десять партизан должны были выделяться: бинокль, два компаса, двое часов, три фонаря, десять ручных гранат и десять же бомб Новицкого (для проделывания проходов в проволочных заграждениях), два топора, одна пила, два пулемета, один подрывной вьюк (включающий тол и бикфордов шнур). Здесь обращает на себя внимание удивительная скудность снабжения партизан, которая совершенно не оправдывается отсутствием средств на фронтах. 
Однако, все это только документы. Что же происходило на практике? 
В конце 1915 и начале 1916 года А. Шкуро формировал партизанскую сотню из кубанских казаков. Эта сотня стала называться Кубанским конным отрядом особого назначения. С конца января 1916 года началась боевая служба. В своих воспоминаниях Шкуро писал: «Каждые двое суток мы выходили ночью в набеги, часто с прибавленными к моему отряду пехотными разведчиками. Мы очень беспокоили немцев, настолько усиливших бдительность, что нам приходилось постоянно менять место нашей работы. Мы брали много пленных, частенько приводили их по сотне и больше. Однако основная цель нашей работы — организация партизанской деятельности населения в неприятельских тылах — так и не была достигнута, вследствие пассивности и запуганности населения». 
Генерал Брусилов, бывший в то время командующим фронтом, позднее вспоминал о партизанах на своем участке резко негативно. Он отмечал, что с появлением партизанских отрядов, сформированных в тылу, стали происходить всяческие недоразумения, а то и крупные неприятности с местными жителями, поскольку партизаны вовсе не рвались за линию фронта, зато производили массу грабежей и хулиганства. Впрочем, Брусилов не ставил это в вину командирам этих отрядов, понимая, что вести конные бои в условиях сплошной долговременной обороны не было никакой возможности. Вероятно, в тех конкретных условиях, по мнению Брусилова, единственная возможность производить поиски и набеги была — создавать пешие отряды и посылать их в германский тыл в сопровождении проводников из числа местных жителей. 

Единственной операцией русских войсковых партизан стал «наскок» на Невель. 6 ноября 1915 года штабс-ротмистр 12-й кавалерийской дивизии Ткаченко производил плановую разведку, по окончании которой предложил начальникам партизанских отрядов 7-й, 11-й, Сводно-гвардейской, 1-й Донской и Оренбургской дивизий план совместного нападения на местечки Невель и Жидачи. На общем совете план был одобрен. 
В ночь с 14 на 15 ноября русские партизаны, проведя тщательную предварительную разведку, напали на усадьбу возле Невеля, в которой располагался штаб 82-й германской резервной дивизии, а также на сам Невель, где были расквартированы две пехотные роты противника. Атака была произведена одновременно с двух направлений, с севера и с востока. 
Нападение оказалось совершенной неожиданностью для немцев. Действуя в основном штыками и гранатами, русские партизаны уничтожили до шестисот солдат и офицеров противника, захватили в плен двух генералов, трех офицеров, доктора и несколько нижних чинов. Кроме того, были взорваны два артиллерийских орудия, разгромлены провиантские склады и сожжены обозы противника. В ходе боя партизаны потеряли убитыми одного офицера и одного рядового, а ранеными — трех офицеров и шестерых нижних чинов. 
В то время, когда основные силы партизан атаковали Невель, несколько отдельных групп бойцов обеспечивали, как сказали бы сейчас, «изоляцию района и объекта налета», то есть сдерживали атаки германских резервов, пытавшихся окружить отряд. Корнет Крымского конного полка Александр Лихвенцов во главе 25 партизан «занял значительно удаленную от главных сил теснину, упорным боем удержал ее, опрокинул в несколько раз сильнейшего противника и огнем способствовал победе над неприятелем, обеспечив тыл главных сил партизан, без чего последние попали бы в тяжелое положение», говорится в рапорте. 
Прапорщик 1-го Волгского полка Михаил Вишневский командовал небольшой партией бойцов. При этом он перед наступлением германской пехоты «лично с несколькими партизанами бросился в атаку на немецкий караул и обратил его в бегство, после чего сам с двумя партизанами, вооружившись винтовкой, устроил впереди русских цепей в камышах засаду». Когда показались германские цепи, партизаны пропустили их мимо, а затем открыли неожиданный частый ружейный огонь в тыл и фланг, который заставил врага беспорядочно отступить к своим окопам. 
В это же время корнет 12-го драгунского Стародубовского полка Константин Иванов, под командой которого находились две группы партизан, своими действиями «сдержал наступление превосходных сил противника и дал отряду возможность с захваченным в плен генералом отступить и переправиться через реку Струмень, после чего с боем переправился сам со своими людьми и сжег за собою мост». 
Таких примеров в ходе боя было множество, самые отличившиеся офицеры позднее были награждены Георгиевскими крестами и Георгиевским оружием. Но еще раз подчеркнем: этот лихой налет стал редким исключением в условиях позиционной войны. На огромных расстояниях на востоке и западе тянулись ходы сообщения, волчьи ямы и блиндажи, проволочные заграждения и минные поля. Кавалерия, в чью обязанность входили наблюдение, обеспечение связи и развитие успеха, в этих условиях не могла проявить своих качеств. Кроме того, тактические тылы противника были так плотно наполнены резервами и интендантскими службами, что партизанская работа была попросту невозможна. 
Впрочем, на Юго-Западном фронте еще происходили конные бои, поскольку здесь не было нагромождений окопов и бетонных укреплений. Однако партизанам воевать здесь все равно приходилось в пешем строю — иначе в горах не пройти. А. Г. Шкуро позднее писал, что ему «были переданы еще три партизанских отряда: один казачий подъесаула Абрамова (абрамовцы) и партизанский отряд 13-й кавалерийской дивизии. Таким образом, теперь под моей командой состояло более шестисот шашек. Действовать приходилось в отрогах южных Карпат, причем работа наша координировалась с задачами, возлагавшимися на пехоту. В то время как пехота готовила лобовую атаку, я забирался в тылы неприятельского участка, нарушая коммуникации, производил разгром тылов, а если это было возможно, то и атаковал неприятеля с тылу. Горы были страшно крутые, продвижение обозов невозможно, подвоз продуктов приходилось производить на вьюках по горным тропинкам, вывоз раненых был затруднен. Вообще работа была страшно трудная». 
И все же, несмотря на эти отдельные случаи успешного применения партизан, масштабных партизанских действий во время Первой мировой войны не получилось. Конечно, не вина русских кавалеристов, что отдельные набеги за линию фронта не переросли в полноценную партизанскую войну. 
Борис Михайлович Шапошников через тридцать лет, во время Великой Отечественной войны, ставший начальником Генерального штаба РККА, писал в книге «Конница» (1923 г.): «Обширные болотисто-лесистые пространства; бездорожье; полное сочувствие населения; богатство в коннице; длинные коммуникационные линии противника; наше отступление, содействовавшее оставления партизанских отрядов в тылу неприятеля; первоначальное сочувствие всех к открытию партизанских действий, — все способствовало партизанской войне не в меньшей степени, чем в 1812 году. А результаты получились нулевые». В чем же причина неудач? Шапошников видел ее в том, что благоприятная минута для развертывания войскового партизанства, которая была в самом начале войны, была упущена. А с осени 1915 года началась полномасштабная позиционная война, поставившая крест на всех проектах партизанских операций.

вв


Комментарии могут оставлять, только зарегистрированные пользователи.